На заседании Совета Безопасности ООН Россия заблокировала резолюцию о продлении мандата миисии наблюдателей ООН в Абхазии, использовав право вето. И хотя пока, как сообщается, миссия продолжает работу в прежнем режиме, в течение трех месяцев ей придется полностью свою деятельность свернуть.
Едва ли кто-то ждал от России другой позиции. Интрига, если и была, то лишь в том, использует ли Россия для отстаивания своей позиции такой решительный механизм, как право вето. Россия на вето решилась. Речь, на самом деле, идет исключительно о символах: спор только о том, как формально относиться к Абхазии и Южной Осетии. Но Москве теперь остается одно: в любой форме, пусть даже путем вето в Совете Безопасности, раз за разом повторять свое признание Абхазии и Южной Осетии. Другого развития событий быть не может: нет у России другой игры.
При этом с практической точки зрения не изменится ровным счетом ничего, потому что никаких глубинных, сущностных вещей эта миссия никогда не решала. Да и задачи что-то решать или на что-то влиять перед ней не стояло. Миссия ООН в Абхазии была неким знаком присутствия международного сообщества, и не более того. Все основные события проходили мимо нее, она их только мониторила – что, в общем-то, и являлось сутью мандата.
Сам формат конфликта в этом регионе не предполагал закрепления за мисией ООН каких-то впечатляющих функций. Скажем, есть конфликты, как на Шри-Ланке, настолько закрытые для мирового сообщества, что любое международное присутствие становится, может быть, единственным способом хоть в минимальной степени узнать, что там происходит. Это, в конечном счете, дает шанс медицинским, неправительственным организациям чем-то помочь оказавшимся там людям. В Абхазии такой необходимости не было. Более того, после прошлогодних августовских событий было совершенно очевидно, что теперь работа миссии будет окончательно заблокирована. И то, что происходило в течение последнего года, было, по сути, прелюдией к сегодняшнему решению, просто приведшему бесмысленность содержания сюжета с миссией ООН в полное соответствие с формой.
Во всей этой истории без сенсаций есть один нюанс. За очевидное развитие событий с запрограммированным финалом Москве пришлось заплатить изрядную цену: вновь пойти на публичную демонстрацию своего политического одиночества. И еще очень большой вопрос, кто выиграл и кто проиграл от исчезновения бессмысленного ооновского присутствия в Абхазии, если ради этого Москве пришлось использовать право вето – еще один знак того, что, кроме нее, подобной позиции не придерживается никто. По крайней мере, в Совете Безопасности.
Едва ли кто-то ждал от России другой позиции. Интрига, если и была, то лишь в том, использует ли Россия для отстаивания своей позиции такой решительный механизм, как право вето. Россия на вето решилась. Речь, на самом деле, идет исключительно о символах: спор только о том, как формально относиться к Абхазии и Южной Осетии. Но Москве теперь остается одно: в любой форме, пусть даже путем вето в Совете Безопасности, раз за разом повторять свое признание Абхазии и Южной Осетии. Другого развития событий быть не может: нет у России другой игры.
При этом с практической точки зрения не изменится ровным счетом ничего, потому что никаких глубинных, сущностных вещей эта миссия никогда не решала. Да и задачи что-то решать или на что-то влиять перед ней не стояло. Миссия ООН в Абхазии была неким знаком присутствия международного сообщества, и не более того. Все основные события проходили мимо нее, она их только мониторила – что, в общем-то, и являлось сутью мандата.
Москве пришлось заплатить изрядную цену: вновь пойти на публичную демонстрацию своего политического одиночества
Сам формат конфликта в этом регионе не предполагал закрепления за мисией ООН каких-то впечатляющих функций. Скажем, есть конфликты, как на Шри-Ланке, настолько закрытые для мирового сообщества, что любое международное присутствие становится, может быть, единственным способом хоть в минимальной степени узнать, что там происходит. Это, в конечном счете, дает шанс медицинским, неправительственным организациям чем-то помочь оказавшимся там людям. В Абхазии такой необходимости не было. Более того, после прошлогодних августовских событий было совершенно очевидно, что теперь работа миссии будет окончательно заблокирована. И то, что происходило в течение последнего года, было, по сути, прелюдией к сегодняшнему решению, просто приведшему бесмысленность содержания сюжета с миссией ООН в полное соответствие с формой.
Во всей этой истории без сенсаций есть один нюанс. За очевидное развитие событий с запрограммированным финалом Москве пришлось заплатить изрядную цену: вновь пойти на публичную демонстрацию своего политического одиночества. И еще очень большой вопрос, кто выиграл и кто проиграл от исчезновения бессмысленного ооновского присутствия в Абхазии, если ради этого Москве пришлось использовать право вето – еще один знак того, что, кроме нее, подобной позиции не придерживается никто. По крайней мере, в Совете Безопасности.
