В театре "Школа драматического искусства" показывают премьеру - спектакль "Гибралтар" Константина Мишина. Как считают режиссер и хореограф, это спектакль о красоте отношений между мужчиной и женщиной, бесконечных в своей несовместимости.
В основу спектакля "Гибралтар" легли тексты Джеймса Джойса (18-й эпизод "Улисса", монолог Молли Блум) и стихи Гарсиа Лорки. Сочетание иронии и драматизма, которые просачивается сквозь джойсовский текст - и, наоборот, вычурность стихов Лорки, оформленные в движение, рассчитанные с математической точностью, - очень наглядно демонстрируют конфликт, который принято называть любовью. Тексты - прозаический, откровенный, и поэтический, выспренный - свиваясь в одно, буквально через взаимодействие мужского и женских тел, создают единую ткань спектакля. И не возникает вопроса, почему главный герой танцует в красных трусах, а героини топчутся по полу на коньках или с грацией тряпичной куклы валятся со стула.
Об авторском замысле и внутреннем коде спектакля рассказали для Радио Свобода режиссер Константин Мишин и хореограф, солистка Ира Гонто.
Константин Мишин: Из уст семи женщин, семи исполнительниц льется поток сознания Молли Блум - в прозе. А поэт – мужчина - говорит стихами Лорки. Лорка, как испанец, олицетворяет собой юношеский идеал красоты, возвышенности, страсти. Все то восторженное и прекрасное, что можно было бы отнести к юности, к первой любви, к вдохновению. Джойс написал такой текст, который, скажем так, предрешил эпоху. "18-й эпизод" – это такое программное заявление о развитии всего современного искусства. И вот это все почерпнуто из женского образа.
- И поэтому это не одна героиня…
Константин Мишин: …а семь. От 18 лет до 45-ти. Можно сказать, что это женщина в разных стадиях взросления - или, если уж называть вещи своими именами, старения. На самом деле, спектакль так построен, что он начинается от игры. Молодость сама в себе все содержит и сама с собою играется.
Ирина Гонто: А мужчина… Иногда в какой-то момент я даже чувствую, что его нет: это не человек – это дух. Они все этой ворожбой через игры воссоздают образ мужчины. И они настолько его точно себе представляют, каким он должен быть, что он материализуется на сцене.
Константин Мишин: На самом деле, в нашем спектакле образ женщины – это фантастический образ. Образ мужчины – это фантастический образ. И каждый фантазирует для себя своего партнера, он его создает таким, с которым бы он хотел общаться.
- Это что касается текстов. Чем еще наполнен спектакль, как вы это обернули, во что?
Константин Мишин: Пластические номера выстроены как игры. Легкие, подвижные, активные игры, легкомысленные, на свежем воздухе, например, на берегу моря.
Ирина Гонто: Можно закрыть рот – и будет танцевальный спектакль с трюками, с придумками, острые дротики, втыкающиеся в дартс. Кастрюли, ворожба, танец на коньках. Это абсолютно танцевальная структура, в которую вкраплены тексты.
Константин Мишин: В общем-то они поставлены так, что порою сталкиваются; танцевальная структура, сталкиваясь с текстом, переворачивается и обретает какой-то иной, другой смысл. Звучит стих, следом – мужское высказывание, оно вдруг обретает совершенно неожиданное звучание в связи с последующим танцевальным номером, который переворачивает высокое высказывание и вдруг создает из этого тему смерти.
Действительно, пластически история любви развивается независимо от текстов, хотя и в тон им; физическое проявление страсти - как притяжение и борьба. Заканчивается эта вечная история натюрмортом начала, романтическим воспоминанием о первых днях любви, которое преследует и утешает женщину всю жизнь. Кстати, именно это воспоминание и убивает главного героя – мужчину. Впрочем, зрители уходят со спектакля веселые и довольные: текстуальный драматизм побежден пластической ирония.
Фото с сайта театра.
В основу спектакля "Гибралтар" легли тексты Джеймса Джойса (18-й эпизод "Улисса", монолог Молли Блум) и стихи Гарсиа Лорки. Сочетание иронии и драматизма, которые просачивается сквозь джойсовский текст - и, наоборот, вычурность стихов Лорки, оформленные в движение, рассчитанные с математической точностью, - очень наглядно демонстрируют конфликт, который принято называть любовью. Тексты - прозаический, откровенный, и поэтический, выспренный - свиваясь в одно, буквально через взаимодействие мужского и женских тел, создают единую ткань спектакля. И не возникает вопроса, почему главный герой танцует в красных трусах, а героини топчутся по полу на коньках или с грацией тряпичной куклы валятся со стула.
Об авторском замысле и внутреннем коде спектакля рассказали для Радио Свобода режиссер Константин Мишин и хореограф, солистка Ира Гонто.
Константин Мишин: Из уст семи женщин, семи исполнительниц льется поток сознания Молли Блум - в прозе. А поэт – мужчина - говорит стихами Лорки. Лорка, как испанец, олицетворяет собой юношеский идеал красоты, возвышенности, страсти. Все то восторженное и прекрасное, что можно было бы отнести к юности, к первой любви, к вдохновению. Джойс написал такой текст, который, скажем так, предрешил эпоху. "18-й эпизод" – это такое программное заявление о развитии всего современного искусства. И вот это все почерпнуто из женского образа.
- И поэтому это не одна героиня…
Константин Мишин: …а семь. От 18 лет до 45-ти. Можно сказать, что это женщина в разных стадиях взросления - или, если уж называть вещи своими именами, старения. На самом деле, спектакль так построен, что он начинается от игры. Молодость сама в себе все содержит и сама с собою играется.
Ирина Гонто: А мужчина… Иногда в какой-то момент я даже чувствую, что его нет: это не человек – это дух. Они все этой ворожбой через игры воссоздают образ мужчины. И они настолько его точно себе представляют, каким он должен быть, что он материализуется на сцене.
Константин Мишин: На самом деле, в нашем спектакле образ женщины – это фантастический образ. Образ мужчины – это фантастический образ. И каждый фантазирует для себя своего партнера, он его создает таким, с которым бы он хотел общаться.
- Это что касается текстов. Чем еще наполнен спектакль, как вы это обернули, во что?
Константин Мишин: Пластические номера выстроены как игры. Легкие, подвижные, активные игры, легкомысленные, на свежем воздухе, например, на берегу моря.
Ирина Гонто: Можно закрыть рот – и будет танцевальный спектакль с трюками, с придумками, острые дротики, втыкающиеся в дартс. Кастрюли, ворожба, танец на коньках. Это абсолютно танцевальная структура, в которую вкраплены тексты.
Константин Мишин: В общем-то они поставлены так, что порою сталкиваются; танцевальная структура, сталкиваясь с текстом, переворачивается и обретает какой-то иной, другой смысл. Звучит стих, следом – мужское высказывание, оно вдруг обретает совершенно неожиданное звучание в связи с последующим танцевальным номером, который переворачивает высокое высказывание и вдруг создает из этого тему смерти.
Действительно, пластически история любви развивается независимо от текстов, хотя и в тон им; физическое проявление страсти - как притяжение и борьба. Заканчивается эта вечная история натюрмортом начала, романтическим воспоминанием о первых днях любви, которое преследует и утешает женщину всю жизнь. Кстати, именно это воспоминание и убивает главного героя – мужчину. Впрочем, зрители уходят со спектакля веселые и довольные: текстуальный драматизм побежден пластической ирония.
Фото с сайта театра.
