Дмитрий Волчек: Наш гость – режиссер Клер Дени. Беседа с Клер Дени звучала на наших волнах, когда 5 лет назад на экраны вышла ее картина “Незваный гость” - фильм-тайна о жизни сердца. Моя коллега Софья Корненко встретилась с Клер Дени после показа ее новой картины “35 стопок рома”. Герои этой ленты – работящие чернокожие парижане – машинист поезда метро и его соседка – водитель такси.
Софья Корниенко: Как объяснить, почему смотреть фильмы Клер Дени так приятно? Во-первых, это безупречный звук и минимум диалогов (Дени как-то сказала даже, что диалоги – это всего лишь еще один шумовой эффект) – когда так мало говорят, это похоже на внутренний, безмолвный диалог, который каждый из нас каждый день ведет с самим собой, и в котором многозначными фигурами речи могут оказаться захлопнувшаяся дверь автомобиля или шум воды из крана. Наверное, чувство странного наслаждения возникает и оттого, что на полтора часа просмотра зритель перевоплощается в одного из персонажей Дени и проживает кусочек чужого вечера или утра. Ритм ее кинокартин – документальный, в них так же легко войти и забыть себя реального, как это было с картинами французской Новой Волны, хотя, как признается сама Дени, она долго не могла принять ни Франсуа Трюффо, ни Жана-Люка Годара, считая их “фанатиками”. Дени долго работала в составе съемочных групп на проектах других режиссеров (в том числе Вима Вендерса и Джона Кассаветиса), прежде чем решиться на свой первый самостоятельный фильм – “Шоколад” (Chocolat, 1988), о колониальной Африке. В молодости ей казалось, что снимать фильмы самой “нескромно”.
Клер Дени: Я не имела в виду, что это – проявление нескромности вообще. Я хотела сказать, что для меня лично это казалось нескромным – нескромным поверить, что я лично смогу снять фильм.
Софья Корниенко: Вам казалось, что это будет нескромно, если у Вас появятся такие амбиции?
Клер Дени: Да. Возможно, где-то в глубине души свои амбиции у меня и были, но нескромность намерения снимать собственное кино заключалась для меня в том, что оно подразумевало независимое высказывание. Этого я себе представить не могла.
Софья Корниенко: Что же заставило вас почувствовать в себе эту способность? Когда это произошло? Когда вы уже работали с Жаком Риветтом?
Клер Дени: Это пришло как следствие того, что у меня постоянно возникали какие-то свои идеи, взгляды на кино в процессе работы с разными режиссерами, будь то Жак Риветт или кто-то еще. И вот эти режиссеры начали говорить мне: “Тебе надо сделать свой фильм”. В частности, Жак Риветт мне посоветовал то же самое, когда мы с ним вместе работали над одним сценарием, но я не восприняла его совет всерьез, я думала, что это был просто комплимент с его стороны, похвала за мою работу. В итоге я сделала для себя вывод, что только один человек может всерьез решить, что мне пора сделать мой первый фильм, и этот человек – я сама. Целая толпа режиссеров могут теребить меня с вопросом “Почему бы тебе не снять свой фильм?” - даже сам Вим Вендерс. Но по большому счету, им нет и не будет до этого никакого дела. Это очень любезно с их стороны, но только я одна могу решить, что я могу.
Софья Корниенко: Не знаю, связано ли это как-то с вашим страхом повести себя “нескромно”, но во многих ваших картинах, в частности и в последней – “35 стопок рома” (35 Rhums, 2008) – о семье выходцев из Африки в предместье Парижа – совершенно не ощущается вашего присутствия, авторского давления на актеров и обстановку. Вы – противоположность режиссерскому диктату, и предстаете скорее в роли стороннего наблюдателя.
Тут в нашу беседу с Клер Дени вмешался исполнитель главных ролей во многих ее картинах, актер Алекс Деска (Alex Descas):
Алекс Деска: Возможно, существует просто несколько способов режиссировать мизансцены. Один – диктатура режиссера, который контролирует каждое движение актера – “поверните голову направо, налево” и все в таком духе, и это не обязательно плохо, некоторым актерам это нравится, и таким способом тоже может получиться отличный фильм. Но мне бы с таким режиссером не хватало воздуха. Для меня важно самому иметь возможность вдохнуть кислород в нечто почти мертвое – в персонажа из сценария. И я считаю, что режиссер должен позволить актеру самому вдохнуть жизнь в своего героя, потому что актер уже и так психологически находится в заложниках сюжетной линии. Клер Дени всегда относится к отобранным для ролей актерам с большим доверием, и никогда не относится к ним как к предметам реквизита. Она дает актерам полную свободу развернуться на территории сценария, свободу реализации в рамках описанной в сценарии истории персонажа.
Софья Корниенко: Что же при таком свободном подходе делать в конфликтной ситуации, когда ваше видение персонажа расходится с видением режиссера?
Алекс Деска: Нет, конфликта для меня просто не может возникнуть. Может быть дискуссия, обмен мнениями, но только не конфликт.
Клер Дени: Очень приятно быть именно наблюдателем, потому что иногда происходит именно то, на что ты надеялся, чего ожидал. Иногда я прошу актеров где-то что-то добавить, где-то что-то смягчить, но мне самой было бы неинтересно работать с актером-марионеткой. Однажды мы работали над фильмом “Мне не спится” (J'ai pas sommeil, 1994). Там один из главных персонажей был выписан в сценарии как очень определенный тип, возможно, даже немного слишком карикатурный. Это мне теперь так кажется. Тогда я этого не видела. Так вот Алекс с самого первого дня съемок стал этого персонажа совсем иначе изображать. Меня это очень взволновало, я думала, что Алекс находится в конфликте со своим героем. Я ему доверяла, но переживала, что он против этой роли. Но потом, в монтажной, я поняла, что он наполнил плоский образ содержанием, сделал его сложнее.
Софья Корниенко: При этом, насколько я знаю, вы никогда не репетируете перед съемкой.
Клер Дени: У нас случается нечто наподобие репетиции, но не на съемочной площадке.
Софья Корниенко: Но в эти “репетиции” не входят сцены, которые вы собираетесь снимать, правильно я понимаю?
Клер Дени: Нет, потому что иначе я пожалею, что все уже сыграно.
Софья Корниенко: Я придерживаюсь такого же убеждения в том, что касается интервью. Если я обсуждаю вопросы из интервью заранее, то по второму разу под запись ответы уже звучат неестественно.
Клер Дени: Вдруг все становится банальнее, да.
Софья Корниенко: Однако отвлечемся от цеховых тем – если посмотреть на ваше творчество через призму вашего личного жизненного опыта, то первое, что бросается в глаза, это ваша близость к другим культурам, к культурам мигрантов, потому что ваше детство прошло в Африке. Можно ли считать ваше творчество своего рода аргументом против мигрантофобии, исламофобии, которая уже превратилась в один из стереотипов восприятия французского общества?
Клер Дени: Страх исламизации – это не что-то сугубо французское. Во Франции присутствует как раз меньше страха исламизации, чем во многих других странах. Исламское сообщество у нас достаточно многочисленное, и нельзя сказать, чтобы оно было выделено в некое гетто. Проблема скорее в окраинах больших городов, население которых предоставлено самим себе. Главная проблема во Франции сегодня – уже не религия или цвет кожи, как это было в 70-е и 80-е годы, когда ультраправые совершали последние марш-броски в своей битве против “варварского нашествия”. Мне кажется, что главная проблема современной Европы – это создание гетто для очень бедных людей, создание уже не третьего, а “четвертого мира” внутри Европы. Да, среди этих людей много иммигрантов, но это не определяющий признак, да и не все они иммигранты. Стоит почитать газеты, как становится очевидно, что большое количество людей оказываются у края пропасти. Лично у меня как раз страх вот именно этого – я понимаю, что если не попасть на борт корабля для избранных, можно погибнуть.
Софья Корниенко: Особенно если ты – нелегальный мигрант?
Клер Дени: Совсем не только в этом случае, а просто если ты очень бедный. Среди бездомных, вынужденных спать на улице, много французов. Сегодня ты оказываешься в наихудшем положении уже не в том случае, когда ты – нелегальный мигрант, а когда ты беден, и у тебя нет возможности заработать, и нет крыши над головой. И тогда ты потихоньку исчезаешь, тебя больше нет. Для меня основная европейская проблема сегодня – недостаток чувства солидарности, недостаток ясности понимания того, каким мы хотели бы видеть мир в будущем. Хотим ли мы, чтобы мир будущего был предоставлен только одному классу людей, у которых белые зубы и отменное здоровье, хорошая работа и регулярный отпуск на море, и чьи дети ходят в престижные школы, а все остальные – будь они афганцами, пакистанцами или такими же европейцами – оставались бы на обочине? Вот какая перспектива меня пугает больше всего. Пугает даже меня лично. Мне нередко снятся кошмары, что я остаюсь совершенно одна, и мне приходится звать на помощь, в надежде, что мои брат и сестра или друг, такой как Алекс, придут и заберут меня к себе.
Софья Корниенко: В таком случае, каков ваш ответ таким “ораторам”, как Бриджит Бардо?
Клер Дени: Таким как Бриджит Бардо? Не знаю. Раньше она мне всегда очень нравилась. И мне всегда хотелось встать на ее сторону, потому что, понимаете ли, звезда такого уровня, как Бриджит Бардо, прошла сквозь огонь и воду, и выжила, не покончила с собой, не умерла от передозировки...
Софья Корниенко: То есть вы бы не назвали ее поведение сегодня также своего рода самоубийством?
Клер Дени: Нет, мне кажется, она таким образом как раз пытается выжить. Я не могу ее осуждать. Я бы, конечно, не стала бороться за права животных... Но есть так много людей гораздо хуже нее!
Софья Корниенко: Ну, вы же понимаете, что я упомянула о ней сейчас как о символе, как о противоположности той самой солидарности.
Клер Дени: О, она была символом стольких разных вещей, и это помимо ее красоты! Она также была символом того, что материнство – это еще не все для женщины. Она всегда оставалась свободной, никогда не подчинялась, не была актрисой-марионеткой, не была женщиной-марионеткой. В свое время то, что она говорила, было важно. То, что она говорит сегодня – я не знаю, возможно, это – следствие одиночества и депрессии. Не буду ее судить. Столько людей говорят еще более ужасные вещи. А смеяться над сегодняшней Бриджит Бардо не смешно.
Софья Корниенко: Вам приходилось снимать многих очень красивых людей, красивых женщин. Насколько важен для вас вот этот отвлеченно эстетический, эротический, если хотите, компонент, а насколько – социальный месседж, идея, побуждающая к дискуссии о проблемах в современном обществе?
Клер Дени: Я не думаю, что это называется “социальным компонентом”, но мне нравится работать с людьми, на которых мне приятно смотреть, и с которыми мне приятно общаться, проводить время. Я не думаю о социальных вопросах, когда снимаю. Мне кажется, эти вопросы уже присутствуют в любом сюжете.
Софья Корниенко: То есть, вы никогда не трактовали клише “Красота спасет мир” как призыв вложить важный социальный месседж в уста привлекательного актера?
Клер Дени: Когда Достоевский так сказал, он не это имел виду. Я верю в то, что красота как эстетическое понятие спасет мир, в том смысле, в котором философское понятие эстетики выступает как составляющая морали, добродетели. Вот что он имел в виду. Он не имел в виду “хорошенький носик спасет мир”. Я полностью согласна. Просто слово “красота” приобретает иное значение.
Софья Корниенко: Иными словами, вы не вкладываете в свою работу никаких ожиданий, не стараетесь сознательно заставить зрителя пересмотреть определенные социальные стереотипы?
Клер Дени: Не знаю, не знаю. Я делаю фильм, и если он их тронет, то... Я не пытаюсь сделать больше, чем кино. Мне кажется, кино говорит само за себя.
