Дмитрий Волчек: Несколько дней я провел в Кракове, где переплелись два прекрасно подготовленных фестиваля – Фестиваль независимого кино с ретроспективами Жана-Люка Годара, Тома Калина и Андрея Звягинцева и мультимедийный фестиваль “Культура за толерантность”: интеллектуалы из многих стран обсуждали среди прочего потаенную символику фильмов Анджея Вайды и бисексуальный имидж Марлен Дитрих. Гостем фестиваля был живущий в Нью-Йорке поэт Ярослав Могутин. В 90-е годы Могутин был одним из самых ярких персонажей новой журналистики, и – редкостный случай в ельцинские времена – получил политическое убежище в Соединенных Штатах, когда его публикации на родине стали поводом для возбуждения уголовных дел. Ярослав Могутин выпустил 4 сборника стихов и две книги прозы, в 2000-м году получил премию имени Андрея Белого, а в 2005 году показал на выставках в Москве свои фотографии. Я попросил Ярослава Могутина рассказать о его новых работах – в частности, представленном в Кракове цикле “Lost Boys” из одноименного альбома.
Ярослав Могутин: Эта серия основана на моей книге, которая вышла в Нью-Йорке три года назад в издательстве “Powerhouse books”. Называется она “Lost boys” - “Потерянные (или заблудшие) мальчики”. Это книга, которая объединяет серию фотографий, снятых на протяжении последних 10 лет после того, как я был вынужден уехать из России. Выставка, которая сейчас представлена в краковской галерее «Пауза», основана на русских портретах, которые были сняты с 2000-го по 2004-й год, во время нескольких поездок. Это очень сентиментальная и ностальгическая серия для меня, потому что она представляет некую прогрессию между имиджами людей, которые очень близки мне, это мой пламенник, мои близкие друзья, мой бывший бойфренд, и объединяет несколько фотографий, сделанных во время военных учений и парадов в Москве. Это очень лирическая, ностальгическая серия, и куратор выставки Лукаш Мачиевский предложил отказаться от скандальности и провокационности фотографий, благодаря которым этот альбом пользовался успехом на Западе (потому что было продано два тиража издания “Lost boys”, а сейчас книга выходит в третьем издании, спустя почти три года после первоначального). Мне очень приятно, что Польша пригласила меня для европейского дебюта этой серии, потому что до этого она показывалась в галереях в Нью-Йорке, в Канаде и в Англии, а это, можно сказать, неожиданный европейский дебют этой серии и моей книги.
Дмитрий Волчек: Но это не единственная твоя связь с Польшей. В Польше вышла монография о твоем творчестве.
Ярослав Могутин: Гжегош Ойцевич - автор, который посвятил много лет изучению моего литературного творчества. Я был приятно удивлен, когда вышла монография в 400 страниц, посвященная, в основном, моей эссеистике и беллетристике, которая издавалась в России в конце девяностых - начале нулевых годов. В Польше выходили разрозненные переводы моих текстов и публикаций в разных периодических изданиях, моих рассказов, стихов и эссе, а теперь это первое знакомство с моим визуальным искусством. Мои фотографии выставлялись по всей Северной Америке и во многих городах Европы - Берлин, Лондон и Париж, но это первый дебют в Восточной Европе, и это было особенно приятно. По тому, как приняли выставку, это был неожиданный успех для меня в такой традиционно консервативной стране католической, как Польша.
Дмитрий Волчек: “Lost boys” - твой первый альбом, на основе которого составлена эта выставка, но с тех пор у тебя вышла вторая книга фотографий, книга, в которой уже нет никаких отражений, никаких отблесков России.
Ярослав Могутин: Да, вторая книга, которая была издана в прошлом году, называется “NYC Go-Go”, и это такой сугубо американский, сугубо нью-йоркский феномен. И поскольку я жил там последние 14 лет, я решил сделать такую документацию нью-йоркской андеграундной сцены. Этот альбом вызвал, с одной стороны, шок, с другой, недоумение многих моих коллекционеров, поклонников и галерейщиков, потому что там очень много вызывающей, развязной сексуальности. Такой пансексуальный карнавал идентификаций, празднований, сексуальной либеральности и открытости. Собственно, для меня это был политический вызов, потому что с того момента, как я переселился туда, Нью-Йорк превратился в очень консервативное место, к сожалению; ушло то, чем он всегда славился, начиная с Энди Уорхолла и Студии-54, на сегодняшний момент он превратился в полицейский город, где мэр Блумберг продолжает войну с ночной жизнью и с любыми проявлениями сексуальности, которая была начата мэром Джулиани. Я решил, что это будет интересно просто с точки зрения исторической перспективы, потому что, как это ни странно, это тема, которая никак не была отражена в художественных монографиях. И я хотел сделать альбом, посвященный именно вот этой трансгрессивной конверсии между порнографией и искусством, между сексуальностью и консерватизмом современного американского общества и, в частности, консерватизма Нью-Йорка. И в Европе люди, которые ничего не знали об этой сцене, об этой ситуации, с восторгом приняли эту книгу, и сейчас я готовлю несколько выставок. Как это ни странно, первая выставка, основанная на книге “NYC Go-Go”, сейчас идет в Техасе, в самом консервативном штате, из которого Джордж Буш происходит, и это выставка, которая представляет несколько молодых и успешных художников, моих друзей, таких как Теренс Ко, Дэш Сноу и Ариэл Шмидт. Куратор выставки настояла на том, чтобы мы показали фотографии именно из этой серии, потому что, как я уже сказал, “Lost boys” уже многими воспринимается как классика жанра.
Дмитрий Волчек: Я видел верстку твоей новой книги, это ретроспективный альбом, но он не похож ни на “Lost boys” , ни на “NYC Go-Go”.
Ярослав Могутин: Да, я сейчас работаю над несколькими книгами, и одна из них называется “Panoramic view” – “Панорамное обозрение”. Она основана, в основном, на ландшафтах и натюрмортах, которые были сделаны во время моих поездок по разным экзотическим местам, которые принято называть третьим миром. Целый раздел посвящен Марокко. Это одна из самых моих любимых стран, и я совершил паломничество на могилу Жана Жене, который похоронен в Лараше, это местечко в часе езды от Танжера. А Танжер - это место, которое было облюбовано многими декадентами из числа французской и американской альтернативной культуры. “Panoramic view” - это альбом, который абсолютно отличается и от “Lost boys”, и от “NYC Go-Go”. Это лирическая и поэтическая подборка фотографий, которые были сделаны приблизительно в тот же период, на протяжении последних 10-15 лет. Я считаю, что это материал, который тоже, наверное, многими будет воспринят как полная неожиданность, потому что многие ожидают от меня очередной скандальной книги обнаженной натуры. Но это, скорее, такая медитативная, поэтическая книга, материал которой основан на фотографиях, которые я считаю одними из самых удачных за время моей работы в качестве фотографа и художника. И это очень сбалансированная и спокойная книга. И, несмотря на то, что я перестал заниматься поэзией как таковой, я думаю, что это просто тот новый язык, который я нашел в процессе самореализации, как поэт, потому что фотографии, которые входят в эту книгу, очень поэтические и медитативные, и я горд материалом, который собрал в ней. У меня есть предварительная договоренность о том, что эта книга выйдет, возможно, этой осенью или следующей весной. Параллельно я готовлю еще две книги, которые должны выйти приблизительно в этот же период, такие элитарные издания с ограниченным тиражом, они будут продаваться исключительно через мою нью-йоркскую галерею, которая называется Envoy, и магазин элитарной художественной литературы в Нью-Йорке который называется Printed matter.
Дмитрий Волчек: В России тебя знают меньше, как фотографа и больше, как поэта. В начале 2000 годов у тебя вышли две книги - ретроспективная книга в издательстве НЛО и книга новых поэтических текстов “Декларация независимости”. Потом ты замолчал, но читатели тебя не забыли. Я думаю, что если сделать поиск в Интернете по блогам, ты увидишь вопросы: куда делся Могутин, где его новые тексты, почему он ничего не пишет? Ты совсем ничего не написал за последние шесть лет?
Ярослав Могутин: Я продолжаю писать, но это, в основном, утилитарные какие-то тексты, посвященные, в основном, публикациям моих друзей-художников, которые попросили меня написать тексты для их монографий или альбомов. Я сделал интервью со многими интересными художниками, такими, как Бьерн Мелгаард, один из самых моих любимых художников, он из Норвегии, но живет в Барселоне, я написал текст для одного из последних альбомов Маттиаса Хермана - это австрийский фотограф, один из самых интересных радикальных современных художников. То есть я продолжаю писать, но, в основном, по-английски, и что касается поэзии, то после того, как я получил премию Андрея Белого, у меня был выбор: или становится частью истеблишмента или поставить точку, потому что последняя моя книга - “Декларация независимости” - была задумана как последнее слово, само название говорит за себя. Мне кажется, что я сделал достаточно для того, чтобы позволить себе перейти в другие жанры и в другие области самореализации. По-прежнему во всем, что я делаю, я остаюсь поэтом, но я тоже получаю периодически имейлы: где же моя следующая книга, почему я не был в России так долго и почему я замолчал, как ты говоришь.
Дмитрий Волчек: Для этого, наверное, есть не только бытовые, но и некие метафизические, скажем так, основания?
Ярослав Могутин: Я не очень бытовой человек, я мало забочусь об удовлетворении своих бытовых проблем или потребностей. Дело в том, что я очень долго работал над своим стилем как художник и фотограф и нашел много способов самореализации в других жанрах. Я всегда был слишком амбициозным для того, чтобы быть ограниченным каким-то одним жанром. Потому что в последнее время после фотографии я стал заниматься живописью и снял фильм, который выйдет в обозримом будущем, и мои короткометражные фильмы были показаны на кинофестивалях в десяти странах. Я не ощущаю потребности в словесной реализации по той простой причине, что любой язык ограничен до определенной степени, потому что визуальное искусство не нуждается в переводе, как поэзия. Многие мои тексты были переведены на английский, и я начал получать имейлы с вопросами: как же насчет французского, а как же насчет немецкого? То есть это такой перпетуум мобиле. Я не могу посвятить всю свою жизнь переводам на все языки, у меня нет такой потребности выговорится и реализовать свои идеи, фантазии, комплексы в словесной форме, потому что я это вполне успешно делаю в визуальном искусстве.
Дмитрий Волчек: Можешь ли ты рассказать, что происходит в этой сфере искусств, которая не нуждается в переводе на другие языки, рассказать человеку, который, скажем, знает имена Синди Шерман и Нэн Голдин, имена вот этого ряда, который звучал 10 или 20 лет назад, а для того, чтобы определить, что происходит в актуальном искусстве, вынужден листать журналы или лезть в Интернет?
Ярослав Могутин: Для меня самая главная задача - это найти свой собственный язык и найти свой собственный путь. Я престал следить за конъюнктурой на западном артрынке, потому что у меня просто, честно говоря, нет времени следить за тем, чем занимаются другие. Общая тенденция после крушения Уолл- стрит и глобального экономического кризиса - это то, что художественный рынок, который существовал до сентября прошлого года, просто полностью снесен новыми реалиями. Я думаю, что это очень благотворная ситуация для людей, которые не работают в жанре удовлетворения корпоративных вкусов. Америка породила несколько поколений корпоративных художников, начиная с Уорхола, просто работавших на потребу богатых людей, которые зачастую не обладали ни малейшим представлением о том хорошо это или плохо. Они просто считали искусство способом вложения капитала. И это, на мой взгляд, абсолютно циничный и удручающий подход, потому что это отразилось на целом поколении художников, которые работали на потребу рынку. И я никогда не принадлежал к их числу, я всегда делал вещи, которые меньше всего от меня ожидали, и в этом году многие мои друзья, которые были молодыми миллионерами и зарабатывали кучу денег на продаже искусства, сейчас жалуются, как плохо у них идут дела. И я должен сказать, что я не понимаю их ситуацию, потому что у меня как раз дела идут лучше, чем когда бы то ни было. Я не могу пожаловаться на то, что у меня нет предложений следующих проектов. На самом деле у меня расписание сейчас почти на два года вперед, и моя цель, как раньше была пятилетка, составить план на пять лет, вот тогда я смогу себя считать по-настоящему успешным художником. И я уже как бы приближаюсь к этой заветной дате. Хотя все говорят, что 2012 год будет последним годом, согласно календарю майя, потому что после этого, видимо, все пойдет прахом.
Дмитрий Волчек: Ты говоришь, что не следишь за тем, что происходит в Нью-Йорке, поэтому я даже боюсь спрашивать, следишь ли ты за тем, что происходит в Москве. Есть у тебя какое-то представление о том, что происходит в российском искусстве, какой-то интерес к происходящему или ты полностью его утратил: из-за океана не разглядеть уже, да и смотреть не хочется?
Ярослав Могутин: Нет, я на самом деле, как это ни странно, по-прежнему продолжаю ощущать себя русским художником, и когда мне говорят, что я живу в Нью-Йорке почти 15 лет и уже американец, нет, я не хочу себя называть американским художником, потому что, несмотря на то, что я начинаю забывать русский язык, как это ни печально, из-за отсутствия русского круга друзей, я слежу за новостями из России, я слушаю “Эхо Москвы” практически каждое утро, слежу за тем, что там происходит, потому что у меня вся семья и много друзей остались там. В последний раз я приезжал в Россию, когда у меня была выставка в галере «Риджина» во время Первого московского бьеннале и одновременно у меня была миниретроспектива в Музее современного искусства в Москве, и последняя книга тоже вышла в тот период. В любом случае я слежу за новостями, и я надеюсь, что этот нынешний кризис тоже благотворно повлияет на изменение ситуации в России, потому что, насколько я знаю, тот материализм и тот цинизм, который захлестнул и московскую художественную сцену тоже, в общем, не мог продолжаться вечно. Я думаю, что это пойдет на пользу, потому что большие бюджеты не всегда идут рука об руку с большими идеями. Я по-прежнему продолжаю держать связь с друзьями, скажем, Андрей Бартенев, с которым я знаком больше 15 лет, я периодически его вижу в Нью-Йорке и недавно участвовал в его перформансе, который он устраивал в “National Arts Club”, и это был замечательный перформанс, такое хорошее воспоминание о временах начала 90- х, когда я подростком приехал в Москву и участвовал в первых его андеграундных показах. Удивительно, что такие люди как Андрей Бартенев по-прежнему сохраняют энергию и сейчас получили какую-то известность на Западе и привносят новую энергию и новую эстетику в довольно консервативную художественную ситуацию в Нью-Йорке.
Дмитрий Волчек: Ты часто обращаешься к опыту 90-х, часто вспоминаешь эти годы, чувствуешь ли печаль оттого, что они безвозвратно прошли?
Ярослав Могутин: Безусловно, какая-то ностальгия сохранилась, потому что я был подростком, происходили самые непредсказуемые вещи, была атмосфера некоей эйфории, которая испарилась на сегодняшний момент, и тот пыл повального материализма, который захватил Москву и Россию меня всегда удручал, и я считаю, что нынешний экономический кризис изменит эту ситуацию в лучшую сторону.
Дмитрий Волчек: Понимаешь, в России думают, что этот дух материализма пришел из Америки.
Ярослав Могутин: Абсолютно верно, но Америка сейчас платит за свои грехи, и это не значит, что Россия должна безоглядно следовать американскому примеру, скорее, наоборот.
Дмитрий Волчек: Я бы даже сказал, что это не американский пример, а искаженное представление об американском примере.
Ярослав Могутин: Искаженное представление, guerilla capitalism, извращенное представление о капитализме и о демократии. Я думаю, что те процессы, которые сейчас происходят в Америке, каким-то образом отражаются в России, и я надеюсь, что у меня будет возможность вернуться туда и познакомиться с тем, что сейчас там происходит.
Дмитрий Волчек: Видишь, тебя встречают сейчас на ура в самых консервативных местах - в Кракове, в Техасе. Москва теперь тоже очень консервативное место, ничего общего с вольницей 90-х годов, так что совершенно естественно, что должны сейчас твои фотографии показать в Москве. Я думаю, что это произойдет очень скоро.
Ярослав Могутин: Я надеюсь на это, потому что многие мои фотографии, были сделаны в России, и я по-прежнему остаюсь русским художником, русским поэтом, и я по-прежнему слежу за тем, что там происходит. Вот узнал недавно очень печальную новость о том, что Алексей Парщиков умер, он был и остается одним из моих любимых поэтов; я всегда стараюсь следить за новым искусством, и периодически доходят до меня какие-то книги и альбомы новых русских художников.
Дмитрий Волчек: Было что-то за последнее время, что тебя по-настоящему, ну, не поразило, но порадовало?
Ярослав Могутин: Недавно я видел замечательною выставку Гоши Острецова в Нью-Йорке, на художественной ярмарке, несколько месяцев назад. Я всегда любил Арсена Савадова, это один из самых замечательных, на мой взгляд, русских современных художников, который, насколько я знаю, тоже очень успешен на Западе. Мне нравится то, что делает Сергей Братков, у него вышла замечательная книга в Германии. Андрей Молодкин, мой друг, который только что был выдвинут на представление России во время Венецианского бьеннале. То есть я всегда с очень большим энтузиазмом и большой радостью отношусь, когда вижу успех русских художников на Западе, потому что, к сожалению, та волна интереса к современному русскому искусству, которая существовала во времена перестройки и в конце 80-х - начале 90-х годов, это уже дела давно минувших дней, и мало кто помнит имена художников, которые были на гребне этой волны. Сейчас дело за новым поколением русских художников, и я считаю себя одним из них, и я всегда с большим вниманием и пониманием отношусь к тому, что происходит в этой области. Всегда приятно видеть русские имена в контексте современного искусства.
