Член Общественной палаты Российской Федерации Борис Якеменко выступил с инициативой переноса праха писателя Аркадия Аверченко с Ольшанского кладбища в Праге в Россию. Сообщение об этом появилось на сайте Общественной палаты еще в мае, но разговоры об этих намерениях начались среди пражских русских в последние дни.
Вообще, на перенос праха умерших знаменитостей смотрят двояко. Есть два подхода, и оба, что называется, освящены благородной дымкой столетий. Сторонники переноса говорят о долге памяти, о воздании справедливости, о возвращении в исторический Дом. И переносили ведь не всегда из глухомани в столицы. Да, могила Александра Дюма переехала из его провинциального замка в центр Парижа, в Пантеон. Да, прах Наполеона с острова Святой Елены (куда три года плыви – не доплывешь) отправили в Париж в Дом Инвалидов. Да, да, да.
Но прах византийского философа Плифона был перенесен из Мистры в Римини, к которому Плифон вообще никакого отношения неимел: просто так захотели поклонники его идей. Останки открывателя "Слова о Полку Игореве" графа Алексея Мусина-Пушкина везли на дрогах из первопрестольной в далекое имение историка. А генерал Франко добился перенесения в Испанию из Аргентины праха своего политического врага испанского композитора Мануэля де Фалья – и с почестями похоронил, ценя национальное величие. Совершенно романтический сюжет.
В поддержку быть похороненным на родине есть множество подобающих цитат. Например, пушкинская:
И хоть бесчувственному телу
Равно повсюду истлевать,
Но ближе к милому пределу
Мне все б хотелось почивать.
Однако случай Аркадия Аверченко принадлежит особенному контексту. Ходатай Борис Якеменко входит в структуру с чудесным названием Рабочая группа Общественной палаты комплексных проектов по сохранению и эффективному использованию культурного и духовного наследия. У этой группы ведь и планы разработаны, и всё расписано. За квартал отчитываться, небось, надо. Меня не интересует, кто поименно занимался переносом в Россию праха писателя Ивана Шмелева, философа Ивана Ильина, генерала Деникина и причастен ли к этому Борис Якеменко. Дело в тенденции, в моде, набирающей обороты. В соблазне сыграть в историю.
С трибуны произносят красивые слова, говорят об упокоении в родной земле, о символическом акте прощения, о покаянии, о примирении сил, разведенных Гражданской войной. Но ни одного примера покаяния не видно. Никто ни у кого прощения не просил. Просто красных односторонне объявили такими же жертвами истории, что и белых. Поставили, вернее, навязали знак равенства.
А эмиграция, между прочим, большевистских палачей не простила. Пусть не надеются.
Перенесение могил – это игра с мертвыми, которые возразить уже не могут. Это сведение истории к циничной забаве, историческое фэнтези, фоменковщина, компьютерный диск под названием «Перенеси эмигранта». Клик – тянем мышкой – и укладываем Набокова в Рождествено. Другой клик – потянули – и вся группа: Бунин, Анна Павлова, Рахманинов улеглись рядком там, где захочет товарищ Якеменко. А что? Такой кладбищенский квест.
– Ты чего вчера делал?
– Да я весь вечер Белую армию с Галлиполи в Землю Франца-Иосифа перекладывал. Ох, и затрахался…
Если могила Данте Алигьери находится в Равенне – это драма жизни великого флорентийца. А если ее перенести в его родную Флоренцию, то драмы больше нет. Как нет и истории культуры.
Вообще, на перенос праха умерших знаменитостей смотрят двояко. Есть два подхода, и оба, что называется, освящены благородной дымкой столетий. Сторонники переноса говорят о долге памяти, о воздании справедливости, о возвращении в исторический Дом. И переносили ведь не всегда из глухомани в столицы. Да, могила Александра Дюма переехала из его провинциального замка в центр Парижа, в Пантеон. Да, прах Наполеона с острова Святой Елены (куда три года плыви – не доплывешь) отправили в Париж в Дом Инвалидов. Да, да, да.
Но прах византийского философа Плифона был перенесен из Мистры в Римини, к которому Плифон вообще никакого отношения не
Перенесение могил – это игра с мертвыми, которые возразить уже не могут. Это сведение истории к циничной забаве, историческое фэнтези, фоменковщина, компьютерный диск под названием «Перенеси эмигранта»
В поддержку быть похороненным на родине есть множество подобающих цитат. Например, пушкинская:
И хоть бесчувственному телу
Равно повсюду истлевать,
Но ближе к милому пределу
Мне все б хотелось почивать.
Однако случай Аркадия Аверченко принадлежит особенному контексту. Ходатай Борис Якеменко входит в структуру с чудесным названием Рабочая группа Общественной палаты комплексных проектов по сохранению и эффективному использованию культурного и духовного наследия. У этой группы ведь и планы разработаны, и всё расписано. За квартал отчитываться, небось, надо. Меня не интересует, кто поименно занимался переносом в Россию праха писателя Ивана Шмелева, философа Ивана Ильина, генерала Деникина и причастен ли к этому Борис Якеменко. Дело в тенденции, в моде, набирающей обороты. В соблазне сыграть в историю.
С трибуны произносят красивые слова, говорят об упокоении в родной земле, о символическом акте прощения, о покаянии, о примирении сил, разведенных Гражданской войной. Но ни одного примера покаяния не видно. Никто ни у кого прощения не просил. Просто красных односторонне объявили такими же жертвами истории, что и белых. Поставили, вернее, навязали знак равенства.
А эмиграция, между прочим, большевистских палачей не простила. Пусть не надеются.
Перенесение могил – это игра с мертвыми, которые возразить уже не могут. Это сведение истории к циничной забаве, историческое фэнтези, фоменковщина, компьютерный диск под названием «Перенеси эмигранта». Клик – тянем мышкой – и укладываем Набокова в Рождествено. Другой клик – потянули – и вся группа: Бунин, Анна Павлова, Рахманинов улеглись рядком там, где захочет товарищ Якеменко. А что? Такой кладбищенский квест.
– Ты чего вчера делал?
– Да я весь вечер Белую армию с Галлиполи в Землю Франца-Иосифа перекладывал. Ох, и затрахался…
Если могила Данте Алигьери находится в Равенне – это драма жизни великого флорентийца. А если ее перенести в его родную Флоренцию, то драмы больше нет. Как нет и истории культуры.
