Андрей Бабицкий: На первом саммите стран БРИК – Бразилии, России, Индии и Китая, прошедшем в минувший вторник в Екатеринбурге, его участники говорили о "новой архитектуре международной финансовой системы", предполагающей большую значимость в ней крупнейших развивающихся стран.
Речь шла также о расширении их представительства в Международном валютном фонде и возможностях формирования новых резервных валют, которые могли бы стать не менее привлекательными, чем американский доллар или евро.
Какие из этих планов представляются экспертам более и - менее реальными? Тему продолжит мой коллега Сергей Сенинский...
Сергей Сенинский: ... Четыре крупнейших развивающихся экономики мира – страны BRIC – располагают валютными резервами на 2,8 триллиона долларов, из которых почти 2 триллиона приходится на один Китай. В целом это примерно 42% валютных резервов всех стран мира на сегодня, вместе взятых - их общий объем составляет около 6 триллионов долларов.
Только в течение мая страны BRIC, по данным их Центральных банков и экспертным оценкам, потратили из этих резервов 60 миллиардов долларов, чтобы сдержать укрепление национальных валют. А теперь намерены потратить 70 миллиардов долларов (50 млрд – Китай, и по 10 млрд – Россия и Бразилия) на покупку облигаций Международного валютного фонда, которые вскоре будут выпущены впервые в истории фонда. Наш первый собеседник – научный сотрудник Гуверовского центра Стэнфордского университета в США профессор Михаил Бернштам:
Михаил Бернштам: Сейчас облигации Международного валютного фонда представляют довольно хороший диверсифицированный инструмент, потому что это корзина крупных валют. И еще одна дополнительная задача: эти страны, Бразилия, Россия, Индия и Китай, хотят, естественно, будучи крупными экономиками, усилить свое влияние в Международном валютном фонде. Но есть очень простой способ усилить свое влияние, не покупая облигации, а действительно прямой способ – это увеличить свою квоту, вложить больше денег в Международный валютный фонд.
Сергей Сенинский: Но покупка облигаций МВФ не дает этим странам дополнительных голосов в фонде, это можно сделать, лишь расширив свои квоты в фонде...
Михаил Бернштам: Нет, покупка облигаций – это покупка активов, это Международный валютный фонд будет должен этим странам и будет им платить проценты. А вложения в уставный капитал – это так же, как покупка акций, это вложение акций. Международный валютный фонд – это своего рода международный кооператив или акционерное общество. Они просто должны безвозмездно вложить и заморозить свои деньги.
Сергей Сенинский: Квота той или иной страны в МВФ напрямую зависит от общего объема ее экономики: каждые 150 тысяч долларов ВВП дают один голос. Текущему объему ВВП этой страны пропорционален и ее взнос в уставный капитал фонда ...
Михаил Бернштам: Дело в том, что квоты меняются раз в несколько лет, потому что если квота и влияние одной страны, количество голосов, привязанное к этим квотам, увеличивается, значит, соответственно, количество голосов остается тем же у других стран, но их влияние падает, потому что их голоса весят меньше. Поэтому решение об увеличении квот принимается только коллективно. И западные страны по целому ряду причин не хотят уменьшать свое влияние в Международном валютном фонде, потому что они считают, что глобальная экономика находится сейчас в уязвимом положении, не совсем понятно, как регулировать финансовые потоки. Международный валютный фонд имеет некоторое влияние и в общем-то расставаться с этим влиянием просто в порядке самосохранения западные страны не хотят. Но это не такой важный вопрос, в принципе они просто в какой-то момент соберутся и, естественно, Китаю и, возможно, России позволят увеличить квоту.
Сергей Сенинский: На саммите стран BRIC в Екатеринбурге представители России говорили о том, что валютная корзина МВФ, состоящая ныне из доллара, евро, британского фунта и японской иены, должна быть расширена - за счет включения китайского юаня, а также валют других крупных развивающихся стран. Интересно, что представители самого Китая никак не реагировали, и в итоговой декларации саммита об этом нет ни слова. Из Мюнхена – директор исследовательского института IFO Гернот Нерб, к которому обратился наш корреспондент Александр Маннхайм:
Гернот Нерб: Эти страны, конечно, хотели бы диверсифицировать вложения собственных резервов, чтобы в меньшей степени быть ориентированными на доллар. И, естественно, они попытаются укрепить свои позиции в Международном валютном фонде и оказывать большее влияние, чем до сих пор, на мировом рынке.
Ну и, конечно, этот новый форум будет стремиться играть все большую роль на любых экономических саммитах, будь то
"большая семерка" или "большая восьмерка"...
Сергей Сенинский: В коммюнике Екатеринбургского саммита стран BRIC его участники заявили в общем о необходимости создания в мире более стабильной и предсказуемой валютной системы. Однако недавние предложения России придать больший вес нынешней валюте МВФ (виртуальной, применяемой в основном для межгосударственных расчетов) и, не исключено, придать ей статус международной резервной на саммите не обсуждались. Из Вашингтона – сотрудник исследовательской организации Heritage Foundation Терри Милер:
Терри Милер: Я думаю, что валюта МВФ просто не может служить реальной международной валютой. Ведь обычно та или иная валюта подкрепляется авторитетом, экономической и финансовой мощью страны или группы стран, которые эту валюту используют. Например, США и Европейский Союз. Их правительства и центральные банки пользуются огромным авторитетом на финансовых рынках, поэтому, например, на их облигации всегда есть спрос.
По сравнению с ними, Международный валютный фонд - организация значительно меньшего масштаба. Кроме того, представьте себе всю эту громоздкую бюрократическую процедуру, при которой сразу 180 стран, являющихся участницами МВФ, должны достичь договоренности, скажем, по вопросу, увеличить или, наоборот, сократить денежную массу. Такая сложная система по определению не может быть эффективной. Так что, я не думаю, что кто-нибудь будет всерьез рассматривать предложения о новой роли валюты МВФ...
Сергей Сенинский: И во время финансового кризиса в Азии в конце 90-ых годов, и в то же время – в России, и сегодня, на фоне нынешнего кризиса, Международный валютный фонд предоставлял многим странам кредиты для поддержки обваливающихся курсов национальных валют. В одних случаях это помогало, в других – не очень. Директор Института международных финансовых рынков при университете Мюнхена Бернд Рудольф:
Бернд Рудольф: Я считаю, что расширение сферы применения нынешней валюты МВФ, скорее всего, лишь усилит возможные колебания курсов отдельных валют и спровоцирует новые дисбалансы. Конечно, МВФ может помочь какой-то конкретной стране преодолеть ее временные трудности, вызванные колебанием валютного курса. Но, когда страны сознательно идут на риск, спекулируя на том, что МВФ неминуемо окажет им поддержку, это чревато лишь еще большими потрясениями на валютных рынках.
Я не исключаю, что валюта Китая, при здравой финансовой политике властей, может настолько укрепиться, что станет привлекательной и для других стран мира. Все дело в том, что валюта той или иной страны становится "резервной" для всего остального мира не по какому-то декрету, а исключительно благодаря ее способности утвердиться на мировых финансовых рынках. Достаточно вспомнить недавнюю историю единой европейской валюты. Ведь поначалу инвесторы не очень-то считались с евро, а теперь он составляет достойную конкуренцию американскому доллару.
И, по правде говоря, я весьма скептически отношусь ко всем выдвигаемым ныне идеям создания новых наднациональных валют.
Сергей Сенинский: Если в общемировых валютных резервах доля стран четырех стран BRIC превышает ныне 40%, то их вклад в мировую торговлю вчетверо меньше.
По данным Всемирной торговой организации, ежегодный объем общемирового экспорта товаров и услуг составляет 20 триллионов долларов, то есть одну треть мирового ВВП. Из них 16 триллионов – это экспорт товаров и 4 триллиона – экспорт услуг.
Объем экспорта стран BRIC – 2 триллиона долларов, то есть 10% от общемирового. Из них почти 2/3 – 1,3 триллиона долларов – приходится на Китай, на Россию – в 4 раза меньше, 350 миллиардов. Еще 200 миллиардов – Бразилия и 150 миллиардов – Индия.
Гернот Нерб, директор немецкого исследовательского института IFO, Мюнхен:
Гернот Нерб: По структуре своих экономик эти страны очень отличаются друг от друга. Китай и Индия – это своего рода "мастерские" нашей планеты. Причем, если "мастерская" Китая имеет более индустриальный профиль, то Индия лидирует среди этих стран в секторе технологических услуг, включая создание программного обеспечения для компьютеров.
Россия и Бразилия – это поставщики сырья и сырьевых материалов. И если Китай и Индия, естественно, заинтересованы в том, чтобы те же энергоносители или сельскохозяйственное сырье покупать как можно дешевле, то Россия и Бразилия, наоборот, хотели бы продавать свою продукцию как можно дороже. Вот уже налицо конфликт интересов!..
Кроме того, и политическая ситуация в этих странах весьма разнится. Индия считается одной из самых старых демократий мира. И многие процессы происходят там гораздо медленнее, чем, например, в Китае. В целом, учитывая огромные различия между этими странами, трудно представить, во всяком случае - в обозримом будущем, что они смогут выступать с единых и согласованных экономических позиций, как, например, страны Европейского союза...
Сергей Сенинский: Михаил Бернштам, Гуверовскй центр Стэнфордского университета в США:
Михаил Бернштам: Повлиять на структуру мировой торговли и на будущее мировой торговли эти страны никак не могут!.. По той простой причине, что только Китай является крупным торговым партнером западных стран. И самое главное, потому что их торговые интересы совершенно разные, они не составляют единого экономического блока. Поэтому эти четыре страны никак не могут принять единого решения, скажем, о том, как экспортировать услуги индусских специалистов, или как экспортировать технологические товары из Китая, или как экспортировать соевые бобы и железо из Бразилии, или нефть и природный газ и какие-то металлы из России. То есть у них настолько разные ниши в мировой торговле, что ни о каких единых решениях и о координации действий не может идти речи. Политические интересы из на самом деле тоже очень разные. И поэтому на мировую торговлю они никак влиять не могут.
Сергей Сенинский: Общий объем экономики четырех стран BRIC – Бразилии, России, Индии и Китая – на сегодня почти вдвое меньше объема ВВП Соединенных Штатов. И доля долларовых активов в общем объеме валютных резервов центральных банков всех стран мира, по данным Международного валютного фонда, во втором полугодии 2008 года увеличилась с 62,8% до 64%...
Речь шла также о расширении их представительства в Международном валютном фонде и возможностях формирования новых резервных валют, которые могли бы стать не менее привлекательными, чем американский доллар или евро.
Какие из этих планов представляются экспертам более и - менее реальными? Тему продолжит мой коллега Сергей Сенинский...
Сергей Сенинский: ... Четыре крупнейших развивающихся экономики мира – страны BRIC – располагают валютными резервами на 2,8 триллиона долларов, из которых почти 2 триллиона приходится на один Китай. В целом это примерно 42% валютных резервов всех стран мира на сегодня, вместе взятых - их общий объем составляет около 6 триллионов долларов.
Только в течение мая страны BRIC, по данным их Центральных банков и экспертным оценкам, потратили из этих резервов 60 миллиардов долларов, чтобы сдержать укрепление национальных валют. А теперь намерены потратить 70 миллиардов долларов (50 млрд – Китай, и по 10 млрд – Россия и Бразилия) на покупку облигаций Международного валютного фонда, которые вскоре будут выпущены впервые в истории фонда. Наш первый собеседник – научный сотрудник Гуверовского центра Стэнфордского университета в США профессор Михаил Бернштам:
Михаил Бернштам: Сейчас облигации Международного валютного фонда представляют довольно хороший диверсифицированный инструмент, потому что это корзина крупных валют. И еще одна дополнительная задача: эти страны, Бразилия, Россия, Индия и Китай, хотят, естественно, будучи крупными экономиками, усилить свое влияние в Международном валютном фонде. Но есть очень простой способ усилить свое влияние, не покупая облигации, а действительно прямой способ – это увеличить свою квоту, вложить больше денег в Международный валютный фонд.
Сергей Сенинский: Но покупка облигаций МВФ не дает этим странам дополнительных голосов в фонде, это можно сделать, лишь расширив свои квоты в фонде...
Михаил Бернштам: Нет, покупка облигаций – это покупка активов, это Международный валютный фонд будет должен этим странам и будет им платить проценты. А вложения в уставный капитал – это так же, как покупка акций, это вложение акций. Международный валютный фонд – это своего рода международный кооператив или акционерное общество. Они просто должны безвозмездно вложить и заморозить свои деньги.
Сергей Сенинский: Квота той или иной страны в МВФ напрямую зависит от общего объема ее экономики: каждые 150 тысяч долларов ВВП дают один голос. Текущему объему ВВП этой страны пропорционален и ее взнос в уставный капитал фонда ...
Михаил Бернштам: Дело в том, что квоты меняются раз в несколько лет, потому что если квота и влияние одной страны, количество голосов, привязанное к этим квотам, увеличивается, значит, соответственно, количество голосов остается тем же у других стран, но их влияние падает, потому что их голоса весят меньше. Поэтому решение об увеличении квот принимается только коллективно. И западные страны по целому ряду причин не хотят уменьшать свое влияние в Международном валютном фонде, потому что они считают, что глобальная экономика находится сейчас в уязвимом положении, не совсем понятно, как регулировать финансовые потоки. Международный валютный фонд имеет некоторое влияние и в общем-то расставаться с этим влиянием просто в порядке самосохранения западные страны не хотят. Но это не такой важный вопрос, в принципе они просто в какой-то момент соберутся и, естественно, Китаю и, возможно, России позволят увеличить квоту.
Сергей Сенинский: На саммите стран BRIC в Екатеринбурге представители России говорили о том, что валютная корзина МВФ, состоящая ныне из доллара, евро, британского фунта и японской иены, должна быть расширена - за счет включения китайского юаня, а также валют других крупных развивающихся стран. Интересно, что представители самого Китая никак не реагировали, и в итоговой декларации саммита об этом нет ни слова. Из Мюнхена – директор исследовательского института IFO Гернот Нерб, к которому обратился наш корреспондент Александр Маннхайм:
Гернот Нерб: Эти страны, конечно, хотели бы диверсифицировать вложения собственных резервов, чтобы в меньшей степени быть ориентированными на доллар. И, естественно, они попытаются укрепить свои позиции в Международном валютном фонде и оказывать большее влияние, чем до сих пор, на мировом рынке.
Ну и, конечно, этот новый форум будет стремиться играть все большую роль на любых экономических саммитах, будь то
"большая семерка" или "большая восьмерка"...
Сергей Сенинский: В коммюнике Екатеринбургского саммита стран BRIC его участники заявили в общем о необходимости создания в мире более стабильной и предсказуемой валютной системы. Однако недавние предложения России придать больший вес нынешней валюте МВФ (виртуальной, применяемой в основном для межгосударственных расчетов) и, не исключено, придать ей статус международной резервной на саммите не обсуждались. Из Вашингтона – сотрудник исследовательской организации Heritage Foundation Терри Милер:
Терри Милер: Я думаю, что валюта МВФ просто не может служить реальной международной валютой. Ведь обычно та или иная валюта подкрепляется авторитетом, экономической и финансовой мощью страны или группы стран, которые эту валюту используют. Например, США и Европейский Союз. Их правительства и центральные банки пользуются огромным авторитетом на финансовых рынках, поэтому, например, на их облигации всегда есть спрос.
По сравнению с ними, Международный валютный фонд - организация значительно меньшего масштаба. Кроме того, представьте себе всю эту громоздкую бюрократическую процедуру, при которой сразу 180 стран, являющихся участницами МВФ, должны достичь договоренности, скажем, по вопросу, увеличить или, наоборот, сократить денежную массу. Такая сложная система по определению не может быть эффективной. Так что, я не думаю, что кто-нибудь будет всерьез рассматривать предложения о новой роли валюты МВФ...
Сергей Сенинский: И во время финансового кризиса в Азии в конце 90-ых годов, и в то же время – в России, и сегодня, на фоне нынешнего кризиса, Международный валютный фонд предоставлял многим странам кредиты для поддержки обваливающихся курсов национальных валют. В одних случаях это помогало, в других – не очень. Директор Института международных финансовых рынков при университете Мюнхена Бернд Рудольф:
Бернд Рудольф: Я считаю, что расширение сферы применения нынешней валюты МВФ, скорее всего, лишь усилит возможные колебания курсов отдельных валют и спровоцирует новые дисбалансы. Конечно, МВФ может помочь какой-то конкретной стране преодолеть ее временные трудности, вызванные колебанием валютного курса. Но, когда страны сознательно идут на риск, спекулируя на том, что МВФ неминуемо окажет им поддержку, это чревато лишь еще большими потрясениями на валютных рынках.
Я не исключаю, что валюта Китая, при здравой финансовой политике властей, может настолько укрепиться, что станет привлекательной и для других стран мира. Все дело в том, что валюта той или иной страны становится "резервной" для всего остального мира не по какому-то декрету, а исключительно благодаря ее способности утвердиться на мировых финансовых рынках. Достаточно вспомнить недавнюю историю единой европейской валюты. Ведь поначалу инвесторы не очень-то считались с евро, а теперь он составляет достойную конкуренцию американскому доллару.
И, по правде говоря, я весьма скептически отношусь ко всем выдвигаемым ныне идеям создания новых наднациональных валют.
Сергей Сенинский: Если в общемировых валютных резервах доля стран четырех стран BRIC превышает ныне 40%, то их вклад в мировую торговлю вчетверо меньше.
По данным Всемирной торговой организации, ежегодный объем общемирового экспорта товаров и услуг составляет 20 триллионов долларов, то есть одну треть мирового ВВП. Из них 16 триллионов – это экспорт товаров и 4 триллиона – экспорт услуг.
Объем экспорта стран BRIC – 2 триллиона долларов, то есть 10% от общемирового. Из них почти 2/3 – 1,3 триллиона долларов – приходится на Китай, на Россию – в 4 раза меньше, 350 миллиардов. Еще 200 миллиардов – Бразилия и 150 миллиардов – Индия.
Гернот Нерб, директор немецкого исследовательского института IFO, Мюнхен:
Гернот Нерб: По структуре своих экономик эти страны очень отличаются друг от друга. Китай и Индия – это своего рода "мастерские" нашей планеты. Причем, если "мастерская" Китая имеет более индустриальный профиль, то Индия лидирует среди этих стран в секторе технологических услуг, включая создание программного обеспечения для компьютеров.
Россия и Бразилия – это поставщики сырья и сырьевых материалов. И если Китай и Индия, естественно, заинтересованы в том, чтобы те же энергоносители или сельскохозяйственное сырье покупать как можно дешевле, то Россия и Бразилия, наоборот, хотели бы продавать свою продукцию как можно дороже. Вот уже налицо конфликт интересов!..
Кроме того, и политическая ситуация в этих странах весьма разнится. Индия считается одной из самых старых демократий мира. И многие процессы происходят там гораздо медленнее, чем, например, в Китае. В целом, учитывая огромные различия между этими странами, трудно представить, во всяком случае - в обозримом будущем, что они смогут выступать с единых и согласованных экономических позиций, как, например, страны Европейского союза...
Сергей Сенинский: Михаил Бернштам, Гуверовскй центр Стэнфордского университета в США:
Михаил Бернштам: Повлиять на структуру мировой торговли и на будущее мировой торговли эти страны никак не могут!.. По той простой причине, что только Китай является крупным торговым партнером западных стран. И самое главное, потому что их торговые интересы совершенно разные, они не составляют единого экономического блока. Поэтому эти четыре страны никак не могут принять единого решения, скажем, о том, как экспортировать услуги индусских специалистов, или как экспортировать технологические товары из Китая, или как экспортировать соевые бобы и железо из Бразилии, или нефть и природный газ и какие-то металлы из России. То есть у них настолько разные ниши в мировой торговле, что ни о каких единых решениях и о координации действий не может идти речи. Политические интересы из на самом деле тоже очень разные. И поэтому на мировую торговлю они никак влиять не могут.
Сергей Сенинский: Общий объем экономики четырех стран BRIC – Бразилии, России, Индии и Китая – на сегодня почти вдвое меньше объема ВВП Соединенных Штатов. И доля долларовых активов в общем объеме валютных резервов центральных банков всех стран мира, по данным Международного валютного фонда, во втором полугодии 2008 года увеличилась с 62,8% до 64%...
