Ирина Лагунина: Администрация Барака Обама сталкивается с растущей критикой своей экономической программы и ее непопулярностью среди рядовых американцев. В этой ситуации высокопоставленные советники президента начали кампанию в защиту антикризисного плана. На днях с развернутым изложением своих взглядов на кризис и меры противодействия ему выступила глава группы экономических советников при президенте Кристина Ромер. Рассказывает Владимир Абаринов.
Владимир Абаринов: 11 марта исполнилось 50 дней пребывания Барака Обамы на посту президента. Его личный рейтинг остается высоким – действия главы государства одобряют 60 процентов избирателей. Вместе с тем, более 50 процентов американцев считают, что страна идет неправильным путем. Еще меньше энтузиазма они проявляют в отношении плана стимулирования экономики, а 53 процента уверены, что Америка вступает в депрессию, аналогичную Великой депрессии 30-х годов прошлого века. Такой психологический настрой общества не может не беспокоить администрацию. И сам президент, и члены его кабинета начали разъяснительную работу. При этом акценты заметно изменились. Не далее как в четверг президент Обама заявил, что кризис отнюдь не так глубок, как считалось прежде, а потому есть все основания для оптимизма.
Эту линию продолжила один из главных разработчиков программы оздоровления американской экономики - председатель группы экономических советников при президенте Кристина Ромер, выступая на днях в вашингтонском Институте Брукингса. До своего назначения на этот пост Ромер была профессором экономики Калифорнийского университета в Беркли. Сфера ее профессиональных интересов включает макроэкономические процессы времен Великой депрессии. Ее выступление было посвящено урокам, которые можно и должно извлечь из истории Великой депрессии сегодня.
Кристина Ромер: Думаю, для начала важно отметить, что, хотя текущий спад, бесспорно, серьезен, он бледнеет по сравнению с тем, что испытали наши родители и родители наших родителей в 30-е годы прошлого века. Опубликованный в прошлую пятницу доклад о занятости гласит, что уровень безработицы в Соединенных Штатах достиг 8,1 процента. Ужасная цифра, означающая трагедию для миллионов американских семей. Но в 30-е годы в самый худший период уровень безработицы достиг почти 25 процентов, и из этой четверти от общего числа трудоспособных американцев лишь очень немногие пользовались социальной поддержкой, позволяющей сегодня семьям удовлетворить хотя бы основные потребности во время безработицы.
Аналогичная картина и с данными по валовому внутреннему продукту. Скорректированные сведения за прошлый месяц говорят о том, что реальный ВВП сократился почти на два процента по сравнению с наилучшим показателем. Но в период между пиком 1929 года и обвалом Великой депрессии в 1933-м реальный ВВП уменьшился на 25 процентов.
Владимир Абаринов: Как и в годы Великой депрессии, состояние фондового рынка в значительной мере определяется настроениями его участников. Однако разница в том, что в 30-е годы прошлого века не существовало такого обширного рынка производных финансовых инструментов, в частности, вторичных долговых обязательств, и его тесной взаимосвязи с производством.
Кристина Ромер: В 1929 году крах и крайняя неустойчивость курсов акций заставили потребителей и компании просто перестать тратить деньги. В нынешнем кризисе обвал цен на жилье и курсов ценных бумаг облегчил кошельки, поколебал доверие к рынку и повлек за собой резкий рост объема средств на сберегательных счетах - потребитель затаился после того, как сильно сократился размер его собственности, а будущее внушало неуверенность.
В 30-е годы коллапс производства и богатства привел к банкротствам и исчезновению почти половины американских финансовых институтов. Это, в свою очередь, имело два разрушительных последствия: резкое сокращение денежной массы и крах кредитного рынка.
В нашем случае современные финансовые инструменты привели к прямой зависимости рыночной стоимости активов от состояния финансовых институтов. Прошлой осенью мы наблюдали сокращение кредитования и поняли, насколько важен кредит для эффективного функционирования американского бизнеса и домашних хозяйств.
Владимир Абаринов: Сходство Великой депрессии с нынешним кризисом заключается и в их глобальном масштабе. В первой трети прошлого века еще не существовало многосторонних соглашений о свободной торговле, однако взаимозависимость национальных экономик ведущих промышленных держав была уже очень высокой.
Кристина Ромер: Ключевая особенность Великой депрессии состояла в том, что фактически каждая индустриально развитая страна столкнулась с серьезным сокращением производства и громадным ростом безработицы. В прошлом году была надежда, что нынешний спад, возможно, окажется чисто американским, что на мировых рынках спрос останется высоким и вытянет нас из трясины.
Однако за прошедшие месяцы мы поняли, что эта надежда не оправдалась. Когда появилась статистика, мы узнали, что Европа, Азия и многие другие регионы сталкиваются с таким же, как наш, если не бóльшим спадом. На самом деле не только мировой спрос не помог нам, но падение спроса со стороны США оказало разрушительное влияние на экспортно-ориентированные экономики таких стран, как Tайвань, Китай и Корея.
Это сходство между Депрессией и сегодняшним спадом означает, что президент Обама начинает свое президентство и свой путь к оздоровлению экономики, сталкиваясь во многом с теми же вызовами, с которыми столкнулся Франклин Рузвельт в 1933 году. Наши потребители и частные предприниматели не имеют никакого желания тратить деньги или вкладывать их. Наши финансовые учреждения находятся в напряженном состоянии и неохотно предоставляют займы. Краткосрочная процентная ставка по кредиту равна нулю, и это оставляет мало возможностей для нормальной монетарной политики. А падение мирового спрос не позволяет надеяться, что кто-то кроме нас сможет способствовать подъему нашей экономики.
Владимир Абаринов: От исторических параллелей Кристина Ромер перешла к апологии своего плана. По ее мнению, у президенты Рузвельта не было возможности применить антикризисные меры в тех масштабах, какие требовались. А сейчас такая возможность появилась, и скупиться не оздоровительные процедуры не следует.
Кристина Ромер: Один критически важный урок 30-х годов состоит в том, что ограниченные финансовые вливания имеют ограниченный эффект. <…> Это урок, который администрация приняла близко к сердцу. Американский Закон об оздоровлении и реинвестировании, принятый спустя менее чем 30 дней после инаугурации, является просто самым крупным и самым решительным монетарным воздействием на экономику в истории. Почти 800 миллиардов долларов, выделенных в качестве финансовых стимулов, разделены примерно поровну между снижением налогов, прямыми правительственными инвестиционными расходами и помощью штатам и людям, непосредственно затронутым спадом. Объем финансовых стимулов приближается к трем процентам валового внутреннего продукта, каким он будет в каждый из двух ближайших лет. А поскольку значительная часть стимулов принимает форму финансовой помощи правительствам штатов, то им не придется, чтобы сбалансировать свои бюджеты, повышать налоги и увольнять медсестер, учителей и работников аварийных служб. И мы ожидаем, что это финансовое вмешательство будет особенно важным в противодействии чудовищной потере рабочих мест, которая в целом, как показывают последние данные, составила 4,4 миллиона с тех пор, так как этот спад начался 14 месяцев назад.
Владимир Абаринов: Кристина Ромер считает, что Франклин Рузвельт действовал в правильном направлении, однако не смог реализовать свои планы до конца по политическим соображениям, и это замедлило выход из депрессии. Вместе с тем история Великой депрессии дает, по ее мнению, основания для оптимизма.
Кристина Ромер: Наконец, последний урок, который я хочу извлечь из опыта 30-ых годов, является, возможно, самым важным. Главная особенность Великой депрессии – это то, что она, в конечном счете, кончилась. Несмотря на колоссальную потерю национального богатства, хаос на финансовых рынках и утрату доверия настолько глубокую, что это почти разрушило фундаментальную веру американцев в капитализм, экономика возродилась.
В самом деле: в период между 1933 и 1937 годом экономический рост был самым высоким, какой мы когда-либо имели в мирное время. Если бы США не совершили ужасной ошибки, отступив в 1937 году с избранного пути по политическим мотивам, мы, как большинство других стран мира, вероятно, полностью восстановили бы свою экономику до начала Второй мировой войны.
Я думаю, этот факт должен внушить надежду американцам. Мы начинаем в ситуации, намного лучшей, чем та, в которой оказались наши родители и бабушки с дедушками в 1933 году. И наш политический ответ был оперативным, решительным и хорошо продуманным. Если мы продолжим учитывать уроки Великой Депрессии, есть все основания полагать, что мы выдержим это испытание и выйдем из него еще более сильными, чем прежде.
Владимир Абаринов: Взгляды Кристины Ромер на Великую депрессию и ее уроки разделяются далеко не всеми американскими экономистами. Некоторые считают, что действия президента Рузвельта в силу своей ограниченности не оказали кардинального влияния на состояние экономики. В конечном счете, утверждают эти эксперты, из Великой депрессии страну вывел не Рузвельт, а Вторая мировая война с ее оборонным заказом. Есть и третья группа экспертов, полагающая, что крах нью-йоркской фондовой биржи в октябре 1929 года, который принято считать началом Великой депрессии, отнюдь не имел катастрофических последствий для экономики США. Событием, имевшим пагубные последствия, эти экономисты считают принятие Конгрессом в 1930 году протекционистского таможенного тарифа Смута-Холи. Конгресс в данном случае поступил так же, как сейчас поступает российское правительство, защищая, как оно утверждает, отечественного производителя – вводит повышенные пошлины на ввоз иностранных автомобилей или сельхозпродукции. В 30-м в ответ на действия Конгресса страны Европы установили свои таможенные барьеры. В результате американские производители лишились европейских рынков – это и стало, по мнению ряда экспертов, причиной глобализации кризиса. Именно в таком контексте следует понимать вопрос, заданный Кристине Ромер. Однако она с такой постановкой вопроса не согласилась.
- Один из уроков, которые извлекают из Великой Депрессии, заключается в том, что протекционизм и тариф Смута-Холи были плохой идеей. Я говорю не просто об американской политике, но о политике всего
мира. Насколько вас тревожит рост протекционизма? И, с другой стороны, считаете ли вы, что есть хоть какая-нибудь надежда на сдвиги в области соглашений о свободе торговли? Можете ли вы изложить нам свое мнение в аспекте международной торговли?
Кристина Ромер: Конечно. Позвольте мне сначала вернуться к Депрессии, потому что мы знаем, что в годы Великой Депрессии торговля сократилась значительно. И в поисках причин случившегося мы, естественно, обращаем взор к повышенному тогда нами тарифу.
Думаю, более тщательное изучение, вероятно, покажет, что более важным фактором было сокращение доходов во всем мире. Возможно, упадок торговли объясняется именно этой причиной. Я думаю, что в значительной мере мы видим это и теперь. Почему катастрофически сокращается валовой внутренний продукт Тайваня? Не из-за торговых барьеров. А потому, что его торговые партнеры внезапно оказались посреди ужасного спада.
Владимир Абаринов: В самом конце мероприятия Кристине Ромер задали наивный и почти неприличный в среде профессионалов вопрос.
- То, что произошло – это результат действий человека или это стихийное бедствие, вызванное сбоем основ экономической системы?
Кристина Ромер: О Господи, человек или стихия... Я чувствую себя между яйцом и курицей. Я думаю, что, конечно, это правда – мы многое видели. Происходили технологические перемены, менялось законодательство, взвинчивались цены на жилье, и это, несомненно, выглядело как финансовый пузырь. Можно назвать это результатом деятельности человека, вы правы, многое мы сделали сами; но, с другой стороны, экономика порой ведет себя как тот же пузырь, а отличительная особенность пузыря как раз в том и состоит, что его возникновение нельзя предвидеть, и почему он возник – тоже непонятно.
Но, каковы бы ни были причины, наша задача -исправить положение. И я твердо убеждена в том, что нам требуется правительство, которое сыграет решающую роль в этом исправлении.
Владимир Абаринов: По последним данным, индексы доверия потребителя и инвестора достигли в марте самых высоких за последние два месяца значений. Вместе с тем только 34 процента американцев уверены, что Соединенные Штаты останутся самой сильной державой мира к концу этого столетия.
Владимир Абаринов: 11 марта исполнилось 50 дней пребывания Барака Обамы на посту президента. Его личный рейтинг остается высоким – действия главы государства одобряют 60 процентов избирателей. Вместе с тем, более 50 процентов американцев считают, что страна идет неправильным путем. Еще меньше энтузиазма они проявляют в отношении плана стимулирования экономики, а 53 процента уверены, что Америка вступает в депрессию, аналогичную Великой депрессии 30-х годов прошлого века. Такой психологический настрой общества не может не беспокоить администрацию. И сам президент, и члены его кабинета начали разъяснительную работу. При этом акценты заметно изменились. Не далее как в четверг президент Обама заявил, что кризис отнюдь не так глубок, как считалось прежде, а потому есть все основания для оптимизма.
Эту линию продолжила один из главных разработчиков программы оздоровления американской экономики - председатель группы экономических советников при президенте Кристина Ромер, выступая на днях в вашингтонском Институте Брукингса. До своего назначения на этот пост Ромер была профессором экономики Калифорнийского университета в Беркли. Сфера ее профессиональных интересов включает макроэкономические процессы времен Великой депрессии. Ее выступление было посвящено урокам, которые можно и должно извлечь из истории Великой депрессии сегодня.
Кристина Ромер: Думаю, для начала важно отметить, что, хотя текущий спад, бесспорно, серьезен, он бледнеет по сравнению с тем, что испытали наши родители и родители наших родителей в 30-е годы прошлого века. Опубликованный в прошлую пятницу доклад о занятости гласит, что уровень безработицы в Соединенных Штатах достиг 8,1 процента. Ужасная цифра, означающая трагедию для миллионов американских семей. Но в 30-е годы в самый худший период уровень безработицы достиг почти 25 процентов, и из этой четверти от общего числа трудоспособных американцев лишь очень немногие пользовались социальной поддержкой, позволяющей сегодня семьям удовлетворить хотя бы основные потребности во время безработицы.
Аналогичная картина и с данными по валовому внутреннему продукту. Скорректированные сведения за прошлый месяц говорят о том, что реальный ВВП сократился почти на два процента по сравнению с наилучшим показателем. Но в период между пиком 1929 года и обвалом Великой депрессии в 1933-м реальный ВВП уменьшился на 25 процентов.
Владимир Абаринов: Как и в годы Великой депрессии, состояние фондового рынка в значительной мере определяется настроениями его участников. Однако разница в том, что в 30-е годы прошлого века не существовало такого обширного рынка производных финансовых инструментов, в частности, вторичных долговых обязательств, и его тесной взаимосвязи с производством.
Кристина Ромер: В 1929 году крах и крайняя неустойчивость курсов акций заставили потребителей и компании просто перестать тратить деньги. В нынешнем кризисе обвал цен на жилье и курсов ценных бумаг облегчил кошельки, поколебал доверие к рынку и повлек за собой резкий рост объема средств на сберегательных счетах - потребитель затаился после того, как сильно сократился размер его собственности, а будущее внушало неуверенность.
В 30-е годы коллапс производства и богатства привел к банкротствам и исчезновению почти половины американских финансовых институтов. Это, в свою очередь, имело два разрушительных последствия: резкое сокращение денежной массы и крах кредитного рынка.
В нашем случае современные финансовые инструменты привели к прямой зависимости рыночной стоимости активов от состояния финансовых институтов. Прошлой осенью мы наблюдали сокращение кредитования и поняли, насколько важен кредит для эффективного функционирования американского бизнеса и домашних хозяйств.
Владимир Абаринов: Сходство Великой депрессии с нынешним кризисом заключается и в их глобальном масштабе. В первой трети прошлого века еще не существовало многосторонних соглашений о свободной торговле, однако взаимозависимость национальных экономик ведущих промышленных держав была уже очень высокой.
Кристина Ромер: Ключевая особенность Великой депрессии состояла в том, что фактически каждая индустриально развитая страна столкнулась с серьезным сокращением производства и громадным ростом безработицы. В прошлом году была надежда, что нынешний спад, возможно, окажется чисто американским, что на мировых рынках спрос останется высоким и вытянет нас из трясины.
Однако за прошедшие месяцы мы поняли, что эта надежда не оправдалась. Когда появилась статистика, мы узнали, что Европа, Азия и многие другие регионы сталкиваются с таким же, как наш, если не бóльшим спадом. На самом деле не только мировой спрос не помог нам, но падение спроса со стороны США оказало разрушительное влияние на экспортно-ориентированные экономики таких стран, как Tайвань, Китай и Корея.
Это сходство между Депрессией и сегодняшним спадом означает, что президент Обама начинает свое президентство и свой путь к оздоровлению экономики, сталкиваясь во многом с теми же вызовами, с которыми столкнулся Франклин Рузвельт в 1933 году. Наши потребители и частные предприниматели не имеют никакого желания тратить деньги или вкладывать их. Наши финансовые учреждения находятся в напряженном состоянии и неохотно предоставляют займы. Краткосрочная процентная ставка по кредиту равна нулю, и это оставляет мало возможностей для нормальной монетарной политики. А падение мирового спрос не позволяет надеяться, что кто-то кроме нас сможет способствовать подъему нашей экономики.
Владимир Абаринов: От исторических параллелей Кристина Ромер перешла к апологии своего плана. По ее мнению, у президенты Рузвельта не было возможности применить антикризисные меры в тех масштабах, какие требовались. А сейчас такая возможность появилась, и скупиться не оздоровительные процедуры не следует.
Кристина Ромер: Один критически важный урок 30-х годов состоит в том, что ограниченные финансовые вливания имеют ограниченный эффект. <…> Это урок, который администрация приняла близко к сердцу. Американский Закон об оздоровлении и реинвестировании, принятый спустя менее чем 30 дней после инаугурации, является просто самым крупным и самым решительным монетарным воздействием на экономику в истории. Почти 800 миллиардов долларов, выделенных в качестве финансовых стимулов, разделены примерно поровну между снижением налогов, прямыми правительственными инвестиционными расходами и помощью штатам и людям, непосредственно затронутым спадом. Объем финансовых стимулов приближается к трем процентам валового внутреннего продукта, каким он будет в каждый из двух ближайших лет. А поскольку значительная часть стимулов принимает форму финансовой помощи правительствам штатов, то им не придется, чтобы сбалансировать свои бюджеты, повышать налоги и увольнять медсестер, учителей и работников аварийных служб. И мы ожидаем, что это финансовое вмешательство будет особенно важным в противодействии чудовищной потере рабочих мест, которая в целом, как показывают последние данные, составила 4,4 миллиона с тех пор, так как этот спад начался 14 месяцев назад.
Владимир Абаринов: Кристина Ромер считает, что Франклин Рузвельт действовал в правильном направлении, однако не смог реализовать свои планы до конца по политическим соображениям, и это замедлило выход из депрессии. Вместе с тем история Великой депрессии дает, по ее мнению, основания для оптимизма.
Кристина Ромер: Наконец, последний урок, который я хочу извлечь из опыта 30-ых годов, является, возможно, самым важным. Главная особенность Великой депрессии – это то, что она, в конечном счете, кончилась. Несмотря на колоссальную потерю национального богатства, хаос на финансовых рынках и утрату доверия настолько глубокую, что это почти разрушило фундаментальную веру американцев в капитализм, экономика возродилась.
В самом деле: в период между 1933 и 1937 годом экономический рост был самым высоким, какой мы когда-либо имели в мирное время. Если бы США не совершили ужасной ошибки, отступив в 1937 году с избранного пути по политическим мотивам, мы, как большинство других стран мира, вероятно, полностью восстановили бы свою экономику до начала Второй мировой войны.
Я думаю, этот факт должен внушить надежду американцам. Мы начинаем в ситуации, намного лучшей, чем та, в которой оказались наши родители и бабушки с дедушками в 1933 году. И наш политический ответ был оперативным, решительным и хорошо продуманным. Если мы продолжим учитывать уроки Великой Депрессии, есть все основания полагать, что мы выдержим это испытание и выйдем из него еще более сильными, чем прежде.
Владимир Абаринов: Взгляды Кристины Ромер на Великую депрессию и ее уроки разделяются далеко не всеми американскими экономистами. Некоторые считают, что действия президента Рузвельта в силу своей ограниченности не оказали кардинального влияния на состояние экономики. В конечном счете, утверждают эти эксперты, из Великой депрессии страну вывел не Рузвельт, а Вторая мировая война с ее оборонным заказом. Есть и третья группа экспертов, полагающая, что крах нью-йоркской фондовой биржи в октябре 1929 года, который принято считать началом Великой депрессии, отнюдь не имел катастрофических последствий для экономики США. Событием, имевшим пагубные последствия, эти экономисты считают принятие Конгрессом в 1930 году протекционистского таможенного тарифа Смута-Холи. Конгресс в данном случае поступил так же, как сейчас поступает российское правительство, защищая, как оно утверждает, отечественного производителя – вводит повышенные пошлины на ввоз иностранных автомобилей или сельхозпродукции. В 30-м в ответ на действия Конгресса страны Европы установили свои таможенные барьеры. В результате американские производители лишились европейских рынков – это и стало, по мнению ряда экспертов, причиной глобализации кризиса. Именно в таком контексте следует понимать вопрос, заданный Кристине Ромер. Однако она с такой постановкой вопроса не согласилась.
- Один из уроков, которые извлекают из Великой Депрессии, заключается в том, что протекционизм и тариф Смута-Холи были плохой идеей. Я говорю не просто об американской политике, но о политике всего
мира. Насколько вас тревожит рост протекционизма? И, с другой стороны, считаете ли вы, что есть хоть какая-нибудь надежда на сдвиги в области соглашений о свободе торговли? Можете ли вы изложить нам свое мнение в аспекте международной торговли?
Кристина Ромер: Конечно. Позвольте мне сначала вернуться к Депрессии, потому что мы знаем, что в годы Великой Депрессии торговля сократилась значительно. И в поисках причин случившегося мы, естественно, обращаем взор к повышенному тогда нами тарифу.
Думаю, более тщательное изучение, вероятно, покажет, что более важным фактором было сокращение доходов во всем мире. Возможно, упадок торговли объясняется именно этой причиной. Я думаю, что в значительной мере мы видим это и теперь. Почему катастрофически сокращается валовой внутренний продукт Тайваня? Не из-за торговых барьеров. А потому, что его торговые партнеры внезапно оказались посреди ужасного спада.
Владимир Абаринов: В самом конце мероприятия Кристине Ромер задали наивный и почти неприличный в среде профессионалов вопрос.
- То, что произошло – это результат действий человека или это стихийное бедствие, вызванное сбоем основ экономической системы?
Кристина Ромер: О Господи, человек или стихия... Я чувствую себя между яйцом и курицей. Я думаю, что, конечно, это правда – мы многое видели. Происходили технологические перемены, менялось законодательство, взвинчивались цены на жилье, и это, несомненно, выглядело как финансовый пузырь. Можно назвать это результатом деятельности человека, вы правы, многое мы сделали сами; но, с другой стороны, экономика порой ведет себя как тот же пузырь, а отличительная особенность пузыря как раз в том и состоит, что его возникновение нельзя предвидеть, и почему он возник – тоже непонятно.
Но, каковы бы ни были причины, наша задача -исправить положение. И я твердо убеждена в том, что нам требуется правительство, которое сыграет решающую роль в этом исправлении.
Владимир Абаринов: По последним данным, индексы доверия потребителя и инвестора достигли в марте самых высоких за последние два месяца значений. Вместе с тем только 34 процента американцев уверены, что Соединенные Штаты останутся самой сильной державой мира к концу этого столетия.
