Одни игнорируют этот вопрос, суеверно боясь сглазить. Другие уверены, что счастье — результат арифметического сложения: сумма тем больше, чем значительнее каждое слагаемое. Третьи, самые несчастные, вообще не верят в то, что эта затея — жизнь — может хорошо кончиться.
В последний разряд чаще всего попадают великие мыслители, которые видят в человеке существо, измученное мышлением, обманутое случаем, задавленное бременем долга и ужасом перед смертью. Во всяком случае, так об этом говорил Кант:
Захочет ли какой-либо здравомыслящий человек, проживший достаточно долгое время и размышляющий о значении человеческого существования, снова заняться этой скучной жизненной игрой не то, что на прежних условиях, но вообще на каких бы то ни было?
Однако никаким, даже самым великим авторитетам, еще не удалось отучить человека не только жить, но и стремиться к счастью.
Особенно с тех пор, как в Америке родилась и завоевала огромное влияние так называемая «позитивная» психология, которая отличается от старой тем, что она впервые вплотную занялась этой темой.
Чтобы объяснить, что это такое, я хочу привести экзотический пример. В древнем Китае императорские врачи получали гонорар, пока их пациент был здоров, и лишались довольствия, когда он себя чувствовал плохо. Мы привыкли к другому обращению. Западная медицина всегда стремилась вылечить болезнь, а не сохранить здоровье, в том числе — душевное. Поэтому вопрос о счастье и не стоял перед наукой. Она молчаливо исходила из того, что «счастье — отсутствие несчастья» и лечила психические заболевания, не занимаясь тем, что волнует нормальных людей — поисками ответа на вопрос: как быть счастливым?
В последние годы, однако, эта ситуация кардинально меняется. Теперь счастью учат — в тот числе, и в университетах. Так, самый популярный сейчас курс в Гарварде ведет профессор «позитивной психологии» Тал Бен-Шахар, который наставляет сразу 800 студентов в полезной каждому науке счастья.
Не удивительно, что недавно в Америке вышло сразу две книги, посвященные сакраментальной проблеме — как быть счастливым: Джонатан Хайд «Гипотезы счастья» (Jonathan Haidt. The Happiness Hypothesis) и Даррин МакМагон «История понятия “счастье”» (Darrin M. McMahon. Happiness: A History).
Счастье стало объектом изучения относительно недавно — в Древней Греции. Это грекам принадлежит удручающее выражение: «Не называй человека счастливым, пока он не умер». Но когда появилось само ощущение счастья? С первым вздохом первого человеческого существа? В книге «Гипотезы счастья» психолог Джонатан Хайд утверждает, что мозг человека, по природе своей, больше ориентирован на несчастье, чем на счастье:
В процессе эволюции сильнейшим инстинктом выживания было умение вовремя принять решение: «fight-or-flight» — то есть, «драться или удирать». Поэтому с начала времен потенциальная ОПАСНОСТЬ вызывала в человеческих существах более быструю и энергичную реакцию, чем потенциальная возможность наслаждения. Делать упор на НЕГАТИВНЫЕ ощущения было нашим предопределением. И за обозримую историю в этих ощущениях не было недостатка. Вообще говоря, самая старинная философская идея по этому предмету равноценна современному сленговому выражению: «shit happens» (в свободном переводе — «дерьмо всегда найдется»). Это заметили не только греки. В XVII веке великий философ Гоббс дал такое лаконичное определение жизни: «отвратительная, жестокая и короткая». Словом, наши праотцы не столько заботились о СЧАСТЬЕ, сколько были заняты нейтрализацией НЕСЧАСТЬЯ.
С тех пор, как люди начали рассуждать о счастье, их идеи постоянно менялись. По мнению Хайда, в первых теориях счастье приравнивалось к удаче или предопределению. «Это заметно, — пишет Хайд, — даже по этимологии слова «счастье» во всех индоевропейских языках. Например, английское слово «happiness» произошло от слова «hap», что на средневековом английском языке означало «шанс», «счастливый случай» и вообще — «то, что случается» — «to happen».
Исследуя разницу исторических толкований счастья в книге «История понятия “счастье”», Дэррин МакМагон подчеркивает особую роль Сократа:
Судя по всему, Сократ был первым великим философом, который заинтересовался природой счастья. Он поставил это чувство в прямую зависимость от отношений между индивидуумом и абстрактными понятиями добра и высоких помыслов. Ты счастлив, если ты живешь достойной, духовной жизнью. И, в общем, эта концепция счастья более или менее сохранялась в течение двух последующих тысячелетий. Все философы — от Аристотеля до Эразма Роттердамского — связывали индивидуальное человеческое счастье с высшим духом. Ко временам Лютера, к XVI веку, земное счастье считалось внешним выражением Господнего милосердия.
Следующую значительную перемену в отношении к счастью внесла эпоха Просвещения. Вечный вопрос: «Как мне спасти душу?» сменился более прагматическим вопросом: «Как мне стать счастливым здесь, на земле?» Стремление к добродетелям незаметно подменилось стремлением к счастью. И постепенно счастье стало одной из главных, а часто и главной целью человеческих устремлений. Однако никто не декларировал этого так откровенно, как американцы в первом же документе своей новорожденной страны — в «Декларации независимости». Уже во второй строчке её текста сказано, что американец имеет неотъемлемое право: «на жизнь, на свободу и на стремление к счастью» — pursuit of happiness... Эту знаменитую фразу из «Декларации» рецензент обоих трудов о счастье, психолог Джон Ланчестер, расценивает как новое изменение в общественном подходе к счастью:
Европейцам эта формулировка должна казаться странной смесью: с одной стороны, — простодушие, с другой — неожиданное усложнение вопроса. Право на СТРЕМЛЕНИЕ к счастью имеет каждый человек на свете. Другое дело, что «Декларация» требует, чтобы государство УВАЖАЛО это право и считалось с ним. Но дело не только в этом. Значение английского слова pursuit — агрессивнее, чем «стремление». Глагол «to pursue» значит, скорее, «преследовать», «гнаться», «добиваться», в самом мягком смысле — «искать». А в XVIII веке (когда писалась «Декларация») это значение было еще агрессивнее: по старому толковому словарю Джонсона оно трактуется как «акт преследования с агрессивными намерениями». Что это значит? Что погоня за счастьем позволительна даже в ущерб другим? Последствия этой двусмысленности — налицо. Мы гоняемся за счастьем по сей день, но непохоже, чтобы этот процесс был очень счастливым .
Чего только люди не делают ради счастья: добиваются богатства, со страстью заботятся о своем здоровье, женятся по любви, доставляют себе все возможные наслаждения... Приносит это счастье? Вот что пишет Джонатан Хайд: «Безусловно, лучше выиграть в лотерею, чем попасть под машину, но множество исследований показало, что через полтора года и выигравший в лотерею, и жертва катастрофы достигают того же уровня счастья, какой им был свойствен до этих радикальных перемен в их жизни». То есть, — утверждает Хайд, — способность быть счастливым почти полностью зависит не от обстоятельств, а от человеческой натуры. Миллионы книг учат людей добиваться счастья при помощи самоубеждения, любимой работы, заботы о других, etc., etc. (вспомните фильм «Влюблен по собственному желанию»). Развилась даже целая отрасль психологии — так называемая «Позитивная психология», появилась «формула счастья». Но психолог Ланчестер резюмирует:
Беда в том, что если, испытывая счастье, вы начинаете его анализировать, ощущение счастья тут же пропадает. «Счастье, — писал Зигмунд Фрейд, — абсолютно и исключительно субъективно. И мне кажется бесполезным теоретизировать на этот счет». Добавлю, что счастье — живая и неуловимая субстанция, зависящая от множества факторов. И если вы хотите быть счастливым человеком, никогда не задавайте себе вопрос: «Счастлив ли я?»
Если такой вопрос нельзя обращать к себе, то его можно задавать другим. Чем и занимаются американские социологи:
Опрос службы Гэллапа показал, что большинство американцев — 55% — считают себя счастливыми. Это — самый большой показатель за те полвека, что ведутся подобные исследования общественного мнения. Рекордный минимум — 37 % — был зафиксирован осенью 2001 года после террористических атак на Нью-Йорк.
Ну а завершить наш разговор о теоретических и практических поисках счастья, хочется еще одной цитатой. На этот раз — из писаний старого китайского мудреца. Этот — китайский — рецепт счастья, кажется и глубоким, и простым, и доступным. Звучит он так:
Счастья никакими ухищреньями не добьешься.
Учись находить в жизни радость.