В Лондоне завершился саммит "Большой двадцатки", на котором лидеры двадцати ведущих стран мира совместно искали пути вывода мировой экономики из кризиса.

Итоги его в интервью Радио Свобода прокомментировал известный российский экономист и политик, основатель партии "Яблоко", профессор Высшей школы экономики Григорий Явлинский.

— Насколько я, не будучи специалистом, понимаю, одной из главных тем обсуждения на саммите была необходимость контроля за финансовой системой. На ваш взгляд, какой уровень контроля нужен для того, чтобы преодолеть кризис?

— Раз уж вы так это сформулировали, то я думаю, что первый вопрос — кто именно будет контролировать, "а судьи кто"? Над этим почему-то не задумываются. Почему-то руководителям европейских стран кажется, что если бы они завтра начали все контролировать, то все бы, конечно, было совсем по-другому. Но мне представляется, что это несколько наивная точка зрения. Самое главное в контроле всегда — прозрачность и подотчетность. И это действительно вопросы, связанные со всей современной капиталистической системой. На них должны были бы ответить даже не экономисты и не министры финансов, а, собственно, политики. Они должны были бы сказать, как свести к минимуму количество лжи в политике и, соответственно, в экономике. Как двигаться к конечному результату, а не к промежуточным? Как достичь умеренности и с точки зрения механизмов обогащения, и в отношении все большего и большего повышения уровня конечного потребления?

— А этот саммит приближает нас к пониманию этой цели и этих механизмов?

— Насколько мне известно на данный момент, некоторые важные частные вопросы там действительно обсуждались и даже, похоже, решались. Например, вопросы, связанные с оффшорами. Кроме того, говорилось о банковской тайне. Николя Саркози сказал, что банковской тайны больше не будет, что, наверное, звучит немножко странно. Но в большей степени саммит, конечно, посвящен американской позиции увеличения вливаний в экономику. Цифры называются очень внушительные: триллион долларов МФВ, пять триллионов до конца 2010 года в экономику в целом. Рапорты, конечно, очень оптимистичные. Собственно, это хорошо, что такой саммит прошел. Хотя о результатах его можно будет судить, наверное, через полгода.

— А вы как-то скептически относитесь к таким масштабным денежным вливаниям в мировую экономику? В этом что-то плохое есть, как вам кажется?

— Нет, мне не кажется, что в этом есть что-то плохое. Проблема заключается в том, что эти деньги вливаются в те же структуры, которые привели к кризису. В этих структурах же ничего не изменилось. Ведь почему такие крупные вливания в США приводят к перелому на американских рынках? Потому что строго с экономической точки зрения Обама должен был бы запустить механизм банкротств огромного числа финансовых и промышленных структур. Но он не может этого сделать, потому что масштабы совершенно феноменальные. Это значит банкротить чуть ли не весь Уолл-стрит. И он принял другой план — решил вливать деньги. Но деньги вливаются в те же самые структуры. Поэтому вовсе не исключено, что они будут действовать так же, как раньше, ведь естественного экономического обновления на сегодняшний день пока не происходит. Вот с чем связаны мои опасения.

— Может быть, выход во введении альтернативной резервной мировой валюты? Именно такое предложение Дмитрий Медведев собирался везти в Лондон. Как вы к этому относитесь?

— Такое предложение имеет под собой основания. Имеет в том смысле, что главной резервной валютой на сегодняшний день является доллар. А дефицит американского бюджета превосходит все мыслимые представления. Плюс военные расходы, плюс все последние вливания — может быть беспокойство относительно того, что страна-эмитент сейчас просто начнет печатать деньги для покрытия этого дефицита. Но можно со стопроцентной гарантией говорить, что такие предложения не пройдут, и даже обсуждаться сейчас не могут.

— Почему?

— По разным причинам. Во-первых, потому что они очень глубокие и серьезные. А во-вторых, потому что есть вопрос: кто это предлагает? Потому что все те меры, которые Россия предложила, она должна была бы сначала реализовать у себя — и прозрачность, и бухгалтерский учет, и стандарты, и другое отношение к принятию решений, большая демократичность и так далее. Это же имеет значение. Кроме того, страна, у которой 0,13 процента в мировом экспорте высокотехнологичной продукции и порядка двух процентов участия в мировом ВВП, даже вместе с Китаем вряд ли может претендовать на то, что такие предложения будут заслушаны. Хотя теоретически основания для них имеются.

— Но у России, кажется, не то девятая, не то восьмая позиция в списке крупнейших экономик мира по объему валового продукта. Все-таки Дмитрий Медведев занимает там, на саммите, законное место?

— Место-то там законное, потому что Россия — очень влиятельная часть мировой экономики. Но обратите внимание, это очень важно — она занимает такое место не на душу населения. Она занимает такую позицию, потому что есть природные ресурсы, примерно 90 процентов всего экспорта связано с природными ресурсами. Когда цены на нефть растут, показатель довольно велик. Но влияние в мировой экономике, в мировой торговле достаточно ограничено, к сожалению, особенно по высокотехнологичным направлениям.

— Очень популярным стало понятие "борьба с протекционизмом", то есть с защитой своих национальных экономик в ущерб общему делу. Это как-то связано с той программой защиты российских предприятий, которую проводит российское правительство? По-моему, они делают как раз противоположное тому, к чему призывают на этом саммите. Я ошибаюсь или нет?

— Нет, вы абсолютно правы. И это делают не только они. По данным ВТО, это сделали почти все. Ну, Россия, конечно, одна из ведущих стран в этом отношении. Принимаются меры, контрпродуктивные с точки зрения укрепления мировой торговли. Именно поэтому последний прогноз по мировой торговле — это 9-процентное падение. А вообще, многие страны это делают. Но Россия так делает, считая, что никто для нее не указ. Ей важнее всего сделать это для себя. Но только пользы-то от этого все равно не будет.

— И для себя пользы не будет?

— Нет, не будет. Потому что все эти 20 экономик — они все разные, и у всех разные проблемы. Это не 20 волшебников, которые сговорятся, примут какое-то волшебное решение, и все, на этом кризис будет закончен или хотя бы дела пойдут на лад. Чтобы решить проблемы, каждая страна из этих двадцати должна работать, и прежде всего, внутри себя. Главная проблема России — это очень узкий внутренний спрос. А финансовые резервы, которыми Россия располагала и располагает, до сих пор на это почти не направляются — в силу фундаментальных, инфраструктурных причин.

— Каких?

— В силу того, что Россия за восемь лет потеряла столько времени. Не создала никакой инфраструктуры для современной экономики, не приняла никаких институциональных решений, которые могли бы продвинуть экономику вперед. Но самое главное, что даже в этих условиях в России остаются направления, по которым можно было бы сейчас развивать внутренний спрос. Например, беспрецедентное по масштабам массовое жилищное строительство. Вот для России рычаг создания внутреннего спроса и выход на дорогу из кризиса. Но она же не хочет этого делать, она хочет просто сидеть и ждать, пока американцы наладят все у себя. Ну, в таких условиях можно заниматься чем угодно. Например, выбрасывать деньги на производство "Жигулей".