Дмитрий Волчек: Гость радиожурнала Поверх барьеров - кинорежиссер Бакур Бакурадзе. Его фильм “Шультес” о московском карманнике, который страдает постравматической потерей памяти, получил в прошлом году главный приз “Кинотавра” и побывал на кинофестивалях во многих странах. С Бакуром Бакурадзе встретилась корреспондент Свободы Софья Корниенко.
Бакур Бакурадзе: Ну, в первую очередь, мой герой – это Герой. По крайней мере, все сюжеты, которые крутятся у меня в голове, все крутятся вокруг человека, который способен совершать поступки, и который реально способен привлечь внимание зрителя к себе своей нестандартностью, неординарностью. Например, отсутствием потребности навязывать свой образ жизни другим, и отсутствием потребности разделять свой образ жизни с другими людьми – это на самом деле очень серьезная вещь – и, в какой-то мере, вершить свою жизнь, вершить свою судьбу.
Софья Корниенко: Имеется в виду, что он – вне общества, или не живет по каким-то законам общества?
Бакур Бакурадзе: Можно, на самом деле, в какой-то мере говорить об отсутствии общества, хотя бы в той мере, что не существует общественного мнения – а если не существует общественного мнения, то, собственно говоря, тогда под вопросом стоит и понятие общества.
Софья Корниенко: Вы считаете, что не существует общественного мнения в России?
Бакур Бакурадзе: Я считаю, что не существует. Существует какая-то фанатичная “мысля”, которая навязана по каким-то непонятным причинам. Я понимаю, что все мысли каким-то образом навязываются или возникают, но так как-то это, ну, не собственное мнение людей. В общем, долго можно на эту тему говорить. Я сомневаюсь, что общественное мнение в России, в Москве имеет место быть, и что оно что-либо значит. А раз оно ничего не значит, то, собственно говоря, его и нет.
Софья Корниенко: А когда этот герой предстает перед западной или смешанной публикой, вы думаете, что они проникаются этой мыслью, что они видят, что вы хотели этим сказать, или им это может быть совсем не понятно? Я все это спрашиваю потому, что критики вас причисляют к новому поколению “молодых, злых кинематографистов”, в отличие от, якобы, ориентированных на гораздо более художественное, эстетическое восприятие таких уже устоявшихся кинематографистов, как Алексей Герман, например.
Бакур Бакурадзе: А кого они еще причисляют к “злым кинематографистам”?
Софья Корниенко: Валерию Гай Германику.
Бакур Бакурадзе: Ну, вы знаете, многие люди, конечно, говорят, что при тяжелой жизни – зачем снимать тяжелые фильмы, мол, надо снимать позитивное что-то. Я на самом деле, с одной стороны, понимаю их, и понимаю, что позитивное кино должно сниматься, которое внедряет надежду и радость. Но с другой стороны, на одном позитивном кино тоже невозможно существовать.
Софья Корниенко: Нет, они это произносят с восхищением!
Бакур Бакурадзе: Нет, я понимаю. Почему я сейчас об этом заговорил? Просто то, что им нравится здесь на Западе, многим не нравится в России. В России очень много критикуют, почему, мол, надо снимать вот такие депрессивные фильмы, выносить их в Европу. Я, например, не считаю, что я снимаю несправедливую или далеко стоящую от российской действительности картину – на самом деле она такая. Постойте у метро “Чертаново”, постойте у трех вокзалов – и вы поймете, что это – те места, откуда хочется убежать. Москва – 80 процентов, так скажем, Москвы – она такая! Комфортно дома, комфортно на работе, комфортно в машине – все ездят на машине, никто не любит гулять по улицам, мало людей, кто гуляет. Вот я сейчас был в Роттердаме на вокзале – общественное место. Вот если это общественное место сравнить с общественным местом в Москве, то это небо и земля. Здесь спокойно можно постоять, подумать, обратить внимание на людей. А там это как бы некий пункт, который нужно быстро преодолеть, и вот таких пунктов преодоления в России очень много, и они не только связаны с образом жизни, они связаны и со временем – человек практически всю жизнь проживает так, что он промежуточные вещи между активными местами пытается не замечать, убегать от них. И в этом смысле я решил метафорично наделить своего героя нарушением памяти – потому что я считаю, что каждый человек в больших городах – практически, во всем мире, а тем более в таких городах, как Москва – склонен сам жить по принципу “не помнить то, что он не хочет помнить” и “не думать о том, о чем он не хочет думать”. Но это в любом случае будет к нему возвращаться – невозможно уйти от того, что тебе неприятно.
Софья Корниенко: Я вот в процессе известных событий августовских писала в своем блоге много раз, что почему мы, русские люди, не помним, что было в Праге в 68-м, почему мы не раскаялись до сих пор в каких-то вещах – потому что известно, например, что русские молодожены, приезжая в Прагу, очень раздражаются, когда им экскурсовод начинает что-то про это говорить – и я получила много комментариев такого плана, что, мол, за что нам вообще раскаиваться, что это вообще за глупость, какое мы вообще к этому имеем отношение ко всему.
Бакур Бакурадзе: Это очень сложная тема, это уже политический момент, о котором не хотелось бы говорить. Единственное, что я могу сказать, это то, что, к сожалению, мне кажется, на постсоветском пространстве практически все потеряли – не полностью, но в какой-то мере – потеряли некое ощущение адекватности своего присутствия в мире, своего отношения к другим национальностям. Этим грешат все республики. Россия, естественно – не исключение. Она тоже в какой-то мере этим болеет. И в первую очередь она этим болеет потому, что до сих пор не может определиться, какой ей жизнью жить – коммунистической или капиталистической.
Софья Корниенко: Скорее – империалистической или обычной.
Бакур Бакурадзе: Можно так сказать, да. Империалистической или добрососедской. Вот она не может понять, что ей делать – соседей признавать как добрых соседей или делать из них врагов, до сих пор она как-то не определилась.
Софья Корниенко: А вы, если позволите мне задать такой вопрос, чувствуете ли с августа какую-то напряженность в повседневной жизни?
Бакур Бакурадзе: Вы имеете в виду, чтобы меня касалось? Нет, слава Богу, я этого не чувствую – я счастлив, что разума все-таки хватает для того, чтобы не разжигать ксенофобию внутри страны. Когда это связано с политикой, тогда можно ссылаться на неправильную политику одного из государств, и собственно, так оно и есть – в частности, мне кажется, что неправильная политика со всех сторон.
Софья Корниенко: Или вы очень осторожно подбираете круг общения?
Бакур Бакурадзе: Нет, нет, на самом деле сейчас политика в России никаким образом не... Вы знаете, давайте так скажем: что касается грузин и конфликта с Грузией, то ксенофобия не проявилась. Если она проявилась во время предыдущего конфликта, когда в Грузии задержали шпионов – тогда реально было гонение на грузин, то сейчас этого не было. Видимо, на самом деле поняли, что мухи отдельно, а котлеты отдельно. А относительно вот киргизских и таджикских гастарбайтеров в России, всем известно, что очень много нападений скинхедов. Мой фильм “Москва”, если вы видели, там, собственно говоря, как раз об этой проблеме – о проблеме конфликта националистов, скинхедов, и национальных меньшинств.
Софья Корниенко: Ну, вот я к этому и веду: вы как человек, который уже сделал фильм на эту тему – какова была реакция, достаточно ли его посмотрело народа?
Бакур Бакурадзе: Реакция... Вы знаете, в виду того, что это – короткий метр... Вы знаете, на телевидении он куплен не был, сразу скажу.
Софья Корниенко: Отказали или как все это происходило?
Бакур Бакурадзе: Вы знаете, сейчас тонкостей я не знаю, но я знаю одно точно, что предлагался фильм на разные каналы – на какие, сейчас не могу вспомнить, не буду говорить – тем более, что фильм получил приз на “Кинотавре”, это уже своеобразный резонанс. Но с другой стороны, я могу сказать открыто, что до какого-то определенного времени все это умалчивалось. О том, что на киргиза напали скинхеды, можно было узнать только лишь в Интернете – и не на первых страницах. То есть это не освещалось, хотя, на мой взгляд, это – чудовищные преступления, которые должны освещаться. Мне кажется, что наказывают этих преступников не так жестко, как это должно быть, наказывают очень мягко.
Софья Корниенко: Нет, но самое страшное то, что, когда я недавно в Питере говорю людям: “А вы знаете, что каждые три дня убивают человека просто по расовому признаку?” - люди либо этого не знают, либо говорят: “А откуда это такая информация?” - Если 90 в год в Москве только по официальной статистике, то считайте! А потом такая реакция: “Ну, наверное, во всех странах так” - хотя это совершенно не так. С помощью кино можно вообще об этом говорить, как вы считаете, или это сейчас нереально? Какова будет прокатная судьба таких картин?
Бакур Бакурадзе: В любом случае, если снять фильм об этом, и если фильм в первую очередь по кинематографическим качествам будет на должном уровне, то обязательно он получит признание на зарубежных фестивалях. Естественно, в России следят за тем, что происходит на зарубежных фестивалях – тогда этот фильм будет посмотрен. Или если он получит какой-то приз на российских фестивалях. Иначе его судьба очень сомнительна. Вряд ли его будут показывать по телевизору, вряд ли он будет в прокате идти. А с другой стороны, другой возможности как-то высказывать свое мнение и как-то с этим бороться не существует. Только через кино. Только через кино.
Софья Корниенко: Потому что сейчас супер-визульная культура или потому что люди не верят печатному слову – почему только через кино?
Бакур Бакурадзе: Потому что это один из самых независимых – не на начальном этапе, а уже после свершения – независимых продуктов, которые имеют возможность все-таки жить какой-то своей жизнью. И при этом он несет информацию. А в другом варианте информация не всегда доходит до читателя или зрителя. Допустим, телевидение абсолютно прогосударственное, в России независимых телеканалов не существует, поэтому понятно, что у них своя политика и свой формат.
Софья Корниенко: А в интернете “Москву” нельзя еще посмотреть?
Бакур Бакурадзе: Фильм “Москва”? По-моему он в Интернете не висит, но можно и повесить, на самом деле. Все, кто хотел его посмотреть, посмотрели. Фильм имел определенный резонанс, о его содержании всем известно.
Софья Корниенко: А в дальнейшем вы планируете ориентироваться на социальную тематику этого, так скажем, московского общества, или вас заинтересовало что-то еще? Мне просто интересно, не хотите ли вы что-то с грузинско-российской тематикой снять? Или это банальный вопрос?
Бакур Бакурадзе: Нет, почему? Я очень много думаю об этом. Не думать об этом я не могу, потому что весь этот конфликт во мне существует, как язвенная болезнь, от которой я не могу избавиться. Конечно, мне бы хотелось что-нибудь сделать. Другое дело, что я не совсем понимаю, что бы я такое мог сделать, что могло бы быть в данной ситуации не просто амбициозным высказыванием, а реально могло бы пойти на пользу. Очень сложно, непонятно, что в данной ситуации делать. Просто для того, чтобы грузины или русские как-то узнали мою позицию и успокоились или обрадовались, я не хочу делать, потому что моя позиция внутри меня существует, я с ней четко определился. Но как мне с помощью искусства что-то положительное в эти взаимоотношения внести – я не знаю. Пока не знаю. Мне кажется, что эта ситуация довольно-таки тупиковая, и надо сто раз подумать, прежде чем говорить, потому что 99 процентов высказываний, которые делались, шли на вред, к сожалению, на вред. Они были недипломатичны, и они еще больше разжигали, и, в результате, итог такой, что погибли люди, и чуть ли не была аннексирована вся Грузия.
