Александр Генис: Чтобы понять, какой ажиотаж в Америке вызвала публикация «Евангелия от Иуды», надо хорошо понимать всю важность библейских штудий в стране, где существует могучая и повсеместная протестантская традиция интерпретации Священного писания. Пожалуй, нет такого места в Америке, включая, разумеется, и Белый дом, где бы ни изучали Библию – с жаром, пылом и недюжинной эрудицией.

Впервые я понял, как это важно для американцев, когда несколько лет назад читал лекцию в одном университете на Среднем Западе. По странному случаю, моими хозяевами оказалась не славистская, а классическая кафедра. Самый симпатичный из профессоров был преподавателем древнегреческого (и, как это бывает в здешней Академии, стойким марксистом). Зная, каким пренебрежением страдают американцы, когда дело доходит до изучения иностранных языков, я с сочувствием спросил профессора, сколько студентов учатся на его курсе. Я думал - два, оказалось - сто. Представьте себе сто студентов, которые отложили более прагматические заботы ради древнегреческих спряжений. Вот бы обрадовался чеховский «человек в футляре», который преподавал тот же язык ненавидящим его гимназистам. Объясняется этот чисто американский феномен, конечно, тем, что этот самый университет находился посредине так называемого "байбл-белт", "библейского пояса", края, известного своим глубоко верующим протестантским населением. Выходцы из таких семей с детства мечтают прочесть Евангелия в том виде, в котором они до нас дошли, то есть, по-гречески.

Теперь, надеюсь, понятно, что сенсационная публикация, тщательно приуроченная к пасхальным праздникам, аукнулась во всех, без исключения, органах СМИ. При этом, надо сказать, что сама по себе трактовка Иуды, как верного ученика Иисуса, не должна казаться чем-то небывалым. Во всяком случае, русским читателем, знающим повесть Леонида Андреева «Иуда Искариот», предлагающую подобную – обеляющую - интерпретацию самого одиозного библейского персонажа.

Другое дело, что теперь мы имеем дело с куда более древним источником. Только что опубликованная рукопись должна быть прочитана в контексте тех ста апокрифических Евангелий, которые, в той или иной степени, сохранности дошли до нас. Большой знаток и ценитель этих свидетельств Борхес, писал о них:

Диктор: Читая их, мы чудом возвращаемся к первым векам нашей эры, когда религия воплощала страсть… Вместе с каноническими книгами Нового Завета эти забытые на много веков и воскрешенные сегодня апокрифы – самые древние орудия христианской веры.

Александр Генис: Вопрос о том, как отразится на ней публикация нового Евангелия, несомненно, вызовет бурные и долгие дискуссии у богословов. Но есть тут и другой, интересовавший того же Борхеса, аспект, доступный пониманию широкой публики. Это – литературная точка зрения. Обычно считалось, что гностические Евангелия, не попавшие в Новый Завет, значительно уступают каноническим и по своим художественным достоинствам. Об этом убедительно писали многие библеисты. Относится ли это к «Евангелию от Иуды»? Ведь помимо всего прочего, критики получили в свое распоряжение важный литературный памятник. И в таком качестве эта книга среди книг тоже заслуживает оценки.

У микрофона – ведущая «Книжного обозрения» «Американского часа» Марина Ефимова.

Марина Ефимова: Если говорить о новой находке историков как о книге, то начать стоит с ее истории, которая берет начало во 2-м веке нашей эры и заканчивается 16-летним пребыванием в несгораемом шкафу банка городка Хиксвилль, штат Нью-Йорк. Манускрипт этот (папирус, написанный на коптском языке), нашли тридцать лет назад, а перевели на английский и опубликовали только сейчас.

От других «гностических» Евангелий (найденных впервые тоже недавно – всего 60 лет назад) «Евангелие от Иуды» отличается «экстремальной агрессивностью ереси» - во всяком случае, по мнению известного критика Адама Гопника. Текст, который не является «Евангелием» в прямом смысле, начинается в канун Тайной Вечери, когда Иисус, слушая, как его ученики молятся Богу, неожиданно начинает смеяться. (Надо заметить, что в этом тексте, в отличие от канонических Евангелий, Иисус вообще довольно много смеется). Из учеников один Иуда не возмущен кощунственным смехом Христа, и потому он, единственный, получает объяснение:

Диктор: Высоко над Землей, за звездами, находится благословенный мир Барбело. (Стоит пояснить, что Барбело – имя, которое гностики давали Небесной Матери). Небесная Мать живет в заоблачном мире со c воим потомством, включающим доброго, самовозрождающегося Бога. Иисус тоже жил там. Но он - не сын Бога Ветхого Завета, а божественное воплощение Сэта, третьего сына Адама. Его миссия на Земле - показать тем, в ком еще жива «сэтова» искра, путь обратно - в благословенный заоблачный мир. Иисус смеялся над молитвой учеников потому, что они молились Богу Ветхого Завета, который враждебен людям и является причиной всех их страданий.

Марина Ефимова: Далее идет, скорее, сказочно-мифологическое, чем богословское объяснение той миссии, которую Иисус поручает своему проницательному ученику Иуде Искариоту: чтобы вернуться в Барбело, Иисус должен умереть. Но он не может совершить самоубийство, он должен быть убитым. И, поэтому, Иисус просит Иуду выдать его стражникам, чтобы таким образом возложить НА НИХ черное дело убийства. Иуда понимает, что после такого поступка его имя будет проклято в веках. И тогда Иисус говорит ему:

Диктор: Ты будешь проклят многими поколениями, но ты возвысишься над ними. Подними глаза свои и посмотри на облако и на свет внутри него. И посмотри на звезды вокруг облака. Видишь ту, первую, которая ведет их всех? Это – твоя звезда.

Марина Ефимова: Критик Адам Гопник обратил внимание на то, что сюжет этого нового гностического Евангелия напоминает конец сказки Сент-Экзюпери «Маленький Принц», где змею нужно уговорить ужалить Небесного пришельца, чтобы вернуть его назад, на его звезду. И последний образ книги – это тоже одинокая, личная звезда, которая светит только Иуде.

Это – то, что касается сюжета (если тут можно так выразиться). Теперь - об идейном содержании. «Евангелие от Иуды», - пишет Адам Гопник, - превращает Христианство из религии в мистический культ». И далее:

Диктор: Убеждая Иуду, Иисус описывает ему довольно-таки бюрократическую организацию заоблачного мира. Он перечисляет сотни зависимых светил, но совершенно не упоминает этических принципов. Вы не должны возлюбить ближнего своего, вы должны только найти свою Звезду. «Евангелие от Иуды» принципиально противоположно тем Евангелиям, которые в Америке издал Джефферсон. Как известно, из издания, подготовленного третьим президентом, были выкинуты все чудеса, и оставлено лишь этическое Учение».

Марина Ефимова: «Евангелие от Иуды», судя по всему, не пошатнет основы христианства. В нем нет ни новых догматов веры, ни новых аргументов, ни новых свидетельств в защиту интерпретаций Канона. Это – не реформация, а всего лишь древняя ересь. Всплывший из глубин истории папирус вряд ли оттолкнет от Христианства и верующих – во всяком случае, тех, кого до сих пор ничто другое не оттолкнуло.

Тем не менее, само появление новой версии Евангелия во время очередной вспышки религиозного фанатизма кажется символическим. Это напоминает нам, как многое в любом религиозном фундаментализме является созданием человека и его времени. Таким ли уж кощунственным было замечание Борхеса:

Диктор: Если бы победил не Рим, а Александрия, в которой процветал гностицизм, то мы бы читали поэмы Данте, написанные не об Аде и Рае, а о заоблачном мире Барбело.

Марина Ефимова: И, наконец, последнее: «Евангелие от Иуды» напомнило нам, какими замечательными литературными памятниками являются канонические Евангелия, с их мудрым смешением земного и небесного. Адам Гопник пишет по этому поводу:

Диктор: Вне зависимости от того, были ли правы Ренан и Джефферсон, считавшие, что Христос жил и умер, или был прав Святой Павел, проповедовавший, что Христос жил, умер и воскрес, принятые миром канонические Евангелия рисуют личность Христа сложной и убедительной. Он бывает гневным, нетерпеливым. Он неразрывно и болезненно связан со смертными людьми. Его притчи блестяще конкретны и полны понятной человеку болью. Христос канонических Евангелий, с его божественным и чудовищным бременем, гораздо дороже нам, смертным, чем Христос из «Евангелия от Иуды» - неуязвимый небесный пришелец с нимбом вокруг чела.

Марина Ефимова: Поэтому мне хочется закончить фразой из Святого Августина (использованной, кстати сказать, в замечательном афро-американском «спиричулз»: «Дайте мне эту добрую старую религию!»

Александр Генис: Время от времени, обычно раз в декаду, журнал «Тайм», ведущий еженедельник страны – и мира (во всяком случае, выходит чуть ли не на всех языках) готовит номер, посвященный предсказуемому будущему. Отборные эксперты составляют предсказания во всех областях жизни – от следующих выборов до моды, которая покорит наших правнуков. Как всегда, такие пророчества больше говорят не столько о будущем, сколько о наших сегодняшних страхах и надеждах. Помнится, в конце 19 века в одном русском утопическом романе обсуждались наряды кухарок и гувернанток 23-го века. Впрочем, именно это и делает футурологию интересной: она – тоже слепок своего времени.

Учитывая все эти предупреждения, мы сегодня познакомимся с недавним выпуском журнала «Тайм», который вышел под шапкой: «Что дальше?» То есть, что американцев (и не только американцев), ждет в будущем. Вопросы в соответствии с рубриками журнала – самые разнообразные: политические, экономические, культурные и прочие. Я попросил Владимира Гандельсмана отправиться в путешествие по этому футурологическому номеру и поделится вынесенными впечатлениями.

Итак, Володя, что нас ждет?

Владимир Гандельсман: В политической части обсуждается Хиллари Клинтон как возможный кандидат в президенты Америки. Она лидирует в списке кандидатов от демократической партии на пост президента, выборы которого пройдут в 2008 году. Хиллари – сенатор штата Нью-Йорк и готовится к переизбранию на эту должность. А в связи с грядущим переизбранием проявляет некоторую политическую активность. Предотвращая атаки ненавистников, которых в стране много, она подружилась с теми республиканцами, которые произносили ее имя почти как ругательство. Она выступила как яростный сторонник антитеррористической программы, она за увеличение расходов на действия в Ираке, она собрала 40 миллионов для своего осеннего переизбрания и соберет вдвое и втрое больше в последующие за этим 18 месяцев, предшествующим выборам президента.

Александр Генис: И это при том, что довольно долго Хиллари держалась в тени, не так ли?

Владимир Гандельсман: Да, тактика последнего года была осторожной, она не выпячивалась. Вероятно, потому, что Хиллари многие, мягко говоря, не любят. И скорее всего большинство не верит в возможность ее избрания в президенты, просто потому, что она по разным причинам фигура раздражающая.

Потому журнальный вывод двояк: шансов столько же, сколько и никаких. Второе, то есть «никаких», подкрепляется тем, что у Хиллари слишком серьезный конкурент от Республиканской партии Джон Маккейн, чья популярность много выше.

Александр Генис: При этом большинство нью-йоркских избирателей считают, что она могла бы стать не только прекрасным сенатором, но и президентом. Об этом свидетельствуют результаты опроса общественного мнения, проведенного в штате Нью-Йорк.

Владимир Гандельсман: Но Америка – это не только и даже не столько Нью-Йорк. Например, что касается женщин-избирателей, то большинство из них также поддерживают госпожу Клинтон. Но есть ведь и представители другого пола, который, кстати, принято называть «сильным». «Time will tell» - Поживем – увидим .

Александр Генис: Ну а что нам предрекает журнал «Тайм» в области культуры?

Владимир Гандельсман: Есть кое-что об искусстве. Например, о цифровом кинематографе, который знаменует собой начало нового века кино. Джона Лукаса, автора «Звездных войн», вышедших в 1977 году, спросили, что он думает об обычном способе съемки фильма. Он сказал журналисту: «Вы до сих пор пользуетесь печатной машинкой? Вы идете в библиотеку, чтобы найти нужную информацию? Успех вашего бизнеса – в достижениях технологии. Почему вы думаете, что в кино дела обстоят иначе?» С другой стороны, в цифровом будущем (да уже, впрочем, и в настоящем) форма целиком определяет содержание. Все становится делом техники. Не надо лезть под воду, чтобы снимать «Титаник», все происходит в виртуальном пространстве.

Александр Генис: Что же, кино всегда развивалось вместе с техникой. От немого – к звуковому, от черно-белого – к цветному, потом – широкоформатное, панорамное и т. д. Без этого не обходились ни Эйзенштейн, ни Чаплин.

Владимир Гандельсман: Конечно. Режиссер никуда не денется. Другое дело, что от него потребуются знания технических новшеств и умение ими пользоваться. Интересно бы вообразить зрителя будущего. Где он будет? Перед компьютером? Перед своим мобильником? Не окажется ли он в один прекрасный день в том пространстве, которое видит? В зазеркалье? Статья, навевающая грустные мысли тем, кому будущее уже не очень интересно, поскольку ограничено внятным биологическим горизонтом, и – навевающая жизнерадостные мысли людям молодым и энергичным, все же не предрекает исчезновение кинотеатров, а значит и ритуал похода в кино. Добрые старые времена будут всегда тем притягательнее, чем с большей скоростью мы от них удаляемся. Тем более, что в киберпространстве накопилось столько ненависти, злобы и порнографии, что оно должно неизбежно подхватить какой-нибудь СПИД. Или птичий грипп.

Александр Генис: Тема птичьего гриппа, конечно, тоже присутствует на страницах журнала.

Владимир Гандельсман: Да, несомненно. «Летят перелетные птицы», и в течение следующих нескольких месяцев они долетят до берегов Америки. Если объединить СПИД и птичий грипп, то получится пророческая песня: «Не нужен нам берег турецкий и Африка нам не нужна». Америка – на страже своих кур. Америка не допустит эпидемии. В качестве примера показана образцовая ферма и хозяин, который ежедневно встает в 5.30 утра и инспектирует птичек, - это первая из четырех ежедневных инспекций. Он дезинфицирует свою обувь, он моет свою машину, если посещает других фермеров, до и после, а все остальное время он советуется с ветеринарами, используя электронную почту.

Александр Генис: Между прочим, в Америке уже бывали случаи птичьей хворобы...

Владимир Гандельсман: Давайте назовем этих птиц «хворобушки»...

Александр Генис: Надо запатентовать. Так вот, это был другой грипп, но тоже птичий, и начавшись в Вирдгинии, распространился на 200 ферм.

Владимир Гандельсман: Решение проблемы, как следует из статьи в журнале «Тайм», - в мгновенном обнаружении и изоляции носителей вируса. Статья звучит недвусмысленно победно... Но давайте в заключение вернемся от скучноватой архитектуры курятников к искусству, и именно к архитектуре.

Если 20 век архитектуры был коробкообразным, то 21-й будет явно волнистым. Эта тенденция обнаружилась в последние годы, особенно после появления образца современной архитектуры, уже ставшего иконой, музея Гуггенхайма в Бильбао американского архитектора Фрэнка Гери, первого деконструктивиста, покончившего с традициями модерна.

Прямоугольник из стали и стекла уступает параболической кривой.

Александр Генис: И здесь, как и в случае кино, включается виртуальное пространство?

Владимир Гандельсман: Да, сочетание архитектурной мысли с возможностями компьюторного дизайна создает невероятные конструкции. В качестве примера – сооружение в Севилье, которое называется «Зонтики». На самом деле, это скорее «грибы». Шесть огромных грибов, соединенных между собой на высоте шляпок, выросли в Севилье, на месте бывшего рынка.Эти грибы выращивал немецкий архитектор Майер. Фантастические конструкции, которые, как говорит сам Майер, приходят из областей не столько архитектурных, сколько из природы – грибы, деревья, облака, - входят в моду, и становятся реальностью.

Александр Генис: Песня недели. Ее представит Григорий Эйдинов.

Григорий Эйдинов : Хау Гелб - сравнительно молодой человек, но его можно смело назвать музыкальным ветераном. Вот уже более 25-ти лет он работает в одному ему известном направлении «американы», встречаясь по пути с самыми разными музыкальными стилями и людьми. Его новый альбом называется "Снежные Ангелы Как Ты". По-моему, это - одна из лучших записей этого, уже и так интересного, музыкального года, но и самого Гелба.

Любимое детище Гелба, группа "Джаент Сэнд", в сущности, состоит из него самого и меняющихся, буквально от альбома к альбому, "зашедших на огонёк" друзей-музыкантов. Да и сам Гелб тоже любит забрести куда подальше. На этот раз его унесло из южного штата Аризона далеко на север, в Канаду, где для нового диска с ним согласился работать церковный хор "Голоса Похвалы". Единственное условие, которое поставил хор , – «чтобы вышло нечто позитивное». Именно этого Гелб, похоже, и сам искал. Его минималистский альтернативный кантри рок звучит неожиданно органично на фоне госпел-хора, который, в свою очередь, создаёт ощущение редкой цельности для всего альбома.

Вот часть этого целого. Индивидуальное-составляющие Хау Гелб: "Но я этого не сделал" ( But I Did Not ).

Александр Генис: В сегодняшнем выпуске кинообозрения ведущий этой рубрики Андрей Загданский представляет крайне своеобразный документальный фильм, который очень по-своему трактует периферийный фронт в войне с террором.

Андрей Загданский: В прокат вышла новая документальная картина режиссера Лиз Мермин, которая называется по-английски « The beauty academy of Kabul ». По-русски, наверное, его правильнее всего перевести «Академия красоты в Кабуле».

Фильм рассказывает историю нескольких американских парикмахеров-стилистов, которые приезжают в Кабул сразу после войны с талибами, когда Америка вошла в Афганистан и освободила эту несчастную страну от оков талибов, и открывают первую в Кабуле, спустя тридцать с лишним лет, школу красоты. Школа вызывает определенные нарекания у мужского населения города, но женщины, которые, скорее всего, были парикмахершами именно в прошлом, потому что талибы полностью устранили какие-либо салоны красоты в Кабуле, записываются с огромным энтузиазмом в школу красоты и начинают в ней заниматься.

Должен сказать Вам, Саша, что в картине есть совершенно потрясающие детали, которые на меня произвели большое впечатление. Например, что может быть общего между бигуди и, предположим, книгой Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ»? Оказывается, и то и другое, в разных странах, в определенные времена, хранится в тайниках, как некое сокровище, которым можно пользоваться, только когда погашен свет. Вот эта замечательная маленькая деталь, которую я запомнил больше всего после просмотра фильма.

Александр Генис: Андрей, нынешняя администрация президента не раз упрекала журналистов в том, что мы не слышим хороших новостей о войне с террором. Мы слышим только о том, как взрывают, убивают, как похищают людей, как идет бесконечная бойня. В то же время, происходит нечто позитивное. Вот примерно то, о чем рассказывает этот фильм. Жизнь возвращается в свою норму. Как Вы считаете, можно говорить об этой картине, как об этой самой позитивной информации?

Андрей Загданский: Когда Вы говорите «позитивная информация», мне всегда кажется, что в этом есть некоторый заказ на пропаганду, некоторое ожидание позитивной информации. В частности, когда речь идет об Ираке – явно. С Афганистаном дело немножко другое. Страна эта, действительно, была до такой степени измучена, что приняла освобождение от талибов и приход американских войск совершенно по-другому. Кабул - изуродованный войной город, войной, которая идет там с 78 года, в той или иной форме, город совершенно несчастный. Женщины, которые избрали профессию парикмахеров или стилистов, призваны лечить этот город день за днем, каждый день одного клиента. Клиенты ведь, как правило, тоже женщины, которые придут в эту парикмахерскую, проведут там час, полчаса. Сделают новую прическу, новую стрижку и уйдут оттуда, привнеся в мир некоторое новое качество – они будут довольны собой. И это и есть, по всей видимости, лечение от войны.

Александр Генис: Любопытно, что история Афганистана, история, действительно, нечеловеческих мучений, которые выпали на долю этой страны, странным образом действует и на наше воображение. Я помню, как меня потрясли сведения о том, что талибы убивали людей, у которых находили телевизор. Тем не менее, телевизор смотрели во времена талибов и, вдруг, то, что кажется для нас самой главной отравой цивилизации – телевидение – превращается в знамя цивилизации, в знамя прогресса, в знамя человечества и гуманизма.

Андрей Загданский: Как и маникюр. Потому что женщинам отрубали руки за то, что у них был маникюр. Значит маникюр, в нашем понимании, действительно, знак цивилизации, знак культуры, знак демократии, знак свободы, знак освобожденного человека. Так, мелочь, на которую никто из нас не обращает особого внимания, приобретает совершенно особое символическое значение, как и эти бигуди, которые женщина с гордостью достает и говорит: «Я их прятала. Ко мне приходили другие женщины, под буркой, и я ночью делала им перманент, постоянную завивку и опять прятала. Потому что если бы талибы это нашли – все, конец, смерть».

В картине есть замечательные маленькие культурные столкновения между американками, которые приехали, и которые, при всем свое искреннем желании, совершенно не могут понять, что же происходит с этими женщинами в их жизни, почему они так боятся мужей. И вот это желание западной цивилизации помочь и неспособность понять, мне кажется, очень похожа на то, что происходит не только на уровне парикмахерской, но и на уровне правительств.

Александр Генис: Но кончается-то все хоть хорошо?

Андрей Загданский: Кончается все совершенно замечательно. Девушки заканчивают свой курс обучения, американки после курса обучения должны вернуться к себе домой и, по всей видимости, в Кабуле начнется новая счастливая жизнь.

Александр Генис: И красота спасет этот город?

Андрей Загданский: Во всяком случае, есть шансы.

Александр Генис: Трудно спорить с теми, кто считает корриду варварским зрелищем. Она ведь действительно пришла к нам из тех же первобытных глубин, что страх и любовь. Живая окаменелость, коррида - машина времени, переносящая к заре мира, когда люди боролись за существование не с собой, а с другими. Возвращаясь в эту героическую эпоху, коррида обнажает экзистенциальные корни жизни и оголяет провода страсти.

За это бой быков любят одни, и ненавидят другие, даже в Испании. Оно и понятно. В Канаде интеллигентные люди не любят хоккея, в Англии - футбола, в Японии - сумо, в Италии - мафию, в Испании - корриду. Это и понятно. Мы тоже не желаем, чтобы иностранцы видели в нас медведей или космонавтов. Никому не хочется соответствовать национальному стереотипу. Заботясь о своем имидже в Европе, каталонцы, менее других подверженные страсти к тавромахии, собрали полмиллиона подписей под петицией, требующей запретить корриду хотя бы в Каталонии. Но в остальной Испании по-прежнему убивают на аренах по 10 тысяч быков в год. И на каждой корриде полно иностранцев.

В определенном смысле дилетантам даже проще, чем знатоку, оценить это зрелище. Мы-то смотрим в корень, потому что видим происходящее незащищенными привычкой глазами. Новизна восприятия компенсирует невежество. Пусть мы неспособны оценить мужественную неторопливость вероники, пусть нас не трогает отточенность матадорских пируэтов, пусть мы только по замершему дыханию толпы судим о дистанции, разделяющей соперников. Все это не важно, во всяком случае - нам.

Мы видим лишь то, чего нельзя не заметить - всадников на лошадях, милосердно одетых в ватные латы, и потешно наряженных пеших. Сверху они напоминают оживший набор оловянных солдатиков. Потом на песок выходит тореро. С трибуны он выглядит аккуратной шахматной фигуркой. Сложный и дорогой наряд, доносящий до нас моду прекрасного просветительского века, символизирует красоту и порядок. Узорчатый жилет, белые чулки, тугие панталоны - от золотого шитья на матадоре нет живого места.

На арену матадор выходит не спеша, давая себя разглядеть и собою насладиться. Он - избранник человеческого рода, честь которого ему предстоит защищать. Матадор должен показать, чего стоит не вооруженный наганом разум, когда он остается наедине с природой.

В такой перспективе коррида не имеет ничего общего со спортом - она глубже его. Атлетическое состязание показывает, как человек преодолевает себя в борьбе с собой или другими. Коррида же, напротив, демонстрирует обоюдную уязвимость ее участников. Она заостряет внимание на плотской природе всего живого. Утверждая красоту жизни, она утрирует ее хрупкость.

Говоря проще, коррида нас пугает. Особенно тогда, когда мы знакомимся с быком, который сперва кажется самым невзрачным в этой компании. Не больше коровы, он выглядит не умнее ее. Лишь вдоволь упившись пестрой параферналией корриды, вы начинаете уважать компактную, как в 16-циллиндровом “Ягуаре”, мощь быка. Равно далекий хищникам и травоядным, он передвигается неумолимо, как грозовая туча, видом напоминая стихию, духом - самурая. Чтобы он ни делал - невозмутимо пережидал атаку или безоглядно бросался на врага, ярость в нем кипит, как свинец на горелке. Собаки нападают стаей, кошки - из-за угла, но бык - всегда в центре событий. Завоевав наше внимание, он постепенно подчиняет себе всех, превращая мучителей в свиту.

За пределами латинского мира коррида, как известно, запрещена. Но в Америке, конечно же, в экзотической Калифорнии, существует португальская – щадящая быка версия боя быков – и, соответственно, - школа матадоров. Сегодня в гостях «Американского часа» - попечитель калифорнийской школы тавромахии и большой знаток гуманной португальской корриды, директор Центра по изучению Португалии при университете штата Калифорния Эльмано Коста. С ним беседует наш корреспондент Ирина Савинова.

Ирина Савинова: Как происходит коррида в Америке?

Эльмано Коста: Практически все владельцы быков и арен для коррид в Калифорнии – выходцы из Португалии. По понедельникам, после религиозных служб, различных празднеств и религиозных процессий, американцы, иммигранты из Португалии живущие в Калифорнии, а их более 350 тысяч, собираются на бои быков. Сезон коррид длится с мая по октябрь, обычно бывает 20 коррид. Особенно напряженный месяц июнь, когда празднуют Троицу. Тысячи американцев-португальцев, большинство из которых выходцы с Азорских островов, заполняют шаткие деревянные трибуны арен для боя быков, смотрят свой особенный вид корриды и подкрепляют силы традиционными для корриды бутербродами со свиной корейкой. Арены вместительные, до три тысяч человек. В португальской корриде быка не убивают, и этим она отличается от испанской. В нашу португальскую корриду пришлось внести важное изменение: законы штата Калифорния запрещают наносить быку какое бы то ни было увечье. На конце у бандерильи гарпун, которым в конце корриды пробивают кожу на шее быка. Но поскольку ранить быка нельзя, несколько лет назад португальская община придумала новую форму боя быков. На шею быку приклеивают полоску велкро и такую же полоску прикрепляют на конец бандерильи. (Велкро - щетинистый материал, из двух частей которого делают застежки на одежде, вместо пуговиц). Матадор не пробивает шкуру быка, а только как бы приклеивает бандерилью к шее животного. Велкро не очень цепкий материал, потому бандерильи нередко отваливаются. Но таким образом мы имеем хоть какую-то корриду. И в этой форме она приемлема в американском обществе.

Ирина Савинова: А школы, обучающие матадоров, тоже принадлежат выходцам из Португалии?

Эльмано Коста: Вообще-то я знаю только об одной школе, в районе Сан-Диего, и она не принадлежит португальцам. Все, кто хотят научиться искусству боя быков, ездят или в Испанию или в Мексику. В нашей общине есть один профессиональный матадор, Деннис Борба, он получил свое звание в Мексике.

Ирина Савинова: Чтобы стать более или менее искусным матадором, наверное требуется много времени?

Эльмано Коста: Да, много. В средние века существовала традиция ученичества: шли в ученики к мастеру, потом старались заработать себе репутацию и получить признание членов гильдии. То же и с матадорами. Сначала нужно учиться у мастера, потом зарабатывать себе репутацию на арене. Чтобы зарекомендовать себя настоящим матадором, нужно убить много быков. На это уходит не один год.

Ирина Савинова: Кто хочет стать матадором?

Эльмано Коста: Интересно, что до сих пор стать матадорами хотели в основном мужчины. Возраст разный: от 30 до 60 лет. Но в Португалии среди известных профессиональных матадоров есть три женщины. Дамы сильно изменили характер корриды, принеся с собой красоту и молодую энергию. Кто хочет быть матадором? Я бы не хотел. Я думаю, что это слишком опасное занятие. Уроки ведения боя быков берут искатели острых ощущений. Бои быков запрещены в США, а в Калифорнии запрещена даже реклама коррид. Но давать уроки не запрещено. И есть школа, в районе Сан-Диего. За отдельную плату, долларов за 600, даже можно убить быка, и вам его приготовят на гриле. Вкусный стейк заставляет забыть о чувстве вины, она исчезает с последним съеденным куском. По традиции в Португалии, откуда мы выходцы, бои быков проходят на улицах, и любой может изобразить из себя матадора. На это смотрят как на способ продемонстрировать храбрость, мужественность. Есть и социальный аспект: матадор попадает в центр внимания всех, в особенности - женщин.

Ирина Савинова: Чему учат в школе матадоров?

Эльмано Коста: Учат, конечно, технике. Пассу правой рукой, низкому пассу левой, длинному завершающему пассу левой. Умению ловко размахивать мулетой, которая напоминает мокрое махровое полотенце – такое же тяжелое и негодное для того, чтобы им размахивать. Оперировать мулетой - все равно, что держать в одной руке ключи от машины, мобильник и "ай-под". Технике учиться необходимо, потому что нужно знать, что делать, чтобы уберечься от увечий. Учат правильной позе: грудь колесом, бедра назад, таз выпячен вперед – одним словом, позе, говорящей "я - царь, я - матадор". Но если посмотреть на любого матадора без расшитого блестками костюма, скажем, на пляже, то у него на теле много шрамов. Матадор, как фигурист: ему необходимо не только уметь кататься на коньках, но и делать это очень артистично. Вот этому тоже учат в школе матадоров – красивым движениям. Бой быков держится на красоте движений матадора. Коррида – это спорт не только сильных, но и грациозных.

Ирина Савинова: Какое главное качество матадора? Храбрость?

Эльмано Коста: Храбрость конечно необходима – на тебя летит тяжеленное животное с острыми рогами. С ним не договоришься: я тебе не сделаю больно, а ты – мне. Быки специальной породы, генетически расположенные к агрессивному поведению. Каждое животное выступает только один раз – в следующий раз он не станет реагировать на мулету. Быки необычайно умные животные. Но многие матадоры не только храбрые, но скорее безрассудные – возвращаются после увечий на арену.

Ирина Савинова: Что бы вы ответили критикам из групп защиты прав животных?

Эльмано Коста: В португальской общине придерживаются мнения, что не следует афишировать наши корриды, хоть они и без кровопролития. Не нужно привлекать внимание. Но ведь в цирке животных тоже используют.

Ирина Савинова: У Вас есть любимый матадор?

Эльмано Коста: Вы знаете, нет. Но мне очень нравятся женщины-матадоры. Они влили свежую струю в исторически мужское братство матадоров. Они показали, что бой быков для всех. Неважно, пять футов роста вы или шесть. Если вы храбро выходите на арену и обладаете всеми приемами, вы можете победить.

Ирина Савинова: Какая самая волнующая часть корриды?

Эльмано Коста: Для тех людей, кто мало разбирается в корриде, самая привлекательная часть португальской корриды – действия форкадос, "команды самоубийц". Это группа из восьми молодых людей, борющихся с быком после того, как матадор закончил бой, и удерживающих его до той поры, пока он не перестанет сопротивляться. Они тренируются на моделях, сделанных из металла и автомобильных шин. Форкадос выстраиваются перед быком и стоящий впереди хватает быка за шею. Остальные хватаются за быка кто как может. Публике форкадос нравятся своим бесстрашием, это ведь совершенно безрассудная вещь - ухватить быка за голову. Мне форкадос тоже очень нравятся. У них, кажется, больше смелости, чем у матадоров.

Ирина Савинова: Есть ли какой-нибудь клич, который матадор издает в конце боя, вроде "я победил, я победил!"?

Эльмано Коста: Это было бы совершенно против традиций. Матадор побеждает быка, изнашивая его силы, и когда тот больше не сопротивляется, ясно, что победил матадор, другого подтверждения не требуется. Быка отсылают за кулисы, а матадор обходит арену, и публика бросает на арену шляпы и цветы. Матадор кланяется лично каждому, кто бросил ему букет. Другой обычай – посвящать бой любимой женщине, или – отцу, или - наставнику. Тогда в конце боя матадор подходит к тому человеку, кому был посвящен бой, и обменивается с ним несколькими словами. Таковы традиции.

Ирина Савинова: Какое будущее у корриды?

Эльмано Коста: В Калифорнии интерес к корриде не увядает. И причин тому несколько. В португальской общине в Калифорнии есть много состоятельных людей. Бои быков убыточное предприятие, никто не зарабатывает на них деньги. Делается это из любви к этому спорту, и многие в нашей общине могут себе это позволить. Мы выращиваем все больше быков и строим все больше арен. Другая причина – община латино-американцев в Калифорнии растет с каждым годом. У мексиканцев тоже есть традиция коррид, и они их здесь устраивают. Но испанская, с кровопролитием, коррида встречает все больше сопротивления со стороны защитников прав животных. И простой зритель тоже думает, что наслаждаться спортом можно и без кровопролития. У бескровной корриды есть будущее, испанская, с убийством быка, в Калифорнии не приживется никогда.

Ирина Савинова: Кто писал о корриде лучше всех, Хемингуэй?

Эльмано Коста: Я думал об этом. В Португалии я не знаю ни одного писателя, кто написал о корриде что-то стоящее внимания. Если вы растете в очень красивом месте, вы перестаете замечать красоту. Так же и с корридой, если вы видите ее день изо дня, вы перестаете ее замечать. Тем интересней, что Хемингуэй, американец, лучше всех уловил дух корриды, во всяком случае, на английском языке.

Александр Генис: Каждую весну я жалуюсь на нью-йоркский климат, делающий это поэтическое время года – смутной и малозаметной интермедией между зимой и бесконечно длинным летом, часто включающим в себя и добрую часть осени. Зная эту слабость своего календаря, Нью-Йорк компенсирует свою весну – чужой: японской. Хорошо еще, что страна, превратившая любование весенним цветением в национальную религию, охотно делится своими праздниками. Особенно с Нью-Йорком, городом-побратимом Токио.

У микрофона – корреспондент «Американского часа» Рая Вайль

Рая Вайль: Японский фестиваль это всегда интересно, особенно, если он проходит в центре Манхэттена, в залах старейшего вокзала Гранд Централ, и посвящен рекламе Токио.

Коши Немото (один из организаторов нынешнего фестиваля): Знаете ли вы, что Токио и Нью-Йорк – города-побратимы? Мы очень любим Нью-Йорк, Америку вообще. Почти три с половиной миллиона японцев живут сегодня в Соединенных Штатах, но только восемьсот тысяч американцев приезжают ежегодно в Токио. Это очень мало. Поэтому мы и решили устроить фестиваль, посвященный популяризации Токио. Мы хотим показать, что Токио сейчас один из самых интересных туристских маршрутов.

Рая Вайль: Мистер Немото, несмотря на то, что английский ему явно дается с трудом, говорит о Токио долго и с упоением. О традициях, о фестивалях цветения вишни, которые, кстати сказать, как раз сейчас проходят в Америке, о высотных зданиях и старинных кварталах. Одним словом, меня он убедил, я хоть завтра готова ехать в Токио. Но, говорят, это дорогой город, там даже чашка кофе стоит около десяти долларов. Мистер Немото улыбается одной из своих загадочных улыбок, которая означает, что слухи несколько преувеличены...

Коши Немото: Если вы заказываете кофе или сок в какой-нибудь роскошной гостинице, это, действительно, дороговато, но в обычных кафе и ресторанах цены за тот же кофе намного ниже, три-два доллара, почти, как в Нью-Йорке. Токио и Нью-Йорк вообще очень похожи, гигантские города с огромным населением, только в Токио больше старины, больше традиций, но и модерна всякого достаточно. Американская поп-культура оказывает сильное влияние на японскую современную культуру. Ничего плохого в этом нет, весь мир сегодня находится под влиянием американской массовой культуры, но мы стараемся сохранить и свою самобытность. Например, в нынешний фестиваль входит программа лучших японских мультфильмов, которые популярны во всем мире и даже оказали влияние на американскую анимацию.

Рая Вайль: Мультфильмы показывают в одном из отсеков огромного зала «Вандербилт», и зрителей встречают две молоденькие, голубоглазые блондинки, Мери и Вирджиния, обе в необычных костюмах.

Мери Лагро: Нас пригласили изображать героев известных японских мультфильмов. Это популярные сериалы, рассказывающее о мире, в котором роботы, внешне ничем не отличающиеся от людей, являются их слугами на работе и дома. Они, в общем, хорошие роботы, но такие же разные, как и их хозяева, что создает множество комических ситуаций. Ну, а моя героиня Чи, из мультфильма «Човиц», она получилась другая, ни на кого не похожая, ни на роботов, ни на людей.

Рая Вайль: Кроме мультфильмов, которые с удовольствием смотрят и дети, и взрослые, в том же зале «Вандербилт», проходят состязания с подарками - традиционные японские игры, в которых нужно веером сбить мишень или набросить обруч на кольцо. От японского тут, пожалуй, только веер, но детям нравится, да и я с удовольствием поиграла, и даже получила в подарок японскую авторучку и блокнот. Майкл Стокер привел на японский фестиваль всю свою семью.

Майкл Стокер: Я очень доволен. Столько информации и развлечений, включая мультфильмы и музыку, традиционные японские барабаны. Ради одного этого концерта сюда стоит придти. И все в одном зале уместилось. Японцы славятся своим умением устраивать всевозможные фестивали. Я жил в Токио два года, преподавал там английский и учил японский. Огромный город, в нем во всех отношениях потеряться можно. Нью-Йорк проще, понятнее. Японцы народ привлекательный, очень живые, натуральные, обо всем расспрашивают, все им любопытно, и честные. Ньюйоркцы, я думаю, тоже, но совсем по-другому. Японцы более застенчивы, про ньюйоркцев такого точно не скажешь.

Рая Вайль: Жена Майкла, Патриша, говорит, что муж заразил ее своей любовью к Японии, теперь ей тоже интересно все, что связано с этой страной. Похоже, Майкл увлек Японией не только жену, но и троих своих детей. Вот что говорит старший, тоже Майкл, которому 10 лет.

Майкл: Мне про Токио хотелось побольше узнать. Папа говорит, это уникальный город, другого такого нет. А тут информации много всякой, брошюры раздают, когда, где, и какие фестивали проходят, концерты, и цены указаны, и план города, и транспорт. Мы туда летом поедем все вместе, уже и билеты куплены. А тут как раз узнали, что на Гранд-Централ фестиваль японский проходит, причем, посвященный именно Токио. Я до этого даже не представлял, что там может быть так интересно.

Рая Вайль: Джуди Спил тоже жила в Токио, целых три года.

Джуди Спил: Я работала там в агентстве моделей, а сейчас у меня своя рекламная компания, и когда нас попросили помочь устроить этот фестиваль, я очень обрадовалась, потому что всегда любила Японию, и люблю о ней говорить с другими. Знаете, Япония ведь до недавнего времени была очень изоляционистской страной, туда только последние лет пятьдесят как туристы стали ездить. С каждым днем Япония все больше открывается Западу, о ней много чего можно сейчас узнать, это уже не изолированный остров в океане...

Рая Вайль: Джуди тоже рассказывает, какой Токио необыкновенный, многообразный город, как нравятся ей японцы, и как много она там узнала не только о Японии, но и о себе самой.

Джуди Спил: Я, можно сказать там возмужала как человек, - говорит она, - стала более организованной, целеустремленной, научилась не терять времени даром. Япония многому меня научила. Именно потому, что я находилась там в изоляции от всего привычного, от родителей, от друзей, от всех прочих культур, характер у меня стал сильнее, и дел я успеваю сделать за день больше, чем до поездки в Токио, где у меня осталось много друзей-японцев. Но я жила там 15 лет назад, и уже с тех пор Токио сильно изменился, с каждой секундой он становится все более западным.

Рая Вайль: Приезжать в Токио лучше всего в мае, советует Джуди, это самое живописное время года - цветение японской вишни, лепестки кружатся в воздухе, покрывают парки, дороги, такое впечатление, что снег идет, но на улице тепло, солнечно и очень красиво, как в сказке. Но вообще, жить в Токио трудно. Джудин бой-френд, например, так и не смог преодолеть культурных и языковых барьеров, из-за чего им и пришлось в конечном счете уехать обратно в Нью-Йорк.

Мы еще долго говорили с Джуди. О японских мужчинах, для которых, оказывается, главное в отношениях с женщиной - дружба, а вовсе не романтика, о фантастической деликатности японцев, которые придают огромное значение чувствам других, а главное, о культуре бизнеса, которая в Японии находится на высочайшем уровне. Америке есть здесь чему поучиться.

Мы говорили бы и дольше, но наступило время концерта. Любопытно, что руководителем традиционной японской барабанной группы «ТайКоДза», которая с гастролями разъезжает по всему миру, и в России была, и в Белоруссии, оказался швейцарец по имени Майкл Линдхард, влюбленный в японскую культуру и традиции и проживший в Японии 17 лет.