Виктор Резунков: В нашей петербургской студии сегодня в гостях полковник полиции, начальник одной из оперативных служб Управления Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков по Санкт-Петербургу и Ленинградской области Алексей Родичев и представитель в России международной организации "Европейские города против наркотиков", доцент кафедры конфликтологии факультета философии и политологии Санкт-Петербургского государственного университета Георгий Зазулин.
Сегодня, 11 марта, в России отмечается профессиональный праздник – День сотрудника Госнаркоконтроля. Мы поздравляем наших гостей с этим праздником. К Георгию Зазулину это тоже имеет прямое отношение, вы возглавляли в свое время отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков питерского ГУВД. Мы поздравляем вас! Любопытно отметить, что так уж совпало, что именно сегодня в Вене открылся двухдневный саммит Организации объединенных наций, на котором, возможно, будет пересмотрена существующая уже 10 лет, если не больше, глобальная политика борьбы с наркотиками и внесены даже, как предполагают, изменения в документы, которые определяли направления этой борьбы, так называемую Конвенцию ООН. А вообще, в этом году исполняется ровно 100 лет с того дня, когда большинство стран мира, объединившись, запретили наркотики. Как идет борьба с этим злом в России и в Петербурге в частности? Какая наркоситуация складывается на сегодня в стране? Какие меры предлагаются для ее преодоления? Об этом мы и поговорим.
Давайте начнем с Петербурга, чтобы от этого отталкиваться. Алексей Александрович, для начала расскажите, если не секрет, чем занимается оперативная служба, которую вы возглавляете?
Алексей Родичев: Все оперативные подразделения нацелены на выявление преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотиков. Это ежедневная работа, которая не имеет своего завершения, потому что каждое уголовное дело предусматривает сопровождение его. И в основном это работа оперативного состава.
Виктор Резунков: То есть вы конкретно руководите захватом каких-нибудь притонов, да, можно так описать? Как сейчас это выглядит – притоны? Ужасающее зрелище? Что это из себя представляет сейчас в Петербурге?
Алексей Родичев: Притон – это, как правило, адреса квартир, которые посещают наркоманы, употребляют и распространяют наркотики за дозы, за деньги и тем самым наносят вред, урон населению, которое рядом проживает, создают условия невыносимого проживания. Но чтобы выявить притоносодержателя, нужно проделать, на мой взгляд, достаточно емкую и трудную работу. Потому что притон предусматривает системность и периодичность. И задокументировать притон – это нужно задокументировать не менее трех наркоманов, которые посещают этот притон, при выходе из него они находятся в наркотическом опьянении. Мы обязаны каждого из них, а они все находятся в состоянии сговора, отдельно направить на обследование на наркотическое опьянение. По истечении примерно недели мы получаем результат, привлекаем к административной ответственности. И только после таких процедур, после уплаты ими штрафа административного, а это тоже должно быть добровольное погашение с их стороны. Только после этого производится опять негласная так называемая в рамках закона об оперативно-розыскной деятельности закупка, и тем самым они изобличаются в сбыте, притоносодержатель, как правило. И потом уже к этому формируются материалы, и возбуждается уголовное дело. Поэтому процесс этот очень трудоемкий.
И раз вы коснулись темы притонов, в городе она, конечно, доставляет неудобства очень многим, и многие жалуются на то, что они существуют и их существование не прекращается, несмотря на то, что проводят обходы и органы милиции. Но выявить сегодня притон – это прежде всего оперативная комбинация, связанная с изобличением. Учитывая, что притоносодержатель – это все-таки относится к категории латентной преступности, и поэтому изучить задумки его очень сложно. И вот мы должны разгадать задумки, загадки его, в какое время его посещают, как он распространяет и так далее. И самое сложное в притоне – это управлять этим процессом на протяжении длительного времени. Практика показывает, что документирование и изобличение содержателей притона – минимум в условиях того, что я сказал, административное и так далее, это уходит месяц минимум. Вот такой труд по притонам.
Виктор Резунков: И все-таки Петербург продолжает занимать, по-моему, одно из ведущих мест в России по уровню употребления того же героина. Чем это объясняется? Это вопрос и к вам, Георгий Васильевич, тоже на самом деле.
Алексей Родичев: На мой взгляд, это объясняется тем, что это мегаполис очень серьезный, это и транзит, морской транспорт, любой, водный. Так сложилось, что в это мегаполисе наркомания имеет свое очень активное развитие. Достаточно сказать, что на учете стоит, официально только, около 100 тысяч наркозависимых, но официальный учет, на мой взгляд, не очень точный. Но то, что есть такая статистика, это да.
Георгий Зазулин: Это правоохранительная статистика, да, Алексей? Я бы хотел уточнить, о каком учете идет речь, если можно. Потому что на медицинский их сегодня не ставят, кроме как по собственному желанию, и это для меня цифра в пределах 10 тысяч, как я знаю.
Виктор Резунков: Да, медицинская статистика гораздо меньше, там около 15 тысяч, что-то такое.
Алексей Родичев: В каждом районе приблизительная цифра: в наркодиспансерах на учете где-то от 300 человек, в зависимости от масштабов района. Тем не менее, на 20 районов это тоже цифра. Ну, вот по Санкт-Петербургу и Ленинградской области я хочу уточнить, что наши данные, правоохранительных органов, они показывают около 100 тысяч.
Виктор Резунков: Большая, конечно, цифра. Георгий Васильевич, буквально на днях директор Госнаркоконтроля Виктор Иванов привел совершенно ужасающие цифры: каждый день наркоманами становятся в России 250 человек… Я все не буду приводить, я только некоторые приведу для слушателей. Эксперты предупреждают, что если наркотизация населения будет идти такими же темпами, то к 2015 году в каждой десятой семье в России будет наркоман. Каждые сутки, как минимум, от наркотиков в стране умирают 82 человек призывного возраста, в год – только официально 30 тысяч человек. На самом деле, это тоже неточная цифра, потому что не всех фиксируют. Вот как вы считаете, чем можно объяснить такой рост, такую уже проблему для государственной безопасности?
Георгий Зазулин: Я думаю, объяснить можно одним: те средства, те ресурсы, те подходы, которые использует государство для подавления вот этой наркоугрозы, представленной наркорынком в первую очередь, огромной армией потребителей, неадекватны как бы природе этого явления. Они используются… не учитываются механизмы этого явления. Только этим можно объяснить. То есть за счет каких подходов, если мазками показать? Ну, как бы за счет уголовной политики. Ведь там же есть фрагмент преступности, уголовная политика начинает использоваться против наркорынка, против наркопреступности. Социальная политика начинает работать, поскольку есть потребитель. Есть наркоман, есть больной, есть образовательные учреждения, которые сегодня этой проблемой тоже страдают. Но собственно антинаркотической политики нет. Она, вернее, есть, но как бы наполовину. Собственно антинаркотическая политика стала формироваться в России в 1993 году, впервые государство приняло официально государственную концепцию по контролю за наркотиками. Это была теория. Но ситуация-то ухудшалась после либеральных вот эти решений в 1990 году, что все разрешим, помните. Убрали в 1990 году прямой запрет потребления. Косвенный остался, а прямой, который существовал, его убрали. Причем в обществе сложилось ошибочное понимание: убрали косвенный запрет, значит, вообще убрали. Но никто же, вообще-то, не убирал, косвенный всегда был и оставался.
Виктор Резунков: А чем отличается косвенный от прямого?
Георгий Зазулин: Прямой запрет говорит, что я задержу человека, и у него наркотики в организме, то он будет подвергнут санкциям, в то время административным, а если повторно, то и уголовным. А косвенный запрет – это когда мы доказываем хранение, приобретение, перевозку, пересылку, то есть когда мы доказываем участие в незаконном обороте. То есть нельзя же, в принципе, употребить наркотик, не приобретая и не храня, поэтому я считаю это косвенным запретом. И вот тогда ошиблись, тогда людям не сказали нормально, что никто ответственность не отменил, в косвенном виде она осталась. А поскольку после периода тоталитарного общества лозунг был – "все, что не запрещено, то все разрешено", мы видели героиновую эпидемию, каждый год – рост. И в 1999-2000 годах героиновая эпидемия страшнейшая была. И реакцией государства был федеральный закон о наркотических средствах, здесь появился как бы элемент государственной антинаркотической политики, я считаю, который не подпадает ни по уголовную, ни под социальную. Возникла цель в статье 4-ой этого закона: государственная политика должна заключаться в постепенном сокращении больных наркоманией, уменьшении наркопреступности. Но вот в одном этом виде это как одно колесо у автомобиля. Вот в таком виде мы стали жить дальше.
Ну, героиновая эпидемия сама ушла на убыль, они вечно не идут на подъем, это известно во всем мире: начинается антимаркетинг по мере того, как пацаны узнают, что такое героин. И вот видя, что ситуация ухудшается, что приходит угроза, государство, ощущая свой антагонизм с наркорынком, создает спецслужбу, то есть оно как бы создает орган, на который возлагает координацию. Но опять-таки было потеряно 5 лет. В 2003 году возникает структура, и на нее возлагают функции не только правоохранительные, а политические фактически, управленческие, а статус не дают. И пять лет уходит на то, чтобы осознать, что, чтобы выполнить эти задачи, координировать министерства, нужен не статус федеральной службы, а нужен статус председателя Государственного антинаркотического комитета. Мы эту структуру получаем в 2007 году только. Я вижу, что государство четко выстраивает необходимые элементы антинаркотической политики, которая будет менять формат уголовный и социальный, именно сводя их вместе на эту цель. Но это процесс длительный. Два шага мы прошли: у нас есть цель, можно сказать, стратегия в свернутом виде – в законе; у нас есть структура, отвечающая за координацию, - Государственный антинаркотический комитет. Фактически это механизм принятия политико-правовых решений. Но у нас нет института, научно-исследовательского института, который бы исследовал природу этого явления и питал органы власти. У нас нет такого НИИ. К сожалению, его даже нет на уровне ФСКН. И у нас нет подготовки кадров – людей, которые могли бы понимать эта проблему тоже с позиции управления. Но я думаю, что вот это тут путь, который можно предсказать.
Виктор Резунков: Вы согласны с Георгием Васильевичем в целом? Хотелось бы понять, как функционирует ваша служба здесь, в Петербурге, какие у вас могут быть претензии к государству?
Алексей Родичев: Ну, я с мнением Георгия Васильевича согласен, нам некогда, к сожалению, задумываться о том, какие институты должны еще нас сопровождать и оказывать эту помощь. Безусловно, то, что их недостаточно, и мы нуждаемся в этом, это просто очевидно. Сегодня на плечи оперативника ложатся все абсолютно вопросы. Это вопросы, грубо говоря, и конвоирования, чего мы не должны делать, сопровождения так называемого, и вопросы… Ну, чтобы было понятно слушателям, на одно уголовное дело, на то, чтобы выявить, кроме подготовки, так называемой разработки, которая может длиться некоторое определенное время, во время реализации ее уходит минимум двое суток. Вот эти двое суток оперуполномоченный, а их, как правило, 3-4 человека возбуждают уголовное дело, сопровождают его на протяжении двух суток. Вот это труд. После этих двух суток идет отдых – сутки, и опять так изо дня в день. Поэтому обращать внимание на что-то, когда требуются результаты, и когда запланированы мероприятия, нам некогда.
Виктор Резунков: Могли бы вы рассказать, вот сегодня буквально пресс-служба вашего управления по Санкт-Петербургу и Ленинградской области рассказала, что только что была задержана большая группа людей, которые распространяли наркотики, у них изъяли 3 тысячи таблеток экстези плюс большое количество марихуаны и так далее. Как выглядела примерно эта операция, как вы это проводили?
Алексей Родичев: Каждый оперативный работник обязан и имеет на связи так называемый специальный аппарат конфиденциальных источников и вот добывает информацию, анализирует ее, планирует мероприятия, по ступенькам, все глубже и качественнее выходит на определенные уровни, и когда наступает момент реализации, он реализует эту информацию путем изобличения, задержания с помощью, как правило, закупки. Ну, этому предшествуют указанные в законе об оперативно-розыскной деятельности всевозможные другие мероприятия, технические в том числе, поэтому это прежде всего труд и творческий, и в то же время трудоемкая работа.
Виктор Резунков: У меня вопрос к Георгию Васильевичу. Как я уже сказал, ООН проводит недельный семинар. Средства массовой информации сообщают, в частности, что группа известных экономистов, около 500 человек, из Гарвардского университета предложили легализовать наркотики, потому что экономически мировому сообществу просто невыгодно заниматься борьбой с наркоманией. Экономически! А все средства, которые будут сэкономлены в результате этого, надо направить на здравоохранение, развитие инфраструктуры, помощь нищим народам и так далее. Что вы думаете об этой идее? Идея не нова.
Георгий Зазулин: Как раз то, что это говорят экономисты, очень характерно, потому что наркореальность, если ее взять как научное понятие, она где-то 15 фрагментов в себе содержит, а экономист видит только один – рынок. Даже не то что три слепых старца слона ощупывали, один ногу трогал и говорил, что это колонна, другой хвост трогал и говорил, что веревочка, а на самом деле они абсолютно не так описывали явление. Так вот и эти экономисты. Здесь можно вспомнить пословицу: если в руках только молоток, то все проблемы выглядят как гвозди. Вот именно так же экономисты, логика их понятна: они только наркорынок видят – значит, надо легализовать, иначе под контроль его не взять. Но если бы они узнали учение об экспозиционном давлении наркосреды… Что решает, будет или не будет пробовать подросток наркотики? Решает вот эта величина экспозиционного давления. Если она пробивает внутреннюю сопротивляемость, защищенность (то, что родители говорили, учили всему доброму и хорошему), если это высокое давление наркосреды, то много становится наркоманов, если низкое – мало. Легализовав, на давление-то никак не влияешь, в лучшем случае только увеличиваешь его.
Голландский опыт я уже хорошо знаю, а вот недавно таиландский изучал. Когда они подошли к ситуации, что это может просто на них крест поставить, они, в принципе, пошли на меры беспрецедентные. Родители наркоманов, у кого дети стали наркоманами, были вооружены, и государство им не мешало, а наоборот… Сначала государство опубликовало списки – "сдайтесь, прекратите", малый реестр, большой реестр, до 100 тысяч в большом реестре, и никто не обратил внимания. А потом вот эти "зеленые никто" по ночам поехали и стали сверять с фотографиями и уничтожать. До 7 тысяч трупов. Вот это были их трущобы и виллы вокруг Бангкока, причем виллы, где были реальные наркобароны, с физической защитой, с лучшей адвокатурой. И государство, конечно, покровительствовало. Оно не признает, потому что туда поехали правозащитники говорить, что "что же это такое творится", из Европы поехали. А те говорят: "Когда нация борется за самовыживание, государство просто не имеет права вставлять палки в колеса".
Поэтому эта идея экономистов, она понятна только экономистам. Другим людям, которые знают механизм, как это распространяется от человека к человеку, что возникает легко психологическая зависимость от первой пробы, что здесь надо реальными механизмами, которые есть, минимизировать явление. Но если мы их не выстраиваем, это совсем не значит, что мы должны пользоваться испорченными рецептами. Мы должны попытаться выставить их. И когда нам говорят не только экономисты, а те, кто оценивает ситуацию в Европе, что война с наркотиками проиграна, и давайте тоже, исходя из этого, легализуем, - к нам это вообще не относится. Мы молодое государство, в том виде, в котором возникли после крушения Советского Союза, и мы еще не выстроили эту государственность свою, мы даже, я говорю, из четырех необходимых компонентов только два имеем. Разве нам можно такие вещи предлагать? Это просто…
Виктор Резунков: Георгий Васильевич, многие медики утверждают, что метадоновая программа, на самом деле, может только помочь людям, зависимым от героина того же самого, ну, рассосать эту ситуацию в какой-то степени. Вы согласны с этой точкой зрения?
Георгий Зазулин: Знаете, не надо демонизировать метадон, но не надо исходить из нереальности. Потому что метадон не должен быть дополнительным пайком к тому, что человек имеет на нелегальном рынке. В России в условия тотального контроля потребителей, вы же понимаете, что сегодня самим потребителем никто не занимается, а он постоянно нарушает законы. И пока у нас с неотвратимостью наказания в этой части, в первую очередь на уровне Административного кодекса, не будет наведен порядок, условий для обсуждения этой проблемы просто нет в принципе. Вот это надо понять медикам. Но медикам это непонятно, это понятно политикам. Поэтому, как конфликтолог, я понимаю, что есть конфликт между государством и наркорынком, в любом государстве он есть. Объект – это молодежь, предмет конфликта, на чьей стороне она будет. Он деньги отдаст на наркотики, наркодилерам или он будет налогоплательщиком, будет нормальным гражданином, понимаете. И ослаблять сторону, которая стоит против наркотиков, метадоном в условиях не выстроенной антинаркотической политики просто нельзя. А вот в государствах, которые как бы уже махнули на все рукой, у которых более-менее все благополучно за счет, может быть, других технологий, ну, потому что они воспитали население законопослушным, уважающим здоровьем, соблюдающим режим труда и отдыха, все это в семьях передают, семьи благополучны, ну, пусть они себе позволяют… А у нас этого нет, мы сегодня посередине, и непонятно, куда страна двинется – к центру, к периферии. Все под большим вопросом.
Виктор Резунков: Понятно. Пожалуйста, ваш ответ, Алексей Александрович?
Алексей Родичев: Ну, я соглашусь с Георгием за исключением того, что мне представляется… Все-таки 6 лет я работаю в этой структуре и пришел к такому мнению, и большинство, думаю, согласятся со мной, что все-таки наркозависимый – это больной. А если мы признаем его больным, то мне видится, что должны быть отдельные учреждения, исправительные учреждения, то есть тюрьмы, лагеря, как угодно, где они занимались бы трудом и через труд… Где не гуляли бы наркотики, как сегодня просматривается в некоторых учреждениях, где отсиживают свои сроки наказания другие заключенные, они бы таким образом были бы изолированы. А что касается молодежи, буквально мне вчера довелось быть на территории одного из крупнейших вузов Санкт-Петербурга, и находясь в машине, я видел, как прекрасно молодые, красивые лица, девушки, молодые люди, большинство из них – с сигаретой во рту. То есть вот это проблема. И пользуясь случаем, я хотел бы обратить внимание родителей прежде всего, радиослушателей: обращайте внимание на своих детей. Потому что днем это сигарета, вечером это может быть таблетка. И человек, который был вчера на рыбалке, рассказывает о том, что рядом находится компания из молодых людей, не пьют, не едят, а ведут себя настолько неадекватно, что очевидно, что принимали таблетки какие-то. Поэтому в высших учебных заведениях, мне кажется, нужно уделять особое внимание вопросам профилактики, то есть это лекции – не угрожающего, пугающего характера, а лекции, которые носили бы просветительский характер.
Виктор Резунков: Георгий из Москвы, пожалуйста, ваш вопрос?
Слушатель: Добрый вечер. Господин Резунков, я хотел бы обоим вашим гостям задать один вопрос. Я хотел спросить, вот решение киргизского правительства по поводу торговли за Манас с США, у которых они хотят ежегодную плату в 200 миллионов, оно не было пролоббировано наркобизнесом большим, международным, чтобы открыть границы для афганского героина? Потому что если у российского правительства пошло головокружение от успехов, они пролоббировали этот вопрос между Киргизией и Америкой, кишка-то ведь тонка… А талибы пойдут с юга на север.
Виктор Резунков: Не понял вопрос. Может быть, вы ответите, Георгий Васильевич?
Георгий Зазулин: А вопроса, собственно, и не было.
Виктор Резунков: Георгий, видимо, имел в виду взаимоотношения между Киргизией и Россией. Ну, ладно, не будем эту тему обсуждать. Михаил из Москвы, пожалуйста.
Слушатель: Добрый вечер. Я, как бывший работник спортивных секций, хочу сказать следующее. В Москве уничтожены практически все спортивные секции, детские спортивные организации, которые работают не на коммерческой основе. Поэтому я вижу корень зла вот теперешнего состояния молодежи в том, что молодежи некуда деваться. Сигареты, пиво, незанятые вечера, в подъездах они топчутся. Поэтому я считаю, что поднят большой вопрос – вопрос занятости молодежи от 10 до 18 лет. И считаю, что это острейшая задача, чтобы в настоящее время спортивные организации привлекали молодежь к бесплатному обучению, спорту и досугу.
Виктор Резунков: Спасибо, Михаил. Георгий Васильевич, видимо, это вопрос к вам.
Георгий Зазулин: Вопрос прекрасный. Просто Михаил – великолепный эксперт, он смотрит в корень. И надо сказать, что вот решение о создании Государственного антинаркотического комитета – это не просто на федеральном уровне директор ФСКН теперь собирает как бы министров, а ведь там есть и нижний уровень. Это решение о создании ГАК возложено на губернаторов. Этого никогда раньше не было, понимаете, и сегодня губернаторов назначают. И я уверен, что важно теперь связать, чтобы показателем оценки субъекта Федерации был вот этот показатель. Там что, молодежь спилась и скурилась – тогда стоит ли этого губернатора оставлять на новый срок? И как раз гражданское общество, люди должны сказать: "В нашем неблагополучно субъекте". И об этом надо сказать прямо в администрацию президента. Сегодня я смотрел перечень критериев оценки субъектов Федерации, начиная от экономики и кончая как бы элементами социальными.
Виктор Резунков: Есть пункт о наркотиках?
Георгий Зазулин: Пока нету. Но это пока выстраивание. Но вы поймите, что если мы не будем заниматься молодежью, то правоохранительный фрагмент никогда не решит это, вот деятельность правоохранительных служб. И сегодня это не выполнено.
Виктор Резунков: Сергей из Петербурга, пожалуйста.
Слушатель: У меня вопрос. У вас один из выступающих, Георгий Васильевич, представляет международную организацию. И у меня вопрос: насколько конкретные результаты международной организации помогают в борьбе сегодняшней с наркобизнесом у нас в России? То есть насколько помощь как действенна? Потому что сегодня, насколько я понимаю, отмечается праздник Наркоконтроля, вроде как мы каждый день видим по телевидению результаты работы…
Виктор Резунков: Понятно, Сергей, ваш вопрос понятен. Что скажете?
Георгий Зазулин: Да, мне тоже понятен этот вопрос. Есть различные международные организации, кстати, они зачастую работают под дудку того, кто им деньги дает. В частности, наша общественная организация – "Европейские города против наркотиков" – она некоммерческая, она существовала на взносы, на взносы городов, поскольку и название само – "города против наркотиков". И возникла она в 1994 году как реакция на то, что в Европе объединились силы за то, чтобы обходить конвенцию ООН, за легализацию. Уже в 1990 году структура за легализацию наркотиков сформировалась. Вот в пику ей была создана вот эта организация. В России она фактически не работала, и в то время была угроза легализации. Я считаю, чем помогла наша организация? В 2001 году, за два года до ФСКН, в Санкт-Петербургском государственном университете при моем участии непосредственном был создан Центр антинаркотической политики. Работали вместе с полпредством, выносили эту проблему с узкого ведомственного, отраслевого понимания, сугубо правоохранительного или медицинского, или психологического, на уровень политики. И сегодня это происходит. Сегодня все осознают, что если губернаторы не будут этим заниматься вопросом лично, благополучия не дождетесь. Вот в чем была помощь нашей организации.
Виктор Резунков: Понятно. Ну, это об одной только организации, а на самом деле их достаточно много, организаций.
Георгий Зазулин: Я так понял, вопрос был о той, которую я представляю.
Виктор Резунков: Кирилл из Москвы, пожалуйста.
Слушатель: Здравствуйте. У меня два вопроса. Первое – выявление наркоманов в школах и учебных заведениях, в вузах, то есть неожиданные анализы крови и мочи на обнаружение наркотиков. И второй вопрос: как вы лечите тех наркоманов, и бесплатно ли их лечат, которых вы выявили? Есть ли такие службы по бесплатному лечению?
Виктор Резунков: Алексей Александрович, по-моему, таких служб пока нет, но обсуждается этот вопрос. И, собственно говоря, глава вашей федеральной службы Виктор Иванов как раз сказал и выступил тоже с предложением, как и Рашид Нургалиев, министр внутренних дел, ввести, создать вот эту систему, ну, не ЛТП, как раньше, в советское время, а уже более современную. Правильно я понимаю?
Алексей Родичев: Ну, вы ответили уже, Виктор, на второй вопрос. Поскольку конкретики нет, и ответа не может быть конкретного. Хотя я уже говорил об этом в своем представлении. А что касается первого вопроса, пока тоже нет, насколько мне известно, юридической нормы, позволяющей отбирать анализы у детей, школьников, учащихся учебных заведений. Вопрос это достаточно глубокий в том смысле, что студенты, а мы знаем, что наркомания – это в основном среда молодых людей в возрасте, как правило, до 25 лет, и если бы была такая норма юридическая, то нам было бы значительно легче и ставить на учет, и работать с такой категорией студентов, и достигать оперативно служебный результат.
Георгий Зазулин: По поводу выявления. Не надо выхватывать тестирование из общего контекста. В школах в первую очередь должна быть позиция. Руководство школы не должно забывать, что это воспитательное учреждение, и оно должно выстроить вполне реально, чтобы там невозможно было стать наркоманом. Вот это – задача, а тестирование – это фрагмент всего лишь. Для студентов есть опыт, особенно в коммерческих вузах: есть абитуриент поступает – договор, будем отчислять. Гораздо проще выявить его, и спокойно отчисляется. У нас есть вузы, которые по 30 человек отчисляют – сохраняют остальную тысячу. А отчислять надо в программу, не просто в пустоту, но это уже вопрос к губернаторам, на территории чьих субъектов находятся такие вузы. Но других технологий защиты нет.
Что касается лечения, власть, к сожалению, не замечает и не видит, что лучше всего это поручить обществу. Многие наркоманы со стажем, прекратившие потреблять, объединились в коммуны, и такие небольшие ячейки есть почти во всех субъектах, но поддержки от власти они не получают. Живут в брошенных деревнях. Помогите им ржавым гвоздем – и они очень сильно заберут наркоманов, нуждающихся в помощи, лучше наркологов это сделают, потому что там не проскочит, понимает, этот момент… У нас есть Мельничьи Ручьи здесь, у нас есть в Приозерске реабилитационный центр, у нас есть "Новая жизнь" – и про них почему-то молчит власть, не понимая, что это лучший способ с точки зрения экономики. Там бесплатно.
Виктор Резунков: Понятно. Я хотел обратить внимание, нам очень много пишут слушатели, и все – за самые жесткие меры, и не только к тем, кто продает, но и к тем, кто потребляет. Например, Александр пишет: "Наплевать на Совет Европы, ввести смертную казнь тех, кто имеет отношение к наркотикам. Их можно приравнять к убийцам". Что вы считаете, Алексей Александрович?
Алексей Родичев: Вопрос достаточно сложный. Недавно мама обратилась по телефону с тем, что ее сын был задержан за хранение наркотиков, и по слезами просила его не арестовывать, поскольку он ехал к дедушке в деревню, но вместе с тем при задержании были обнаружены наркотические средства. На вопрос, какова его кредитная история, она ответила, что он раньше привлекался, и судимость не погашена. И, таким образом, получается замкнутый круг. Если он наркоман, то он вынужден, так сказать, ставить страдающую мать в такие условия и либо попадать в условия изоляции, в тюрьму, либо, если не попадает, постоянно тащить из дома деньги, продавать, обманывать, изворачиваться. Потому что портрет наркомана – это категория людей, которые не имеют никаких моральных качеств.
Виктор Резунков: Звонков очень много. Клемент из Псковской области, пожалуйста.
Слушатель: Добрый вечер. Я хотел бы задать вопрос по поводу афганского героина. Я думаю, что всем известно, что под контролем американцев находится эта страна, и огромное количество наркотиков, которое есть в этой стране, оно попадает в Европу через Россию.
Виктор Резунков: Клемент, на самом деле, могу сказать, что находится под контролем не вся страна. Находится север под контролем и какая-то часть северо-запада, а вот как раз вся южная территория, где, собственно говоря, и сосредоточены все опиумные плантации, находится под контролем определенных… В принципе, ваш вопрос понятен: что делать? Да?
Слушатель: 80 процентов наркотиков, производимых и южных и юго-восточных провинциях Афганистана, перевозится американской военной авиацией.
Виктор Резунков: Нет, этого нигде не было. Как раз 93 процента наркотиков из Афганистана, которые идут в Россию, они идут не через американскую авиацию, а они идут через границы Казахстана и так далее, тех республик. Что вы можете сказать, Георгий Васильевич?
Георгий Зазулин: Я могу сказать, что Афганистан – угроза и Украине, и Белоруссии, если говорить о славянских племенах, и Европе он угроза. Поэтому надо исходить из того, чтобы политика наша заключилась в том, что, да, таможня нужна, нужна полиция, но чтобы молодежь не стремилась пробовать наркотик. Вот мы где должны смотреть корень ответа: граница в душе каждого ребенка. А не там, где граница с Афганистаном. Так должны работать все наши социальные структуры, вот что мы должны выстроить. Я считаю, это главная задача. Здесь не может быть… Вы понимаете, Иванов на парламентских слушаниях, директор федеральной службы, предложил оборудовать границы, но вот я могу вам сказать: прошло 5-10 лет, мы оборудовали эти границы – поверьте моему опыту, меньше героина не станет, а денег мы вложим предостаточно. Потому что там соотношение такое: ты засылаешь 10 чемоданов, грубо говоря, с товаром, пройдет даже один – тебе это экономически оправдано. Вот такое соотношение. Поэтому думать, что при сегодняшнем состоянии общения между странами границы решат вопрос, – это наивно.
Виктор Резунков: Слушатели предлагают здесь – пишут sms – нанести чуть ли ни ядерный удар, бог знает что по Афганистану.
Георгий Зазулин: Ну, они ищут легкое решение, вместо того чтобы задуматься, почему мы, имея школы, имея комитеты по молодежной политике, мы содержим чиновников, аппарат сегодня органов исполнительной власти, которые на наши налоги живут и не могут быть эффективными в решении вопроса воспитания подрастающей молодежи. Кто такой наркоман? Это брак социализации, мы не смогли ему передать взрослую культуру, он остался в инфантильном состоянии, попал под наркотики и в личность уже не превращается. Это типовая схема. Так неужели мы не можем организовать работу в гуманных интересах с помощью власти? Ведь везде фактически нет бесхозной территории, здесь и муниципальных образования…
Виктор Резунков: Ну, понятно. Получается, что пока не можем, да.
Георгий Зазулин: И граждане не понимают, что здесь решение надо искать. Менеджером надо нанимать нам более грамотных в этом вопросе.
Виктор Резунков: Олег, Москва, пожалуйста.
Слушатель: Добрый вечер. Я хочу сказать, что Россия – это не Таиланд. Если бы Россия, как государство, захотела уничтожит наркоманию, через полгода бы все это было задушено, и похлеще, чем в Таиланде. Но на деле мы видим другое. Мы видим, как милиция "крышует" цыганские семьи, которые занимаются распространением наркотиков. Мы видим, как депутаты очень лояльно относятся к законам против наркотиков. Вы не считаете, что борьба с наркотой – этой прежде всего борьба с нашей продажной властью? И есть ли у России, по-вашему, силы, которые могут эту власть смести? Спасибо.
Георгий Зазулин: Можно, я начну? Мне просто полегче, я не в погонах, речь о власти идет. Вы знаете, я с вами полностью согласен. В 2001 году, когда мы открывали Центр антинаркотической политики в СПГУ, мы свое кредо определили, и оно, в общем-то, не изменилось, что нам угрожает, если говорить в категориях наркоугроз, не наркотик, собственно говоря, а чиновник, понимаете, вот он угрожает. Он угрожает своим непрофессионализмом. Я уже не говорю о том, о чем вы говорите, продажность и так далее. Он в первую очередь, оказывается, не понимает предмет своей работы, своей деятельности, и не выстроена даже его подготовка кадров. Если вы найдете мне хоть один учебник государственного муниципального управления, где сегодня будет расписана хотя бы одна глава, этому посвящена, я сниму перед вами шляпу. Понимаете, вот в чем вопрос, вот сюда надо посмотреть. Коррупция и все остальное – это следующее. Потому что даже для честных людей сегодня не организована система подготовки эффективного менеджмента. Я думаю, Россия найдет в себе эти силы. Почему я так думаю? Потому что все-таки с той же коррупцией (я думаю, вы согласитесь со мной) совершенно по-русски недавно была инициатива президента: "Я первый открываю свои доходы". Такого еще не было. Вы знаете, я достаточно пессимистично смотрел на то, как мы объявляем борьбу с коррупцией, в народе пошло: одни коррупционеры будут бороться с другими – вот будет борьба с коррупцией. Но похоже, что все-таки это начинает приобретать серьезный подход, когда первое лицо говорит: "Я начинаю действовать по тем же правилам, которые предъявляю к другим".
Виктор Резунков: Вы оптимист. Николай из Брянской области, пожалуйста.
Слушатель: Всем добрый вечер. Вот я слушаю-слушаю, господин полковник, господин ведущий, господин второй гость, вот я чисто типичный советский человек, советский до сих пор. И мне непонятно, что может заставлять человека принимать эти самые, черт бы их подрал, наркотики. Что до мер, я согласен на самые крутые меры против конкретных наркоманов. Я думаю, что если бы один-два попались и понесли какое-то наказание, другие бы увидели, глядишь – может, толк и был бы. Но это не главное, главное другое. Вот что конкретно, что может заставить человека принимать вот эту гадость?
Виктор Резунков: Понятно, Николай. Кто хочет ответить?
Георгий Зазулин: Да вы даже можете сказать. То же самое, что и алкоголь! А что заставляет алкоголь принимать? Тут большого-то секрета нет. Все что угодно.
Виктор Резунков: Вопрос к Алексею Александровичу. Андрей из Москвы пишет: "У нас в аптеке лекарства продаются без рецептов. Вечером в аптеке очередь подростков". Кто контролирует аптеки вообще? Ну, вы понимаете, о чем идет речь. Речь идет не только о кодеиносодержащих препаратах, но и о других заменителях, различных антидепрессантах и прочих, которые вызывают очень тяжелые последствия для здоровья молодежи. Почему все это легально, спокойно продается? И почему вот федеральная служба ваша не обращает на это внимание? Или как-то пытается обратить? Где остановка происходит, скажем так, можете ответить? Здесь много таких вопросов прислали сегодня.
Алексей Родичев: Вы знаете, я сомневаюсь, что в аптеках свободно продают запрещенные препараты без рецептов. Потому что, ну, есть практика, которая показывает, что даже в некоторых аптеках в категорической форме отказываются продавать шприцы наркоманам, которых визуально определяет продавец аптеки. В моей практике не было такого, чтобы в аптеке выявляли продавца, сбывшего запрещенный препарат. Это не источник распространения. Потому что аптеки подвержены достаточно серьезным проверкам как со стороны нашей федеральной службы, так и со стороны других контролирующих органов. И в подавляющем большинстве… Да, конечно, сигналы идут о том, что посещают молодые люди, покупают различного рода жидкости, приобретают тут же шприцы. Это очевидно становится, когда рядом стоит человек, он видит, что молодой человек в наркотическом опьянении приобретает, и приобретает для целей понятно каких.
Виктор Резунков: А кто сегодня вообще занимается тем, что вносит лекарства в тот или иной список запрещенных веществ, за которыми вы следите внимательно, за распространением которых вы следите?
Георгий Зазулин: Правительство занимается.
Алексей Родичев: Правительство выделяет этот перечень, да.
Виктор Резунков: Там есть комитет специальный или как?
Георгий Зазулин: Само правительство.
Алексей Родичев: По согласованию с Минздравом и другими специалистами.
Виктор Резунков: И почему же в этот список не вносятся вот те вещества, за которыми сейчас выстраиваются очереди подростков в аптеках?
Алексей Родичев: Ну, вот на моей практике уже внесена была в этом пятилетии соль оксимасляной кислоты так называемой.
Виктор Резунков: Лучше не называйте.
Алексей Родичев: То есть обращения из нашей службы исходили, они были услышаны, и препараты внесены в этот перечень.
Виктор Резунков: Спасибо.
