Ирина Лагунина: В юридическом комитете нижней палаты Конгресса США прошли на днях слушания, посвященные малоизвестным страницам истории Второй мировой войны. Речь шла о политике интернирования и принудительного переселения лиц, чье этническое происхождение превратило их во врагов Америки. Рассказывает Владимир Абаринов.
Владимир Абаринов: В истории любой страны есть эпизоды, о которых страна не любит вспоминать. Но забыть о них не дают люди, судьбы которых были поломаны несправедливостью. Один из таких эпизодов – объявление потенциальными врагами целых категорий граждан или постоянных резидентов по этническому признаку: японцев, немцев и итальянцев. В них видели угрозу безопасности Америки, возможных шпионов и диверсантов в пользу стран гитлеровской Оси. А кроме того, эти люди стали заложниками: правительство США планировало обменять их на американских военнопленных.
На данный момент несправедливым признано лишь интернирование примерно 110 тысяч американцев японского происхождения и граждан Японии, проживавших в США. В 1988 году президент Рейган принес извинения и подписал закон о компенсациях пострадавшим – каждый получил 20 тысяч долларов. На эти цели был ассигнован 1 миллиард 200 миллионов долларов. В 1992 году президент Буш-старший подписал поправку к закону, которая предусматривала выделение дополнительно еще 400 миллионов долларов на компенсации лицам японского происхождения, ставшим жертвами чрезмерной подозрительности. Восемь лет назад Конгресс учредил комиссию для изучения политики интернирования и переселения других категорий граждан или постоянных жителей США. Теперь пришло время рассказать об этом расследовании.
О том, в какой атмосфере принимались решения об интернировании, законодателям рассказал историк Джон Кристгау.
Джон Кристагау: В сумерках 10 декабря 1941 года, через три дня после японского нападения на Перл-Харбор, необычная гроза разразилась в южной Калифорнии. Рокочущие раскаты грома напоминали звуки вражеской бомбежки, и жители Лос-Анджелеса и Сан-Диего занервничали - они боялись, что оказались под огнем. Поступил приказ немедленно отключить освещение, и побережье от Бейкерсфилда до Сан-Диего погрузилось во мрак. Жители Лос-Анджелеса стреляли по уличным фонарям, чтобы обеспечить затемнение. В больницах надрывались телефоны – люди вызывали скорую помощь к пострадавшим в авариях, причиной которых была паника. Эта паника не прошла, особенно на Западном побережье. В последующие несколько недель застарелые и расовые предрассудки, усугубленные военной паникой, повлекли за собой интернирование более чем 30 тысяч так называемых враждебных иностранцев немецкого, итальянского и японского происхождения. Аресты были проведены на основании Закона о враждебных иностранцах, который гласит, что всякий раз, когда возникает угроза войны или война уже объявлена, все граждане государства-противника, находящиеся в пределах Соединенных Штатов, подлежат задержанию, аресту и изоляции как враждебные иностранцы. ФБР начало следить за враждебными иностранцами за много месяцев до начала второй мировой войны. Свои ответы оно направило специальному подразделению Министерства юстиции. Там была создана база данных, в которой враждебные иностранцы были распределены по категориям в зависимости от того, насколько опасными считало их правительство. Иностранцы категории А (Эй) считались самыми опасными и подлежали в случае войны немедленному аресту и содержанию под стражей. Списки эти составлялись на основании слухов, сведений, собранных, главным образом, через секретных осведомителей.
Владимир Абаринов: Закон о враждебных иностранцах был принят не в 1941 году, а в 1798, в президентство Джона Адамса, когда Америка вела необъявленную морскую войну с Францией. Закон остается в силе по сей день. Джон Кристгау продолжает.
Джон Кристгау: В общей сложности на этих объектах в период между 1941 и 1948 годом содержались 31285 враждебных иностранцев и членов их семей. Из них примерно 16 тысяч были японцами, почти 11 тысяч - немцами и три тысячи – итальянцами. Помимо тех, кто был интернирован, десятки тысяч - главным образом японцы, но также и итальянцы в больших количестве и некоторое число немцев - были вынуждены в принудительном порядке уехать из мест, объявленных военными зонами на Восточном и Западном побережье. После задержания интернированные проходили проверку, в ходе которой устанавливалась их вина или невиновность. Разбирательство занимало от пяти до 15 минут, и у интернированных не было никакой возможности ознакомиться с обвинениями, выдвинутыми против них ФБР.
Владимир Абаринов: Вот история одного из интернированных немцев, рассказанная его дочерью Карен Эбель.
Карен Эбель: Мой отец Макс Эбель, интернированный немец, умер в мае 2007 года. На моем месте должен сидеть он. Папа прожил почти 88 лет, но все-таки не успел услышать, что его правительство признаёт его интернирование. Он не говорил об этом, пока ему не исполнилось 80 лет, но и тогда говорил только после настойчивых расспросов. Папе было всего 17 лет, когда он прибыл в нью-йоркскую гавань в 1937 году. Он уехал из Германии из-за драки с членами гитлерюгенда. Они злились на него, потому что он не хотел присоединиться к ним. Вместе со своим отцом он отправился в Америку с 10 центами в кармане новых шерстяных бриджей и надеждой. 5 декабря 1941 года папа узнал, что его заявление на гражданство принято. Два дня спустя один росчерк пера Франклина Рузвельта превратил его и миллион немцев, японцев и итальянцев во врагов. Большинство избежали интернирования, некоторые заслужили то, что получили, но тысячи пострадали незаслуженно. Мой отец был одним из этих тысяч. Папа был арестован и взят под стражу в сентябре 1942 года. Комиссия рекомендовала условное освобождение, но Министерство юстиции сочло его потенциально опасным для общественного спокойствия и безопасности Соединенных Штатов. Был издан приказ об интернировании. После трех месяцев в бостонской тюрьме его отправили на остров Эллис, где он присоединился к сотням других интернированных, живших в убогих условиях. Затем в неосвещенном вагоне, под охраной, его привезли на одну военную базу, потом на другую и наконец на третью, о которой он записал в своем дневнике: "Приехали. Северная Дакота. Это ад." Папа вернулся туда, откуда бежал. Он понятия не имел, почему или как он выйдет. В течение нескольких месяцев они жили в товарных вагонах, все еще под охраной, меняя рельсы на равнинах Северной Дакоты. В апреле 1944 года он был призван в армию. Мой опасный отец, оказывается, заслуживал доверия настолько, чтобы воевать. Но он не прошел медкомиссию и оставался интернированным. Поскольку железнодорожники своей работой помогли Америке воевать, он получил редкую возможность повторного разбирательства. Папа действительно не знал, за что он был интернирован, но в документе, который он получил годы спустя, было сказано, что его виной были нежелание воевать в Европе и его пацифистские высказывания. Однажды он будто бы сказал, что Гитлер построил хорошие дороги. Он был освобожден условно, вернулся в Бостон, где ему не разрешили жить возле железной дороги. Через три года после ареста он был наконец свободен.
Владимир Абаринов: Если об интернировании американцев японского, немецкого и итальянского происхождения широкая публика наслышана, то о том, что аналогичным мерам подверглись жители стран Латинской Америки, многие узнали впервые. Профессор истории Военно-морской академии США Дэниэл Мастерсон рассказал, как этнические японцы вывозились из Перу.
Даниэл Мастерсон: Приблизительно две тысячи двести шестьдесят человек были отобраны для отправки в Соединенные Штаты в рамках программы переселения, которая была разработана не столько в целях обеспечения внутренней безопасности, сколько для обмена пленными с Японией. В конечном счете около 1400 этих переселенцев оказались в Японии в результате обмена, прежде всего потому, что они попали на территорию США в качестве лиц без гражданства. Перуанские паспорта были у них изъяты при отъезде из Перу. Многие из этих людей были отобраны не на основе данных контрразведки, а чаще всего посредством облав в Лиме, в ходе которых, в большинстве случаев, полиция просто хватала тех, кого было легче схватить.
Владимир Абаринов: Каким образом в Латинской Америке возникли японские общины? Продолжает Дэниэл Мастерсон.
Даниэл Мастерсон: Кем были эти латиноамериканские японцы? Они приехали из южных префектур Японии. Эта волна иммиграции началась в 1899 году. В Мексике они стали фермерами и выращивали хлопок, работали на железных дорогах, в шахтах. В Бразилии они работали сборщиками кофе. Они участвовали в колонизации штата Сан-Паулу и добились высокой производительности в сельском хозяйстве. В Перу они приехали, чтобы работать на плантациях сахарного тростника, но, в конце концов, большинство осели в Лиме. Они создали очень прибыльные коммерческие предприятия и фактически во многом составили костяк частного бизнеса Лимы. Одним из них был отец Альберто Фухимори, бывшего президента Перу. У него, как у многих тысяч перуанцев японского происхождения, отобрали собственность в годы второй мировой войны.
Владимир Абаринов: Грейс Шимицу – дочь одного из таких вывезенных из Перу японцев.
Грейс Шимицу: Мой отец родился в 1906 году в Хиросиме, в Японии, и иммигрировал в Перу, когда ему было 18 лет, чтобы работать вместе с братом в семейном бизнесе по производству древесного угля. Во время второй мировой войны наша семья была занесена в черный список так называемых потенциально опасных иностранцев из вражеских стран. В этих списках оказались люди, часто не имевшие никаких связей с державами Оси. Они были лидерами общины - журналистами, учителями, предпринимателями, священниками, сотрудниками культурных организаций. Членам моей семьи, как и другим, значившимся в этом списке, никогда не были предъявлены обвинения в каком-либо преступлении. Не было издано никаких ордеров на обыск, не проводилось никаких судебных слушаний. Когда американские транспортные суда вошли в гавань Кальяо, некоторые из черного списка скрылись, в том числе мой дядя. Вместо него перуанские власти взяли моего двоюродного брата. Он был интернирован в США и попал во вторую партию обмена пленными. В 1944 году, когда моему отцу было 38 лет, его выслали на американскую военную базу в зоне Панамского канала, где заставили работать на тяжелых физических работах в нарушение Женевской конвенции. Отец оставался там несколько месяцев. Когда прибыл следующий американский транспорт, на нем увезли в США на неопределенный срок его первую жену, брата, жену и детей брата. Их отправили в лагерь для интернированных в Техасе. Жена моего отца умерла в этом лагере – не было необходимой медицинской помощи. В конце войны дядя и его семья были высланы в Японию. Моего отца освободили из лагеря под поручительство родственников, живших в Северной Калифорнии. Он собирался вернуться домой, к своему бизнесу и уцелевшим родственникам в Перу, но поначалу перуанское правительство не позволяло интернированным возвращаться. В конце концов, он вступил в брак с моей матерью в Беркли, Калифорния. В 50-е годы, когда изменились иммиграционные законы, он смог получить вид на жительство.
Владимир Абаринов: Но была этническая группа, всеми силами стремившаяся попасть в Америку. О том, с какой неохотой правительство США принимало еврейских беженцев из Европы, рассказал Дэвид Харрис, исполнительный директор Американского еврейского комитета.
Дэвид Харрис: В мае 1939 года пассажирский лайнер "Сент-Луис" вышел из Гамбурга с более чем 900 еврейскими беженцами на борту. Пунктом назначения была Куба, но по прибытии туда кубинские чиновники отменили транзитные визы и не разрешили пассажирам сойти на берег, за очень малым исключением. Тогда судно отправилось к побережью Флориды и подошло к нему так близко, что беженцы могли видеть огни Майами. Однако американские чиновники отказались позволить ему войти в порт. Судно отослали назад в Европу, и более четверти его пассажиров, как мы знаем, были убиты нацистами.
Владимир Абаринов: Дэвид Харрис утверждает, что в государственном департаменте и некоторых других федеральных ведомствах были люди, чинившие препятствия еврейской иммиграции в США – не всегда вследствие антисемитизма, иногда – из высоких политических соображений. О последствиях этой политики на примере собственной жизни рассказал Лео Бретхольц, автор книги «Прыжок в темноту».
Лео Бретхольц: Я жил в Вене, в Австрии, когда в марте 1938 года немецкая армия вошла в город и произошло то, что называется "Аншлюсс" - аннексия Австрии. В апреле 41-го мои тетя и дядя в Балтиморе подготовили документы, чтобы я мог получить иммиграционную визу в Соединенные Штаты. В то время я был во Франции, мечтая об иммиграции в Америку, и каждый день ходил на почту в надежде получить добрую весть среди таких ужасов вокруг. Наконец я получил долгожданный конверт из Америки. Тетя писала мне, что на заявление получен положительный ответ и что в ближайшее время я должен получить уведомление от американского консульства и явиться туда для получения визы. В ноябре я получил уведомление, в котором было сказано: "Вам надлежит явиться в американское консульство в Марселе 8 декабря 1941года." Рано утром 8 декабря я остановился у газетного киоска по пути в консульство. Я прочел заголовок: "Le Japon attaque la flotille americaine a
Pearl Harbor." Я остолбенел. Я никогда в жизни не слышал о Перл-Харборе, и теперь он перевернул мою жизнь. Я пришел в приемную консульства и вместе с другими заявителями стал ждать, когда к нам выйдет кто-нибудь из сотрудников. Но к нам никто не вышел. Когда я уходил, консульство вывесило объявление о том, что заявления на визу отныне не рассматриваются. После отказа в визе я шесть лет скрывался, был на волосок от смерти. Это было во Франции в Виши. Я бежал из Германии вплавь – переплыл пограничную реку Зауэр и оказался в Люксембурге. Бежал из лагеря в Секнт-Сиприен в предгорьях Пиренеев. Пешком перешел через Альпы в Швейцарию, прятался на чердаках. Из Швейцарии меня выслали обратно в вишистскую Францию. Я был арестован. Спрыгнул ночью с поезда, идущего в Аушвиц. Это было 6 ноября 1942 года. Если бы я не сумел спрыгнуть, я бы не сидел здесь и не рассказывал, потому что в этом составе было 20 вагонов для перевозки скота, тысяча человек, и из этой тысячи выжили всего пятеро. Я - один из них.
Владимир Абаринов: Лео Бретхольц уехал из Франции в Америку только в январе 1947 года. Его мать и сестры погибли в лагере смерти.
Объективности ради надо сказать, что не все участники слушаний готовы каяться и посыпáть голову пеплом. Конгрессмен-республиканец Стив Кинг, в частности, заявил, что комиссия Конгресса не придала значения многочисленным фактам этнического шпионажа и что действия правительства Франклина Рузвельта были продиктованы чрезвычайными обстоятельствами.
Владимир Абаринов: В истории любой страны есть эпизоды, о которых страна не любит вспоминать. Но забыть о них не дают люди, судьбы которых были поломаны несправедливостью. Один из таких эпизодов – объявление потенциальными врагами целых категорий граждан или постоянных резидентов по этническому признаку: японцев, немцев и итальянцев. В них видели угрозу безопасности Америки, возможных шпионов и диверсантов в пользу стран гитлеровской Оси. А кроме того, эти люди стали заложниками: правительство США планировало обменять их на американских военнопленных.
На данный момент несправедливым признано лишь интернирование примерно 110 тысяч американцев японского происхождения и граждан Японии, проживавших в США. В 1988 году президент Рейган принес извинения и подписал закон о компенсациях пострадавшим – каждый получил 20 тысяч долларов. На эти цели был ассигнован 1 миллиард 200 миллионов долларов. В 1992 году президент Буш-старший подписал поправку к закону, которая предусматривала выделение дополнительно еще 400 миллионов долларов на компенсации лицам японского происхождения, ставшим жертвами чрезмерной подозрительности. Восемь лет назад Конгресс учредил комиссию для изучения политики интернирования и переселения других категорий граждан или постоянных жителей США. Теперь пришло время рассказать об этом расследовании.
О том, в какой атмосфере принимались решения об интернировании, законодателям рассказал историк Джон Кристгау.
Джон Кристагау: В сумерках 10 декабря 1941 года, через три дня после японского нападения на Перл-Харбор, необычная гроза разразилась в южной Калифорнии. Рокочущие раскаты грома напоминали звуки вражеской бомбежки, и жители Лос-Анджелеса и Сан-Диего занервничали - они боялись, что оказались под огнем. Поступил приказ немедленно отключить освещение, и побережье от Бейкерсфилда до Сан-Диего погрузилось во мрак. Жители Лос-Анджелеса стреляли по уличным фонарям, чтобы обеспечить затемнение. В больницах надрывались телефоны – люди вызывали скорую помощь к пострадавшим в авариях, причиной которых была паника. Эта паника не прошла, особенно на Западном побережье. В последующие несколько недель застарелые и расовые предрассудки, усугубленные военной паникой, повлекли за собой интернирование более чем 30 тысяч так называемых враждебных иностранцев немецкого, итальянского и японского происхождения. Аресты были проведены на основании Закона о враждебных иностранцах, который гласит, что всякий раз, когда возникает угроза войны или война уже объявлена, все граждане государства-противника, находящиеся в пределах Соединенных Штатов, подлежат задержанию, аресту и изоляции как враждебные иностранцы. ФБР начало следить за враждебными иностранцами за много месяцев до начала второй мировой войны. Свои ответы оно направило специальному подразделению Министерства юстиции. Там была создана база данных, в которой враждебные иностранцы были распределены по категориям в зависимости от того, насколько опасными считало их правительство. Иностранцы категории А (Эй) считались самыми опасными и подлежали в случае войны немедленному аресту и содержанию под стражей. Списки эти составлялись на основании слухов, сведений, собранных, главным образом, через секретных осведомителей.
Владимир Абаринов: Закон о враждебных иностранцах был принят не в 1941 году, а в 1798, в президентство Джона Адамса, когда Америка вела необъявленную морскую войну с Францией. Закон остается в силе по сей день. Джон Кристгау продолжает.
Джон Кристгау: В общей сложности на этих объектах в период между 1941 и 1948 годом содержались 31285 враждебных иностранцев и членов их семей. Из них примерно 16 тысяч были японцами, почти 11 тысяч - немцами и три тысячи – итальянцами. Помимо тех, кто был интернирован, десятки тысяч - главным образом японцы, но также и итальянцы в больших количестве и некоторое число немцев - были вынуждены в принудительном порядке уехать из мест, объявленных военными зонами на Восточном и Западном побережье. После задержания интернированные проходили проверку, в ходе которой устанавливалась их вина или невиновность. Разбирательство занимало от пяти до 15 минут, и у интернированных не было никакой возможности ознакомиться с обвинениями, выдвинутыми против них ФБР.
Владимир Абаринов: Вот история одного из интернированных немцев, рассказанная его дочерью Карен Эбель.
Карен Эбель: Мой отец Макс Эбель, интернированный немец, умер в мае 2007 года. На моем месте должен сидеть он. Папа прожил почти 88 лет, но все-таки не успел услышать, что его правительство признаёт его интернирование. Он не говорил об этом, пока ему не исполнилось 80 лет, но и тогда говорил только после настойчивых расспросов. Папе было всего 17 лет, когда он прибыл в нью-йоркскую гавань в 1937 году. Он уехал из Германии из-за драки с членами гитлерюгенда. Они злились на него, потому что он не хотел присоединиться к ним. Вместе со своим отцом он отправился в Америку с 10 центами в кармане новых шерстяных бриджей и надеждой. 5 декабря 1941 года папа узнал, что его заявление на гражданство принято. Два дня спустя один росчерк пера Франклина Рузвельта превратил его и миллион немцев, японцев и итальянцев во врагов. Большинство избежали интернирования, некоторые заслужили то, что получили, но тысячи пострадали незаслуженно. Мой отец был одним из этих тысяч. Папа был арестован и взят под стражу в сентябре 1942 года. Комиссия рекомендовала условное освобождение, но Министерство юстиции сочло его потенциально опасным для общественного спокойствия и безопасности Соединенных Штатов. Был издан приказ об интернировании. После трех месяцев в бостонской тюрьме его отправили на остров Эллис, где он присоединился к сотням других интернированных, живших в убогих условиях. Затем в неосвещенном вагоне, под охраной, его привезли на одну военную базу, потом на другую и наконец на третью, о которой он записал в своем дневнике: "Приехали. Северная Дакота. Это ад." Папа вернулся туда, откуда бежал. Он понятия не имел, почему или как он выйдет. В течение нескольких месяцев они жили в товарных вагонах, все еще под охраной, меняя рельсы на равнинах Северной Дакоты. В апреле 1944 года он был призван в армию. Мой опасный отец, оказывается, заслуживал доверия настолько, чтобы воевать. Но он не прошел медкомиссию и оставался интернированным. Поскольку железнодорожники своей работой помогли Америке воевать, он получил редкую возможность повторного разбирательства. Папа действительно не знал, за что он был интернирован, но в документе, который он получил годы спустя, было сказано, что его виной были нежелание воевать в Европе и его пацифистские высказывания. Однажды он будто бы сказал, что Гитлер построил хорошие дороги. Он был освобожден условно, вернулся в Бостон, где ему не разрешили жить возле железной дороги. Через три года после ареста он был наконец свободен.
Владимир Абаринов: Если об интернировании американцев японского, немецкого и итальянского происхождения широкая публика наслышана, то о том, что аналогичным мерам подверглись жители стран Латинской Америки, многие узнали впервые. Профессор истории Военно-морской академии США Дэниэл Мастерсон рассказал, как этнические японцы вывозились из Перу.
Даниэл Мастерсон: Приблизительно две тысячи двести шестьдесят человек были отобраны для отправки в Соединенные Штаты в рамках программы переселения, которая была разработана не столько в целях обеспечения внутренней безопасности, сколько для обмена пленными с Японией. В конечном счете около 1400 этих переселенцев оказались в Японии в результате обмена, прежде всего потому, что они попали на территорию США в качестве лиц без гражданства. Перуанские паспорта были у них изъяты при отъезде из Перу. Многие из этих людей были отобраны не на основе данных контрразведки, а чаще всего посредством облав в Лиме, в ходе которых, в большинстве случаев, полиция просто хватала тех, кого было легче схватить.
Владимир Абаринов: Каким образом в Латинской Америке возникли японские общины? Продолжает Дэниэл Мастерсон.
Даниэл Мастерсон: Кем были эти латиноамериканские японцы? Они приехали из южных префектур Японии. Эта волна иммиграции началась в 1899 году. В Мексике они стали фермерами и выращивали хлопок, работали на железных дорогах, в шахтах. В Бразилии они работали сборщиками кофе. Они участвовали в колонизации штата Сан-Паулу и добились высокой производительности в сельском хозяйстве. В Перу они приехали, чтобы работать на плантациях сахарного тростника, но, в конце концов, большинство осели в Лиме. Они создали очень прибыльные коммерческие предприятия и фактически во многом составили костяк частного бизнеса Лимы. Одним из них был отец Альберто Фухимори, бывшего президента Перу. У него, как у многих тысяч перуанцев японского происхождения, отобрали собственность в годы второй мировой войны.
Владимир Абаринов: Грейс Шимицу – дочь одного из таких вывезенных из Перу японцев.
Грейс Шимицу: Мой отец родился в 1906 году в Хиросиме, в Японии, и иммигрировал в Перу, когда ему было 18 лет, чтобы работать вместе с братом в семейном бизнесе по производству древесного угля. Во время второй мировой войны наша семья была занесена в черный список так называемых потенциально опасных иностранцев из вражеских стран. В этих списках оказались люди, часто не имевшие никаких связей с державами Оси. Они были лидерами общины - журналистами, учителями, предпринимателями, священниками, сотрудниками культурных организаций. Членам моей семьи, как и другим, значившимся в этом списке, никогда не были предъявлены обвинения в каком-либо преступлении. Не было издано никаких ордеров на обыск, не проводилось никаких судебных слушаний. Когда американские транспортные суда вошли в гавань Кальяо, некоторые из черного списка скрылись, в том числе мой дядя. Вместо него перуанские власти взяли моего двоюродного брата. Он был интернирован в США и попал во вторую партию обмена пленными. В 1944 году, когда моему отцу было 38 лет, его выслали на американскую военную базу в зоне Панамского канала, где заставили работать на тяжелых физических работах в нарушение Женевской конвенции. Отец оставался там несколько месяцев. Когда прибыл следующий американский транспорт, на нем увезли в США на неопределенный срок его первую жену, брата, жену и детей брата. Их отправили в лагерь для интернированных в Техасе. Жена моего отца умерла в этом лагере – не было необходимой медицинской помощи. В конце войны дядя и его семья были высланы в Японию. Моего отца освободили из лагеря под поручительство родственников, живших в Северной Калифорнии. Он собирался вернуться домой, к своему бизнесу и уцелевшим родственникам в Перу, но поначалу перуанское правительство не позволяло интернированным возвращаться. В конце концов, он вступил в брак с моей матерью в Беркли, Калифорния. В 50-е годы, когда изменились иммиграционные законы, он смог получить вид на жительство.
Владимир Абаринов: Но была этническая группа, всеми силами стремившаяся попасть в Америку. О том, с какой неохотой правительство США принимало еврейских беженцев из Европы, рассказал Дэвид Харрис, исполнительный директор Американского еврейского комитета.
Дэвид Харрис: В мае 1939 года пассажирский лайнер "Сент-Луис" вышел из Гамбурга с более чем 900 еврейскими беженцами на борту. Пунктом назначения была Куба, но по прибытии туда кубинские чиновники отменили транзитные визы и не разрешили пассажирам сойти на берег, за очень малым исключением. Тогда судно отправилось к побережью Флориды и подошло к нему так близко, что беженцы могли видеть огни Майами. Однако американские чиновники отказались позволить ему войти в порт. Судно отослали назад в Европу, и более четверти его пассажиров, как мы знаем, были убиты нацистами.
Владимир Абаринов: Дэвид Харрис утверждает, что в государственном департаменте и некоторых других федеральных ведомствах были люди, чинившие препятствия еврейской иммиграции в США – не всегда вследствие антисемитизма, иногда – из высоких политических соображений. О последствиях этой политики на примере собственной жизни рассказал Лео Бретхольц, автор книги «Прыжок в темноту».
Лео Бретхольц: Я жил в Вене, в Австрии, когда в марте 1938 года немецкая армия вошла в город и произошло то, что называется "Аншлюсс" - аннексия Австрии. В апреле 41-го мои тетя и дядя в Балтиморе подготовили документы, чтобы я мог получить иммиграционную визу в Соединенные Штаты. В то время я был во Франции, мечтая об иммиграции в Америку, и каждый день ходил на почту в надежде получить добрую весть среди таких ужасов вокруг. Наконец я получил долгожданный конверт из Америки. Тетя писала мне, что на заявление получен положительный ответ и что в ближайшее время я должен получить уведомление от американского консульства и явиться туда для получения визы. В ноябре я получил уведомление, в котором было сказано: "Вам надлежит явиться в американское консульство в Марселе 8 декабря 1941года." Рано утром 8 декабря я остановился у газетного киоска по пути в консульство. Я прочел заголовок: "Le Japon attaque la flotille americaine a
Pearl Harbor." Я остолбенел. Я никогда в жизни не слышал о Перл-Харборе, и теперь он перевернул мою жизнь. Я пришел в приемную консульства и вместе с другими заявителями стал ждать, когда к нам выйдет кто-нибудь из сотрудников. Но к нам никто не вышел. Когда я уходил, консульство вывесило объявление о том, что заявления на визу отныне не рассматриваются. После отказа в визе я шесть лет скрывался, был на волосок от смерти. Это было во Франции в Виши. Я бежал из Германии вплавь – переплыл пограничную реку Зауэр и оказался в Люксембурге. Бежал из лагеря в Секнт-Сиприен в предгорьях Пиренеев. Пешком перешел через Альпы в Швейцарию, прятался на чердаках. Из Швейцарии меня выслали обратно в вишистскую Францию. Я был арестован. Спрыгнул ночью с поезда, идущего в Аушвиц. Это было 6 ноября 1942 года. Если бы я не сумел спрыгнуть, я бы не сидел здесь и не рассказывал, потому что в этом составе было 20 вагонов для перевозки скота, тысяча человек, и из этой тысячи выжили всего пятеро. Я - один из них.
Владимир Абаринов: Лео Бретхольц уехал из Франции в Америку только в январе 1947 года. Его мать и сестры погибли в лагере смерти.
Объективности ради надо сказать, что не все участники слушаний готовы каяться и посыпáть голову пеплом. Конгрессмен-республиканец Стив Кинг, в частности, заявил, что комиссия Конгресса не придала значения многочисленным фактам этнического шпионажа и что действия правительства Франклина Рузвельта были продиктованы чрезвычайными обстоятельствами.
