Ирина Лагунина: Шесть лет назад в Белграде была основана специальная прокуратура Сербии, которая занимается военными преступлениям, совершёнными на территории бывшей Югославии. Эта прокуратура, единственная в стране, предоставляет систематическую защиту жертвам и семьям жертв военных преступлений. Специальная прокуратура Сербии занимается не только собственным расследованием военных преступлений и выдвижением обвинений перед особой коллегией Окружного суда. Международный трибунал по бывшей Югославии в Гааге ей доверил закончить некоторые важные следственные дела и повести судебные процессы в Белграде. В Гааге судят только главных ответственных за военные преступления совершённые в бывшей Югославии, - тех политиков, военных и полицейских руководителей, кто создавал планы и отдавал приказы. Наш корреспондент в Белграде Айя Куге встретилась с Главным прокурором Прокуратуры Сербии по военным преступлениям Владимиром Вукчевичем.
Айя Куге: Владимир Вукчевич возглавляет Прокуратуру по военным преступлениям с начала её создания, с июля 2003 года. За заслуги в борьбе против военных преступников он получил престижную международную награду «Кран-Монтана».
Скоро исполнится шесть лет с того времени, когда Вы начали заниматься расследованием военных преступлений и привлечением к ответственности виновных. Помнится, тогда большая часть общества открыто выступала против такой прокуратуры, тем более, что расследовались, главным образом, преступления, совершённые сербами.
Владимир Вукчевич: С самого момента создания прокуратуры, у нас было довольно много проблем – начиная с разногласий в обществе относительно военных преступлений. Многие в Сербии считали людей, которые совершали военные преступления, патриотами и героями, защитниками сербских интересов. Трудно было это переломить в сознании граждан. Но разве может быть патриотом человек, который убивал женщин и детей? Разве герой тот, кто убивал военнопленных? Военнопленных защищает Женевская конвенция, и каждый, кто не придерживается этих положений, должен отвечать перед судом. Большой проблемой было доказать, что и сербы совершали военные преступления.
Кстати, если посмотреть, кто был прямым исполнителем этих преступлений, бросается в глаза, что большинство этих лиц и до войны совершали уголовные правонарушения. Например, когда командир сербских добровольцев Аркан создавал так называемую «Сербскую добровольческую гвардию», власти дали ему разрешение проехать по тюрьмам и выбрать для себя заключённых, которые практически таким образом получили амнистию. Члены этой гвардии должны были присягнуть, что будут придерживаться жёстких правил, установленных Арканом. Так Аркан создал военизированное формирование разбойников, которые, якобы, защищали сербские интересы, а на самом деле убивали и грабили.
Айя Куге: Но не все военные преступники произошли из криминальных кругов. Были среди них и, на первый взгляд, обычные граждане, часто полицейские.
В конце апреля к длительным срокам заключения были приговорены четверо сербских полицейских активного состава, в 99 году в массовом порядке убивших пятьдесят албанских граждан из города Сува река, главным образом женщин и детей.
Владимир Вукчевич: Не утверждаю, что в числе полицейских не были преступники. Ведь мы на последнем судебном процессе по делу «Сува река» именно это и доказали – они также совершали военные преступления. Но у нас особая проблема со свидетелями из рядов полицейских. Если, например, из одного подразделения, в котором десять человек, у нас есть доказательства в совершении преступления против троих, то остальные семеро должны появиться в качестве свидетелей. Однако, также, как семь полицейских знают, что делали эти трое, тройка знает, что делали семеро. А мы не всё знаем. Так появляется стена молчания, и трудно, почти невозможно, найти среди них свидетеля, который бы решился сотрудничать с судом и согласился бы раскрыть преступление.
Айя Куге: На вас оказывалось давление?
Владимир Вукчевич: Что касается давления – были такие попытки, но они уже в начале провалились, так что потом все прекратилось. Те, кто пытался повлиять на прокуратуру, быстро поняли, что наша работа – открыта, она достояние гласности, за ней следит международная общественность – это и стало нашей главной защитой. Скажу откровенно – на нас оказывался даже открытый политический нажим. Как иначе понять факт, когда в парламенте официальному представителю специальной прокуратуры, моему советнику Бруно Векаричу пересчитывают, сколько в нем кровяных телец сербского происхождения? Как иначе толковать нападки на мою семью? Конечно, были и угрозы.
Но я всегда имел поддержку демократических сил во власти и в обществе.
Айя Куге: Насколько известно, вы постоянно получаете письма и телефонные звонки с угрозами расправы. Как вы относитесь к угрозам?
Владимир Вукчевич: Угрозы можно устранить лишь усилением мер безопасности, чтобы не мог каждый идиот на меня покушаться. С угрозами нужно считаться – только сумасшедший их не боится. Но с другой стороны – если бы я поддавался страху, тогда мне не место в главе прокуратуры.
Айя Куге: Но можно ли нормально жить в таких условиях? У вас есть семья, есть друзья, в Сербии всё-таки сильна традиция ходить в кафе, а вам это, вероятно, не положено.
Владимир Вукчевич: В молодости я часто ходил в кафе, а теперь приходится их избегать. Последний раз был в ресторане с друзьями 1 января. Но рядом со мной сидел охранник, и было неприятно, когда он постоянно за всем следил. Люди меня знает в лицо, подходят. Однако могу сказать, что все те, кто подходил в тот вечер, подавали руку, чтобы поздравить. Никто на меня хмуро не посмотрел. А более того, это был ресторан, хозяин которого - серб из Боснии, и вероятно большинство публики были люди, воевавшие ранее в рядах армии Ратко Младича. Но никаких провокаций не было, хотя известно, что я часто получаю угрозы именно из их рядов.
Айя Куге: Вы, кажется, являетесь одним из редких официальных лиц в Сербии, кто пользуется авторитетом в Международном Гаагском трибунале. Как идёт сотрудничество вашей прокуратуры с Гаагой?
Владимир Вукчевич: В начале было много недоверия со стороны Гаагского трибунала, но вскоре мы это переломили. Особенно хорошее сотрудничество у меня установилось с бывшим прокурором Карлой дель Понте. Когда она поняла, что у нас единая цель, мы прекрасно сотрудничали, и я её буду помнить как очень корректного профессионала. Правда, в начале мы относились друг к другу с большим недоверием, и как я теперь понимаю, что по праву – я многого тогда не знал, несмотря на то, что входил в Национальный комитет, который разрабатывает план действия по аресту обвиняемых Гаагским трибуналом. Дель Понте меня даже предложила на международную награду Кран-Монтана.
С Международным трибуналом мы сотрудничаем по двум направлениям – по предметам обвинений и по установлению местонахождения и ареста обвиняемых в Гааге лиц. С июля 2006 года нам удалось отправить в Международный трибунал четверых обвиняемых в военных преступлениях, среди них - Радован Караджич. Осталось ещё двое. Теперь мы ищем, ищем и ищем Ратко Младича.
Айя Куге: На днях председатель Национального комитета по сотрудничеству с Гаагским трибуналом Расим Льяич предположил, что арест самого разыскиваемого обвиняемого в военных преступлениях, генерала армии боснийских сербов Ратко Младича состоится до конца года. Впервые, сказал он, есть полная координация всех ответственных структур, и успех, дескать, неминуем.
Владимир Вукчевич: Да, это заявил мой коллега из Национального комитета Льяич, и я разделяю его оптимизм. Ведь у нас нет больше времени, время истекло. Потом уже будет бессмысленно заниматься этим делом. От ареста Младича зависит будущее Сербии, и тянуть с арестом до бесконечности нельзя. Где и когда он будет задержан – этого вам никто не скажет. Но я утверждаю: до конца года мы Младича должны найти.
Айя Куге: Подведём итоги. Что специальная прокуратура по военным преступлениям Сербии сделала в течение шести лет? А чем вы недовольны?
Владимир Вукчевич: Сделано много. Суд на данный момент разобрал дела свыше 200 человек, а это – свершение правосудия для 2000 с лишним жертв. Процесс работы над новыми делами о военных преступлениях продолжается. Но самое главное то, о чём я вам говорил в начале – многое сделано для раскрытия истины, и это существенно отразилось на сознание граждан Сербии. Теперь, после этих судебных процессов и в Белграде, и в Гааге, мало кто считает патриотами подсудимых, совершивших военные преступления. Во времена Слободана Милошевича наши граждане были одурманены пропагандой. Мне только жаль, что мы не выдвинули ни одного обвинения против тех журналистов, которые в средствах информации разжигали войну. Они были подстрекателями и соучастниками военных преступлений. Например, известный у нас случай: в главной информационной передаче Гостелевидения Сербии в 1991 году прозвучал репортаж их журналиста о том, что в городе Вуковар в Хорватии найдены трупы сорока зарезанных сербских детей. На основании этой лжи, на фронт сразу направились сотни добровольцев, чтобы отомстить хорватам, убивать их женщин и детей. Это осталось безнаказанным. Но я считаю, что самый большой успех Прокуратуры по военным преступлениям в том, что мы раскрыли правду о злодеяниям, которые были совершены во имя сербских интересов.
Айя Куге: Мы беседовали с главным прокурором по военным преступлениям Сербии Владимиром Вукчевичем.
Айя Куге: Владимир Вукчевич возглавляет Прокуратуру по военным преступлениям с начала её создания, с июля 2003 года. За заслуги в борьбе против военных преступников он получил престижную международную награду «Кран-Монтана».
Скоро исполнится шесть лет с того времени, когда Вы начали заниматься расследованием военных преступлений и привлечением к ответственности виновных. Помнится, тогда большая часть общества открыто выступала против такой прокуратуры, тем более, что расследовались, главным образом, преступления, совершённые сербами.
Владимир Вукчевич: С самого момента создания прокуратуры, у нас было довольно много проблем – начиная с разногласий в обществе относительно военных преступлений. Многие в Сербии считали людей, которые совершали военные преступления, патриотами и героями, защитниками сербских интересов. Трудно было это переломить в сознании граждан. Но разве может быть патриотом человек, который убивал женщин и детей? Разве герой тот, кто убивал военнопленных? Военнопленных защищает Женевская конвенция, и каждый, кто не придерживается этих положений, должен отвечать перед судом. Большой проблемой было доказать, что и сербы совершали военные преступления.
Кстати, если посмотреть, кто был прямым исполнителем этих преступлений, бросается в глаза, что большинство этих лиц и до войны совершали уголовные правонарушения. Например, когда командир сербских добровольцев Аркан создавал так называемую «Сербскую добровольческую гвардию», власти дали ему разрешение проехать по тюрьмам и выбрать для себя заключённых, которые практически таким образом получили амнистию. Члены этой гвардии должны были присягнуть, что будут придерживаться жёстких правил, установленных Арканом. Так Аркан создал военизированное формирование разбойников, которые, якобы, защищали сербские интересы, а на самом деле убивали и грабили.
Айя Куге: Но не все военные преступники произошли из криминальных кругов. Были среди них и, на первый взгляд, обычные граждане, часто полицейские.
В конце апреля к длительным срокам заключения были приговорены четверо сербских полицейских активного состава, в 99 году в массовом порядке убивших пятьдесят албанских граждан из города Сува река, главным образом женщин и детей.
Владимир Вукчевич: Не утверждаю, что в числе полицейских не были преступники. Ведь мы на последнем судебном процессе по делу «Сува река» именно это и доказали – они также совершали военные преступления. Но у нас особая проблема со свидетелями из рядов полицейских. Если, например, из одного подразделения, в котором десять человек, у нас есть доказательства в совершении преступления против троих, то остальные семеро должны появиться в качестве свидетелей. Однако, также, как семь полицейских знают, что делали эти трое, тройка знает, что делали семеро. А мы не всё знаем. Так появляется стена молчания, и трудно, почти невозможно, найти среди них свидетеля, который бы решился сотрудничать с судом и согласился бы раскрыть преступление.
Айя Куге: На вас оказывалось давление?
Владимир Вукчевич: Что касается давления – были такие попытки, но они уже в начале провалились, так что потом все прекратилось. Те, кто пытался повлиять на прокуратуру, быстро поняли, что наша работа – открыта, она достояние гласности, за ней следит международная общественность – это и стало нашей главной защитой. Скажу откровенно – на нас оказывался даже открытый политический нажим. Как иначе понять факт, когда в парламенте официальному представителю специальной прокуратуры, моему советнику Бруно Векаричу пересчитывают, сколько в нем кровяных телец сербского происхождения? Как иначе толковать нападки на мою семью? Конечно, были и угрозы.
Но я всегда имел поддержку демократических сил во власти и в обществе.
Айя Куге: Насколько известно, вы постоянно получаете письма и телефонные звонки с угрозами расправы. Как вы относитесь к угрозам?
Владимир Вукчевич: Угрозы можно устранить лишь усилением мер безопасности, чтобы не мог каждый идиот на меня покушаться. С угрозами нужно считаться – только сумасшедший их не боится. Но с другой стороны – если бы я поддавался страху, тогда мне не место в главе прокуратуры.
Айя Куге: Но можно ли нормально жить в таких условиях? У вас есть семья, есть друзья, в Сербии всё-таки сильна традиция ходить в кафе, а вам это, вероятно, не положено.
Владимир Вукчевич: В молодости я часто ходил в кафе, а теперь приходится их избегать. Последний раз был в ресторане с друзьями 1 января. Но рядом со мной сидел охранник, и было неприятно, когда он постоянно за всем следил. Люди меня знает в лицо, подходят. Однако могу сказать, что все те, кто подходил в тот вечер, подавали руку, чтобы поздравить. Никто на меня хмуро не посмотрел. А более того, это был ресторан, хозяин которого - серб из Боснии, и вероятно большинство публики были люди, воевавшие ранее в рядах армии Ратко Младича. Но никаких провокаций не было, хотя известно, что я часто получаю угрозы именно из их рядов.
Айя Куге: Вы, кажется, являетесь одним из редких официальных лиц в Сербии, кто пользуется авторитетом в Международном Гаагском трибунале. Как идёт сотрудничество вашей прокуратуры с Гаагой?
Владимир Вукчевич: В начале было много недоверия со стороны Гаагского трибунала, но вскоре мы это переломили. Особенно хорошее сотрудничество у меня установилось с бывшим прокурором Карлой дель Понте. Когда она поняла, что у нас единая цель, мы прекрасно сотрудничали, и я её буду помнить как очень корректного профессионала. Правда, в начале мы относились друг к другу с большим недоверием, и как я теперь понимаю, что по праву – я многого тогда не знал, несмотря на то, что входил в Национальный комитет, который разрабатывает план действия по аресту обвиняемых Гаагским трибуналом. Дель Понте меня даже предложила на международную награду Кран-Монтана.
С Международным трибуналом мы сотрудничаем по двум направлениям – по предметам обвинений и по установлению местонахождения и ареста обвиняемых в Гааге лиц. С июля 2006 года нам удалось отправить в Международный трибунал четверых обвиняемых в военных преступлениях, среди них - Радован Караджич. Осталось ещё двое. Теперь мы ищем, ищем и ищем Ратко Младича.
Айя Куге: На днях председатель Национального комитета по сотрудничеству с Гаагским трибуналом Расим Льяич предположил, что арест самого разыскиваемого обвиняемого в военных преступлениях, генерала армии боснийских сербов Ратко Младича состоится до конца года. Впервые, сказал он, есть полная координация всех ответственных структур, и успех, дескать, неминуем.
Владимир Вукчевич: Да, это заявил мой коллега из Национального комитета Льяич, и я разделяю его оптимизм. Ведь у нас нет больше времени, время истекло. Потом уже будет бессмысленно заниматься этим делом. От ареста Младича зависит будущее Сербии, и тянуть с арестом до бесконечности нельзя. Где и когда он будет задержан – этого вам никто не скажет. Но я утверждаю: до конца года мы Младича должны найти.
Айя Куге: Подведём итоги. Что специальная прокуратура по военным преступлениям Сербии сделала в течение шести лет? А чем вы недовольны?
Владимир Вукчевич: Сделано много. Суд на данный момент разобрал дела свыше 200 человек, а это – свершение правосудия для 2000 с лишним жертв. Процесс работы над новыми делами о военных преступлениях продолжается. Но самое главное то, о чём я вам говорил в начале – многое сделано для раскрытия истины, и это существенно отразилось на сознание граждан Сербии. Теперь, после этих судебных процессов и в Белграде, и в Гааге, мало кто считает патриотами подсудимых, совершивших военные преступления. Во времена Слободана Милошевича наши граждане были одурманены пропагандой. Мне только жаль, что мы не выдвинули ни одного обвинения против тех журналистов, которые в средствах информации разжигали войну. Они были подстрекателями и соучастниками военных преступлений. Например, известный у нас случай: в главной информационной передаче Гостелевидения Сербии в 1991 году прозвучал репортаж их журналиста о том, что в городе Вуковар в Хорватии найдены трупы сорока зарезанных сербских детей. На основании этой лжи, на фронт сразу направились сотни добровольцев, чтобы отомстить хорватам, убивать их женщин и детей. Это осталось безнаказанным. Но я считаю, что самый большой успех Прокуратуры по военным преступлениям в том, что мы раскрыли правду о злодеяниям, которые были совершены во имя сербских интересов.
Айя Куге: Мы беседовали с главным прокурором по военным преступлениям Сербии Владимиром Вукчевичем.
