Рембрандт, которому исполнилось 400 лет – самый, пожалуй, современный из великих старых мастеров. Он не просто восхищает и заставляет задуматься – он учит прямым и внятным способом: своими несравненными автопортретами.
Их у Рембрандта – девяносто, живописных и графических. Рекорд. Лишь новое время породило последователей: Ван-Гога, который как-то в течение двух лет 22 раза написал себя, Фриду Кало, у которой 55 автопортретов. Но Ван-Гог – клинический безумец, Кало – закомплексованная калека. Рембрандт – респектабельный бюргер, семьянин, делец. При этом что-то толкало его девяносто раз за сорок лет, то есть чаще чем дважды в год, вглядываться в зеркало с кистью в руке.
Поразительным, как бывает только с гениями, образом Рембрандт творил за полтора века до возникновения романтизма – течения в искусстве и в жизни, в котором внутренний мир одного человека на равных сопоставляется со всем внешним миром, а автор равен произведению. ХХ век довел это до крайности, и в концептуальном искусстве автор, его фигура и имя, просто-напросто и стал самим произведением. В начале же XIX столетия вдохновленный вселенским взлетом провинциального коротышки Наполеона художник ощутил себя способным на всё – Байрон, Бетховен и все те, кто идет за ними до сегодняшнего дня. Но Рембрандт был много раньше – когда "я" пряталось за традицию и историю. Он первым сделал себя своим главным героем.
Почему у Рембрандта так много автопортретов? В молодости один из факторов, конечно, материальный – бесплатная модель. Безнаказанная возможность эксперимента: попробуй заставить выкладывающего деньги клиента скорчить гротескную гримасу. Упражнения в технике: опять-таки никто не захочет платить за свой портрет, где из полутьмы торчит чуть освещенная щека. Еще – реклама: демонстрируя на автопортретах живописные возможности, художник, во-первых, зазывал потенциальных покупателей, а во-вторых, в дотелевизионную и дофотографическую эпоху знакомил будущих заказчиков с собой.
Но всё это – в период становления. Завоевав авторитет и популярность, Рембрандт, тем не менее, продолжал писать себя. Сильно опередив время, он осознал, что один человек есть полноценный – исчерпывающий! – представитель человечества. Этим открытием поразил современников родившийся на два с половиной века позже Рембрандта Джойс, который в романе "Улисс" вместил в один заурядный день заурядного горожанина всю мировую историю. Но Джойс изобрел для этого авангардную форму, придумал "поток сознания", а Рембрандт использовал традиционные приемы письма, на первый взгляд, не отличаясь от всех прочих. Только наше время, суммируя его достижения, сумело рассмотреть дерзкую новизну.
Рембрандт – один на один с собой. И нет примера актуальнее сегодня. Ни на кого нельзя положиться, кроме себя. Никакое сообщество, никакая общая идея – не надежны. Окружающий мир обманчив и опасен. Не надо выходить из дома. Зеркало – главный и безошибочный инструмент самопознания. В случае Рембрандта еще две книжки – античные мифы и Библия. На улице – преступность, парниковый эффект, трафик, терроризм. Там нечего делать, туда незачем выбираться.
Очень мало на свете было людей, о которых можно сказать, что они понимают жизнь так же глубоко и тонко, как Рембрандт. Так что же для этого надо? Две книжки и зеркало. Ну, и прожитая жизнь, конечно – чтобы в зеркале что-нибудь отразилось.
Их у Рембрандта – девяносто, живописных и графических. Рекорд. Лишь новое время породило последователей: Ван-Гога, который как-то в течение двух лет 22 раза написал себя, Фриду Кало, у которой 55 автопортретов. Но Ван-Гог – клинический безумец, Кало – закомплексованная калека. Рембрандт – респектабельный бюргер, семьянин, делец. При этом что-то толкало его девяносто раз за сорок лет, то есть чаще чем дважды в год, вглядываться в зеркало с кистью в руке.
Поразительным, как бывает только с гениями, образом Рембрандт творил за полтора века до возникновения романтизма – течения в искусстве и в жизни, в котором внутренний мир одного человека на равных сопоставляется со всем внешним миром, а автор равен произведению. ХХ век довел это до крайности, и в концептуальном искусстве автор, его фигура и имя, просто-напросто и стал самим произведением. В начале же XIX столетия вдохновленный вселенским взлетом провинциального коротышки Наполеона художник ощутил себя способным на всё – Байрон, Бетховен и все те, кто идет за ними до сегодняшнего дня. Но Рембрандт был много раньше – когда "я" пряталось за традицию и историю. Он первым сделал себя своим главным героем.
Почему у Рембрандта так много автопортретов? В молодости один из факторов, конечно, материальный – бесплатная модель. Безнаказанная возможность эксперимента: попробуй заставить выкладывающего деньги клиента скорчить гротескную гримасу. Упражнения в технике: опять-таки никто не захочет платить за свой портрет, где из полутьмы торчит чуть освещенная щека. Еще – реклама: демонстрируя на автопортретах живописные возможности, художник, во-первых, зазывал потенциальных покупателей, а во-вторых, в дотелевизионную и дофотографическую эпоху знакомил будущих заказчиков с собой.
Но всё это – в период становления. Завоевав авторитет и популярность, Рембрандт, тем не менее, продолжал писать себя. Сильно опередив время, он осознал, что один человек есть полноценный – исчерпывающий! – представитель человечества. Этим открытием поразил современников родившийся на два с половиной века позже Рембрандта Джойс, который в романе "Улисс" вместил в один заурядный день заурядного горожанина всю мировую историю. Но Джойс изобрел для этого авангардную форму, придумал "поток сознания", а Рембрандт использовал традиционные приемы письма, на первый взгляд, не отличаясь от всех прочих. Только наше время, суммируя его достижения, сумело рассмотреть дерзкую новизну.
Рембрандт – один на один с собой. И нет примера актуальнее сегодня. Ни на кого нельзя положиться, кроме себя. Никакое сообщество, никакая общая идея – не надежны. Окружающий мир обманчив и опасен. Не надо выходить из дома. Зеркало – главный и безошибочный инструмент самопознания. В случае Рембрандта еще две книжки – античные мифы и Библия. На улице – преступность, парниковый эффект, трафик, терроризм. Там нечего делать, туда незачем выбираться.
Очень мало на свете было людей, о которых можно сказать, что они понимают жизнь так же глубоко и тонко, как Рембрандт. Так что же для этого надо? Две книжки и зеркало. Ну, и прожитая жизнь, конечно – чтобы в зеркале что-нибудь отразилось.
