Кристина Горелик: Конец мая – в самом разгаре весенний призыв. Военкоматы разными способами пытаются вызвать у молодых людей непреодолимое желание идти в армию. Порой – способами, противоречащими закону. Так, на днях Дениса Ганича в военкомате просто… избили. Впрочем, подробности этой истории расскажет он сам, но перед этим я представлю других гостей нашей сегодняшней программы, в которой говорить мы будем, как, наверное, многие догадались, о призыве на военную службу.
Итак, у меня в гостях, кроме Дениса Ганича, доктор юридических наук, профессор Владимир Миронов и Наталья Жукова из Нижегородского Комитета солдатских матерей.
Денис, давайте с вас начнем, тем более, у вас ситуация, насколько я поняла, развивается уже стремительными темпами. Выйти из подъезда, как я понимаю, вы не можете, потому что около вашего подъезда дежурит милицейская машина.
Денис Ганич: Да. С утра ко мне зашел наряд милиции, потом до пяти вечера дежурила машина с милицией, всех встречных из подъезда молодых людей опрашивала, кто такие, где живут и так далее. Мой друг попал под это, проверял, можно ли мне выйти из подъезда.
Началось все довольно банально, как и для всех. Забрали меня с милицией в пятницу военкомат, прошел медкомиссию.
Кристина Горелик: Признали годным?
Денис Ганич: Да. Вызвали на ковер, признали годным, и военком сразу сказал: «Все, тогда его сразу в войска». Я попросил, чтобы мне хотя бы два-три дня дали, чтобы попрощаться с родителями, уладить дела на работе. Он мне сказал: «Никаких вам двух дней не будет, сразу поедете в войска».
Меня увели в отдельное помещение военкомата, поставили сотрудника военкомата, там ребята, видимо, которые служат, в гражданской форме, сказали сидеть, никуда не уходить. Охранник такой. Я попросился сходить в туалет, сказал раз, два, три, он сказал: «Ты что, не понимаешь?» В общем, разговаривал со мной в грубой форме, непонятно для меня все это было, потому что я просто пришел в военкомат, как и многие. Не пускали меня в туалет. Я просто не выдержал и сказал: «Почему я должен здесь сидеть и вообще, кто вы такие? Почему меня здесь задерживаете?» Я встал и пошел в туалет. Он попытался задержать меня, толкать, бить. Там проходили женщины, работницы военкомата, я просто уже кричал им, что же такое происходит, можно мне в туалет сходить. У них были широко раскрыты глаза… Буквально через некоторое время прибежал (не знаю, откуда он появился) подполковник, сотрудник военкомата, здоровый такой мужик, он просто схватил меня за шиворот, оттащил к двери, об нее швырнул, и начал бить. Удары были в живот, в грудь, в горло, потом он швырнул меня об дверь, крича что-то, что «из-за таких, как вы, весь наш призыв срывается». Я плохо уже помню. Мне сделалось плохо с сердцем, я упал на колени. Помню, что меня оттащили в кабинет, посадили на стул, я попросил воды, там уже какой-то майор сидел, он начал мне угрожать, оскорблять, «ты не мужчина, ты не служишь в армии». Подполковник приказал, чтобы принесли машинку, чтобы меня побрили. Подошел какой-то парень с машинкой, сказал, «пойдем, сейчас мы тебя будем брить», сказал, что это нормальная ситуация, «вчера таких троих отправили, почему ты здесь ерепенишься, я не понимаю, сейчас тебя переоденут в форму и отправят и в войска». В общем, я не знаю, что произошло, что на них подействовало, но какое-то время прошло, может быть, мои крики услышал кто-то из призывной комиссии, может быть, женщины, которые проходили и видели, как меня избивал этот подполковник, в общем, они мне предложили один выход: я должен был подписать о том, что я не соглашаюсь служить в армии. Грубо говоря, подставить меня под статью. Если я не приду на призыв во вторник, то меня посадят в тюрьму. Грубо говоря, такой шантаж. Я был готов подписать все, что угодно, чтобы только выйти оттуда. Естественно, я подписал, и тогда меня уже выпустили. Только так это произошло.
Вчера я написал заявление в военную прокуратуру о действиях сотрудников военкомата. Это просто уже не в первый раз я пишу.
Кристина Горелик: То есть у вас до этого уже был какой-то конфликт с этим военкоматом?
Денис Ганич: Совершенно верно, это было в 2002 году, меня так же забрали. Я тогда учился в институте.
Кристина Горелик: У вас была военная кафедра?
Денис Ганич: Нет, военной кафедры не было. Я учился в институте, тогда меня так же забрали силой, в этом же кабинете этот же майор закрыл меня, ударил. Тогда я вырвался, побежал из военкомата. За мной тогда погнались те люди, которые там сидят. Там же не выпускают никуда из военкомата. Там человек пришел, он, в общем, никто. Ты туда зашел – ты уже не человек.
Меня повалили посередине дороги на землю и начали тащить. Тогда, правда, меня спасла моя мама, она была рядом со мной. Она подняла крик и, видимо, какую-то отмашку дали из военкомата. Тогда я тоже подавал в прокуратуру, но как бы все осталось в прокуратуре.
Кристина Горелик: А почему только спустя несколько лет опять военкомат вами заинтересовался?
Денис Ганич: Через некоторое время меня просто исключили из института. Они об этом узнали, и как бы опять процесс пошел по-новому. Это, несмотря на то, что я собирал медицинские документы, бумаги, я дал медкомиссии, что у меня плоскостопие, сколиоз. Я не уверен, что вообще их кто-то читал, эти документы.
Кристина Горелик: Почему милиция дежурит сейчас, в эти минуты у вашего подъезда, у вас есть какие-то догадки на этот счет?
Денис Ганич: Догадка очень простая, я же подписал повестку о том, что я должен был вчера прийти уже на отправку к службе. Я туда не пришел и не пришел на законных основаниях, потому что позавчера в суде судья приостановил решение призывной комиссии. Но, видимо, милиция об этом еще не знает. То есть я направил письмо начальнику отделения милиции, копию этого свидетельства. Сегодня опять с утра приходила милиция, дежурила. Я не знаю, сейчас дежурит или нет, но я боюсь выходить из дома.
Кристина Горелик: Владимир Иванович, вот такая ситуация. Что в этой ситуации делать, естественно, с юридической точки зрения, опираясь на российское законодательство?
Владимир Миронов: Это обжалование действительно приостанавливает действия этого решения в части призыва на военную службу, поэтому надо обжаловать до конца и, в общем-то, здесь иметь в виду, что именно комиссия должна доказать законность и обоснованность своего решения в соответствии со статьями 254, 258 ГПК Российской Федерации. И здесь, конечно же, и самому нельзя сидеть, сложа руки, поскольку, наверное, все-таки надо где-то как-то независимую медицинскую экспертизу попытаться пройти, чтобы получить медицинский документ о том, что действительно имеются заболевания, которые препятствуют прохождению службы. Вот это путь защиты одного призывника. Но защищать всех по одному – это дело совершенно бесперспективное. Этот случай наглядный тому пример. Тот самый майор, который четыре года назад дал по голове, он сейчас продолжает заниматься тем же. Почему? Да потому что тогда с этим майором дело не было доведено до конца. Мне кажется, что если возникает любая ситуация, в общем-то, с незаконными действиями, тем более с такими действиями, которые попахивают криминалом, уголовной ответственностью, я думаю, что о них надо сообщать не только в прокуратуру, не только в военную прокуратуру, а надо сообщать во все инстанции, которые, в общем-то, способны принимать решения. Какие это инстанции? Это, прежде всего вышестоящее руководство, вплоть до министра обороны. И если ответы из этих инстанций не поступают нормальные, то обжаловать и эти действия в судебном порядке. Только так удастся избавиться от тех наших сограждан, которые любыми способами пытаются выполнить план по призыву.
Кристина Горелик: Владимир Иванович, а что сейчас парню делать? Он написал заявление в прокуратуру, он обратился с исковым заявлением в суд, а теперь он даже не может выйти на улицу и даже к себе домой не может попасть. Он сейчас разговаривает в своем подъезде от своих друзей, которые живут в этом же подъезде, потому что он больше никуда не может попасть. Как ему дальше действовать?
Владимир Миронов: Надо оформлять доверенность, чтобы кто-то от его имени, в общем-то, в суде брал определение о том, что это решение комиссии не действуют, и действовать пока через представителя, чтобы, по крайней мере, не попасть в ту ситуацию, когда действительно сотрудники милиции возьмут и задержать на 48 часов и так далее.
Кристина Горелик: Если не отправят в воинскую часть.
Владимир Миронов: Вы знаете, при наличии заявления в суде они не имеют права этого сделать, закон таков. А действия-то совершены законные, понимаете. Ответственность может наступать за незаконные действия. А тут человек отказывается служить. Почему? – он это объяснил в суде, что он по медицинским показаниям не может служить, и на этом основании обжаловал решение призывной комиссии.
Кристина Горелик: То есть уголовное преследование в этом случае Денису, по крайней мере, сейчас не грозит?
Владимир Миронов: Не должно грозить. Я за нашу правоохранительную систему не могу ручаться, поскольку она далека от требований закона. Но по закону он действует правомерно. А вот все действия милиции после того, как он обратился в суд, они неправомерны.
Кристина Горелик: Давайте подключим к разговору из Нижнего Новгорода Наталью Жукову, которая представляет Комитет солдатских матерей.
Наталья Станиславовна, вы часто сталкиваетесь в своей практике с подобными случаями?
Наталья Жукова: Таких совсем уж вопиющих случаев в моей практике нет. Это случай, конечно, из ряда вон выходящий, безусловно. Мне нравится, что мальчик абсолютно грамотно действовал. Действительно ему сейчас не грозит ни уголовная, ни административная ответственность за те действия, которые он достаточно грамотно сделал.
Кристина Горелик: Тем не менее, выходить ему все-таки, наверное, не стоит на улицу?
Наталья Жукова: Я не думаю, что он бы мог сидеть дома до скончания века. Я думаю, что надо быть смелым, надо выйти на улицу, надо выйти на улицу с кем-то, надо какие-то шаги делать. Иначе можно просидеть и бояться всех. Я думаю, что на суде, кроме него, присутствовал еще кто-то из представителей военкомата или призывной комиссии, которые приняли незаконное решение, и они тоже знают об этом решении. Единственное, они сейчас уже просто рвут и мечут и хотят каким-то образом отомстить этому мальчику. На самом деле действительно, если военкоматы пытаются таким образом молодых людей заставить служить в армии, то они на самом деле оказывают медвежью услугу и Министерству обороны, и президенту, которые все время говорят о подъеме престижа военной службы. Какой же тут престиж, если таким образом ребят пытаются загнать в армию? Хоть у нас таких наглых случаев не зарегистрировано, но у нас тоже всякое в Нижнем Новгороде было. Я думаю, что в этом году у нас поменьше стало таких уж совсем вопиющих случаев. Потому что в прошлом году одного военкому нашему был вручен антиприз «Золотая кувалда» и об этом стало известно всем, в принципе, таких уж грубых нарушений нет.
С другой стороны, я знаю прекрасно, что нет ни одного военкомата, который бы не нарушал законные права призывников. В этом смысле я должна поспорить с министром обороны Сергеем Ивановым, который заявил, что Министерство обороны самая законопослушная структура в России. На самом деле военкоматы – это структура Министерства обороны. Дело в том, что военная служба всегда основана на единоначалии, это написано в уставе внутренней службы. Что такое единоначалие? Это значит, нижестоящий военнослужащий обязан слушаться приказа вышестоящего. Есть приказы министра обороны, которые регламентируют все абсолютно действия по призыву на военную службу, от формы повесток и до обязанностей военных комиссаров. Ничего не исполняются. Я не понимаю - или это неграмотность военных комиссаров, или они не уважают министра обороны. Надо знать законы. Знание законов освободит от незаконно возложенной обязанности. Когда человек знает закон и умеет его применить, умеет ответить адекватно, не какими-то действиями - не буду, не хочу, пошли вы все туда-то - а именно писать заявление грамотно, со ссылкой на какие-то законодательные нормы, на приказы, на постановления правительства. Я думаю, что военкоматам трудно будет тогда справиться с этими молодыми людьми. Если только физическую силу применить, но я думаю, что в этом случае на этого полковника или подполковника надо просто в суд подать.
Кристина Горелик: Кстати, вы говорили про медвежью услугу, которую оказывают военкоматы такими действиями. Конечно, не думаю, что прибавится от этого сторонников призыва в армию.
Кстати, Денис, а вы вообще хотели идти служить в армию?
Денис Ганич: Во всяком случае, у меня были какие-то сомнения. У меня вся семья военнослужащие, дед офицер, отец офицер. Когда я пришел в военкомат в первый раз и когда я увидел, что если так обращаются уже в военкомате, то я просто не представляю, что же происходит тогда в самих вооруженных силах, в частях. Если уже в военкомате начинают избивать, угрожать, унижать, я не представляю, что творится там.
Кристина Горелик: А что отец ваш говорит на это?
Денис Ганич: Отец мне говорит: «Ты решай сам». Но когда он узнал, что происходит, он хотел пойти и разобраться по-мужски с этими офицерами, грубо говоря.
Кристина Горелик: Но он хотел, чтобы вы пошли служить в армию?
Денис Ганич: Он сначала хотел, но потом, когда узнал, что происходит, я ему рассказал, он сам был практически свидетелем этого, то он совершенно уже был против этого. Он сказал: «В такой армии ты служить не должен».
Наталья Жукова: Я могу утверждать из опыта нашей работы, уже многолетней, именно те молодые люди, которые с желанием идут служить, больше всего страдают от армейской жестокости. Потому что они идут с открытыми глазами, они не ожидают никаких подвохов, и именно у них начинается моральная неудовлетворенность военной службой, так как растоптаны их лучшие чувства и побуждения. За примером, в принципе, ходить далеко не надо. Всей России известен случай с искалеченным Сычевым. А сколько таких ребят еще лежит по всей России в госпиталях, вы не представляете себе.
Пожалуйста, у нас 245-й полк, всем известный полк Молинского гарнизона. У нас там служил Толя Семенов. Он призывался из Пермской области. Сейчас он находится в нейрохирургическом отделении Подольского госпиталя. Потому что его избил капитан Касаткин. Мало того, он его не просто избил, он еще и скрыл это. И вместо того, чтобы быстро направить его в госпиталь, он положил его в санчасть будто бы с менингитом. И только когда стало совсем уже плохо, его вертолетом отправили в Подольский госпиталь. Сейчас у мальчика парализована левая сторона, передвигается он только на инвалидной коляске. Вот вам, пожалуйста, результат. А он хотел служить в армии, этот мальчик сам пришел в военкомат, потому что он считал, что про него забыли.
Кристина Горелик: Владимир Иванович, я знаю, что вас специально пригласили в Пермь, чтобы вести семинары по технологии защиты прав призывников. Что это за технологии? Это существует одна какая-то единая, что называется, генеральная линия или надо действовать по-разному в разных конкретных ситуациях, где-то можно, допустим, мягко поговорить, где-то нужно очень четко показывать знания российского законодательства, где-то еще что-то сделать. Ведь главное, чтобы результат получился.
Владимир Миронов: Технология главным образом должна заключаться в том, что вы сейчас привели примеры и в принципе, все мы понимаем, что все люди боятся огласки, тот, кто нарушает закон. Вот и пример с капитаном. Поэтому на самом деле задача в области защиты прав призывников заключается в том, чтобы призывник не только сам, один на один боролся с представителями государства, которые, безусловно, сильнее, но ему в этом помогали представители общественных организаций. Это самое главное. А дальше уже, исходя из этого главного посыла, мы должны понимать, что существует несколько действующих направлений, которые позволяют защитить свои права. Ведь дрожать должны те, кто нарушает закон. Поэтому, если сотрудники милиции что-то нарушили и их действия можно обжаловать и в прокуратуре, и в суде.
Но мы что забываем, на мой взгляд. Сейчас у нас, очевидно, строится вертикаль власти, причем все ветви власти в какую-то вертикаль уже определились. Почему мы эту вертикаль власти и это построение не используем? Ведь на того же капитана, если говорить о единоначалии, так мы можем тогда все действия обжаловать, вплоть до министра обороны, в судебном порядке. Причем, в общем-то, с привлечением всех механизмов, в том числе и международных. Поэтому, если такие случаи имеются, то задача каждого призывника, каждого представителя общественности, чтобы каждое звено вертикальное получило свою долю жалоб и свою долю судебных дел. Потому что, если внизу нарушают, значит, вышестоящий орган должен принимать решения. Не принимает – и его действия надо обжаловать, тем более, для такого обжалования не существует никаких сроков.
Кристина Горелик: Не погрязнут ли люди в судебных тяжбах?
Владимир Миронов: Погрязнут. А куда денешься?
Кристина Горелик: Спасибо. Я напоминаю, что в программе «Дорога Свободы» принимали участие молодой человек Денис Ганич, доктор юридических наук, профессор Владимир Миронов, а также Наталья Жукова из Нижегородского Комитета солдатских матерей.
Мои уважаемые эксперты - и Владимир Миронов и Наталья Жукова - говорили о возможности использовать вертикальное построение власти в России с тем, чтобы защитить свои права.
Но какие последствия в такой системе ожидают тех, кто решил (не дай бог) раскритиковать деятельность высокого начальства?
23 февраля правозащитники в Самаре провели публичную акцию «Призыв отменяется». Досталось многим военным, в том числе и министру обороны Иванову, и президенту Путину. Среди участников антипризывной акции был молодой человек Даниил Ванчаев. Чем в дальнейшем обернулась для него эта инициатива – в репортаже Сергея Хазова.
Сергей Хазов : Молодой человек во время театрализованного представления играл роль солдата-новобранца, которому «главнокомандующий Путин» и «министр обороны Иванов» отпиливали двуручной пилой ноги. Молодой человек не мог предполагать, что, участвуя в движении против призыва на военную службу, станет объектом внимания со стороны силовиков. Даниил Ванчаев рассказывает.
Даниил Ванчаев : Мной заинтересовались сотрудники РУБОП. Я почувствовал всяческое давление на себя. Мне участились звонки от одного гражданина, который представлялся сотрудником ФСБ и настойчиво предлагал встретиться. Он сказал мне, что я вызываюсь в прокуратуру свидетелем по некоему дела, и предложил мне проехать вместе с ним в прокуратуру. Где меня допрашивали на тему дела, заведенного против сатанистов города Самары, где я проходил свидетелем неизвестно как. Якобы мой телефон был у одного из задержанных. По этому поводу меня допрашивали – чем вы занимаетесь, какие у вас друзья, где вы обычно собираетесь, расскажите свой круг знакомств и все такое.
Сергей Хазов : Месяц назад против Даниила Ванчаева было возбуждено уголовное дело.
Даниил Ванчаев : Изъяли у меня марихуану, которую я действительно, провозил для лично употребления. Но провозил я ее в количестве двух грамм. При существующей на нынешний момент норме в шесть грамм. Но когда была произведена экспертиза, там оказалось восемь каким-то образом. То, что я ехал в поезде, было известно любым силовым структурам. Мой паспорт был «забит» в базу данных. Вполне возможно, это была провокация.
Сергей Хазов : Судебное заседание по обвинению самарского активиста в перевозке наркотиков, назначенное на 24 мая, было перенесено на 1 июня по просьбе работников Рузаевской транспортной прокуратуры.
Общественный адвокат Даниилы Ванчаева, самарский правозащитник Александр Лашманкин считает уголовное дело фальсификацией милиции и ФСБ с целью изолировать гражданского активиста. «В обвинительном акте количество изъятой конопли постоянно меняется, содержится она то в двух, то в трех свертках», - рассказал Александр Лашманкин.
Александр Лашманкин : Молодой человек, который еще не сталкивался с нашим свирепым обществом. С другой стороны – может быть, если уже в начале своей жизни познакомится с этими принципами, на которых все построено в стране, в дальнейшем у него уже будет меньше разочарований.
Сергей Хазов : Следователи Рузаевской транспортной прокуратуры отказались от комментариев. Руководитель пресс-службы управления Федеральной Службы Безопасности по Самарской области Дмитрий Романов также отказался от комментариев, добавив, что история, когда гражданского активиста задерживают на улице сотрудники ФСБ, маловероятна. Председатель самарской правозащитной ассоциации «Голос» Людмила Кузьмина напротив, уверена, что происшедшее – попытка давления на Даниила Ванчаева со стороны силовых ведомств.
Людмила Кузьмина : С целью подавления гражданской активности. С тем, чтобы напугать гражданских активистов, спецслужбы в данном случае, я думаю, это делается специально, выслуживаются.
Для Радио Свобода, Сергей Хазов, Самара
Кристина Горелик: Российские правозащитники объединяют усилия, чтобы помочь призывникам и военнослужащим защитить свои права. С этой целью в российских регионах стартовал новый правозащитный проект, участники которого утверждают: в сельской местности весенний призыв на военную службу проходит намного спокойнее, нежели в крупных городах, хотя нарушений, допущенных военкоматами, достаточно. Впрочем, подробнее об этом проекте и о его пока первых результатах – в рубрике Людмилы Алексеевой.
Людмила Алексеева: Российские правозащитники приступили к осуществлению широких программ, связанных с призывом на срочную воинскую службу. Эти программы имеют целью, во-первых, отслеживать в масштабах страны нарушения закона о призыве и добиваться соблюдения этого закона и, во-вторых, вести, также в масштабах страны, просветительскую работу. Разъяснять призывникам и их родителям их права и помогать отстаивать эти права в случае их нарушения. Для осуществления этих проектов объединили усилия коалиция «За демократическую АГС», то есть альтернативную гражданскую службу, Союз комитетов солдатских матерей и Московская Хельсинская группа. Эти организации имеют опорные пункты во всех российских регионах и объединенными усилиями могут сделать этот проект действительно всероссийским, провести его во всех регионах, не только в больших городах, но и в малых, и в сельских местностях. При этом выявляется интересная картина: призыв в сельских местностях проходит гораздо спокойнее, чем в городах, особенно в больших. Об этом свидетельствует Тамара Васильевна Ложкина, директор Карагайского правозащитного центра в Пермском крае.
Тамара Ложкина: Наш правозащитный центр расположен в селе Карагай Пермского края, это районный центр. В нашем районе проживает сельское население, район сельскохозяйственный. Наша правозащитная организация в этом году вместе с коалицией «За демократическую АГС» участвует в двух программах – «Мониторинг весеннего призыва 2006» и программа «Осознанный выбор». Программа «Мониторинг весеннего призыва» уже выявила некоторые нарушения при призыве призывников. Какие самые распространенные нарушения, выявленные нами? Это когда призывники вызываются повесткой в военкомат. Повестка по закону должна вручаться лично призывнику, и он должен расписаться, а линия отрыва возвращается в военкомат. Мы опросили 56 призывников, 15 призывников в опросных листах отметили, что повестка вручалась через почтовый ящик, через родственников, через знакомых, но не лично призывнику. Повестки вручались также в школе, колледже, профессиональном училище через преподавателей. В законе четко прописано, призывнику вручается лично. А если не лично, это не говорит о том, что призывник получил эту повестку, что он уведомлен о том, что он должен явиться в призывную комиссию. И только добросовестность наших призывников заставляет их идти в военкомат, проходить медицинскую комиссию.
Людмила Алексеева: Все они пришли?
Тамара Ложкина: Все наши мальчики, хотя вручили повестку с нарушениями, они явились в военкомат и прошли все призывные мероприятия.
Следующие типичные нарушения, которые мы выявили, выпускники школы были повестками приглашены в военкомат. На призывной комиссии им было объявлено решение, возможно – призовут, возможно – не призовут. Хотя в законе четко проговорено, что годен к военной службе, не годен к военной службе, годен с ограничениями, а военкомат им объявил нечетко, призовут или не призовут.
Людмила Алексеева: Вы следите за тем, что при прохождении призывной медкомиссии соблюдался закон в отношении больных ребят? Как вы это собираетесь делать?
Тамара Ложкина: В опросном листе учащийся нашего колледжа имени Славянова отметил, что он говорил о своих заболеваниях на медицинской комиссии, но на его жалобы не обратили внимания. Ему сказали откровенно: «Ты хочешь откосить». Мы посоветовали ему и его маме, я встретилась с его мамой, пройти независимую медицинскую экспертизу. Потому что мама сказала, что у мальчика была дорожная травма в 5 лет, у него была сломана нога и было сотрясение мозга. Вполне возможно, что обследование медицинское проведено поверхностно, и он нуждается в углубленном медицинском обследовании.
Людмила Алексеева: А что вы делаете по второй программе «Осознанный выбор»?
Тамара Ложкина: Программа «Осознанный выбор» мне, как бывшему учителю, очень понравилась. Потому что наши выпускники не знают разницы между законом о воинской службе и законом об альтернативной гражданской службе, потому что мало этой информации и на уровне военкомата. Вся наглядность, которая имеется в военкомате, это выдержки из закона о воинской службе и положение о контрактной службе. Сколько бы материалов я не привозила из коалиции «За демократическую АГС» из Москвы по альтернативной гражданской службе, эти материалы на стендах военкомата не размещаются. Военный комиссар откровенно сказал, что они не обязаны говорить призывникам об альтернативной гражданской службе, и они сами, как мужчины, как военный комиссар считает, что все должны пройти военную службу.
Людмила Алексеева: Вы будете принимать какие-то меры к тому, чтобы все-таки ребята имели эту информацию?
Тамара Ложкина: В нашем районе имеется несколько общеобразовательных школ, имеется профессионально-техническое училище и имеется колледж имени Славянова. Поэтому есть возможность поработать с учащимися этих учебных заведений. Но наш район сельский, высокий процент безработицы. И мы сталкиваемся с тем, что сами родители и сами призывники хотят идти в армию.
Людмила Алексеева: Да, чтобы было какое-то занятие.
Тамара Ложкина: Мы столкнулись с таким фактом, у одного призывника не хватало веса для того, чтобы его призвали в армию. И родители целый год его усиленно кормили, чтобы он пошел в эту армию. А в этот призыв один молодой человек сказал, что его признали ограниченно негодным по состоянию здоровья, и он хочет опротестовать решение призывной комиссии. Это его право, если он хочет.
В нашем районе хорошо поставлено в общеобразовательных школах патриотическое воспитание. Они считают, что патриот – это только когда ты отслужишь в армии.
Людмила Алексеева: А доходят ли до ваших призывников и не пугают ли их сообщения в средствах массовой информации о дедовщине?
Тамара Ложкина: Этот случай в Челябинском танковом училище с Сычевым взволновал всю страну, в том числе эта информация была и в нашем районе. Но, беседуя с работниками военкомата, они сказали, «так ведь это единичный случай». «А что, Тамара Васильевна, в нашей обыденной жизни не случается этого? Разве не избивают молодых людей на улицах? Но ведь это мы не считаем дедовщиной, это считается просто проявлением хулиганства. Поэтому в армии тоже есть единичные случаи проявления этого хулиганства, которое называется дедовщиной». Многие семья так и думают. Только сталкиваешься с тем, где есть проблемы со здоровьем у призывника, вот эти родители задумываются, смогут ли их дети, их мальчики вынести тяготы призывной жизни.
Я живу в деревне Антонята Карагайского района, у нашего коллеги, педагога, учительницы мальчик был тоже патриотом. Он хорошо учился, был дисциплинированным, слушал родителей. И в прошлом году из армии от него пришло письмо, что он лежит в госпитале, что его испинали пять человек кирзовыми сапогами в колено. Он написал маме письмо: «Мама, ты всегда нас учила быть патриотами. Я таким патриотом и был. Я сам пошел в армию. Но в настоящий момент я лежу в госпитале». Мама заволновалась, написала туда письмо, он ответил, что они просили у него денег. Денег, естественно, у него не было. Но он был в очках, он интеллигентный, он всегда много читал, и пошел в армию в очках. И тогда они эти очки растоптали сапогами, и он перестал видеть. В таком состоянии они его испинали в коленный сустав. По этому случаю мы обратились вместе с мамой в Министерство обороны, к уполномоченному по правам человека по Пермской области, обратились в прокуратуру этой части, результаты были налицо. Командира этой части отстранили от занимаемой должности, а Алексея, этого мальчика из деревни Антонята, пролечили в госпитале, и он благополучно вернулся домой.
Людмила Алексеева: Из этой беседы можно сделать вывод, что призыв на срочную службу в сельской местности проходит гораздо легче, чем в городах. Но, конечно, полную картину мы получим, лишь когда будет завершен мониторинг весеннего призыва по всей стране и опубликованы его результаты.
Кристина Горелик: Людмила Алексеева – о новом правозащитном проекте, цель которого – помочь призывникам и военнослужащим защитить свои права.
«Свет», «светик» – так называли близкие друзья писателя, критика, правозащитника Феликса Светова.
Рассказывает Татьяна Бахмина, заведующая Архивом истории диссидентского движения центра «Мемориал».
Татьяна Бахмина: Это очень ему подходило, потому что он создавал вокруг себя такое облако или поле веселое. Не всегда, конечно, как всякий живой человек он был по-разному настроен, в какие-то дни так, в какие-то так. Но часто он говорил: «Посмотри, какой день тебе подарили. Почему ты не радуешься?»
Кристина Горелик: Отец Феликса Светова, видный историк-коммунист Григорий Фридлянд был расстрелян в 1937-м.
Татьяна Бахмина: Мне чудом, поскольку я архивистом по профессии, чудом удалось достать такой странный документ, связанный именно с Григорием Фридляндом, с «красным» профессором. Документ такой. Это список людей просто, я сейчас уже просто боюсь сказать, сколько там, предположим, 10 человек, с пометками синим и красным карандашом. Если уметь читать документ, то можно понять вот что. Это список людей, которых сначала собирали, чтобы вести на расстрел, их помечали синим карандашом. Вот перекличка, Фридлянд, точка ставится синяя… И потом возле каждой фамилии стояла красная галочка, это значило, что приговор приведен в исполнение. Этот приговор был приведен в исполнение в ночь с 7-го на 8-е марта 1937 года. Когда я этот документ принесла Светову, он был потрясен совершенно. Действительно представить это просто… как будто в руках держишь то, что было тогда, оно так приближенно, просто пространство становится совершенно искаженным, иным. Страшный документ.
Кристина Горелик: Спустя много лет Феликс Светов попадет сначала в «Матросскую тишину», потом – в 5-летнюю ссылку за публикацию в самиздате и тамиздате собственных произведений, а также за подписание правозащитных писем в поддержку Синявского и Даниэля, Александра Гинзбурга и Татьяны Великановой, священников Димитрия Дудко и Глеба Якунина. В 1980 году Феликс Светов будет исключен из Союза писателей за протест против ссылки Андрея Сахарова.
Многих, за кого заступался Феликс Светов, он знал лично. Рассказывает Борис Золотухин, юрист, адвокат, защищавший в свое время Алика Гинзбурга в судебном процессе,один из авторов Российской Конституции, один из разработчиков судебной реформы, друг Феликса Светова.
Борис Золотухин: Дружба была средой его обитания. Он влюблялся в своих товарищей, он дружил так безоглядно. Мне кажется, что очень примечательно, что знаменитая песня Окуджавы, которая стала на какое-то время даже нашим общим гимном, «Возьмемся за руки, друзья», «возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке», посвящена ему. Все мы понимали, какое значение дружба занимает в его жизни.
После XX съезда наступила, как известно, некоторая оттепель и тогда в литературу пришла плеяда молодых талантов. В прозе это были Войнович, Максимов, Домбровский. Я говорю о тех, кто составлял круг друзей и товарищей Феликса Светова. В поэзии это были Корнилов, Окуджава, стали печататься стихи военных поэтов Слуцкого, Самойлова, а в литературной критике это был в первую очередь Марк Щеглов, Локшин, сам Феликс Светов. Сложился такой замечательный круг литераторов, потребность общения между которыми стала для них необходимостью, и они отказались жить по тем законам, по которым жила прежняя советская литература.
В то время в «Новом мире» взорвалась статья Померанцева об искренности в литературе задолго еще до солженицынского «Жить не по лжи». Тогда эти писатели, эти литераторы, эти поэты, эти критики стали жить не по лжи.
Кристина Горелик: Один из ведущих критиков «Нового мира» времен Твардовского Феликс Светов и в автобиографическом романе не перестает оценивать свою жизнь и жизнь своей семьи как бы со стороны, как бы отстраненно, критически (в смысле профессии) - при этом ощущение почти полного растворения в происходящем, сочувствия, соучастия в судьбе близких людей. Маниакальная вовлеченность в процесс. Редкое сочетание, если прибавить к этому легкость руки писателя. Говорит участница диссидентского движения Наталья Садомская.
Наталья Садомская: Это замечательно, если называть романом становления, конечно. Потому что никакой пощады себе, никакого ретроспективного приукрашивания, никакой целеологии, что «я родился для того, чтобы стать диссидентом и так далее». Нет. Много сейчас замечательных воспоминаний и диссидентских, и литературных появилось, но есть одна струна в книге «света», которая ее очень выделяет - это проходящее сквозь всю книгу чувство вины. Чувство вины, стыда. «Свет» очень рефлекторный был человек, прекрасно отдавал себе отчет в своих чувствах. Он анализировал это и называл все своими именами, за что стыд, в чем вина. И там есть совершенно замечательное, уже к концу книги, опять возвращение к чувству вины, где он пишет… Он подходил уже, подкатывался, подкрадывался к христианству тогда. Есть такие строки, что для христианина чувство вины естественно, оно как бы входит в комплекс тебя, как христианина (первородный грех, всякие такие штуки). И что у христианина выработаны и ритуальные, и исторические способы преодоления, покаяния. Но каково человеку неверующему чувствовать себя виноватым, знать, за что, находиться в ситуации этого стыда и вины, и не знать, что делать, потому что выбор такой, что, если выберешь протест, то, значит, ничего не будешь уже делать после этого. Если не выберешь… И вот эту муку жизни с чувством вины и выбора он замечательно совершенно отразил здесь.
Кристина Горелик: Выбор был сделан. Роман «Опыт биографии» получил премию Даля как раз в то время, когда Феликс Светов сидел в тюрьме. Роман был написан в 1972 году, напечатан в тамиздате во Франции в 1985-м. Теперь обновленная и чуть дополненная версия романа вышла и в России, стараниями его дочери Зои Световой, общества «Мемориал» и издательства «Звенья». Продолжает Наталья Садомская.
Наталья Садомская: Я очень нажимаю на то, что была вся эта книга написана, первая часть «Замерзшие» и вторая «Оттаявшие», почти в том виде, в каком она сейчас, это удивительно совершенно. Потому что сейчас выходит много замечательных воспоминаний и диссидентских, и «Становление», и роман «Воспитание». Но никогда не надо забывать, когда это было написано, это был классический самиздат. Мы читали, я помню, это было жутко жаркое лето. Те, кто моего возраста, может, помнят, когда горели торфяники. И вот мы сидели на нашем замкнутом таком цементном, вполне безопасном балконе, который почему-то называется красивым итальянским словом «лоджия», и читали это. И «свет» сидел рядом, все трое курили как сумасшедшие, и все время обсуждали. Мы были в абсолютном восторге. У нас было ощущение, что вот это прорыв, вот это надо делать. Тогда была такая эйфория. А потом мы дочитали до конца. И тут начался конфликт. Потому что те, кто дочитали книгу до конца, помнят эти страницы из Достоевского из «Бесов». Я помню тогда отношение «света» к диссидентству – отрицательное. У него есть страница там о том, что эмоциональная непосредственная реакция обаятельна, мила, изумительна, хороша, но неразумна. Он считал, что это неразумно. И приводил страницы из «Бесов» Достоевского, параллельно этому шли картины посещения Киева, где они с Виктором Некрасовым тогда ходили на стихийное, не скажу, празднование, но поминовение у Бабьего яра, где он побывал в одной компании, которая очень была похожа на компанию из «Бесов» и так далее. И мы с ним отчаянно спорили. Мы тогда были погружены по уши в диссидентство, а «свет» катился по наклонной и был на волосок вообще от всего этого. И вот уже в 80-е годы он уже совсем другой.
Кристина Горелик: В выставочном зале правозащитного центра «Мемориал» многолюдно и шумно.
Мариэтта Чудакова читает отрывки из романа. Одновременно рецензируя.
Мариэтта Чудакова: Я прочитаю. Я привыкала к тому, что меня, так сказать, поразило, он сумел тонко очень выразить вот это, что я сейчас прочитаю.
«Я привыкал к тому, что жизнь существует, как бы дух измерения (вот 30-е годы). Жизнь всех – светлые улицы, пионерские костры, первомайские демонстрации, звонкие песни, разноцветные воздушные шары. И нечто совсем иное: тихие разговоры о том, что еще кого-то взяли, бесконечные очереди на почте, где принимали посылки туда, «автобиография», знакомство с которой что-то непременно меняло в отношениях самых доброжелательных. Тягостное сидение в коридорах паспортных столов перед кабинетом милицейских начальников, по непонятным причинам всемогущих и страшных».
Когда я читала, то я думала, что же это мне напоминает, это настроение, это состояние мальчика. Это психологическое состояние героя «Судьбы барабанщика» Гайдара, который необъяснимо боится милиционеров. Как известно, Гайдар убрал причину, по которой отец мальчика попал в тюрьму, сделал его растратчиком. А ситуация-то осталась вся та же, с чего это сын растратчика боится милиционеров. Это именно такой мальчик боится. И вот он пишет: «Спустя несколько лет я уже таскал лагерное пионерское знамя, был страшно горд доверием, целовал красное полотнище, когда никто не видел. И как-то утром, не зная, почему, на торжественной линейке, стоя под знаменем, потерял сознание. Меня тащили впереди идущей колонны на руках, а я, придя в себя, был счастлив. Может быть, в этом была истерика, подсознательное желание заглушить грохотом барабана что-то страшное в себе». Как все-таки умно написано, как тонко. Во всяком случае, другое, с курсивом: «Прикрыться красным знаменем, а через него ничего не видно, потому что жизнь рядом была совсем иной. И я не просто наблюдал ее, я жил ею, я, несомненно, наслаждался остротой унижения, как бы единясь с победившим классом уже своими семейными бедами. Всегда жившее во мне ощущение незаслуженности нашего преуспевания и барской жизни, мой отец, так сказать, занимал достойное место в этой иерархии до ареста, нашло, наконец, выход в случившемся с нами. Все становилось на место. Я теперь, как все, только еще хуже. Такое мировоззрение было очень удобным, все оставалось на своих местах. Я мог по-прежнему петь пионерские песни, до хрипоты кричать на демонстрации, имея даже некоторое преимущество перед своими сверстниками в своем несчастии, которое мне следовало искупить предстоящими подвигами. Вся эта путаница создавала характер, инстинктивно пытавшийся сохранить себя, не потеряться, приспособившись, тем не менее, к происходящему. Оставаясь в то же время искренним в каждом таком неосознанном компромиссе».
Вот в этой книге особенно пленительно эта чистота, что называется, вече, лишенная советизма, всего на свете, отпечатка советской речи. И вот еще маленький кусочек оттуда, как любимая песня отца: «Слышен звон кандальный, слышен там и тут, нашего товарища на каторгу ведут». Мы тоже с Чудаковым очень любили эту песню. Думаю, она всегда была просто на дне его памяти и всплыла, когда повели на каторгу людей ему знакомых, печатавшихся на одним с ним страницах. Он пишет: «Сейчас в тех же самых лагерях сидят Синявский и Даниэль, Гинзбург и Галансков, здесь был Марченко. Так же, как когда-то мы с сестрой, спустя 30 лет, ездят к ним на свидание поездом до Потьмы, потом той же самой колеей от лагпункта к лагпунту через Явас». Феликса пронзила, я думаю, это дежа вю.
Значение этой книги будет не уменьшаться, а наоборот, только возрастать. Близко к ней по этому самоанализу, который необычайно нужная вещь, никакой позы, никакого стремления что-то загладить, близко к ней стоят мемуары Коржавина двухтомные, в них тоже рассказывает Коржавин: «Меня арестовали, когда я был сталинистом». Тут все.
Кристина Горелик: Писатель, критик Мариэтта Чудакова о книге Феликса Светова «Опыт биографии», вышедшей в эти дни в России.
На этом мы завершаем программу «Дорога Свободы».
