Владимир Тольц: Специальная прокуратура Сербии, занимающаяся военными преступлениями, совершёнными во время войн в бывшей Югославии, сообщила о намерении расследовать ответственность журналистов за подстрекательство к совершению преступлений.
До сих пор во всем мире против представителей прессы вынесено лишь шесть приговоров по обвинениям к подстрекательствам к военным преступлениям. Из Белграда сообщает корреспондент Радио Свобода Айя Куге.
Айя Куге: В девяностых годах в бывшей Югославии миллионы людей были свидетелями того, как средства массовой информации с помощью построенной на лжи пропаганды генерировали межнациональную ненависть, которая привела к войне и страшным преступлениям. Сербское правосудие попыталось определить меру ответственности журналистов, несмотря на то, что факт подстрекательства прессы к совершению военных преступлений доказать крайне сложно. Говорит представитель Специальной прокуратуры Сербии Бруно Векарич.
Бруно Векарич: В данный момент проводится комплексный анализ, в котором, кроме сотрудников прокуратуры участвуют и журналисты, отечественные и иностранные эксперты по средствам массовой информации и научные работники. Мы сначала должны добиться ясности и найти элементы уголовного дела, чтобы потом начать подробное уголовное расследование. Однако, доказать вину будет тяжело – ведь нужно найти связь между причиной и последствиями. Для нас важно то, что в уже завершившихся судебных процессах существуют утверждения виновности в совершении военных преступлений - о том, что они их совершили под влиянием конкретных газетных текстов и передач электронных средств массовой информации.
Айя Куге: Известно, что на начальном этапе, в ходе предварительно следствия, прокуратура расследует восемь случаев, в которых журналисты, возможно, выступали подстрекателями к совершению военных преступлений. Полагают, что один из эпизодов дела относится к 1991 году, когда по телевидению была распространена ложная информация о том, что в подвале детского сада в городе Вуковар в Хорватии, найдено сорок зарезанных сербских детей. В ответ в Вуковар, из Сербии - отомстить хорватам, - направились сотни добровольцев. Никаких убитых детей найдено не было. Но более двухсот хорватских пленных, пациентов городской клиники, были расстреляны. Один из участников этого массового убийства признался, что он мстил за убийство сербских детей. Эксперты считают: нелегко будет доказать, что такие военные преступления совершены под влиянием преднамеренно распространённой ложной информации, цель которой – умышленный вызов агрессии.
Директор департамента журналистской документации фонда Эгбарт в Белграде Казимир Чургуз уверен, однако: существует много материалов, которые могут доказать эту связь.
Казимир Чургуз: Всё это можно доказать. Но у нас речи не идёт о таких доказательствах, какие были в Руанде, где радиожурналисты станции "Тысяча холмов" прямо призывали людей из одного племени убивать представителей другого племени, давая конкретные адреса. У нас можно говорить о подстрекательстве другого рода – это распространение совершенно вымышленной, ложной информации о страшнейших преступлениях, которые, якобы, совершил противник. Нагнеталась атмосфера, которая оказывала влияние на людей, находящиеся на фронтах. Можно представить себе, как они реагировали на такую информацию, которая, как выяснилось, была вымышлена журналистами.
Айя Куге: Несмотря на то, что сербская общественность и большинство журналистов приветствуют инициативу определения меры ответственности представителей прессы и их руководителей, занимавшихся в девяностые годы пропагандой войны и разжиганием ненависти на национальной, религиозной и расовой основе, слышны и иные голоса. Председатель Союза журналистов Сербии Лильяна Смайлович такое расследование считает нарушением права на свободу слова. Может быть, такая позиция Смайлович понятна: в этом союзе журналистов много членов, которые в военные времена работали в подчинявшихся режиму Милошевича государственных средствах массовой информации.
Лильяна Смайлович: Трудно поверить, что с опозданием на 18 лет нужно и возможно установить, кто разжигал ненависть. Меня заботит то, что в этом есть элементы преследования. Мы, кажется, были против режима Милошевича потому, что выступали за демократическое, открытое общество, в котором на журналистскую статью отвечают журналистской статьей, где общественность, а не судебные органы, будет давать свою оценку плохой журналистике, литературе, полотну художника. Я считаю, что речь идет об определённом запугивании журналистов, полностью неприемлемом в либеральному обществе. Да, журналисты, которых мы имеем в виду, были плохими профессионалами, политик Анами и пропагандистами, но такие существуют при всех режимах.
Айя Куге: Журналист белградского еженедельника «Время» Теофил Панчич с такими выводами не согласен:
Теофил Панчич: «Плохие журналисты, пропагандисты и политиканы» - это можно сказать про журналистов, которые в политической жизни Сербии 90-тых годов, например, возвеличивали Социалистическую партию и поддерживали режим, побуждая граждан голосовать за Милошевича. Никто их судить не собирается. Здесь речь идёт о другом: о журналистах, которые разжигали национальную, расовую и религиозную ненависть и создавали атмосферу для совершения этнически мотивированных преступлений. Никто из них лично никого не убил, но это не критерий безответственности. Есть много людей, являющиеся большими преступниками, которые своими руками никого не убили.
Айя Куге: Пятнадцать лет назад те сербские журналисты, которые протестовали против военной пропаганды, покинули государственный союз журналистов и создали свой – Независимый союз журналистов Сербии. Каково их отношение к расследовании возможной причастности журналистов к военным преступлениям? С этим вопросом я обратилась к председателю этого союза Надежде Гаче.
Надежда Гаче: Независимый союз журналистов поддерживает прокуратуру по военным преступлениям, ожидая, что она окажется с состоянии установить ответственность отдельных журналистов и редакторов. Уголовным кодексом Сербии, Гаагским трибуналом и международными конвенциями предусмотрено, что за разжигание войны и насилия журналисты несут не только моральную ответственность. Если их тексты, телевизионные или радио- передачи способствовали совершению военных преступлений - есть основание для уголовного преследования. Однако, решать это - не профессиональным объединениям, а прокуратуре. Если даже наша прокуратура по военным преступлениям в ходе предварительного расследования сделает вывод, что не найдены веские доказательства совершения уголовного дела, мы ожидаем, что прокурор хотя бы выступит с оценкой моральной ответственности коллег, которые в те времена были директорами государственного телевидения, главными редакторами и военными репортёрами государственных средств массовой информации.
Айя Куге: Часто при полемике об ответственности журналистов за военные преступления в Сербии можно услышать такое мнение: вряд ли есть смысл заниматься делами, которые совершались в прошлом, при другом режиме.
Надежда Гаче: Период с девяностого до девяносто девятого года - не такое уж давнее прошлое. Да, правда, что мы опоздали, но ведь лучше поздно, чем никогда. Даже люстрация в Сербии не проведена, несмотря на то, что такой закон был принят парламентом! Наша профессия в девяностых годах пережила полный упадок и нельзя допустить, чтобы такое повторилось. Журналисты соглашались писать ложь, соглашались, чтобы редактора меняли их тексты, многие репортажи из Боснии, Хорватии, Косова сочинялись в Белграде. Да и теперь граждане Сербии, говоря о нашей профессии, уверены, что лишь политики врут больше журналистов.
Айя Куге: Во всех республиках бывшей Югославии были журналисты, которые разжигали войну и месть. Они в войне сыграли грязную роль, считает хорватский журналист и писатель, работающий в Сербии, Борис Дежулович.
Борис Дежулович: Не журналисты начали войну, но совершенно ясно, что без них она была бы невозможной. В этом контексте я вспоминаю эпизод из 1987 года: на первой странице белградской газеты «Политика» фотография женщины-крестьянки с винтовкой на плече, уходящей с детьми в поля. Фотография сделана в Косове, в деревне Прекале. Она стала плакатом того времени, врезалась в коллективную память – вот, сербы даже в поля не могут пойти свободно, они своих детей от албанцев должны защищать оружием. Только много лет спустя стало известно, что журналист «Политики» дал женщине винтовку её соседа, для фотосъемки. Я напоминаю про этот эпизод не потому, что он был первым случаем пропаганды в средствах массовой информации перед войной в Югославии, а из-за колоссальной символики детали: журналист был тем человеком, который вложил в чужие руки оружие. Такое продолжалось следующие десять-пятнадцать лет, когда - в переносном смысле, - журналисты навязывали людям оружие. В Хорватии, Боснии, Сербии, Косове, Черногории и Македонии – повсюду, где было оружие, где были журналисты и где были люди с промытыми пропагандой мозгами.
Айя Куге: Во время вооружённых столкновений в бывшей Югославии было убито 130 тысяч человек. Через десятилетие после войны многие люди всё ещё верят в некоторые - придуманные журналистами, события. Например, в то, что боснийские мусульмане кормили львов в сараевском зоопарке телАми сербов. Был и такой репортаж сербских средств массовой информации.
До сих пор во всем мире против представителей прессы вынесено лишь шесть приговоров по обвинениям к подстрекательствам к военным преступлениям. Из Белграда сообщает корреспондент Радио Свобода Айя Куге.
Айя Куге: В девяностых годах в бывшей Югославии миллионы людей были свидетелями того, как средства массовой информации с помощью построенной на лжи пропаганды генерировали межнациональную ненависть, которая привела к войне и страшным преступлениям. Сербское правосудие попыталось определить меру ответственности журналистов, несмотря на то, что факт подстрекательства прессы к совершению военных преступлений доказать крайне сложно. Говорит представитель Специальной прокуратуры Сербии Бруно Векарич.
Бруно Векарич: В данный момент проводится комплексный анализ, в котором, кроме сотрудников прокуратуры участвуют и журналисты, отечественные и иностранные эксперты по средствам массовой информации и научные работники. Мы сначала должны добиться ясности и найти элементы уголовного дела, чтобы потом начать подробное уголовное расследование. Однако, доказать вину будет тяжело – ведь нужно найти связь между причиной и последствиями. Для нас важно то, что в уже завершившихся судебных процессах существуют утверждения виновности в совершении военных преступлений - о том, что они их совершили под влиянием конкретных газетных текстов и передач электронных средств массовой информации.
Айя Куге: Известно, что на начальном этапе, в ходе предварительно следствия, прокуратура расследует восемь случаев, в которых журналисты, возможно, выступали подстрекателями к совершению военных преступлений. Полагают, что один из эпизодов дела относится к 1991 году, когда по телевидению была распространена ложная информация о том, что в подвале детского сада в городе Вуковар в Хорватии, найдено сорок зарезанных сербских детей. В ответ в Вуковар, из Сербии - отомстить хорватам, - направились сотни добровольцев. Никаких убитых детей найдено не было. Но более двухсот хорватских пленных, пациентов городской клиники, были расстреляны. Один из участников этого массового убийства признался, что он мстил за убийство сербских детей. Эксперты считают: нелегко будет доказать, что такие военные преступления совершены под влиянием преднамеренно распространённой ложной информации, цель которой – умышленный вызов агрессии.
Директор департамента журналистской документации фонда Эгбарт в Белграде Казимир Чургуз уверен, однако: существует много материалов, которые могут доказать эту связь.
Казимир Чургуз: Всё это можно доказать. Но у нас речи не идёт о таких доказательствах, какие были в Руанде, где радиожурналисты станции "Тысяча холмов" прямо призывали людей из одного племени убивать представителей другого племени, давая конкретные адреса. У нас можно говорить о подстрекательстве другого рода – это распространение совершенно вымышленной, ложной информации о страшнейших преступлениях, которые, якобы, совершил противник. Нагнеталась атмосфера, которая оказывала влияние на людей, находящиеся на фронтах. Можно представить себе, как они реагировали на такую информацию, которая, как выяснилось, была вымышлена журналистами.
Айя Куге: Несмотря на то, что сербская общественность и большинство журналистов приветствуют инициативу определения меры ответственности представителей прессы и их руководителей, занимавшихся в девяностые годы пропагандой войны и разжиганием ненависти на национальной, религиозной и расовой основе, слышны и иные голоса. Председатель Союза журналистов Сербии Лильяна Смайлович такое расследование считает нарушением права на свободу слова. Может быть, такая позиция Смайлович понятна: в этом союзе журналистов много членов, которые в военные времена работали в подчинявшихся режиму Милошевича государственных средствах массовой информации.
Лильяна Смайлович: Трудно поверить, что с опозданием на 18 лет нужно и возможно установить, кто разжигал ненависть. Меня заботит то, что в этом есть элементы преследования. Мы, кажется, были против режима Милошевича потому, что выступали за демократическое, открытое общество, в котором на журналистскую статью отвечают журналистской статьей, где общественность, а не судебные органы, будет давать свою оценку плохой журналистике, литературе, полотну художника. Я считаю, что речь идет об определённом запугивании журналистов, полностью неприемлемом в либеральному обществе. Да, журналисты, которых мы имеем в виду, были плохими профессионалами, политик Анами и пропагандистами, но такие существуют при всех режимах.
Айя Куге: Журналист белградского еженедельника «Время» Теофил Панчич с такими выводами не согласен:
Теофил Панчич: «Плохие журналисты, пропагандисты и политиканы» - это можно сказать про журналистов, которые в политической жизни Сербии 90-тых годов, например, возвеличивали Социалистическую партию и поддерживали режим, побуждая граждан голосовать за Милошевича. Никто их судить не собирается. Здесь речь идёт о другом: о журналистах, которые разжигали национальную, расовую и религиозную ненависть и создавали атмосферу для совершения этнически мотивированных преступлений. Никто из них лично никого не убил, но это не критерий безответственности. Есть много людей, являющиеся большими преступниками, которые своими руками никого не убили.
Айя Куге: Пятнадцать лет назад те сербские журналисты, которые протестовали против военной пропаганды, покинули государственный союз журналистов и создали свой – Независимый союз журналистов Сербии. Каково их отношение к расследовании возможной причастности журналистов к военным преступлениям? С этим вопросом я обратилась к председателю этого союза Надежде Гаче.
Надежда Гаче: Независимый союз журналистов поддерживает прокуратуру по военным преступлениям, ожидая, что она окажется с состоянии установить ответственность отдельных журналистов и редакторов. Уголовным кодексом Сербии, Гаагским трибуналом и международными конвенциями предусмотрено, что за разжигание войны и насилия журналисты несут не только моральную ответственность. Если их тексты, телевизионные или радио- передачи способствовали совершению военных преступлений - есть основание для уголовного преследования. Однако, решать это - не профессиональным объединениям, а прокуратуре. Если даже наша прокуратура по военным преступлениям в ходе предварительного расследования сделает вывод, что не найдены веские доказательства совершения уголовного дела, мы ожидаем, что прокурор хотя бы выступит с оценкой моральной ответственности коллег, которые в те времена были директорами государственного телевидения, главными редакторами и военными репортёрами государственных средств массовой информации.
Айя Куге: Часто при полемике об ответственности журналистов за военные преступления в Сербии можно услышать такое мнение: вряд ли есть смысл заниматься делами, которые совершались в прошлом, при другом режиме.
Надежда Гаче: Период с девяностого до девяносто девятого года - не такое уж давнее прошлое. Да, правда, что мы опоздали, но ведь лучше поздно, чем никогда. Даже люстрация в Сербии не проведена, несмотря на то, что такой закон был принят парламентом! Наша профессия в девяностых годах пережила полный упадок и нельзя допустить, чтобы такое повторилось. Журналисты соглашались писать ложь, соглашались, чтобы редактора меняли их тексты, многие репортажи из Боснии, Хорватии, Косова сочинялись в Белграде. Да и теперь граждане Сербии, говоря о нашей профессии, уверены, что лишь политики врут больше журналистов.
Айя Куге: Во всех республиках бывшей Югославии были журналисты, которые разжигали войну и месть. Они в войне сыграли грязную роль, считает хорватский журналист и писатель, работающий в Сербии, Борис Дежулович.
Борис Дежулович: Не журналисты начали войну, но совершенно ясно, что без них она была бы невозможной. В этом контексте я вспоминаю эпизод из 1987 года: на первой странице белградской газеты «Политика» фотография женщины-крестьянки с винтовкой на плече, уходящей с детьми в поля. Фотография сделана в Косове, в деревне Прекале. Она стала плакатом того времени, врезалась в коллективную память – вот, сербы даже в поля не могут пойти свободно, они своих детей от албанцев должны защищать оружием. Только много лет спустя стало известно, что журналист «Политики» дал женщине винтовку её соседа, для фотосъемки. Я напоминаю про этот эпизод не потому, что он был первым случаем пропаганды в средствах массовой информации перед войной в Югославии, а из-за колоссальной символики детали: журналист был тем человеком, который вложил в чужие руки оружие. Такое продолжалось следующие десять-пятнадцать лет, когда - в переносном смысле, - журналисты навязывали людям оружие. В Хорватии, Боснии, Сербии, Косове, Черногории и Македонии – повсюду, где было оружие, где были журналисты и где были люди с промытыми пропагандой мозгами.
Айя Куге: Во время вооружённых столкновений в бывшей Югославии было убито 130 тысяч человек. Через десятилетие после войны многие люди всё ещё верят в некоторые - придуманные журналистами, события. Например, в то, что боснийские мусульмане кормили львов в сараевском зоопарке телАми сербов. Был и такой репортаж сербских средств массовой информации.
