Программу ведет Марина Дубовик.
Марина Дубовик: В связи с 20-летием вывода советских войск из Афганистана мой коллега Владимир Тольц попросил поделиться воспоминаниями об афганской войне Анатолия Черняева, бывшего заместителя заведующего международным отделом ЦК КПСС, а с 1986 года помощником генсека и, позднее, президента СССР.
Анатолий Черняев: Как было решение о вводе принято, мне ничего неизвестно, как никому не было известно. Это сделано было в совершеннейшем секрете, втроем или вчетвером, записочка, отрывок, на бумажке написанный от руки Черненко, который он преподнес за подписью трех человек (Громыко, Устинов и Андропов) Брежневу. Брежнев с этим согласился - и закрутилась машина, началась эта авантюра, преступная авантюра. Никому никаких объяснений не было дано. Я был заместителем заведующего международного отдела ЦК КПСС. Я узнал о вводе войск по радио. А нам через Пономарева, который тоже ничего не знал, ничего объяснить не мог, ему никто не объяснил, хотя он был секретарем ЦК и заведующим международным отделом ЦК, за исключением одного, совершенно нелепого объяснения, что нужно обеспечить "подбрюшье" Советского Союза… А между тем, оттуда, с границы Афганистана нам никто на протяжении десятилетий не угрожал, у нас были вполне нормальные и даже добрососедские отношения с Афганистаном, с его королем. Что это нелепая затея, было ясно из записки, которую специалисты, ученые написали и прислали в ЦК, о том, что эта не та страна, которую можно завоевать и подчинить. А между тем, не только свергли правительство, какое оно там никакое, Амина, не только спецназ убил главу этого государства Амина и посадил марионетку из Москвы Кармаля, который до этого был послом в Чехословакии, рассчитывали, что мы в свою империю включим еще одно соседнее государство. Из этого ничего не вышло и не могло ничего выйти.
Когда Горбачев пришел к власти, среди шести или семи первоочередных задач он записал себе в блокнот об Афганистане и о выводе войск. Это было совершенно естественно, потому что ЦК было завалено письмами от вдов, от невест, от сестер и братьев, письма шли от солдат, которые там воевали, от их офицеров, которые жаловались, что они не могут объяснить своим солдатам, что они там делают и что это за интернациональный долг, который мы задолжали Афганистану и теперь должны оплачивать своей кровью, своими ногами, руками, головами и так далее. Ситуация была совершенно немыслимая. Я уже не говорю о международной реакции. Организация Объединенных Наций подавляющим большинством голосов осудила нас, за нас проголосовало только 17. Нас осудила исламская конференция, нас осудил Социнтерн, нас осудили международные миролюбивые организации, даже многие братские партии выразили свое недовольство, непонимание и возмущение. Нас осудили за срыв разрядки, за то, что мы спровоцировали новую гонку вооружений, что мы разочаровали тех, кто рассчитывал, что Советский Союз действительно оплот мира и так далее, и так далее. Против ввода войск возражали наши генералы во главе с Ахромеевым. Мы их поставили по стойки "смирно"… Устинов и приказал выполнять и не рассуждать.
Для Горбачева это была одна из задач, которую нужно было решить. Но никаких возражений у членов Политбюро, ни у кого не было, все прекрасно понимали, что это надо делать. Здесь вопрос стоял, как это сделать так, чтобы поменьше позора было и поменьше шишек мы получили при выводе. Политбюро обсуждало афганский вопрос, по крайней мере, больше 10 раз. Убрали эту марионетку Кармаля, поставил Наджибуллу, человека более-менее приличного и более-менее честного и мужественного, который взвалил на себя это бремя. Изменить уже ничего нельзя было, мы зашли в тупик.
Вот тут показали фильм на днях о том, как воевали эти солдаты. Бывшие солдаты ходят по местам боевой славы. Это вообще стыдно смотреть, потому что они называют бандитами тех, кто воевал против них, а эти люди воевали за независимость своей страны.
Как докладывали генералы на Политбюро, вывод может нам обойтись большей кровью, чем ввод, потому что по этим ущельям, по этим единственным дорогам в условиях, когда война продолжается и из-за каждой скалы, с каждой горы стреляют, в общем, эта операция была проделана, конечно, очень умело, Громов здесь заслуживает большой похвалы за то, что он сумел эту операцию провести довольно мастерски.
Что касается уроков, итогов, то они совершенно очевидны, потому что затея эта была авантюрной и с точки зрения стратегической, с точки зрения политической, международно-политической, с точки зрения экономической, с точки зрения понимания, куда мы заходим. А то, что мы воевали против народа, это докладывали люди, которые были в Афганистане, и Шеварднадзе, и Воронцов, и Ахромеев, и даже Воротников, будущий участник августовского путча 1991 года докладывал на Политбюро. Конечно, сам этот вывод означал для всего мира, что мы всерьез меняем внешнюю политику, что мы всерьез больше никогда не будем свои войска использовать за пределами своих границ.
Марина Дубовик: В связи с 20-летием вывода советских войск из Афганистана мой коллега Владимир Тольц попросил поделиться воспоминаниями об афганской войне Анатолия Черняева, бывшего заместителя заведующего международным отделом ЦК КПСС, а с 1986 года помощником генсека и, позднее, президента СССР.
Анатолий Черняев: Как было решение о вводе принято, мне ничего неизвестно, как никому не было известно. Это сделано было в совершеннейшем секрете, втроем или вчетвером, записочка, отрывок, на бумажке написанный от руки Черненко, который он преподнес за подписью трех человек (Громыко, Устинов и Андропов) Брежневу. Брежнев с этим согласился - и закрутилась машина, началась эта авантюра, преступная авантюра. Никому никаких объяснений не было дано. Я был заместителем заведующего международного отдела ЦК КПСС. Я узнал о вводе войск по радио. А нам через Пономарева, который тоже ничего не знал, ничего объяснить не мог, ему никто не объяснил, хотя он был секретарем ЦК и заведующим международным отделом ЦК, за исключением одного, совершенно нелепого объяснения, что нужно обеспечить "подбрюшье" Советского Союза… А между тем, оттуда, с границы Афганистана нам никто на протяжении десятилетий не угрожал, у нас были вполне нормальные и даже добрососедские отношения с Афганистаном, с его королем. Что это нелепая затея, было ясно из записки, которую специалисты, ученые написали и прислали в ЦК, о том, что эта не та страна, которую можно завоевать и подчинить. А между тем, не только свергли правительство, какое оно там никакое, Амина, не только спецназ убил главу этого государства Амина и посадил марионетку из Москвы Кармаля, который до этого был послом в Чехословакии, рассчитывали, что мы в свою империю включим еще одно соседнее государство. Из этого ничего не вышло и не могло ничего выйти.
Когда Горбачев пришел к власти, среди шести или семи первоочередных задач он записал себе в блокнот об Афганистане и о выводе войск. Это было совершенно естественно, потому что ЦК было завалено письмами от вдов, от невест, от сестер и братьев, письма шли от солдат, которые там воевали, от их офицеров, которые жаловались, что они не могут объяснить своим солдатам, что они там делают и что это за интернациональный долг, который мы задолжали Афганистану и теперь должны оплачивать своей кровью, своими ногами, руками, головами и так далее. Ситуация была совершенно немыслимая. Я уже не говорю о международной реакции. Организация Объединенных Наций подавляющим большинством голосов осудила нас, за нас проголосовало только 17. Нас осудила исламская конференция, нас осудил Социнтерн, нас осудили международные миролюбивые организации, даже многие братские партии выразили свое недовольство, непонимание и возмущение. Нас осудили за срыв разрядки, за то, что мы спровоцировали новую гонку вооружений, что мы разочаровали тех, кто рассчитывал, что Советский Союз действительно оплот мира и так далее, и так далее. Против ввода войск возражали наши генералы во главе с Ахромеевым. Мы их поставили по стойки "смирно"… Устинов и приказал выполнять и не рассуждать.
Для Горбачева это была одна из задач, которую нужно было решить. Но никаких возражений у членов Политбюро, ни у кого не было, все прекрасно понимали, что это надо делать. Здесь вопрос стоял, как это сделать так, чтобы поменьше позора было и поменьше шишек мы получили при выводе. Политбюро обсуждало афганский вопрос, по крайней мере, больше 10 раз. Убрали эту марионетку Кармаля, поставил Наджибуллу, человека более-менее приличного и более-менее честного и мужественного, который взвалил на себя это бремя. Изменить уже ничего нельзя было, мы зашли в тупик.
Вот тут показали фильм на днях о том, как воевали эти солдаты. Бывшие солдаты ходят по местам боевой славы. Это вообще стыдно смотреть, потому что они называют бандитами тех, кто воевал против них, а эти люди воевали за независимость своей страны.
Как докладывали генералы на Политбюро, вывод может нам обойтись большей кровью, чем ввод, потому что по этим ущельям, по этим единственным дорогам в условиях, когда война продолжается и из-за каждой скалы, с каждой горы стреляют, в общем, эта операция была проделана, конечно, очень умело, Громов здесь заслуживает большой похвалы за то, что он сумел эту операцию провести довольно мастерски.
Что касается уроков, итогов, то они совершенно очевидны, потому что затея эта была авантюрной и с точки зрения стратегической, с точки зрения политической, международно-политической, с точки зрения экономической, с точки зрения понимания, куда мы заходим. А то, что мы воевали против народа, это докладывали люди, которые были в Афганистане, и Шеварднадзе, и Воронцов, и Ахромеев, и даже Воротников, будущий участник августовского путча 1991 года докладывал на Политбюро. Конечно, сам этот вывод означал для всего мира, что мы всерьез меняем внешнюю политику, что мы всерьез больше никогда не будем свои войска использовать за пределами своих границ.
