Ирина Лагунина: Эндрю Уайет - самый спорный художник в американской живописи 20-го века: от Гранта Вуда, Рокуэлла Кента, Уинслоу Хомера и Эдварда Хоппера до Джорджии Окиф и Джексона Поллака. Дело в том, что официально признанный стиль Уайета – реализм. А время его творчества пришлось на эпоху модернизма. И он оказался в такой ситуации: модные и влиятельные критики его не признавали, публика толпами валила на его выставки (отдохнуть от заполонившей все выставочные залы абстрактной живописи), музеи втихаря покупали его картины (кураторы часто лучше чувствуют живопись, чем критики)... и только художники, включая абстракциониста Поллака, - точно знали, что имеют дело с мощным и загадочным даром.
Эндрю Уайет умер в январе 2009 года в возрасте 91 года. Мир художника в рассказе Марины Ефимовой.
Марина Ефимова: Не помню, когда и где я впервые увидела репродукцию с картины Эндрю Уайета «Мир Кристины». Женщина полулежит на склоне холма, покрытого порыжевшей травой... спиной к нам, в странной позе, в неподвижной устремленности к вершине холма, где стоит дом, на вид необитаемый, обшитый серыми досками. Словно оттуда идет зов... Я помню мешанину своих впечатлений: первое – «это что-то волнующее и новое»... через минуту: «да нет, просто реалистическая картина»... (Вот если в этот момент пройти мимо, можно пройти и мимо всего Эндрю Уайета). Но что-то удержало меня (как и сотни других зрителей) у этой картины. В чем загадка?.. в напряжении?.. которое выражается чем?.. линиями, цветом?.. Что делает эту картину не реалистическим пейзажем с женщиной на траве, а эпосом под названием «Мир Кристины»?.. Или, скорее, – «мир Эндрю Уайета»?..
«В конце января умер во сне, на 92-м году жизни, Эндрю Уайет - один из самых любимых и один из самых битых художников в истории Америки. Отпрыск красочной художественной династии, отшельник, певец американской провинции, он писал акварелью и темперой трагические портреты домов, дорог, вещей, времен года, ручьев и людей. Его работы, отнесенные искусствоведами к категории реалистических, возбудили, тем не менее, бесконечные дебаты о природе модернизма, и разделили общественное мнение еще резче, чем дебаты по поводу его современника, другого Эндрю – Уорхола».
Марина Ефимова: Это был отрывок из статьи Майкла Киммельмана «Эндрю Уайет, прославленный и обесславленный художник». Эндрю Уайет родился в 1917 г., в Пенсильвании, в семье художника-иллюстратора Ньюела Уайета. Его отец, иллюстрировавший книги Стивенсона, Вальтера Скотта и Фенимора Купера, стал в 20-х годах так знаменит, что в доме Уайетов гостили не только художники, но и Скотт Фицджералд, и Мэри Пикфорд и другие звезды. Поля и рощи вблизи дома были уставлены мольбертами. Праздники отмечались театрально. На Халлоуин появлялись такие монстры, что младшие дети дрожали от страха, пока не узнавали под маской знакомого художника. На Рождество отец, изображая Санта Клауса, топал ночью по крыше и спускал подарки в дымоход. Отец разрисовывал костюмы, и дети увлеченно играли в индейцев Фенимора Купера, в «Робин Гуда» и «Остров сокровищ». В документальном фильме «Реальный мир Эндрю Уайета» художник, вспоминая об отце, рассказывает и более важные вещи:
«Отец говорил: «Чтобы жизнь ребенка была творческой, он должен иметь собственный мир, принадлежащий только ему». Я очень рано начал рисовать, и отец считал, что колледж художнику не нужен: меня учили приходивший на дом преподаватель, сам отец и его друзья-художники. И он добился своего. Еще немного, и я навсегда остался бы в Шервудском лесу Робин Гуда. Оттуда я все-таки выбрался, но ушел в свой мир».
Марина Ефимова: Что же это был за мир? Отчасти о нем дает представление биограф Уайета Ричард Меримен, который участвует в нашей передаче:
Ричард Меримен: Важнейшая особенность творчества Эндрю Уайета в том, что художник всю свою жизнь прожил только в двух местах: в Чеддс Форд, штат Пенсильвания, и на океанском побережье Мэйна, где у семьи был летний дом. Он рисовал ТОЛЬКО два эти места. Он делал портреты ТОЛЬКО жителей этих городков – своих друзей и соседей. Так что если говорить о «мире Эндрю Уайета» в терминах географических, то он – крошечный. Но... другая особенность Эндрю была в том, что он находился в долгих, теснейших, интимных отношениях с людьми, которых он писал, и с их домами, и с видами, которые открывались из их окон. И он испытывал сильнейшие чувства ко всем своим объектам. Ему однажды позвонили из Госдепа и сказали, что в Советском Союзе хотят выставить его портреты негров. Эндрю сказал: «Я не пишу НЕГРОВ. Я пишу своих друзей». И отказался. Я как-то спросил его, как он смог перевести свои эмоции в плоскость картин. Он сказал: «Если чувства сильные, рука это знает».
Марина Ефимова: В Мэйне Эндрю познакомился с Кристиной Олсон, парализованной полиомиелитом. Кристина отказывалась пользоваться коляской – чтобы никого не утруждать, и в течение 60-ти лет она ползала – по дому, по огороду... Уайет никогда не рисовал Кристину калекой. Ее тяжкий крест, ее тихое мужество стали качествами его картин о ней: колдовскими чарами ее дома, пустотой холма... и не только в картине «Мир Кристины». В ее портрете на крыльце дома (черно-бело-коричневом, почти графическом) - не женщина, а ее истончившийся символ смотрит куда-то с покорным спокойствием... Кто решился назвать это реализмом?.
Картина «Мир Кристины» стала таким же американским символом, как картина примитивиста Гранта Вуда «Американская готика» - пожилая чета фермеров с вилами. Но, по-моему, квинтэссенция темы Кристины (и одна из лучших картин Уайета) – «Ветер с моря». Однажды Уайет поднялся на второй этаж дома Кристины, куда сама она не поднималась, где никогда не прибирали...
«Там было жарко, я открыл окно, и вдруг, ветер вздул занавеску, которая не шевелилась, наверное, лет 30. Боже, это была фантастика! Тоненькая тюлевая сеть взлетела с пыльного пола так стремительно, словно это был не ветер, а привидение, дух, которому открыли выход. Потом я полтора месяца ждал западного ветра, но, к счастью, в памяти жил этот волшебный взмах, от которого – холод по спине».
Марина Ефимова: Эндрю Уайет проводил долгие часы на натуре: в доме Олсонов, в доме соседей Кёрнеров, которых он часто рисовал, часы - на берегу ручья, на жаре, часы - под деревом, на морозе. Никто в доме не знал, куда и зачем он уходит. Свобода и секретность работы была его привилегией. Родным было запрещено спрашивать, где он был. Художники удивлялись, зачем он мучается и не рисует по фотографиям. Вот что отвечал на это Уайет:
«Понимаете, важно постоянное присутствие на месте действия. Мне надо жить в окружении того, о чем я пишу. Тогда в какой-то момент можно ухватить смысл. Когда я писал «Мир Кристины», я пять месяцев работал над полем... Делать фон – это как строить дом, чтобы потом там жить.. Если сдержать себя, дождаться правильного момента, он может решить все дело».
Марина Ефимова: В выборе объектов Уайетом не обязательно руководила любовь или восхищение, но обязательно – сильное чувство. Например, соседа-немца Карла Кёрнера Эндрю больше боялся, чем любил. Он привязался к Карлу после смерти отца (такие же жестокие немецкие губы, - говорил он). Кёрнеры отдали Эндрю под студию светлую кладовку с крюками для подвешивания колбас на потолке, и под одним таким крюком Уайет сделал портрет Карла – вояки, немца, гордеца – один из лучших американских портретов. Одна из самых знаменитых картин Уайета – столовая Кёрнеров в светло-желтых тонах: окно и край стола с пустым обеденным прибором. Картина называется «День сурка» - день, когда решают, наступила ли весна. И комната ждет. Весны ли? Возвращения хозяина?.. Как технически художник добивался такого эмоционального эффекта? Он начинал с акварелей, но перешел на древнюю темперу – порошковые краски, размешанные яичным желтком...
Ричард Меримен: Акварель слишком открыто выявляла его порывистость. Это просто видно, как его кисть летит... всё в движении. Слишком откровенная, слишком стремительная живопись, почти свирепое выражение чувств. А темпера делается мелкими тоненькими мазками, очень точными и подробными. Для Уайета такая скрупулезность служила компрессором чувств. Обманчиво гладкий покров темперы - как крышка на котле, из которого рвутся эмоции.
Марина Ефимова: Когда Уайету был 21 год он встретил в Мейне 18-летнюю Бетси Джеймс, девушку из старинной уважаемой семьи. Она устроила ему тест – повела знакомиться с парализованной Кристиной Олсон и инквизиторски следила за его реакцией. Он тоже провел тест – пригласил Бетси на свою небольшую выставку, и спросил, понравилось ли ей что-нибудь. «Эта», - сказала Бетси и показала на ту единственную картину, которой Эндрю гордился. На следующий день он сделал Бетси предложение, которое она приняла.
Ричард Меримен: Его жена... Когда я познакомился с ней, в 1963 году, я подумал, что это – самая потрясающая женщина, которую я когда-нибудь видел. Она была такой красивой, такой обаятельной, веселой, живой... Время, проведенное с ней, всегда было наслаждением. Для Эндрю самым важным было то, что она абсолютно понимала его работу. У нее была еще редкая способность анализировать и обсуждать картины - с поразительной проницательностью. Она стала менеджером и агентом Эндрю, она давала названия его работам. Ее влияние и вклад в его творчество исключительно важен.
Марина Ефимова: Но будучи сама свободной и смелой душой, Бетси, похоже, не заметила, как поработила тоже рвущийся к свободе, эльфовский, причудливый дух художника. Она энергично и умело продавала и распространяла его картины, каталогизировала их, создавала архив, пока не вызвала у Уайета ощущение (как он пишет), что он – «предмет купли-продажи». Младший из двух сыновей Уайетов Джеми, тоже художник, то ли шутя, то ли серьезно рассказывал, что однажды полез в ящик стола и увидел фотографию отца с номером на лбу. Отношения между супругами напряглись, Эндрю все чаще исчезал с мольбертом.
Ричард Меримен: Однажды в доме Кёрнеров он услышал незнакомый голос, говоривший по-немецки. Это была Хельга, дочь знакомых Карла, которую наняли помогать по дому. Она была молодой, красивой, естественной и в ней было обаяние иностранки... Эндрю воодушевился. Дело в том, что он почти сознательно устраивал свою жизнь так, чтобы в ней постоянно создавалось эмоциональное напряжение: восторг, страх, предчувствия, и всё – неуемной, заражающей силы... Началась тайная работа над серией картин «Хельга». Мне и еще двум друзьям он сказал: «Если со мной что-нибудь случится, на чердаке у Кёрнеров – коллекция картин». Раскрой он свой секрет Бетси, это убило бы его внутреннее возбуждение... И тогда – всему конец.
Марина Ефимова: Секретные сессии продолжались почти десятилетие. Об отношениях художника со своей новой моделью можно только догадываться. Но когда Бетси увидела, наконец, картины, она была ранена сильнее, чем Эндрю мог предположить. Журналисты привыкли обращаться к Бетси, как к споксмену Эндрю Уайета, и когда на открытии выставки они замучили ее вопросом «что всё это значит?», она коротко ответила: «Любовь». А дальше все, что мы имеем – лишь обрывки сведений.
Читаем в биографии Меримена «Засекреченная жизнь Эндрю Уайета»:
«Эндрю говорил друзьям то с раскаянием, то с раздражением: «Чего она ждала? Чтоб я всю жизнь писал старые лодки?!.. Нет, я знаю, я – змея в овсе... Я – мастер увёрток... Но художник не должен жениться – где начинается брак, там кончается роман... Единственным мудрецом среди нас был Уинслоу Хомер, проживший всю жизнь холостяком».
Марина Ефимова: Просто слово в слово с Тургеневым, который писал: «...Несчастливый брак еще может способствовать развитию таланта, а счастливый – никуда не годится».
Мудрая Бетси самоотверженно заявляла, что «искусство важнее отношений». Тем не менее, сделав это мудрое заявление, она практически ушла из дома. Она проводила все время или в Нью-Йорке или в Мейне, где устроила дом по своему вкусу. Они чаще перезванивались, чем виделись. Уайет писал Хельгу еще 5 лет, то есть, всего – 15, но...
«В конце концов Уайет исчерпал этот источник. У него появились другие модели: Энн Колл, Сюзан Миллер. Он вернулся к пейзажам. Но Хельга – не Бетси, для нее внимание и любовь Эндрю стала единственным смыслом жизни, и, заброшенная Уайетом, она впала в глубочайшую депрессию. Уайет нанял ей сиделку, устроил на несколько месяцев в психиатрическую лечебницу, и в конце концов съехался с ней. «У меня теперь две жены, - говорил он другу. – В моем возрасте я могу делать все, что хочу». Он жил то с Хельгой, в своей студии, в помещении старой школы, то переезжал к сестре, и тогда Хельга снова впадала в депрессию. В конце 80-х он написал картину «Убежище»: Хельга, в пальто, с опустошенным лицом, стоит, прислонившись к стволу дерева. Это был финал. Старый друг Эндрю Уильям Фелпс писал о нем в письме: «Эндрю загорается людьми, испытывает к ним теплые чувства. Но я сомневаюсь, чтобы он их любил».
Марина Ефимова: Сестра Эндрю обвиняла Бетси в том, что та бросила мужа на произвол судьбы еще до появления Хельги, что она увлеклась его делами, забыв о чувствительной и ранимой субстанции его таланта. Мучимая чувством вины, Бетси решила навестить Хельгу в ее заброшенной школе.
«Помещение выглядело, как незастеленная кровать. Все завалено пустыми пакетами из-под картофельных чипсов и крекеров. На постели в углу вдруг медленно приподнялась какая-то фигура. Я сказала: «Боже правый, вы - Хельга?.. Миллионы людей не поверили бы в это». Она не ответила, но все-таки подошла поближе. В ее лице была такая глубокая печаль, что мне сразу стало стыдно. Я объяснила ей, что Эндрю заболел и потому не приехал. Она молчала. Уходя, я увидела в углу новую картину – сухую акварель. Я сказала: «Замечательная работа... Только не говорите Энди, что я ее видела». Хельга разжала губы: «Я не скажу». Это были единственные слова, которые она произнесла».
Марина Ефимова: Умер Карл Кёрнер – на картине Уайета он лежит худой, неузнаваемый, одетый в короткую ночную рубашку жены... Умер друг из Мэйна, Уолт Андерсон. На картине Уайета старый скандинав лежит в лодке, которая уйдет с ним в последний рейс... Ушла в свой энергичный мир Бетси, ушла в потусторонний мир Хельга... И в 89-м году Уайет изобразил их всех на неожиданной, феллиниевской картине – пляшущих хороводом вокруг шеста, на котором укреплена рождественская ёлка.
Ричард Меримен: Я думаю, Эндрю Уайет, больше, чем любой современный американский художник, поднял знамя «эмоционального реализма». Другой термин даже лучше для его стиля – «магический реализм». Конечно, они родственны с Эдвардом Хоппером. Они всю жизнь были друзьями и единомышленниками. Эндрю с удовольствием вспоминал один из их споров с абстракционистом Джексоном Поллоком, когда Хоппер обнял Поллака за плечи, подвел к окну, за котором пылал закат, и спросил: «Неужели вы откажетесь от этого?». И Поллак долго и молча смотрел на этот закат. На эмоции Уайета откликаются зрители, не знающие ни его героев, ни обстоятельств его жизни. Коллекцию «Хельга» купили за огромные миллионы японцы. Выставка Уайета имела огромный успех в России в 87-м году. Я думаю, секрет живописи Эндрю Уайета (как и всякого искусства) в том, что она способна выразить чувства, которые для большинства людей НЕВЫРАЗИМЫ, но УЗНАВАЕМЫ».
Эндрю Уайет умер в январе 2009 года в возрасте 91 года. Мир художника в рассказе Марины Ефимовой.
Марина Ефимова: Не помню, когда и где я впервые увидела репродукцию с картины Эндрю Уайета «Мир Кристины». Женщина полулежит на склоне холма, покрытого порыжевшей травой... спиной к нам, в странной позе, в неподвижной устремленности к вершине холма, где стоит дом, на вид необитаемый, обшитый серыми досками. Словно оттуда идет зов... Я помню мешанину своих впечатлений: первое – «это что-то волнующее и новое»... через минуту: «да нет, просто реалистическая картина»... (Вот если в этот момент пройти мимо, можно пройти и мимо всего Эндрю Уайета). Но что-то удержало меня (как и сотни других зрителей) у этой картины. В чем загадка?.. в напряжении?.. которое выражается чем?.. линиями, цветом?.. Что делает эту картину не реалистическим пейзажем с женщиной на траве, а эпосом под названием «Мир Кристины»?.. Или, скорее, – «мир Эндрю Уайета»?..
«В конце января умер во сне, на 92-м году жизни, Эндрю Уайет - один из самых любимых и один из самых битых художников в истории Америки. Отпрыск красочной художественной династии, отшельник, певец американской провинции, он писал акварелью и темперой трагические портреты домов, дорог, вещей, времен года, ручьев и людей. Его работы, отнесенные искусствоведами к категории реалистических, возбудили, тем не менее, бесконечные дебаты о природе модернизма, и разделили общественное мнение еще резче, чем дебаты по поводу его современника, другого Эндрю – Уорхола».
Марина Ефимова: Это был отрывок из статьи Майкла Киммельмана «Эндрю Уайет, прославленный и обесславленный художник». Эндрю Уайет родился в 1917 г., в Пенсильвании, в семье художника-иллюстратора Ньюела Уайета. Его отец, иллюстрировавший книги Стивенсона, Вальтера Скотта и Фенимора Купера, стал в 20-х годах так знаменит, что в доме Уайетов гостили не только художники, но и Скотт Фицджералд, и Мэри Пикфорд и другие звезды. Поля и рощи вблизи дома были уставлены мольбертами. Праздники отмечались театрально. На Халлоуин появлялись такие монстры, что младшие дети дрожали от страха, пока не узнавали под маской знакомого художника. На Рождество отец, изображая Санта Клауса, топал ночью по крыше и спускал подарки в дымоход. Отец разрисовывал костюмы, и дети увлеченно играли в индейцев Фенимора Купера, в «Робин Гуда» и «Остров сокровищ». В документальном фильме «Реальный мир Эндрю Уайета» художник, вспоминая об отце, рассказывает и более важные вещи:
«Отец говорил: «Чтобы жизнь ребенка была творческой, он должен иметь собственный мир, принадлежащий только ему». Я очень рано начал рисовать, и отец считал, что колледж художнику не нужен: меня учили приходивший на дом преподаватель, сам отец и его друзья-художники. И он добился своего. Еще немного, и я навсегда остался бы в Шервудском лесу Робин Гуда. Оттуда я все-таки выбрался, но ушел в свой мир».
Марина Ефимова: Что же это был за мир? Отчасти о нем дает представление биограф Уайета Ричард Меримен, который участвует в нашей передаче:
Ричард Меримен: Важнейшая особенность творчества Эндрю Уайета в том, что художник всю свою жизнь прожил только в двух местах: в Чеддс Форд, штат Пенсильвания, и на океанском побережье Мэйна, где у семьи был летний дом. Он рисовал ТОЛЬКО два эти места. Он делал портреты ТОЛЬКО жителей этих городков – своих друзей и соседей. Так что если говорить о «мире Эндрю Уайета» в терминах географических, то он – крошечный. Но... другая особенность Эндрю была в том, что он находился в долгих, теснейших, интимных отношениях с людьми, которых он писал, и с их домами, и с видами, которые открывались из их окон. И он испытывал сильнейшие чувства ко всем своим объектам. Ему однажды позвонили из Госдепа и сказали, что в Советском Союзе хотят выставить его портреты негров. Эндрю сказал: «Я не пишу НЕГРОВ. Я пишу своих друзей». И отказался. Я как-то спросил его, как он смог перевести свои эмоции в плоскость картин. Он сказал: «Если чувства сильные, рука это знает».
Марина Ефимова: В Мэйне Эндрю познакомился с Кристиной Олсон, парализованной полиомиелитом. Кристина отказывалась пользоваться коляской – чтобы никого не утруждать, и в течение 60-ти лет она ползала – по дому, по огороду... Уайет никогда не рисовал Кристину калекой. Ее тяжкий крест, ее тихое мужество стали качествами его картин о ней: колдовскими чарами ее дома, пустотой холма... и не только в картине «Мир Кристины». В ее портрете на крыльце дома (черно-бело-коричневом, почти графическом) - не женщина, а ее истончившийся символ смотрит куда-то с покорным спокойствием... Кто решился назвать это реализмом?.
Картина «Мир Кристины» стала таким же американским символом, как картина примитивиста Гранта Вуда «Американская готика» - пожилая чета фермеров с вилами. Но, по-моему, квинтэссенция темы Кристины (и одна из лучших картин Уайета) – «Ветер с моря». Однажды Уайет поднялся на второй этаж дома Кристины, куда сама она не поднималась, где никогда не прибирали...
«Там было жарко, я открыл окно, и вдруг, ветер вздул занавеску, которая не шевелилась, наверное, лет 30. Боже, это была фантастика! Тоненькая тюлевая сеть взлетела с пыльного пола так стремительно, словно это был не ветер, а привидение, дух, которому открыли выход. Потом я полтора месяца ждал западного ветра, но, к счастью, в памяти жил этот волшебный взмах, от которого – холод по спине».
Марина Ефимова: Эндрю Уайет проводил долгие часы на натуре: в доме Олсонов, в доме соседей Кёрнеров, которых он часто рисовал, часы - на берегу ручья, на жаре, часы - под деревом, на морозе. Никто в доме не знал, куда и зачем он уходит. Свобода и секретность работы была его привилегией. Родным было запрещено спрашивать, где он был. Художники удивлялись, зачем он мучается и не рисует по фотографиям. Вот что отвечал на это Уайет:
«Понимаете, важно постоянное присутствие на месте действия. Мне надо жить в окружении того, о чем я пишу. Тогда в какой-то момент можно ухватить смысл. Когда я писал «Мир Кристины», я пять месяцев работал над полем... Делать фон – это как строить дом, чтобы потом там жить.. Если сдержать себя, дождаться правильного момента, он может решить все дело».
Марина Ефимова: В выборе объектов Уайетом не обязательно руководила любовь или восхищение, но обязательно – сильное чувство. Например, соседа-немца Карла Кёрнера Эндрю больше боялся, чем любил. Он привязался к Карлу после смерти отца (такие же жестокие немецкие губы, - говорил он). Кёрнеры отдали Эндрю под студию светлую кладовку с крюками для подвешивания колбас на потолке, и под одним таким крюком Уайет сделал портрет Карла – вояки, немца, гордеца – один из лучших американских портретов. Одна из самых знаменитых картин Уайета – столовая Кёрнеров в светло-желтых тонах: окно и край стола с пустым обеденным прибором. Картина называется «День сурка» - день, когда решают, наступила ли весна. И комната ждет. Весны ли? Возвращения хозяина?.. Как технически художник добивался такого эмоционального эффекта? Он начинал с акварелей, но перешел на древнюю темперу – порошковые краски, размешанные яичным желтком...
Ричард Меримен: Акварель слишком открыто выявляла его порывистость. Это просто видно, как его кисть летит... всё в движении. Слишком откровенная, слишком стремительная живопись, почти свирепое выражение чувств. А темпера делается мелкими тоненькими мазками, очень точными и подробными. Для Уайета такая скрупулезность служила компрессором чувств. Обманчиво гладкий покров темперы - как крышка на котле, из которого рвутся эмоции.
Марина Ефимова: Когда Уайету был 21 год он встретил в Мейне 18-летнюю Бетси Джеймс, девушку из старинной уважаемой семьи. Она устроила ему тест – повела знакомиться с парализованной Кристиной Олсон и инквизиторски следила за его реакцией. Он тоже провел тест – пригласил Бетси на свою небольшую выставку, и спросил, понравилось ли ей что-нибудь. «Эта», - сказала Бетси и показала на ту единственную картину, которой Эндрю гордился. На следующий день он сделал Бетси предложение, которое она приняла.
Ричард Меримен: Его жена... Когда я познакомился с ней, в 1963 году, я подумал, что это – самая потрясающая женщина, которую я когда-нибудь видел. Она была такой красивой, такой обаятельной, веселой, живой... Время, проведенное с ней, всегда было наслаждением. Для Эндрю самым важным было то, что она абсолютно понимала его работу. У нее была еще редкая способность анализировать и обсуждать картины - с поразительной проницательностью. Она стала менеджером и агентом Эндрю, она давала названия его работам. Ее влияние и вклад в его творчество исключительно важен.
Марина Ефимова: Но будучи сама свободной и смелой душой, Бетси, похоже, не заметила, как поработила тоже рвущийся к свободе, эльфовский, причудливый дух художника. Она энергично и умело продавала и распространяла его картины, каталогизировала их, создавала архив, пока не вызвала у Уайета ощущение (как он пишет), что он – «предмет купли-продажи». Младший из двух сыновей Уайетов Джеми, тоже художник, то ли шутя, то ли серьезно рассказывал, что однажды полез в ящик стола и увидел фотографию отца с номером на лбу. Отношения между супругами напряглись, Эндрю все чаще исчезал с мольбертом.
Ричард Меримен: Однажды в доме Кёрнеров он услышал незнакомый голос, говоривший по-немецки. Это была Хельга, дочь знакомых Карла, которую наняли помогать по дому. Она была молодой, красивой, естественной и в ней было обаяние иностранки... Эндрю воодушевился. Дело в том, что он почти сознательно устраивал свою жизнь так, чтобы в ней постоянно создавалось эмоциональное напряжение: восторг, страх, предчувствия, и всё – неуемной, заражающей силы... Началась тайная работа над серией картин «Хельга». Мне и еще двум друзьям он сказал: «Если со мной что-нибудь случится, на чердаке у Кёрнеров – коллекция картин». Раскрой он свой секрет Бетси, это убило бы его внутреннее возбуждение... И тогда – всему конец.
Марина Ефимова: Секретные сессии продолжались почти десятилетие. Об отношениях художника со своей новой моделью можно только догадываться. Но когда Бетси увидела, наконец, картины, она была ранена сильнее, чем Эндрю мог предположить. Журналисты привыкли обращаться к Бетси, как к споксмену Эндрю Уайета, и когда на открытии выставки они замучили ее вопросом «что всё это значит?», она коротко ответила: «Любовь». А дальше все, что мы имеем – лишь обрывки сведений.
Читаем в биографии Меримена «Засекреченная жизнь Эндрю Уайета»:
«Эндрю говорил друзьям то с раскаянием, то с раздражением: «Чего она ждала? Чтоб я всю жизнь писал старые лодки?!.. Нет, я знаю, я – змея в овсе... Я – мастер увёрток... Но художник не должен жениться – где начинается брак, там кончается роман... Единственным мудрецом среди нас был Уинслоу Хомер, проживший всю жизнь холостяком».
Марина Ефимова: Просто слово в слово с Тургеневым, который писал: «...Несчастливый брак еще может способствовать развитию таланта, а счастливый – никуда не годится».
Мудрая Бетси самоотверженно заявляла, что «искусство важнее отношений». Тем не менее, сделав это мудрое заявление, она практически ушла из дома. Она проводила все время или в Нью-Йорке или в Мейне, где устроила дом по своему вкусу. Они чаще перезванивались, чем виделись. Уайет писал Хельгу еще 5 лет, то есть, всего – 15, но...
«В конце концов Уайет исчерпал этот источник. У него появились другие модели: Энн Колл, Сюзан Миллер. Он вернулся к пейзажам. Но Хельга – не Бетси, для нее внимание и любовь Эндрю стала единственным смыслом жизни, и, заброшенная Уайетом, она впала в глубочайшую депрессию. Уайет нанял ей сиделку, устроил на несколько месяцев в психиатрическую лечебницу, и в конце концов съехался с ней. «У меня теперь две жены, - говорил он другу. – В моем возрасте я могу делать все, что хочу». Он жил то с Хельгой, в своей студии, в помещении старой школы, то переезжал к сестре, и тогда Хельга снова впадала в депрессию. В конце 80-х он написал картину «Убежище»: Хельга, в пальто, с опустошенным лицом, стоит, прислонившись к стволу дерева. Это был финал. Старый друг Эндрю Уильям Фелпс писал о нем в письме: «Эндрю загорается людьми, испытывает к ним теплые чувства. Но я сомневаюсь, чтобы он их любил».
Марина Ефимова: Сестра Эндрю обвиняла Бетси в том, что та бросила мужа на произвол судьбы еще до появления Хельги, что она увлеклась его делами, забыв о чувствительной и ранимой субстанции его таланта. Мучимая чувством вины, Бетси решила навестить Хельгу в ее заброшенной школе.
«Помещение выглядело, как незастеленная кровать. Все завалено пустыми пакетами из-под картофельных чипсов и крекеров. На постели в углу вдруг медленно приподнялась какая-то фигура. Я сказала: «Боже правый, вы - Хельга?.. Миллионы людей не поверили бы в это». Она не ответила, но все-таки подошла поближе. В ее лице была такая глубокая печаль, что мне сразу стало стыдно. Я объяснила ей, что Эндрю заболел и потому не приехал. Она молчала. Уходя, я увидела в углу новую картину – сухую акварель. Я сказала: «Замечательная работа... Только не говорите Энди, что я ее видела». Хельга разжала губы: «Я не скажу». Это были единственные слова, которые она произнесла».
Марина Ефимова: Умер Карл Кёрнер – на картине Уайета он лежит худой, неузнаваемый, одетый в короткую ночную рубашку жены... Умер друг из Мэйна, Уолт Андерсон. На картине Уайета старый скандинав лежит в лодке, которая уйдет с ним в последний рейс... Ушла в свой энергичный мир Бетси, ушла в потусторонний мир Хельга... И в 89-м году Уайет изобразил их всех на неожиданной, феллиниевской картине – пляшущих хороводом вокруг шеста, на котором укреплена рождественская ёлка.
Ричард Меримен: Я думаю, Эндрю Уайет, больше, чем любой современный американский художник, поднял знамя «эмоционального реализма». Другой термин даже лучше для его стиля – «магический реализм». Конечно, они родственны с Эдвардом Хоппером. Они всю жизнь были друзьями и единомышленниками. Эндрю с удовольствием вспоминал один из их споров с абстракционистом Джексоном Поллоком, когда Хоппер обнял Поллака за плечи, подвел к окну, за котором пылал закат, и спросил: «Неужели вы откажетесь от этого?». И Поллак долго и молча смотрел на этот закат. На эмоции Уайета откликаются зрители, не знающие ни его героев, ни обстоятельств его жизни. Коллекцию «Хельга» купили за огромные миллионы японцы. Выставка Уайета имела огромный успех в России в 87-м году. Я думаю, секрет живописи Эндрю Уайета (как и всякого искусства) в том, что она способна выразить чувства, которые для большинства людей НЕВЫРАЗИМЫ, но УЗНАВАЕМЫ».
