Первая мировая война началась из-за учебников истории. В школьных ранцах просвещенной Европы лежали книги про свирепых гуннов, распутных галлов и купеческой английской душе. И всюду были разноцветные географические карты. Их заштрихованная часть подлежала пересмотру, внушала патриотический пыл и военную доблесть.

После двух войн Европа опомнилась, и учебники стали терпимыми, национализм - культурным, история – политически корректной. Такой подход тоже не лишен риска. В Америке, например, в разгар увлечения мультикультурализмом школьнику могли наравне с Дарвином предложить ирокезскую теорию происхождение видов. Хуже, когда Колумба называют пиратом, лишившим Новый Свет невинности. И все же у такого образования есть несомненное преимущество: оно учитывают постороннюю точку зрения.

Много лет назад я познакомился с колумбийцем, приехавшим изучать русский язык в Москву.

- Что вас больше всего удивило в России? - задал я ему дежурный вопрос.

- Колумбия! - неожиданно ответил студент. - На здешних картах она оказалась такой маленькой, а у нас занимала полглобуса.

Нечто подобное происходит не только с географией, но и с историей: своя кажется самой главной. Это естественно и даже похвально, но только тогда, когда версию соотечественника можно сопоставить с мнением чужеземца. Родная история, написанная иностранцем, не обязательно лучше или объективней, но она неизбежно открывает нам глаза на то, о чем мы не догадывались.

Смена перспективы, другой угол зрения, иной набор знаний и впечатлений – все это делает историю панорамной, стереоскопической. Мы лучше понимаем себя, когда смотрим не в зеркало, а на фотографию.

Зная это, американская Академия устраивает рокировку. Так, например, американцы часто читают курсы по английской истории, а англичане, наоборот, - по американской. Оказывается, что при таком устройстве дел профессор отвечает на те вопросы, которые не додумываются задать соотечественники. Не зря самые популярные у широкой публики книги по истории Америки написали такие знаменитые британцы, как Саймон Шама или Пол Кеннеди. Я уже не говорю про основополагающий для самосознания Нового Света труд француза Алексиса де Токвиля "Демократия в Америке".

Этот опыт культурного кросс-опыления может пригодиться сейчас в России, где пересматривают школьную программу, курс истории. Никто еще не знает, какими будут новые учебники, но как бы прекрасно они ни были написаны, им угрожает односторонний подход. Вот почему следовало бы не заменить, конечно, но дополнить российского автора переводным. Пусть о каждой эпохе, о каждом персонаже, о каждой вехе выскажется и западный специалист, от которого мы узнаем много нового, хоть и не всегда приятного.

Я даже знаю, с кого начать. Бесценным дополнением для любого школьного пособия по русской истории стала бы книга "Икона и топор" Джеймса Биллингтона, занимающего почетный и важный пост Библиотекаря Конгресса.

Мне, кстати сказать, повезло познакомиться с этим именитым автором, поэтому я могу честно признать: вопреки слухам о его критическом отношении к русской истории, у нашей культуры нет в Америке лучшего друга.

- "Война и мир", - признался Биллингтон, - помогает мне судить даже об американской политике.