Коллегам и друзьям мурманской правозащитницы Елены Васильевой на почту и мобильные телефоны стали приходить сообщения о ее смерти. Позже выяснилось, что эта была дезинформация. Елена Васильева убеждена, что эта провокация была осуществлена сотрудниками мурманского отдела по борьбе с экстремизмом. Гарри Каспаров в интервью Радио Свобода рассуждает о новых методах давления на оппозицию:
– Я тоже получил это сообщение и сразу позвонил в Москву (я был за границей). В страшной тревоге я просто пытался понять, что случилось, что мы сейчас можем сделать. Конечно, такая чудовищная новость. Все-таки 30-летняя женщина, полная сил еще, вдруг что-то произошло… Я полагаю, что моя реакция была не единичной, то есть, многие люди, которые работают в оппозиции, которые хорошо знают Лену Васильеву, бросились проверять эту информацию. И, конечно, для многих это было шоком. Я полагаю, что вот именно для этого провокация и задумывалась. Конечно, информация, которая содержалась в изъятом компьютере, помогла провести эту рассылку. Это очевидно, что следы провокации ведут в ФСБ, в управление "Э" по борьбе с экстремизмом, к тем, кто занимается постоянной разработкой российской политической оппозиции в так называемых наших силовых правоохранительных структурах.
Я думаю, это психологическая атака. Потому что бывают разные формы давления, и это, видимо, такая новая, изощренная форма. Ну, и кроме того, мы знаем, что все эти околовластные структуры специализируются на разного рода электронном хулиганстве-терроризме, я полагаю, что совсем не безымянные хакеры обрушивают оппозиционные сайты. Вот на стыке этих новых технологий, психологических и электронных, я думаю, и зародилась такая форма психологического давления на оппозиционных активистов.
– Как вы полагаете, почему используются такие методы, какова цель?
– Любая форма психологического давления, конечно, выводит людей из себя, создает какое-то напряжение. Ясно совершенно, что для многих людей такая новость была шоком. И сама потеря времени – ведь надо звонить, узнавать, потом приходить в себя, что на самом деле все это ложь. Потом каждый начинает думать: а вот про меня такое тоже напишут. Это более изощренная форма борьбы, помимо арестов и сфабрикованных приговоров современные технологии позволяют бороться с оппозицией и таким образом. И совершенно очевидно, что власть пытается максимально расширить арсенал этих современных средств борьбы с инакомыслием.
– Вы предполагаете что-то с этим делать, каким-то образом бороться с такими проявлениями?
– Я боюсь показаться назойливым, но бороться с этим можно, только сменив политический режим в стране. Потому что очевидно, что власть сегодня располагает самыми широкими возможностями для любых форм психологического и электронного воздействия, для создания вот такого напряжения, обстановки психологического террора среди оппозиции. Поэтому нужно к этому психологически готовиться. Мы знаем, что такая провокация возможна, а, может быть, сейчас она будет несколько иной. Пока власть абсолютно бесконтрольна, пока в стране уже на основании антиконституционных указов, подписанных Медведевым, действует политический сыск (Управление по борьбе с экстремизмом), пока полностью игнорируются конституционные права российских граждан, говорить что-либо о возможности прекращения подобных действий, мне кажется, бессмысленно.
– Вот этот регион – Мурманск и Мурманская область – он в плане борьбы с оппозицией чем-то отличается от других? Почему это именно там произошло?
– Мурманск – взрывоопасный регион, в первую очередь, по причине очень сложной социально-экономической ситуации. Это все-таки заполярный регион, там жизнь вообще тяжелая. И, кроме того, сейчас идет сокращение офицеров – тысячи офицеров Северного флота вынуждены увольняться, и увольняют их, естественно, без предоставления жилья и соответствующей компенсации. Поэтому ситуация там крайне напряженная. И не секрет, что многие из этих офицеров или симпатизируют "Объединенному гражданскому фронту", или даже участвуют в наших акциях. Многие мурманские ветераны, кстати, участвовали в "Маршах несогласных". И поэтому, конечно, власть ведет себя в таких местах наиболее жестко.
– Я тоже получил это сообщение и сразу позвонил в Москву (я был за границей). В страшной тревоге я просто пытался понять, что случилось, что мы сейчас можем сделать. Конечно, такая чудовищная новость. Все-таки 30-летняя женщина, полная сил еще, вдруг что-то произошло… Я полагаю, что моя реакция была не единичной, то есть, многие люди, которые работают в оппозиции, которые хорошо знают Лену Васильеву, бросились проверять эту информацию. И, конечно, для многих это было шоком. Я полагаю, что вот именно для этого провокация и задумывалась. Конечно, информация, которая содержалась в изъятом компьютере, помогла провести эту рассылку. Это очевидно, что следы провокации ведут в ФСБ, в управление "Э" по борьбе с экстремизмом, к тем, кто занимается постоянной разработкой российской политической оппозиции в так называемых наших силовых правоохранительных структурах.
Я боюсь показаться назойливым, но бороться с этим можно, только сменив политический режим в стране
Я думаю, это психологическая атака. Потому что бывают разные формы давления, и это, видимо, такая новая, изощренная форма. Ну, и кроме того, мы знаем, что все эти околовластные структуры специализируются на разного рода электронном хулиганстве-терроризме, я полагаю, что совсем не безымянные хакеры обрушивают оппозиционные сайты. Вот на стыке этих новых технологий, психологических и электронных, я думаю, и зародилась такая форма психологического давления на оппозиционных активистов.
– Как вы полагаете, почему используются такие методы, какова цель?
– Любая форма психологического давления, конечно, выводит людей из себя, создает какое-то напряжение. Ясно совершенно, что для многих людей такая новость была шоком. И сама потеря времени – ведь надо звонить, узнавать, потом приходить в себя, что на самом деле все это ложь. Потом каждый начинает думать: а вот про меня такое тоже напишут. Это более изощренная форма борьбы, помимо арестов и сфабрикованных приговоров современные технологии позволяют бороться с оппозицией и таким образом. И совершенно очевидно, что власть пытается максимально расширить арсенал этих современных средств борьбы с инакомыслием.
– Вы предполагаете что-то с этим делать, каким-то образом бороться с такими проявлениями?
– Я боюсь показаться назойливым, но бороться с этим можно, только сменив политический режим в стране. Потому что очевидно, что власть сегодня располагает самыми широкими возможностями для любых форм психологического и электронного воздействия, для создания вот такого напряжения, обстановки психологического террора среди оппозиции. Поэтому нужно к этому психологически готовиться. Мы знаем, что такая провокация возможна, а, может быть, сейчас она будет несколько иной. Пока власть абсолютно бесконтрольна, пока в стране уже на основании антиконституционных указов, подписанных Медведевым, действует политический сыск (Управление по борьбе с экстремизмом), пока полностью игнорируются конституционные права российских граждан, говорить что-либо о возможности прекращения подобных действий, мне кажется, бессмысленно.
– Вот этот регион – Мурманск и Мурманская область – он в плане борьбы с оппозицией чем-то отличается от других? Почему это именно там произошло?
– Мурманск – взрывоопасный регион, в первую очередь, по причине очень сложной социально-экономической ситуации. Это все-таки заполярный регион, там жизнь вообще тяжелая. И, кроме того, сейчас идет сокращение офицеров – тысячи офицеров Северного флота вынуждены увольняться, и увольняют их, естественно, без предоставления жилья и соответствующей компенсации. Поэтому ситуация там крайне напряженная. И не секрет, что многие из этих офицеров или симпатизируют "Объединенному гражданскому фронту", или даже участвуют в наших акциях. Многие мурманские ветераны, кстати, участвовали в "Маршах несогласных". И поэтому, конечно, власть ведет себя в таких местах наиболее жестко.
