Генпрокуроры: 285 лет назначений и отставок
Ирина Лагунина: Вот уже неделю российские и зарубежные средства информации заполнены разнообразными, противоречивыми и всякий раз неподтверждаемыми версиями причин отставки генерального прокурора России Владимира Устинова. Взамен слухов и эмоций, на которых, как правило, основаны эти построения, мой коллега Владимир Тольц предлагает иной подход – исторический.
Владимир Тольц: Должность генерального прокурора (поначалу она именовалась «генерал-прокурор») существует уже 285-й год. Этот институт пережил больше дюжины войн, несколько революций и пожаров, и длинную череду правителей – императоров, глав кабинетов, генсеков и министров юстиции… По замыслу создателя должности Петра Первого, ей надлежало "уничтожить или ослабить зло, проистекающее из беспорядков в делах, неправосудия, взяточничества и беззакония". С тех пор прошло почти 3 века. Многократно изменилась страна, система ее организации и правления, менялись законы, порядки, нравы, люди, наконец… Скажите, а Генеральная прокуратура, ее функции, ее роль в обществе, ее зависимость от власти и закона как за это время поменялись? – спрашиваю я у известного петербургского историка, исследователя русского прошлого 18-19 веков Евгения Анисимова.
Евгений Анисимов: Я размышлял о существовании Генеральной прокуратуры, зная все обстоятельства нашей жизни, и хочу сказать, что в принципе это учреждение не было напрасно создано и не зря существует. Дело в том, что в России с древних времен было распространено такое понятие - опала, которое трудно перевести, когда немотивированный гнев государя, каприз мог низринуть человека на самое дно. Это страна наша, в которой бессудные расправы были нормой. Появился институт, в котором государство должно было проявить себя как законную силу. Генеральная прокуратура и вообще прокуратура, институт прокуратуры стал элементом государства, но элементом, я бы так сказал, цивилизованным, то есть он должен был наблюдать, как соблюдаются законы и поддерживать обвинения в суде и в различных судебных инстанциях на основании законов. Для России это колоссально много. Я скажу, что в целом, если говорить о длительном периоде, то институт этот себя в конечном счете оправдал.
Владимир Тольц: Так отвечает мне историк Евгений Анисимов. К слову, первый российский генерал-прокурор Павел Иванович Ягужинский, которого Петр именовал «оком государевым», в отличие от многих следующих генерал-прокуроров был человеком на редкость некорыстолюбивым.
Евгений Анисимов: Он был по своему характеру действительно необыкновенным для чиновника человек. Он был решителен, не брал взяток и пользовался колоссальным доверием царя. Пожалуй, один из редких чиновников. И до самого конца своей карьеры он не был никогда, так скажем, пойман.
Владимир Тольц: И тем не менее, Ягужинский после смерти Петра был отставлен. Отправили послом в Польшу. Вот и про Устинова поговаривают теперь, что пошлют в Европу.
Евгений Анисимов: Судьба его была довольно печальна, служебная карьера. Он был низвергнут со своего места, потому что слишком остро критиковал. Это я говорю так, в целом.
Владимир Тольц: Преемники Ягужинского на генерал-прокурорском посту были к «первым лицам» куда более почтительны. К примеру, Александр Иванович Глебов, занимавший пост при Петре Федоровиче предложил даже воздвигнуть золотую статую своего благодетеля. Для русского генпрокурора Глебов был необычно «политически активен»: его перу принадлежит множество важнейших документов, подписанных Петром III. Но сгубило его вовсе не законотворчество и политическая активность, а занятия коммерцией и мздоимство. Восшедшая на престол Екатерина отправила Глебова в отставку.
В ее правление генерал-прокурором стал кн. Александр Алексеевич Вяземский. О нем потомки вспоминали с недоумением:
Диктор: Скажут, что и при Екатерине видали людей с свинцовыми головами на важных государственных местах, например, генерал-прокурор князь Вяземский, от которого, по тогдашней организации управления империи, все зависело. Согласен, все знали, что Вяземский был человек с осиновым рассудком. По каким уважениям, по каким расчетам Екатерина держала Вяземского на столь важном посту в государстве - угадать и объяснить трудно, скажу - решительно невозможно.
Владимир Тольц: Но что бы ни говорили о генерал-прокуроре Вяземском, он вместе с выдвинувшимся при нем начальником Тайной канцелярии Степаном Шешковским, которого Пушкин именовал "домашним палачом кроткой Екатерины", успешно вершил наиболее важные политические дела - и автора знаменитого "Путешествия из Петербурга в Москву" Радищева, просветителя и издателя Новикова, и Емельяна Пугачева. Результатами государыня была довольна. А отставлен он был от должности – редкий случай для российских генпрокуроров! – по болезни. Действительной, а не мнимой.
За почти 3 века существования института прокуратуры в России сменилось около 5 десятков генеральных прокуроров. Это были разные люди – умные и не очень, корыстолюбцы и нестяжатели, «инициативники» и чиновники «чего изволите». Но самостоятельных политических фигур, кроме разве недолгого генерал-прокурора Александра Керенского, не было. Все они оказывались прежде всего орудием реализации воли «первого лица», будь то император, генсек или президент. Профессор Константин Гуценко, заведующий кафедрой уголовного процесса и прокурорского надзора юрфака МГУ соглашается:
Константин Гуценко: Зависимость была и есть, только формы изменились. Эти прокуроры то отдалялись от власти, то приближались к ней. Но неизменно как все чиновники, государственные служащие, в общем-то генеральные прокуроры проводили волю тех властей, которые повелевали ими. В наше время то же самое. Если Генерального прокурора назначает Совет федерации по представлению, вы сами понимаете, конечно, он зависим - зависим от высшего должностного лица в государстве.
Владимир Тольц: А вот адвокат, профессор Елена Лукьянова со мной не согласна:
Елена Лукьянова: Дело в том, что если речь идет о главной функции прокуратуры как о контроле за точным и единообразным соблюдением закона, то в первую очередь надо смотреть на то, каков закон, а не на волю первого лица. Потому что законы, по крайней мере, в советские времена были коллегиальные. Те прокуроры, о которых вы говорите, по крайней мере, до 36 года, у государства была откровенно выраженная функция диктатуры, это было записано в конституции и 18, и 24 года. Функция диктатуры – функция подавления. И поэтому то, что они проводили эту волю, простите, они исполняли закон, который был в государстве.
Владимир Тольц: Просматривая генпрокурорские жизнеописания, приходишь к выводу, что отставляли этих творцов и исполнителей закона и воли первого лица, когда они становились неэффективны в этом качестве, или требовались в другой должности (так самый знаменитый советский генпрокурор Вышинский сменил Молотова на посту министра иностранных дел, когда Сталин заподозрил того в шпионаже). Именно «первое лицо» решало вопрос об отставке, когда приходило к мысли о «несоответствии» того или иного генпрокурора «времени». Именно так Сталин расстрелял Петра Красикова, руководившего репрессиями против церкви, и его преемника Ивана Акулова, заподозренного в преступной связи с казненными красными маршалами. По той же причине «несоответствия» Маленков и Хрущев сразу после ареста Берия турнули с должности (и из партии) генпрокурора Петра Сафонова, а Ельцин - последовательно – Валентина Степанкова_ признавшего его указ о роспуске парламента в 1993-м антиконституционным, затем в 1994-м, Алексея Казанника, оказавшегося «притормозить» реализацию решения Думы, потом - Алексея Ильюшенко за связь его с уголовным делом, ну, и Юрия Скуратова – его нашумевшую историю все помнят, хотя подоплека ее до сих пор прояснена неоднозначно… Теперь пришел черед путинского Устинова. Получается, что Генпрокурор – вовсе и не «око государево», как говорил Петр Первый, а так, нечто вроде глазного протеза – сняли, заменили, чтоб выглядеть получше?
Евгений Анисимов: Если считать, что другой глаз здоровый, вполне возможно. Если это вообще один глаз, тогда это, конечно, плохо.
Налоги по месту работы или по месту жительства?
Ирина Лагунина: Сразу три региона России – Московская, Ленинградская и Тверская области – представили в Государственную Думу проект закона, который предусматривает перераспределение подоходного налога между разными бюджетами. Человек может жить в пригороде, получая там социальные выплаты, а работать – в городе, уплачивая налог по месту работы. Однако, судя по опыту некоторых европейских стран, такое перераспределение налога предполагает большую, чем сегодня в России, финансовую независимость органов местного самоуправления. Тему продолжит Сергей Сенинский...
Сергей Сенинский: ... Проблема перераспределения поступающих налогов между бюджетами разных уровней – дополнительного к уже существующему их распределению - когда речь идет о подоходном налоге с людей, работающих в одном месте, а живущих в другом, может возникать не только в отношении самых крупных городов и их пригородов, но и применительно к небольшим городкам. По крайней мере, это представляется, на первый взгляд, вполне логичным. Наш первый собеседник – в Москве – ведущий эксперт Института современных экономических исследований Михаил Горст:
Михаил Горст: Главная проблема в том, что в России очень слабо развито местное самоуправление. И в той постановке вопроса: город - пригород, платежи налога в городе или пригороде – это, конечно, вопрос отношений муниципалитетов.
Сейчас муниципалитеты – это такие образования, которые совершенно зависят от вышестоящих территориальных образований. То есть если это районы города, то они зависят от города, если это районы области или областные города, то они, соответственно, зависят от области. Поскольку они не самостоятельны ни финансово, ни фактически, то вопрос на этом уровне не очень актуален...
Сергей Сенинский: Другими словами, проблема, которую пытаются решить теперь Московская, Ленинградская и Тверская области, это лишь проблема отношений между бюджетами более высокого уровня?..
Михаил Горст: Это именно проблема взаимоотношений между бюджетами субъектов федерации. Она появилась прежде всего в Московской и Ленинградской областях, центрами которых являются, соответственно, города Москва и Санкт-Петербург. Однако Москва и Санкт-Петербург также являются субъектами федерации. В этом смысле они - равны. Тверская область прилегает непосредственно к Московской области, и довольно много людей ездит из Тверской области на заработки в Москву. Конечно, для бюджетов областей это составляет большую проблему.
Сергей Сенинский: Зарубежная практика перераспределения поступлений в виде подоходного налога с граждан – разнится. Например, в одних странах Европы, по крайней мере, часть именно этих денег получает казна того небольшого поселка, в котором живет человек, работающий в ближайшем городе. В других странах такое перераспределение может осуществляться косвенно, вместе с поступлениями от других налогов. В Польше, например. Наш корреспондент в Варшаве Алексей Дзикавицкий обратился к сотруднице одной из варшавских консалтинговых компаний, специализирующихся на вопросах налогообложения, Виолетте Хачиковской:
Виолетта Хачиковска: Если я работаю, например, в Варшаве, а живу в городке Прушкув в пригороде столицы, то фирма, в которой я работаю, перечисляет мой подоходный налог в налоговую инспекцию по месту работы, то есть в городе. В конце каждого года из Варшавы в налоговую инспекцию по месту моего проживания пересылается лишь уведомление о том, какие именно суммы удержаны из моего заработка в виде подоходного налога, и сколько именно этих денег поступило в налоговую инспекцию по месту работы. Таким образом контролируются налоговые платежи человека. Но сами деньги в местный бюджет городка Прушкув не переводятся – они остаются в Варшаве...
Сергей Сенинский: В России сегодня, по действующему законодательству, сам по себе подоходный налог, точнее – поступления в виде этого налога - как делятся между разными бюджетами? Из Москвы - Михаил Горст, ведущий эксперт Института современных экономических исследований:
Михаил Горст: Распределение этого налога между бюджетными уровнями прописано в Бюджетном кодексе. И сейчас существует достаточно четкая система: 70% поступлений в виде налога на доходы физических лиц идет в доходы субъектов федерации, а 30% направляется в местные бюджеты. В федеральный бюджет этот налог не поступает. Такая система была введена в ходе бюджетной реформы, когда весь налог на добавленную стоимость был переведен в федеральный бюджет, соответственно, его нужно было чем-то заместить. Тогда весь подоходный налог и был «перемещен» на уровень вниз.
Еще одна особенность распределения этого налога в том, что 70%, которые идут в бюджет субъекта федерации, попадают туда не полностью. Из них 10% субъект федерации сам обязан перераспределить в пользу местных бюджетов.
Сергей Сенинский: Эти 10% - все, что получают местные бюджеты от платежей в виде подоходного налога?
Михаил Горст: Они получают даже не 10%, а 40%. 30% идет в местные бюджеты, согласно Бюджетному кодексу, и плюс к этому еще тем самые 10%, которые направляются от субъекта федерации.
Сергей Сенинский: А в целом поступления в виде подоходного налога, то есть налога на доходы физических лиц, какую часть общих поступлений в региональную казну составляют?
Михаил Горст: Если говорить о бюджете субъекта федерации, точнее, о консолидированном бюджете субъекта федерации, в который входит собственно бюджет области, края или республики, плюс все местные бюджеты на их территории, то подоходный налог – это доходный источник номер два. Первый – налог на прибыль, второй - подоходный налог.
И на уровне консолидированных бюджетов объем поступлений в виде подоходного налога, в процентах от всех налоговых доходов этих бюджетов, составляет 30-40%, это довольно существенно.
Сергей Сенинский: Но это – бюджеты краев и областей. А – в местных бюджетах, например, муниципальных?
Михаил Горст: У них своих собственных налоговых источников, которые за ними закреплены, не хватает. Поэтому им просто дают из бюджета субъекта федерации дополнительные доходы. Но это уже - не налоговые будут доходы, а какие-то иные. Но среди именно налоговых доходов – это, наверное, номер один.
Сергей Сенинский: Одна из стран Европы, где часть именно этих денег, то есть выплаченных налогоплательщиком в виде подоходного налога, получает казна того небольшого поселка, в котором живет человек, работающий в ближайшем городе, - Германия. Как нам сообщили в Федеральном статистическом ведомстве, доля подоходного налога в общем объеме доходов казны небольших муниципалитетов составляет в среднем по Германии примерно 16%. О том, как перераспределяются такие платежи, рассказывает сотрудник Министерства финансов земли Бавария Хорст Вольф, к которому обратился наш корреспондент в Мюнхене Александр Маннхайм:
Хорст Вольф: Подоходный налог взимается согласно федеральному закону, в котором содержатся единые требования для всех земель Германии. Работодатель вычитает соответствующую сумму из зарплаты своего работника и переводит ее напрямую в региональное финансовое ведомство. Таких регионов может быть и несколько в каждой федеральной земле. Это ведомство, в свою очередь, переводит часть этого налога - в федеральную казну, а часть - в бюджет конкретного городка или небольшого поселка, в котором данный налогоплательщик прописан. Как правило, поселковые и другие коммуны получают в среднем около 15% от всей суммы, уплаченной их жителем в виде подоходного налога.
Причем размеры или общая численность населения городка, поселка или даже деревни не играют здесь никакой роли. Так что в Германии определяющим фактором для подоходного налога любого налогоплательщика, в том числе частного предпринимателя, является место его прописки...
Сергей Сенинский: В тех предложениях, с которыми в России обратились недавно к Государственной Думе власти Московской, Ленинградской и Тверской областей, говорится ли что-то именно о местных бюджетах, муниципальных? Михаил Горст, Институт современных экономических исследований, Москва:
Михаил Горст: Московская область хочет получить часть подоходного налога, который собирается в Москве. При этом она вовсе не говорит о том, что, мол, будет потом каким-то справедливым образом распределять полученные дополнительные доходы между более мелкими, муниципальными бюджетами. Об этом сейчас речи нет... Сейчас речь идет о том, чтобы просто поделить эти доходы между субъектами федерации, конкретно - между Московской областью и Москвой. Тверская область также претендует на часть доходов от подоходного налога, который собирает Москва. То же самое - между Санкт-Петербургом и Ленинградской областью.
Сергей Сенинский: Но ведь часто люди, прописанные, скажем, в области, но работающие в городе, реально там же, в городе, и живут...
Михаил Горст: Вот такая ситуация, когда работник фактически живет в городе, а зарегистрирован по постоянному месту жительства в области, в рамках текущих предложений разрешена быть не может...
Сергей Сенинский: Но если подобные вопросы решаются в других странах, наверняка, могут существовать и довольно простые решения применительно к российской ситуации?..
Михаил Горст: Решением здесь может быть, скажем, следующий вариант: в начале года работнику предлагается заполнить некую форму, в которой он сам указывает, что подоходный налог, который он уплачивает, перечислялся бы либо в бюджет Москвы или Санкт-Петербурга, либо в бюджет области, Московской или Ленинградской. По крайней мере, работник сам будет делать сознательный выбор. И это уже - некий шаг в сторону гражданского общества. Если человек осознает, что он платит налоги, и осознает, куда эти налоги направляются, то в принципе у него есть основания спросить с руководства субъекта федерации, а на что, собственно, были потрачены эти деньги?
В нынешней ситуации у нас работники практически исключены из процесса уплаты налогов. Это гораздо удобнее, с точки зрения администрирования, однако при этом работник может не осознавать, какой объем налогов он платит, куда они идут и какие бюджетные услуги он может за эти деньги потребовать с власти?..
Сергей Сенинский: Предложения трех областей не затрагивают пока напрямую интересы местных бюджетов. Но если налоговый эксперимент, проведения которого добиваются власти этих областей, в итоге состоится и, более того, окажется удачным, может ли, на ваш взгляд, подобная схема быть востребованной в других регионах России?
Михаил Горст: В этом случае имеет смысл перевести этот опыт с уровня субъектов федерации на уровень муниципалитетов. Я надеюсь, что в России все-таки местное самоуправление когда-нибудь заработает, местные бюджеты будут наделены своими собственными источниками доходов, и они станут относительно самостоятельными. И тогда этот вопрос, конечно, встанет со всей остротой. В этом случае, если опыт такого эксперимента окажется положительным, его можно будет применять на местном уровне...
Система договоров между владельцами средств информации и журналистами на Украине.
Ирина Лагунина: На днях президент Украины Виктор Ющенко заявил, что без независимого журналиста никогда не состоится независимая Украина. При этом Ющенко подчеркнул, что «это вещи, которые не даются за одну ночь, за одни сутки». О том, как развивается пресса на Украине – мой коллега Олег Панфилов.
Олег Панфилов: 21 февраля прошлого года тогдашний вице-премьер-министр Украины Николай Томенко призвал журналистов, менеджеров и владельцев средств массовой информации определить свои отношения в договорах о редакционной политике. В частности, по его словам, СМИ должны разработать и подписать соответствующий договор, который определял бы отношения между журналистами, менеджерами и владельцами СМИ. Томенко заявил, что на некоторых телекомпаниях уже распространена такая практика. "Мы обращаемся ко всем СМИ с призывом присоединиться к этой инициативе", – сказал Томенко.
Летом того же, прошлого года журналисты львовской газеты «Поступ» обратились к властям страны защитить их конституционные права, нарушаемые владельцем. С начала этого года в ряде редакций Украины начали внедрять практику подписания соответствующих договоров с владельцами. В первую очередь это касается попыток прямого вмешательства владельцев СМИ в редакционную политику. Главным пунктом является обязательства владельца не вмешиваться в редакционную политику.
Эта практика уникальна на постсоветском пространстве. Насколько это получается я буду обсуждать с руководителем независимого медиапрофсоюза Украины Сергеем Гузем, он на связи по телефону из Киева, и Оксаной Форостиной, журналистом «Львивской газеты», изданием, которое первым оформила договор о взаимоотношениях журналистов с владельцем. Оксана на связи из Львова.
Оксана, как сообщил сайт «Телекритика», на церемонии подписания в редакции газеты находились и подписи под документом поставили: генеральный директор “Львівська газета” Андрей Белоус, шеф-редактор “Газеты” Олег Онисько, главный редактор Андрей Павлишин и вы, как глава первичной организации медиапрофсоюза. Это произошло в феврале этого года, что изменилось с того времени?
Оксана Форостина: К счастью, ничего плохого не произошло в том смысле, что мы пока не апеллировали к этому соглашению, мы пока этот договор не использовали, не обращались к нему. Если возникали какие-то вопросы, то мы их решали в рабочем порядке. Ну и вообще наше соглашение было подписано скорее как страховка. То есть нашей задачей было сохранить те наши ценности и те наши правила, по которым работаем, которые уже сложились в редакции, на тот случай, если газета будет продана или новый менеджмент, который может придти, будет устанавливать свои правила по своим разумениям. То есть пока на этот момент это наша страховка, это наш тыл.
Олег Панфилов: Скажите, если была проблема у газеты, выходящей в вашем городе газеты «Поступ», то значит у них были больше проблемы, чем у вас? Почему они не первые обратились к этой идее? Подписали ли они вообще договор до сих пор?
Оксана Форостина: Нет, они не подписали. Насколько мне известно, в газете «Поступ» инициатива о подписании редакционной политики, я хотела бы отметить, что этот проект, я его видела - это не был договор, это была просто декларация редакционной политики, и он не подписан. И инициатива исходила со стороны руководства редакции, не со стороны журналистов. В нашем случае инициатива исходила из первичной организации - профсоюза. И процесс, когда мы готовили договор, была работа профсоюза, первичной организации, центральной организации, которая давала нам постоянно консультации. И глава профсоюза Сергей Гузь и юристы профсоюза. Кроме того нам помогал «Интерьюс», насколько я знаю, в России тоже есть офис «Интерньюса».
Олег Панфилов: Да, конечно, в России есть «Интерньюс», но он больше занимается телевизионными проблемами.
Спасибо, Оксана. Сергей, несколько недель назад в газете «Зеркало недели» появилась ваша статья, в которой вы подробно объясняете, в чем состоит смысл договора. Могли бы вы сейчас коротко изложить необходимость таких отношений между журналистами и владельцами газет?
Сергей Гузь: Самый главный принцип, который мы закладываем – это не только юридическая ответственность собственника, но и финансовая ответственность. Мы не изобретаем велосипед. Например, очень хороший опыт есть у наших коллег во Франции, там уже давно в трудовом законодательстве предусмотрены выплаты компенсации журналистам в случае смены редакционной политики или смены собственника. Но так как в украинском законодательстве этого нет, мы использовали практику коллективных переговоров для того, чтобы включить эти положения в наши редакции.
Олег Панфилов: Да, но во Франции все-таки есть традиция взаимоотношений и очень старая пресса. В Украине, как и во всем постсоветском пространстве, эти отношения были своеобразными. Вы считаете, что опыт французских журналистов непосредственно можно перенести в Украину или все-таки в Украине есть те особенности, которые вы отразили в своем документе?
Сергей Гузь: Естественно, кроме финансовых моментов есть и наши собственные традиции, например, то, что, как правило, лучше всего решать проблему, когда есть какой-то переговорный механизм в редакции созданный, когда действительно созданы профсоюзы и журналисты могут консолидировано выражать свою точку зрения. Ведь на самом деле договор, который мы подписали во «Львовской газете», он не был первым вообще, самый первый был договор был на Пятом канале два года назад подписан, но там не было никаких гарантий для журналистов, никаких механизмов воздействия журналистов на собственника. А вот во «Львовской газете» мы первый договор подписали, который такие гарантии предусматривает. И это практика, именно ее мы поддерживаем, чтобы это была настоящая юридическая ответственность для собственника, а не просто хорошая дружественная декларация. Потому что мы уже пережили период цензуры, который во многом поддерживал собственников средств массовой информации, поэтому возврата мы не хотим, и это наша действительно надежная страховка.
Олег Панфилов: Сергей, вы сказали, что телекомпания подписала такой договор два года назад, значит это было при прежней власти и при прежних взаимоотношениях. Скажите, тогда какой был повод для составления такого договора между журналистами и владельцами?
Сергей Гузь: Этот документ защищает не только журналистов, но и собственников. Если третьи лица, какие-то сторонние организации, органы власти будут пытаться давить на собственников, владельцев телеканалов или на менеджмент газет и телеканалов, то они смогут защищаться с помощью договоров, потому что достаточно показать такой документ и сказать, что у меня есть обязательства перед коллективом, я не могу вмешиваться в редакционную политику. Никакой чиновник не сможет надавить на тысячу сотрудников телекомпании. Это взаимовыгодный документ. Но я еще раз хочу сказать, что тогда до этих изменений и до журналистской эволюции, которая была в 2004 году, это были первые документы, но больше это была дружественная декларация собственника о том, что он поддерживает ценности журналистов.
Олег Панфилов: Сейчас наступило другое время, и как я уже упоминал, одно из первых предложений о составлении таких договоров исходило от бывшего вице-премьера-министра Украины Николая Томенко. Скажите, сейчас как власти относятся к такой форме взаимоотношения, если учитывать, что во вторник президент Ющенко в очередной раз сказал о том, что украинские средства массовой информации должны избавиться от государственного бюджета или, точнее, стать независимыми?
Сергей Гузь: Приятно было услышать, что президент наконец-то четко заявил, что он поддерживает эти инициативы договоров о независимой редакционной политике. Так как мы консультируем Луганскую областную телекомпанию, это государственная телекомпания и менеджмент этой телекомпании - государственные чиновники - отказываются подписывать такой договор с журналистами, ссылаясь на то, что это для частных телекомпаний, а государство никаких таких гарантий журналистам давать не будет. Это очень хорошо, что президент публично это сказал - для нас это дополнительный аргумент.
Олег Панфилов: Я хочу вернуться во Львов и задать вопрос Оксане о том, что происходило шесть лет назад во Львове, когда журналисты провели потрясающую, на мой взгляд, акцию протеста «Волна свободы» и тем самым показали, что украинские журналисты могут защищать свои права. Скажите, Оксана, насколько сейчас львовские журналисты готовы защищать свои права не только с помощью договоров, но и какими-то другими действиями или уже условия изменились?
Оксана Форостина: Нет, я думаю, что когда журналисты чувствуют какую-то угрозу внешнюю по отношению к своей среде, они консолидируются достаточно быстро. Буквально вчера львовские журналисты, группа активистов собирались и обсуждали проблему газеты «Ратуша». Это муниципальная газета, учредителем которой является городской совет. И новый львовский мэр выступил с инициативой реорганизации газеты в информационный бюллетень. В первую очередь речь идет о том, что журналисты газеты «Ратуша» потеряют свои рабочие места. И пока в Украине еще не принят закон про разгосударствление и реформирование государственных и муниципальных коммунальных СМИ, поэтому мы всячески предостерегаем львовские власти городские от каких-либо поспешных решений. Я надеюсь, что и депутаты, и мэр к нам прислушаются.
Олег Панфилов: Но вы можете себе представить, чтобы такие взаимоотношения, прежде всего я имею в виду договор, мог бы быть применен в других странах постсоветского пространства.
Оксана Форостина: Нужно пробовать. Даже если не получится сразу подписать подобные соглашения, сам процесс выводит диалог между учредителями, между издателями и журналистской средой на качественно новый уровень. Потому что если со стороны журналистской среды будет инициатива о том, что мы хотим теперь работать по правилам, по каким-то соглашениям понятным и для одной, и для другой стороны, то я думаю, что будет качественно новый диалог, качественно новый подход и со стороны и властей, и частных учредителей средств массовой информации.
Компьютерное поколение и его родители.
Ирина Лагунина: Человек всегда обладал способностью делать несколько вещей сразу. Мы можем вести автомобиль и слушать радио, гладить и смотреть телевизор. Но феномен этот достиг пугающих масштабов в эпоху компьютеров, соединённых с интернетом, когда стало самым обыкновенным делом одновременно переговариваться с друзьями, смотреть телевизионную программу и разыскивать в «Гугле» имена победителей в спортивных состязаниях. Сильнее всего этим задеты американские подростки. Рассказывает наш корреспондент в Нью-Йорке Марина Ефимова.
Марина Ефимова: Когда-то, на экранах американских телевизоров каждый вечер, в половине десятого появлялась надпись (а кое-где и сейчас появляется): «Сейчас 9 часов 30 минут. Знаете ли вы, где ваши дети?» Этой надписью имелось в виду напомнить родителям позвать детей с улицы, где они играли с приятелями, и загнать в постель. Сейчас все знают, где их дети - они сидят перед экранами компьютеров.
Диктор: Пятнадцатилетняя Брэнда Джонс орудует в гостиной с отцовским компьютером iMac. На коленях – учебник. Бренда делает на компьютере домашние задания в перерывах с важным разговором по мобильнику с подругой из соседнего дома: «Ты что завтра наденешь?… А туфли?». Ко второму уху Брэнды навсегда прирос наушник, в котором бьется, как прибой, музыка с интернет-сайта iTunes. Брат Бренды, четырнадцатилетний Пирс – в спальне, перед своим компьютером. Само собой, через наушники бьется iTunes. Но, вообще, у Пирса другая расстановка дня, чем у сестры: он разглядывает сайт любимой актрисы Киры Найтли, болтает в чат-рум MySpace с приятелем, и одновременно обменивается посланиями в программе Instant Messenger. Сообщения примерно такие:
Пирс пишет: “Sup?” – что на сленге значит “What’s up” («Что нового»).
Друг отвечает: “nm u?” – что в переводе на человеческий язык значит “Not much. You?” – то есть, «Ничего особенного. А у тебя?».
Пирс отвечает: “Same” – «То же самое».
На этом лаконичная переписка кончается, и Пирс вступает в контакт со следующим корреспондентом.
Марина Ефимова: Это – отрывок из напечатанной в журнале Time статьи Клодии Уоллес “The Multitasking Generation” – «Многоцелевое поколение». По недавнему опросу, 82% американских подростков к седьмому классу школы не только подключены к интернету, но и занимаются на компьютере сразу несколькими операциями: интернетная игра, iTunes, e-mail, Instant Messenger (IM), кино, поисковая программа Google, чат-рум MySpace, и т. д. Этот процесс и назвали “multitasking” – решение многих задач одновременно. В среднем, дети в Америке проводят за компьютером по шесть с половиной часов в день – и это время не выросло за последние три года. Но multitasking, по своей интенсивности, превращает шесть с половиной в восемь с половиной. Именно поэтому поколение нынешних подростков и получило название «многоцелевое поколение», или сокращенно «Поколение М». Автор статьи, Клодия Уоллес, участвует в нашей передаче.
Клодия Уоллес: Из всего материала, который я собрала, и на примере моих собственных детей, я убедилась, что из-за одержимости интернетом подростки теряют важную способность: способность к неторопливости. Мы и сами – взрослые – не можем замедлить бег своей жизни. Мы не можем оглядеться, подумать, надолго сосредоточить мысль на чем-то важном. Мы теряем эту привычку. А дети даже и не приобретают ее. Конечно, электроника заметно облегчила нам жизнь. Даже не верится, что интернет вошел в обиход всего каких-нибудь 15 лет назад. Но электронные удобства, благодаря своей поразительной привлекательности, отнимают у нас детей. Дети живут в своем собственном мире, надежно огражденном от родителей и учителей электронными барьерами. Они прыгают от одной развлекательной или познавательной компьютерной операции к другой, не в силах оторваться. И так вот носиться по поверхности явлений входит у них в обычай, в привычку, свойственную целому поколению.
Марина Ефимова: Антрополог из Лос-Анджелесского университета Элеанор Окс, которая 20 лет наблюдала за семьями с детьми-подростками, написала в своем отчете: «Я не знаю, измениться ли личность под влиянием новых, multitasking, компьютерных процессов, но отношения в семьях явно изменились. В группе из 35 семей, которых мы обследовали, только один раз из каждых трех, дети, сидевшие за компьютером, отвечали на приветствие отца, вернувшегося с работы. Да и то, лишь кратким “Hi”. Подобный момент запечатлен в фильме Анга Ли «Ледяной шторм».
Диктор:
Привет ребята, я вернулся.
А разве ты уезжал?
Да, Майки, меня не было две недели. Ну, а как в школе?
Не знаю… Вроде, ничего.
О-кей.
Марина Ефимова: «Мы наблюдали, – пишет профессор Окс, – как трудно родителям попасть в электронный космос подростка. Из сотен наших видеозаписей становиться очевидным, что в большинстве случаев, уставшие родители в конце концов отказываются от попытки оторвать ребенка от компьютера, во избежание семейного скандала. И на десятках кадров наших видеозаписей видно, как вернувшиеся с работы отцы на кухне заглатывают обед в угрюмом одиночестве. Как правило, семьи больше не обедают вместе, и не беседуют».
Антрополог профессор Окс упомянула, что не знает, как влияет на личность ребенка вот эта практика “multitasking”, когда дети ищут на Google имя знаменитого спортсмена, одним глазом смотрят по телевизору популярное шоу American Idol, ведут шесть разговоров на Instant Messenger, и, между прочим, готовят уроки. Были ли какие-нибудь исследования на эту тему?
Клодия Уоллес: Это – трудный вопрос. Многие педагоги чрезвычайно встревожены, но пока это только их наблюдения. Университетские профессора говорят, что новое поколение студентов заражено интеллектуальным верхоглядством. По самым сложным вопросам они хотят получить быстрый и точный ответ. Они не понимают двойственности, неясности, многоплановости; только белое и черное, плохое и хорошее, good guys и bad guys. Поэтому профессора истории бояться тенденции студентов к упрощению картины мира – ведь скоро в руках этих студентов будет судьба страны, и непонятно, смогут ли они, став взрослыми и заняв высокие посты, рассматривать серьезные политические проблемы во всей их сложности, или будут хвататься за то решение, которое выглядит заманчиво на первый взгляд. Они теряют терпение как качество ума, а решение мировых проблем – дело отнюдь не простое.
Марина Ефимова: В книге «Второе Я. Компьютер и одухотворенность», профессор обществоведения Шерри Тёркл сообщает, что на лекциях всемирно знаменитых ученых, «великих умов» – как она пишет – студенты не отрываются от своих лэптопов: проверяют почту, доделывают задания, обмениваются комментариями относительно лекций. Один ученый сказал студентам: «Я – живой человек. Не реагируйте на меня, как на телевизор». Клодия Кунс – профессор истории из университета Duke – была потрясена, когда группа студентов сообщила ей, что они уже давно не прочитывают ни одну книгу от начала до конца. Только просматривают. Вскоре профессор Кунс убедилась в том, что новые студенты гораздо лучше воспринимают зрительный и звуковой ряд, чем тексты. Поэтому она показывает им фильмы и дает слушать кассеты. А читать – только статьи. «И это – университет Duke! – восклицает профессор Кунс в ужасе – Ivy League! Гордость нации!»
Диктор: Человеческий мозг обладает довольно большой способностью ко многоцелевой деятельности. Например, можно совмещать механические действия с обдумыванием, вести машину и слушать радио. Но вы не можете одновременно подсчитывать свои налоги и писать эссе. Я специально проводил тесты с подростками, которых все считают мастерами multitasking. Никакого принципиального отличия. На двух разных мыслительных процессах они могут сосредоточиться только по очереди. Правда мозг обладает способностью быстро менять сферы сосредоточенности, оставляя предыдущие в памяти, а потом выхватывая их оттуда. В юности, эта способность значительно сильнее, чем в старости, и именно это часто создает у подростков впечатление одновременной деятельности. Но это только видимость. Поэтому совмещая подготовление домашнего задания с болтовней в chat rooms, дети делают уроки не за полтора часа, а за пять. Но даже если заниматься одновременно совместимыми операциями, то надо понимать, что способность к многоцелевой деятельности имеет свой предел. Мозг нуждается в отдыхе, и те, кто постоянно его насилуют, теряют способность к сосредоточенности и приобретают то, что мы называем суетливостью рассудка.
Марина Ефимова: Так описывает детский психиатр из Мичиганского университета Дэвид Майер перспективы multitasking. Что же делать? Как спасать детей? Советы льются рекой. «Вникайте в то, чем занимаются дети», «Установите лимит времени, которое они могут проводить у компьютера», «Не подавайте дурной пример сами», «Не давайте технологии украсть у вас детей». Спасибо. Только как всего этого добиться?
Клодия Уоллес: Мы еще такие новички в электронных технологиях, что пока не знаем, как их обуздать, и совершенно потеряны в этом смысле. Но психологи уже делают разные конкретные предложения, среди которых одно мне понравилось: ввести в школьные и университетские программы такой курс «Как научится валяться под деревом и читать книгу».
Марина Ефимова: Я сама бы с удовольствием взяла такой курс. Кстати, хочу напомнить, что сам изобретатель компьютера Алан Тьюринг, придумал его принцип, валяясь на траве на одной из лужаек Кембриджа. Но пока курсов по медитации нет, многие родители не знают, что делать. Трагикомическое признание опубликовал журналист Майкл Даффи.
Диктор: В пригороде Вашингтона, где я живу, для подростков есть интернетный адрес facebook.com. Созданный Гарвардским студентом, facebook стал чем-то вроде секретного клуба для избранных – то есть для старших школьников и студентов. Моего сына эти chat rooms засасывают, как зыбучий песок. Я бессилен. Какой бы замок или пароль я бы ни ставил на компьютер, мой пятнадцатилетний акселератор знает, как его обойти. По сравнению с ним, я – жалкий самоучка. И вот наказание: на днях, пытаясь возвести еще одну баррикаду, я случайно стер половину его курсовой работы.
Марина Ефимова: Испокон века, каждое поколение взрослых видит в новых технологиях их тенденцию разрушения. Платон предупреждал (и совершенно справедливо): «Письменность и чтение уничтожат ораторское искусство». Автомобиль отнял у нас способность к созерцательности. Телефон привел в упадок эпистолярный жанр. Место ораторского искусства заняла литература. На смену созерцательности пришла драма. А эпистолярный жанр был возрожден в электронной почте. И оптимисты, вроде литератора Стивена Джонсона, приветствуют Поколение М.
Диктор: Я верю, что эта неожиданная, дерзкая активность в совершенно новой сфере компьютерных коммуникаций не отупляет детей, а наоборот, заостряет их ум. Они анализируют сложные системы, учатся находить любую информацию, устанавливать и сохранять человеческое общение, использовать старые технологии для решения новых задач. Всему этому они учатся просто для удовольствия, в свободное время. Вот и решайте, что им больше пригодится в будущей жизни и работе: это, или штудирование старых учебников. Нам не укрыть их от ветров электронной революции. Пусть учатся надувать этим ветром свои паруса.
Марина Ефимова: Каким же вырастет это новое Поколение М? Примитивными верхоглядами, варварами, или неким новым типом человека? Недавно вышел новый, очень интересный канадский фильм «Нашествие варваров». Пожилой человек умирает от рака. Либерал, социалист, профессор истории, очень небогатый. Поэтому он лежит в переполненной больнице, в палате на шестерых, страдает от ужасных болей. И жена говорит ему, что вызовет сына, с которым у отца уже давно порваны отношения.
Диктор: Я вызвала Себастьяна. Он один может тебе помочь.
Чем мне может помочь этот примитивный человек, который не прочел в жизни ни одной книги? Ни одной!
Он книг не читает, но зарабатывает за один месяц больше, чем ты за целый год.
Марина Ефимова: И жена вызывает сына. Приезжает молодой человек, выросший герой нашей передачи. Он – брокер крупной финансовой фирмы, мастер e-mail-ов, SMS, компьютерных программ, и видеоклипов. С лэптопом, с мобильным телефоном, с деньгами, и со знанием реального мира. Он покупает за деньги все блага, недоступные канадской, социалистической, бесплатной медицине, включая услуги профсоюза больничных рабочих. Он, по интернету, налаживает связь с лучшим специалистом, щедро оплачивая время его консультации. Он находит полицейского детектива, который помогает ему достать героин, чтобы избавить отца от мук. Он вызывает всех друзей отца – интеллектуалов – оплатив им при этом все дорожные расходы. И он получает на экран своего лэптопа прощальное видеописьмо отцу от дочери, которая находиться в это время на корабле в Тихом Океане. Этот, не читающий книг, стоящий двумя ногами на земле человек, дает отцу возможность умереть, сохранив человеческий облик и достоинство. И, умирая, отец говорит друзьям:
Диктор: Интеллект был всегда. В библейские времена, в Египте, в Греции, в Америке. Но когда он дряхлеет, нужны варвары, чтобы его омолодить. Варвары уже здесь. Слышите? Их принц идет.
Марина Ефимова: И все, со смесью восхищения и опаски, оглядываются на молодого человека с компьютером в руках.
