Волею календаря этим апрелем все три пасхи нашего иудео-христианского мира сошлись практически на одной неделе. И потому столь уместна вышедшая аккурат к пасхальному сезону книга, посвященная одному из самых одиозных персонажей Библии – Иуде и его интерпретациям в мировой культуре. К сожалению, американский автор книги "Биография Иуды" Сюзан Губар не уделила достаточного внимания русским интерпретациям своего героя. Зато она очень подробно описала эволюцию этого образа в западном художественном сознании.
Название книги не совсем оригинально – это повторение легкого богохульства лауреата Пулитцеровской премии Джека Майлса, охладевшего к официальной религии иезуита, который назвал свою книгу 1995 года "Биографией Бога". Как и книга Майлса, работа Сюзан Губар – историко-литературный экскурс, попытка проследить изменения, которые претерпела интерпретация образа Иуды Искариота, начиная с авторов Нового Завета и вплоть до Хорхе Луиса Борхеса. И сама автор книги, и ее рецензент, редактор журнала New Republic Адам Кирш, из нашего примирительного далека готовы видеть в истории Иуды Искариота, помимо всего прочего, феномен многовековой исторической злопамятности. Вот пассаж из рецензии Кирша: "В Нагорной проповеди Иисус говорит своим ученикам: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня... Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах...". По этой мерке никто не заслужил на небесах такой награды, как Иуда Искариот, потому что на всем протяжении истории Христианства никого так "не гнали и не злословили за Иисуса".
Небольшое передергивание заключается в том, что Иисус обещал награду тем, кого "злословили" за проповедь его учения, а не за предательство. Наказание Иуде было справедливым – по крайней мере, так считалось много столетий, до тех пор, пока для образованных людей Библия не превратилась из Священного писания в литературное произведение.
Губар собрала в "Биографии Иуды" чуть ли не все религиозные, литературные и художественные образы своего персонажа, которые чем раньше по времени, тем были отвратительней. Около 130-го года после Рождества Христова епископ Иерополиса грек Папиас так живописал Иуду: "Половые органы Иуды были безобразно велики и омерзительны на вид. Гной и черви со всего тела собирались туда, и извергались, когда Иуда бесстыдно оголялся".
Автор средневековой "Золотой легенды" - сборника житий XIII века – описывает раннюю жизнь Иуды, когда он убил отца и женился на собственной матери. Арабская легенда делает Иуду ненормальным с младенчества, когда он яростно кусал самого себя. Данте помещает Иуду в самый нижний круг Ада, где его грызет сам Сатана. "Такое садистское обращение с 12-м апостолом, - пишет Адам Кирш, - было морально оправдано - и самим предательством, и его обстоятельствами. Когда стражники пришли за Иисусом, Иуда показал им их жертву, поцеловав Иисуса, осквернив тем самым символ любви и превратив его в символ предательства – поцелуй Иуды".
В книге "Биография Иуды" описаны и разные варианты мотивов Иуды, приведенные в разных Евангелиях: "У Марка и Матфея Иуда, будучи казначеем учеников, озлобился на Иисуса за его расточительность, поскольку Иисус позволял умащать себя дорогими маслами. Благовония эти предназначались на продажу, а вырученные деньги должны были пойти на помощь бедным. Во всяком случае, именно после эпизода с маслами в доме Симона-прокаженного Иуда отправился к первосвященнику, чтобы открыть ему местонахождение Иисуса. С другой стороны, в Евангелии от Иоанна Иуда разозлился на расточительность Иисуса, потому что хотел присвоить себе деньги от продажи масел. У Матфея Иуда кончает собой, терзаемый раскаянием. Однако в "Деяниях апостолов" ему достается наказание свыше – в виде вспоротого живота, из которого вываливаются внутренности. Именно из-за этих расхождений постбиблейская история Иуды стала такой разнообразной и противоречивой".
Главное содержание книги "Биография Иуды" - серия художественных интерпретаций образов Иуды Искариота, включая его образы в латинских проповедях, английских поэмах, немецких фильмах, в европейской живописи, на витражах церквей и даже в музыке Баха. Такая работа требует коллектива теологов, литературоведов и искусствоведов. Сюзан Губар не является ни тем, ни другим, ни третьим, но ее интерпретации любопытны и провокационны. Например, она обращает внимание читателя на то, что средневековые художники придавали внешности Иуды типично еврейские или африканские черты, которые контрастировали с классическими чертами лица и белоснежной кожей Иисуса. Губар отмечает странное недоразумение с именами: предателя звали Иуда, но названия страны – Иудея и религии - "иудаизм" произошли не от этого имени, а от имени сына Иакова Иегуды. Однако созвучность сыграла свою роль в распространении антисемитизма: "Большинство христиан утвердилось во мнении, что из всех учеников Христа только Иуда был еврей, и любое напоминание о том, что они все были евреями, включая самого Иисуса, игнорировалось столетиями. Ненависть к Иуде перешла на иудеев. Теолог IV века Иероним утверждал, что «иудеи получили свое имя не от святого человека Иегуды, а от предателя». Мартин Лютер писал, что "евреи ели испражнения Иуды после его смерти, чтобы у них было такое же острое зрение".
Эта последняя цитата нуждается в добавке. В молодости Мартин Лютер прекрасно относился к евреям, поскольку они отвергали католичество, с которым Лютер боролся. Но его отношение радикально изменилось в конце жизни, когда евреи упрямо отказались присоединиться и к тому христианству, которое он реформировал. Этого великий реформатор простить не мог.
По прошествии времени отношение христианских мыслителей, писателей и художников к Иуде Искариоту заметно менялось (возможно, даже заметнее, чем отношение к евреям вообще): "Явные сдвиги произошли во времена Ренессанса, когда писатели и особенно художники начали замечать в Иуде человека, когда они почувствовали в себе потребность видеть в его фигуре трагичность, даже испытывать чувство вины за его грех. Уже в самом начале XVI века Караваджо в картине "Взятие Христа под стражу" изобразил в этой сцене себя среди учеников, как бы подчеркивая соучастие всего человечества в совершенном преступлении. А в конце XVI века в картине "Поцелуй Иуды" Лудовико Караччи даже позволил себе изобразить этот поцелуй почти эротически".
Дальше всех пошел, кажется, писатель Борхес, который писал, что "Бог спустился, чтобы стать человеком, искупителем своего рода, человеком грешным и обреченным на проклятье», и Бог «выбрал презренное существование: Он стал Иудой". Вообще же XIX и XX века окончательно очеловечили Иуду. Булгаков описал Иуду из Кириафа влюбленным молодым плэйбоем, у которого, по мнению умного начальника тайной полиции, есть только одна страсть – страсть к деньгам. А Ренан в книге "Жизнь Иисуса" писал: "Иуда поддался частой превратности суждения: он поставил интересы кассы выше самого дела, для которого она была предназначена. В нем чувство кассира превозмогло над чувством апостольским".
Сюжет о новой книге прозвучал в программе "Поверх барьеров - Американский час".
Название книги не совсем оригинально – это повторение легкого богохульства лауреата Пулитцеровской премии Джека Майлса, охладевшего к официальной религии иезуита, который назвал свою книгу 1995 года "Биографией Бога". Как и книга Майлса, работа Сюзан Губар – историко-литературный экскурс, попытка проследить изменения, которые претерпела интерпретация образа Иуды Искариота, начиная с авторов Нового Завета и вплоть до Хорхе Луиса Борхеса. И сама автор книги, и ее рецензент, редактор журнала New Republic Адам Кирш, из нашего примирительного далека готовы видеть в истории Иуды Искариота, помимо всего прочего, феномен многовековой исторической злопамятности. Вот пассаж из рецензии Кирша: "В Нагорной проповеди Иисус говорит своим ученикам: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня... Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах...". По этой мерке никто не заслужил на небесах такой награды, как Иуда Искариот, потому что на всем протяжении истории Христианства никого так "не гнали и не злословили за Иисуса".
Небольшое передергивание заключается в том, что Иисус обещал награду тем, кого "злословили" за проповедь его учения, а не за предательство. Наказание Иуде было справедливым – по крайней мере, так считалось много столетий, до тех пор, пока для образованных людей Библия не превратилась из Священного писания в литературное произведение.
Губар собрала в "Биографии Иуды" чуть ли не все религиозные, литературные и художественные образы своего персонажа, которые чем раньше по времени, тем были отвратительней. Около 130-го года после Рождества Христова епископ Иерополиса грек Папиас так живописал Иуду: "Половые органы Иуды были безобразно велики и омерзительны на вид. Гной и черви со всего тела собирались туда, и извергались, когда Иуда бесстыдно оголялся".
Автор средневековой "Золотой легенды" - сборника житий XIII века – описывает раннюю жизнь Иуды, когда он убил отца и женился на собственной матери. Арабская легенда делает Иуду ненормальным с младенчества, когда он яростно кусал самого себя. Данте помещает Иуду в самый нижний круг Ада, где его грызет сам Сатана. "Такое садистское обращение с 12-м апостолом, - пишет Адам Кирш, - было морально оправдано - и самим предательством, и его обстоятельствами. Когда стражники пришли за Иисусом, Иуда показал им их жертву, поцеловав Иисуса, осквернив тем самым символ любви и превратив его в символ предательства – поцелуй Иуды".
В книге "Биография Иуды" описаны и разные варианты мотивов Иуды, приведенные в разных Евангелиях: "У Марка и Матфея Иуда, будучи казначеем учеников, озлобился на Иисуса за его расточительность, поскольку Иисус позволял умащать себя дорогими маслами. Благовония эти предназначались на продажу, а вырученные деньги должны были пойти на помощь бедным. Во всяком случае, именно после эпизода с маслами в доме Симона-прокаженного Иуда отправился к первосвященнику, чтобы открыть ему местонахождение Иисуса. С другой стороны, в Евангелии от Иоанна Иуда разозлился на расточительность Иисуса, потому что хотел присвоить себе деньги от продажи масел. У Матфея Иуда кончает собой, терзаемый раскаянием. Однако в "Деяниях апостолов" ему достается наказание свыше – в виде вспоротого живота, из которого вываливаются внутренности. Именно из-за этих расхождений постбиблейская история Иуды стала такой разнообразной и противоречивой".
Главное содержание книги "Биография Иуды" - серия художественных интерпретаций образов Иуды Искариота, включая его образы в латинских проповедях, английских поэмах, немецких фильмах, в европейской живописи, на витражах церквей и даже в музыке Баха. Такая работа требует коллектива теологов, литературоведов и искусствоведов. Сюзан Губар не является ни тем, ни другим, ни третьим, но ее интерпретации любопытны и провокационны. Например, она обращает внимание читателя на то, что средневековые художники придавали внешности Иуды типично еврейские или африканские черты, которые контрастировали с классическими чертами лица и белоснежной кожей Иисуса. Губар отмечает странное недоразумение с именами: предателя звали Иуда, но названия страны – Иудея и религии - "иудаизм" произошли не от этого имени, а от имени сына Иакова Иегуды. Однако созвучность сыграла свою роль в распространении антисемитизма: "Большинство христиан утвердилось во мнении, что из всех учеников Христа только Иуда был еврей, и любое напоминание о том, что они все были евреями, включая самого Иисуса, игнорировалось столетиями. Ненависть к Иуде перешла на иудеев. Теолог IV века Иероним утверждал, что «иудеи получили свое имя не от святого человека Иегуды, а от предателя». Мартин Лютер писал, что "евреи ели испражнения Иуды после его смерти, чтобы у них было такое же острое зрение".
Эта последняя цитата нуждается в добавке. В молодости Мартин Лютер прекрасно относился к евреям, поскольку они отвергали католичество, с которым Лютер боролся. Но его отношение радикально изменилось в конце жизни, когда евреи упрямо отказались присоединиться и к тому христианству, которое он реформировал. Этого великий реформатор простить не мог.
По прошествии времени отношение христианских мыслителей, писателей и художников к Иуде Искариоту заметно менялось (возможно, даже заметнее, чем отношение к евреям вообще): "Явные сдвиги произошли во времена Ренессанса, когда писатели и особенно художники начали замечать в Иуде человека, когда они почувствовали в себе потребность видеть в его фигуре трагичность, даже испытывать чувство вины за его грех. Уже в самом начале XVI века Караваджо в картине "Взятие Христа под стражу" изобразил в этой сцене себя среди учеников, как бы подчеркивая соучастие всего человечества в совершенном преступлении. А в конце XVI века в картине "Поцелуй Иуды" Лудовико Караччи даже позволил себе изобразить этот поцелуй почти эротически".
Дальше всех пошел, кажется, писатель Борхес, который писал, что "Бог спустился, чтобы стать человеком, искупителем своего рода, человеком грешным и обреченным на проклятье», и Бог «выбрал презренное существование: Он стал Иудой". Вообще же XIX и XX века окончательно очеловечили Иуду. Булгаков описал Иуду из Кириафа влюбленным молодым плэйбоем, у которого, по мнению умного начальника тайной полиции, есть только одна страсть – страсть к деньгам. А Ренан в книге "Жизнь Иисуса" писал: "Иуда поддался частой превратности суждения: он поставил интересы кассы выше самого дела, для которого она была предназначена. В нем чувство кассира превозмогло над чувством апостольским".
Сюжет о новой книге прозвучал в программе "Поверх барьеров - Американский час".
