Ефим Фиштейн: Дети-инвалиды, или, как теперь принято говорить, особые дети по-прежнему представляют в России острую проблему. Но в последние годы российские врачи и психологи организуют все больше центров помощи таких детям и их родителям, все чаще используют для своей работы западный опыт. У микрофона Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Это не просто музыка играет. Это идет тренинг в петербургской коррекционной школе 25, преподаватели и психологи танцуют с воспитанниками, в танце общаются, хлопают в ладоши, разговаривают. Это не простой танец - там есть свои задания - подойти, поменяться местами, вступить в контакт с новым партнером - под музыку, всем вместе это легче и веселее. Тренинг организовали специалисты московского Центра лечебной педагогики, приехавшие в гости к своим коллегам в Петербург. Этот Центр врачи и родители создали еще в 1989 году, там помогают детям с самыми разными нарушениями - и с аутизмом, и с эпилепсией, и с тяжелыми формами детского церебрального паралича. У некоторых детей - даже самых тяжелых, лежачих, удается добиваться улучшения состояния с помощью музыки и ритма, - говорит директор московского Центра лечебной педагогики Анна Битова. Она приводит в пример случай мальчика, которого зовут Святик.
Анна Битова: Он совсем лежал, но придумали, что надо вдвоем работать. Музыкант играл музыку с ритмичными долями, а второй человек, который с ним занимался, он его крутил так, чтобы он чувствовал ощущение движения. У него получалось движение, связанное с музыкой. В какой-то момент он стал поворачиваться. Это была одна история. Другая история была через ощущение. Он зрением тоже совсем не пользовался, и брали шум океана и клали ему на пузо. Она переваливалась, и он чувствовал через вибрацию и видно было, что появлялся какой-то момент внимание. И вот в этот момент внимания делали паузу, потом опять. То есть через ритм. Мне кажется, что можно в любое занятие включить ритм. Мне кажется, есть опасность любого незрячего посадить на ритм и дальше невозможно слезть. Какая-то грань.
Татьяна Вольтская: 15 лет работает с такими детьми Марина Николаева - в 657 коррекционной школе Приморского района.
Марина Николаева: Вообще интересно посмотреть, какие приемы используют в работе с детьми. У меня есть девочка, к которой я 4 года подходила, не давала себя ни за руку взять, ни погладить, ни причесать. За четыре года она мне разрешила постепенно прикасаться к себе, брала в руки различные предметы. А закончилось тем, что она села за парту и писала, рисовала. Уже выпустили из школы. Есть в классе мальчики, они два брата, двойняшки, один такой очень активный мальчик, общительный, а второй очень замкнутый, стеснительный. Раньше, когда в первый класс пришел, все время прятался за брата, все время ждал помощи от брата. Если брат делает, то и я тоже. Какая-то проблема случалась у Антоши, то и Коля отказывался. Теперь мы с ним общаемся абсолютно нормально. Он ходит на все занятия, раньше он не ходил никуда, он мог ходить только со мной, если в столовую, только со мной. Но дело в том, что я учитель и воспитатель, с ними провожу весь день. Если на индивидуальные занятия его брали, то он очень редко соглашался пойти, но даже если пошел, ничего выполнять не будет, отсидит, отвернувшись, закрывал лицо руками. Теперь общается со всеми учителями, он общается с одноклассниками, выполняет все задания.
Татьяна Вольтская: Сколько лет ушло на это?
Марина Николаева: Он пришел в 1 классе ко мне, сейчас в 10.
Татьяна Вольтская: Святослава только готовится быть специальным психологом для детей с нарушениями в развитии.
Святослава: Интересно, какие занятия проводятся, потому что во время обучения у нас только практика, а тут можно все посмотреть все вживую, какие занятия проводятся, какие работы ведутся с детьми. Посмотреть работу таких школ.
Татьяна Вольтская: Организовать занятия для детей стараются, конечно, не только в 25 коррекционной школе, психологи из многих школ и интернатов ездят за границу, перенимают опыт, стараются завести у себя то, что им понравилось там. О новой сенсорной комнате говорит психолог коррекционного детского дома в поселке Сиверский Ленинградской области Светлана Ляшенко.
Светлана Ляшенко: Комната психологической разгрузки для снятия эмоционального напряжения, какие-то негативных эмоций для получения положительных, где ребенок может немножко забыться, отвлечься. Каждое оборудование несет в принципе свои функции.
Татьяна Вольтская: Я побывала в этой сенсорной комнате - чего там только нет, всякие приспособления для звуковых, и цветовых, и тактильных эффектов. Но вот Анна Битова как раз не в восторге от увлечения такими модными нововведениями, она говорит, что со всем этим надо уметь обращаться, что нельзя использовать эти вещи механически, формально.
Анна Битова: Вот как мы видим очень часто, как воспринимается сенсорная стимуляция. Положил в сенсорную комнату, врубил все подряд и сияет. Унас больница для ДЦП и там огромная комната для сенсорной стимуляции. Главный врач заводит в комнату, включает все: у нас тут световая панель, тут рыбки, тут мигает. А сам выходит. Знаете, я, говорит, больше пяти минут не могу находиться, у меня голова начинает болеть. Расписание мне показал, что там у каждого пациента клиники просто день так устроен, такое занятие, сякое занятие. Сенсорная комната полчаса. Понятно, что стимулирует все подряд, возможно что-то хорошее тоже стимулирует, но опасность очень высокая дополнительных вещей.
Татьяна Вольтская: Нередко психологам приходится быть настоящими виртуозами в поисках подхода к сложному ребенку, постоянно изобретать, нащупывать новое. Говорит психолог Центра лечебной педагогики Елена Моржина.
Елена Моржина: У нас была девочка с поведенческими сильными проблемами, с криками, с истериками, был вопрос, как выстроить ее путь. На индивидуальных занятиях такой диалог получался, но надо было жестко настроить среду и должна была быть частая смена заданий. И вот эта частая смена держала ребенка. Когда она оказывалась в вакууме, не знала, чем себя заняться и эта пустота провоцировала крик с мотанием головой, с аутоагрессией и с направленной агрессией. То есть структура удерживала. В то же время много такой структуры было тоже тяжело, она в ней терялась. Как только подключалась группа, разные звуки, тоже ребенку сложно было сориентироваться, это добавляло проблем. Мы с Сашей занимались, думали, через что попробовали начать. И невролог нам очень помог, попробуйте завязать вкусовой и слуховой анализатор, как идею предложила связать слух со вкусом. Не так легко было осуществить, потому что Саша поначалу была в отказе, хотела сидеть только на ритме, ритм, качание на мячике ее устраивало, любое качание, любой ритм, как только он прекращался, прекращался диалог. Эта идея сработала завязать слуховые ощущения на вкусовые. Лежало два или три инструмента, а за ними лежали разные, мама приносила то, что она любит, цукаты, сок. Она выбирала какой-то звук, этот звук связывался, за ним лежал вкусовой. Я большой идеи не увидела, но зато благодаря этому у нее появился интерес к этому столу, к тому, что там могло что-то происходить, какая-то деятельность. Мы от этого перешли, пошли ящики с фасолью. А поначалу приблизиться к столу было невозможно, она от него шарахалась, а тут мы взяли слух со звуком завязали и для нее как будто что-то переключилось.
Татьяна Вольтская: Москвичей приятно удивила работа с детьми в 25 коррекционной школе.
Анна Битова: В некотором смысле мы считаем, что Петербург город более социальный, чем Москва, потому что у нас на самом деле очень трудно устроить таких детей учиться, со всем проблемы.
Татьяна Вольтская: У нас тоже, это же коррекционная школа.
Анна Битова: Пускай коррекционная. Полно детей, которых в коррекционные школы не берут.
Татьяна Вольтская: Здесь есть очень мало таких детей, нуждаются тысячи в таком подходе. Что нужно, чтобы как-то сдвинуть?
Анна Битова: Нужно, чтобы законодательное собрание приняло закон об образовании лиц с особыми потребностями здоровья, правила интеграции.
Татьяна Вольтская: А у вас в Москве это делают?
Анна Битова: Закон по очередному разу отложен, сейчас должны принять. В каком виде, я не знаю. Мы давно занимаемся лоббированием этого закона, но что получится, трудно сказать.
Татьяна Вольтская: А пока помочь можно только немногим. Среди них - Пати, ее представляет воспитательница Марина Саркисовна.
Марина Саркисовна: Это Пати это наша самая красивая, самая умная девочка в нашем классе. Правда, Пати?
Пати: Да.
Марина Саркисовна: Давай поздороваемся. Это шестой класс, Пати 16 лет.
Татьяна Вольтская: Гоша представляется сам. Представляется и Богдан, но его вряд ли можно понять без перевода.
Марина Саркисовна: В этом классе проводятся занятия по той же системе.
Татьяна Вольтская: А вот эти игрушки для занятий?
Марина Саркисовна: Это методические пособия.
Татьяна Вольтская: То есть такие, как для маленьких детей?
Марина Саркисовна: Уровень наших детей соответствует уровню детей самых младших, поэтому мы начинаем с самого раннего этапа развития детей. Помимо всех остальных целей мы выделяем какую-то одну, наиболее важную для этого ребенка. Но и конечно, общая задача - это социализация детей в общество. Не только детей в общество, но и дать обществу понять, что существуют такие дети. Толерантность, уважение.
Татьяна Вольтская: Сотрудники Центра лечебной педагогики ездят обмениваться опытом не только с петербургскими коллегами, но и с западными.
Анна Битова: У нас было очень смешно, мы ездили с группами родителей в Берлин, и наши родители не сошлись с берлинскими. Диалог выглядел примерно так: мама берлинского аутичного мальчика была страшно недовольна тем, что у них уменьшили количество занятий. Она с возмущением говорила, что мы занимаемся всего два часа. Мы подумали, что два часа в неделю. Оказалось, что два часа в день. Каждый день за ним приезжает машина, отвозит на два часа в школу, потом привозит обратно и каждый день приходит социальный работник на несколько часов, чтобы гулять и проводить с ним время. Еще несколько в какой-то недели музыкальная терапия, в какой-то день недели гипотерапия. Она все недовольна. Наши родители были страшно обижены тем, что она не понимает своего счастья, потому что большая часть наших аутичных детей сидит без образования и тот час, два, три часа неделю, которые они могут получить в центре лечебной педагогики, для них является единственной возможностью заниматься с ребенком. Поэтому нам до Запада некоторое время придется.
Татьяна Вольтская: Наверное, это не только аутичных детей, и других?
Анна Битова: В принципе, я думаю, так остро стоит вопрос с детьми с нарушениями поведения, с детьми с аутизмом и с детьми с множественной структурой дефекта. Более простые проблемы, они решаются, у нас дефектологическая система не так плохо была устроена в советское время, просто какие-то дети выпали и не встраиваются.
Татьяна Вольтская: Анне Битовой пора было уже возвращаться в зал, на тренинг, и я не могла не спросить ее о смысле совместных танцев воспитателей и детей, тем более, что музыка из открытой двери опять зазвучала громче.
Анна Битова: Это фольклорные танцы, мы привезли такой метод из Швеции, мы используем достаточно широко. Работаем с детьми и используем в работе с родителями и обязательно с педагогами, потому что педагогам надо двигаться и танцевать, чтобы уметь танцевать с детьми. Это дает многие возможности и в коммуникации, и в общении, помогает в решении поведенческих проблем. Это зависит от ребенка, от группы детей. Можно ставить разные задачи - развитие пространственного представления, ритма. Танец решает очень много, но как центральный вопрос – это энергетическая подпитка энергетической базы, которая нужна для ребенка для того, чтобы он мог учиться.
Татьяна Вольтская: Это не просто музыка играет. Это идет тренинг в петербургской коррекционной школе 25, преподаватели и психологи танцуют с воспитанниками, в танце общаются, хлопают в ладоши, разговаривают. Это не простой танец - там есть свои задания - подойти, поменяться местами, вступить в контакт с новым партнером - под музыку, всем вместе это легче и веселее. Тренинг организовали специалисты московского Центра лечебной педагогики, приехавшие в гости к своим коллегам в Петербург. Этот Центр врачи и родители создали еще в 1989 году, там помогают детям с самыми разными нарушениями - и с аутизмом, и с эпилепсией, и с тяжелыми формами детского церебрального паралича. У некоторых детей - даже самых тяжелых, лежачих, удается добиваться улучшения состояния с помощью музыки и ритма, - говорит директор московского Центра лечебной педагогики Анна Битова. Она приводит в пример случай мальчика, которого зовут Святик.
Анна Битова: Он совсем лежал, но придумали, что надо вдвоем работать. Музыкант играл музыку с ритмичными долями, а второй человек, который с ним занимался, он его крутил так, чтобы он чувствовал ощущение движения. У него получалось движение, связанное с музыкой. В какой-то момент он стал поворачиваться. Это была одна история. Другая история была через ощущение. Он зрением тоже совсем не пользовался, и брали шум океана и клали ему на пузо. Она переваливалась, и он чувствовал через вибрацию и видно было, что появлялся какой-то момент внимание. И вот в этот момент внимания делали паузу, потом опять. То есть через ритм. Мне кажется, что можно в любое занятие включить ритм. Мне кажется, есть опасность любого незрячего посадить на ритм и дальше невозможно слезть. Какая-то грань.
Татьяна Вольтская: 15 лет работает с такими детьми Марина Николаева - в 657 коррекционной школе Приморского района.
Марина Николаева: Вообще интересно посмотреть, какие приемы используют в работе с детьми. У меня есть девочка, к которой я 4 года подходила, не давала себя ни за руку взять, ни погладить, ни причесать. За четыре года она мне разрешила постепенно прикасаться к себе, брала в руки различные предметы. А закончилось тем, что она села за парту и писала, рисовала. Уже выпустили из школы. Есть в классе мальчики, они два брата, двойняшки, один такой очень активный мальчик, общительный, а второй очень замкнутый, стеснительный. Раньше, когда в первый класс пришел, все время прятался за брата, все время ждал помощи от брата. Если брат делает, то и я тоже. Какая-то проблема случалась у Антоши, то и Коля отказывался. Теперь мы с ним общаемся абсолютно нормально. Он ходит на все занятия, раньше он не ходил никуда, он мог ходить только со мной, если в столовую, только со мной. Но дело в том, что я учитель и воспитатель, с ними провожу весь день. Если на индивидуальные занятия его брали, то он очень редко соглашался пойти, но даже если пошел, ничего выполнять не будет, отсидит, отвернувшись, закрывал лицо руками. Теперь общается со всеми учителями, он общается с одноклассниками, выполняет все задания.
Татьяна Вольтская: Сколько лет ушло на это?
Марина Николаева: Он пришел в 1 классе ко мне, сейчас в 10.
Татьяна Вольтская: Святослава только готовится быть специальным психологом для детей с нарушениями в развитии.
Святослава: Интересно, какие занятия проводятся, потому что во время обучения у нас только практика, а тут можно все посмотреть все вживую, какие занятия проводятся, какие работы ведутся с детьми. Посмотреть работу таких школ.
Татьяна Вольтская: Организовать занятия для детей стараются, конечно, не только в 25 коррекционной школе, психологи из многих школ и интернатов ездят за границу, перенимают опыт, стараются завести у себя то, что им понравилось там. О новой сенсорной комнате говорит психолог коррекционного детского дома в поселке Сиверский Ленинградской области Светлана Ляшенко.
Светлана Ляшенко: Комната психологической разгрузки для снятия эмоционального напряжения, какие-то негативных эмоций для получения положительных, где ребенок может немножко забыться, отвлечься. Каждое оборудование несет в принципе свои функции.
Татьяна Вольтская: Я побывала в этой сенсорной комнате - чего там только нет, всякие приспособления для звуковых, и цветовых, и тактильных эффектов. Но вот Анна Битова как раз не в восторге от увлечения такими модными нововведениями, она говорит, что со всем этим надо уметь обращаться, что нельзя использовать эти вещи механически, формально.
Анна Битова: Вот как мы видим очень часто, как воспринимается сенсорная стимуляция. Положил в сенсорную комнату, врубил все подряд и сияет. Унас больница для ДЦП и там огромная комната для сенсорной стимуляции. Главный врач заводит в комнату, включает все: у нас тут световая панель, тут рыбки, тут мигает. А сам выходит. Знаете, я, говорит, больше пяти минут не могу находиться, у меня голова начинает болеть. Расписание мне показал, что там у каждого пациента клиники просто день так устроен, такое занятие, сякое занятие. Сенсорная комната полчаса. Понятно, что стимулирует все подряд, возможно что-то хорошее тоже стимулирует, но опасность очень высокая дополнительных вещей.
Татьяна Вольтская: Нередко психологам приходится быть настоящими виртуозами в поисках подхода к сложному ребенку, постоянно изобретать, нащупывать новое. Говорит психолог Центра лечебной педагогики Елена Моржина.
Елена Моржина: У нас была девочка с поведенческими сильными проблемами, с криками, с истериками, был вопрос, как выстроить ее путь. На индивидуальных занятиях такой диалог получался, но надо было жестко настроить среду и должна была быть частая смена заданий. И вот эта частая смена держала ребенка. Когда она оказывалась в вакууме, не знала, чем себя заняться и эта пустота провоцировала крик с мотанием головой, с аутоагрессией и с направленной агрессией. То есть структура удерживала. В то же время много такой структуры было тоже тяжело, она в ней терялась. Как только подключалась группа, разные звуки, тоже ребенку сложно было сориентироваться, это добавляло проблем. Мы с Сашей занимались, думали, через что попробовали начать. И невролог нам очень помог, попробуйте завязать вкусовой и слуховой анализатор, как идею предложила связать слух со вкусом. Не так легко было осуществить, потому что Саша поначалу была в отказе, хотела сидеть только на ритме, ритм, качание на мячике ее устраивало, любое качание, любой ритм, как только он прекращался, прекращался диалог. Эта идея сработала завязать слуховые ощущения на вкусовые. Лежало два или три инструмента, а за ними лежали разные, мама приносила то, что она любит, цукаты, сок. Она выбирала какой-то звук, этот звук связывался, за ним лежал вкусовой. Я большой идеи не увидела, но зато благодаря этому у нее появился интерес к этому столу, к тому, что там могло что-то происходить, какая-то деятельность. Мы от этого перешли, пошли ящики с фасолью. А поначалу приблизиться к столу было невозможно, она от него шарахалась, а тут мы взяли слух со звуком завязали и для нее как будто что-то переключилось.
Татьяна Вольтская: Москвичей приятно удивила работа с детьми в 25 коррекционной школе.
Анна Битова: В некотором смысле мы считаем, что Петербург город более социальный, чем Москва, потому что у нас на самом деле очень трудно устроить таких детей учиться, со всем проблемы.
Татьяна Вольтская: У нас тоже, это же коррекционная школа.
Анна Битова: Пускай коррекционная. Полно детей, которых в коррекционные школы не берут.
Татьяна Вольтская: Здесь есть очень мало таких детей, нуждаются тысячи в таком подходе. Что нужно, чтобы как-то сдвинуть?
Анна Битова: Нужно, чтобы законодательное собрание приняло закон об образовании лиц с особыми потребностями здоровья, правила интеграции.
Татьяна Вольтская: А у вас в Москве это делают?
Анна Битова: Закон по очередному разу отложен, сейчас должны принять. В каком виде, я не знаю. Мы давно занимаемся лоббированием этого закона, но что получится, трудно сказать.
Татьяна Вольтская: А пока помочь можно только немногим. Среди них - Пати, ее представляет воспитательница Марина Саркисовна.
Марина Саркисовна: Это Пати это наша самая красивая, самая умная девочка в нашем классе. Правда, Пати?
Пати: Да.
Марина Саркисовна: Давай поздороваемся. Это шестой класс, Пати 16 лет.
Татьяна Вольтская: Гоша представляется сам. Представляется и Богдан, но его вряд ли можно понять без перевода.
Марина Саркисовна: В этом классе проводятся занятия по той же системе.
Татьяна Вольтская: А вот эти игрушки для занятий?
Марина Саркисовна: Это методические пособия.
Татьяна Вольтская: То есть такие, как для маленьких детей?
Марина Саркисовна: Уровень наших детей соответствует уровню детей самых младших, поэтому мы начинаем с самого раннего этапа развития детей. Помимо всех остальных целей мы выделяем какую-то одну, наиболее важную для этого ребенка. Но и конечно, общая задача - это социализация детей в общество. Не только детей в общество, но и дать обществу понять, что существуют такие дети. Толерантность, уважение.
Татьяна Вольтская: Сотрудники Центра лечебной педагогики ездят обмениваться опытом не только с петербургскими коллегами, но и с западными.
Анна Битова: У нас было очень смешно, мы ездили с группами родителей в Берлин, и наши родители не сошлись с берлинскими. Диалог выглядел примерно так: мама берлинского аутичного мальчика была страшно недовольна тем, что у них уменьшили количество занятий. Она с возмущением говорила, что мы занимаемся всего два часа. Мы подумали, что два часа в неделю. Оказалось, что два часа в день. Каждый день за ним приезжает машина, отвозит на два часа в школу, потом привозит обратно и каждый день приходит социальный работник на несколько часов, чтобы гулять и проводить с ним время. Еще несколько в какой-то недели музыкальная терапия, в какой-то день недели гипотерапия. Она все недовольна. Наши родители были страшно обижены тем, что она не понимает своего счастья, потому что большая часть наших аутичных детей сидит без образования и тот час, два, три часа неделю, которые они могут получить в центре лечебной педагогики, для них является единственной возможностью заниматься с ребенком. Поэтому нам до Запада некоторое время придется.
Татьяна Вольтская: Наверное, это не только аутичных детей, и других?
Анна Битова: В принципе, я думаю, так остро стоит вопрос с детьми с нарушениями поведения, с детьми с аутизмом и с детьми с множественной структурой дефекта. Более простые проблемы, они решаются, у нас дефектологическая система не так плохо была устроена в советское время, просто какие-то дети выпали и не встраиваются.
Татьяна Вольтская: Анне Битовой пора было уже возвращаться в зал, на тренинг, и я не могла не спросить ее о смысле совместных танцев воспитателей и детей, тем более, что музыка из открытой двери опять зазвучала громче.
Анна Битова: Это фольклорные танцы, мы привезли такой метод из Швеции, мы используем достаточно широко. Работаем с детьми и используем в работе с родителями и обязательно с педагогами, потому что педагогам надо двигаться и танцевать, чтобы уметь танцевать с детьми. Это дает многие возможности и в коммуникации, и в общении, помогает в решении поведенческих проблем. Это зависит от ребенка, от группы детей. Можно ставить разные задачи - развитие пространственного представления, ритма. Танец решает очень много, но как центральный вопрос – это энергетическая подпитка энергетической базы, которая нужна для ребенка для того, чтобы он мог учиться.
