Нельзя что-то отчистить и ничего при этом не запачкать – этот сатирический закон в России проявляется в том, что, чем ослепительнее мундиры, тем мутнее жизнь в целом. Невозможно разглядеть, что именно происходит, а к тому же элементарно мутит. Когда генпрокурора Устинова назначали, когда объясняли, почему он достоин квартиры, которую получил, – мутило. Сняли – тоже мутит, ибо нет ясности, причём принципиально. Власть демонстрирует не просто непрозрачность, а именно мутность.
Разница между Смутой и Мутью такая же, как между гонениями на академика Сахарова и гонениями на Ходорковского. В деле Сахарова недоставало информации, но и так всё было ясно: гнобят свободу. В деле Ходорковского информации выше крыши, но факты настолько лишены нравственного контекста, настолько затушёвывается – причём обеими сторонами: нечто принципиальное и о Ходорковском, и о его гонителях – что мутит и воротит, и не получается из Ходорковского Сахарова, как ни пытаются его в такой роли изобразить.
Эпоху Ельцина часто называли «смутным временем». Однако, Смута – это гражданская война. Расстрел парламента – смутное время, когда обе стороны – и расстреливавшие, и обстреливаемые – выдают себя за власть законную, не будучи ею. Так в Смутное время начала XVII века одинаково незаконны были все стороны: и Василий Шуйский, и семибоярщина, и ополчение, и крестьянские отряды. Ельцинская эпоха была не смутным временем, а именно мутным: одинаково законными были все группировки, все действия, но сама законность была раздроблена. Отдельные элементы нормальной жизни не столько конкурировали друг с другом, сколько сосуществовали, не вступая в нормальный социальный контакт. Так в мутной взвеси частицы парят в воде, не соприкасаясь друг с другом и не растворяясь.
Мутное время не появляется само. Кто-то взбалтывает стакан, не давая нормально структурироваться бизнесу, закону, частной жизни, заставляя людей заботиться лишь о самосохранении. Это сопровождается речами о том, что России не нужные великие потрясения – но и умалчивается о том, что постоянное и искусственное мелкое потрясывание тоже во вред как России, так и каждому её обитателю.
Этимология говорит, что «мутное» и «смутное» почти антонимы. «Муть» – от очень древнего, индо-европейского «взбалтывать», «мять». «Смута» – не менее древнее «извилистый», «суженный»: в общем, клубок змей, а не след от сапога на размытой дождями дороге, в котором стоит мутная глинистая жижа. «Смутное время» на английском будет «время неприятностей», «беспокойств», в общем, по-русски говоря, траблов. «Мутное время» ничего неприятного в себе не содержит.
А вот мутить от всего этого может и даже должно нормального человека – как должно мутить, если в автомобиле протекает бензобак. Всё гламурненько, вертикальненько, властненько – но где-то подтекают нефть, кровь, гной. Их не видно, но ведь нос-то не телевизор, ему не прикажешь, он морщится. Конечно, можно проклятый нос отрезать – так появляются скопцы царства ради земного, способные во имя государства Российского (и не в ущерб себе, конечно), убить, украсть или солгать, не поморщившись.
Скопцы не размножаются. Их ряды пополняются за счёт тех, кто нос ещё имеет, но уже готов пожертвовать обонянием ради какой-нибудь высокой идеи, высокой должности или высокой зарплаты. Нос превращается в основу человечности именно в Мутное время тьмы. Нужно принюхиваться, нужно совать нос, куда не просят – и прежде всего туда, куда запрещают, нужно подчас начихать на власть, а в пределе – просто показать власти нос: дорога к раю лежит через раёк, победить адских баламутов могут лишь буратины.
Разница между Смутой и Мутью такая же, как между гонениями на академика Сахарова и гонениями на Ходорковского. В деле Сахарова недоставало информации, но и так всё было ясно: гнобят свободу. В деле Ходорковского информации выше крыши, но факты настолько лишены нравственного контекста, настолько затушёвывается – причём обеими сторонами: нечто принципиальное и о Ходорковском, и о его гонителях – что мутит и воротит, и не получается из Ходорковского Сахарова, как ни пытаются его в такой роли изобразить.
Эпоху Ельцина часто называли «смутным временем». Однако, Смута – это гражданская война. Расстрел парламента – смутное время, когда обе стороны – и расстреливавшие, и обстреливаемые – выдают себя за власть законную, не будучи ею. Так в Смутное время начала XVII века одинаково незаконны были все стороны: и Василий Шуйский, и семибоярщина, и ополчение, и крестьянские отряды. Ельцинская эпоха была не смутным временем, а именно мутным: одинаково законными были все группировки, все действия, но сама законность была раздроблена. Отдельные элементы нормальной жизни не столько конкурировали друг с другом, сколько сосуществовали, не вступая в нормальный социальный контакт. Так в мутной взвеси частицы парят в воде, не соприкасаясь друг с другом и не растворяясь.
Мутное время не появляется само. Кто-то взбалтывает стакан, не давая нормально структурироваться бизнесу, закону, частной жизни, заставляя людей заботиться лишь о самосохранении. Это сопровождается речами о том, что России не нужные великие потрясения – но и умалчивается о том, что постоянное и искусственное мелкое потрясывание тоже во вред как России, так и каждому её обитателю.
Этимология говорит, что «мутное» и «смутное» почти антонимы. «Муть» – от очень древнего, индо-европейского «взбалтывать», «мять». «Смута» – не менее древнее «извилистый», «суженный»: в общем, клубок змей, а не след от сапога на размытой дождями дороге, в котором стоит мутная глинистая жижа. «Смутное время» на английском будет «время неприятностей», «беспокойств», в общем, по-русски говоря, траблов. «Мутное время» ничего неприятного в себе не содержит.
А вот мутить от всего этого может и даже должно нормального человека – как должно мутить, если в автомобиле протекает бензобак. Всё гламурненько, вертикальненько, властненько – но где-то подтекают нефть, кровь, гной. Их не видно, но ведь нос-то не телевизор, ему не прикажешь, он морщится. Конечно, можно проклятый нос отрезать – так появляются скопцы царства ради земного, способные во имя государства Российского (и не в ущерб себе, конечно), убить, украсть или солгать, не поморщившись.
Скопцы не размножаются. Их ряды пополняются за счёт тех, кто нос ещё имеет, но уже готов пожертвовать обонянием ради какой-нибудь высокой идеи, высокой должности или высокой зарплаты. Нос превращается в основу человечности именно в Мутное время тьмы. Нужно принюхиваться, нужно совать нос, куда не просят – и прежде всего туда, куда запрещают, нужно подчас начихать на власть, а в пределе – просто показать власти нос: дорога к раю лежит через раёк, победить адских баламутов могут лишь буратины.