Во вторник лидеры иранской оппозиции призвали власти немедленно освободить сотни людей, задержанных во время демонстраций, оспаривающих результаты президентских выборов. Среди арестованных много сторонников реформ: университетских преподавателей, журналистов, политиков. Игорь Померанцев комментирует эти события в Иране с поэтической точки зрения.
Еженедельник "Нью-Йоркер" в первом июльском номере опубликовал стихотворение аргентинского писателя и поэта Хорхе Луиса Борхеса "Сон". Борхес умер в 1986 году. У него репутация гения фантастической прозы, классика магического реализма. Я позволю себе перевести стихотворение "Сон" с английского, а не с испанского – языка оригинала, поскольку речь пойдёт не о филологии. Итак, "Сон":
"Где-то в Иране, на краю света, стоит приземистая каменная башня без окон и дверей. В одной-единственной комнате (с земляным полом в форме круга) стоит деревянный стол и скамья. В этой камере в форме круга сидит человек, похожий на меня, и пишет на непонятном мне языке длинное стихотворение о человеке, который сидит в другой камере в форме круга и пишет стихотворение о человеке, который сидит в другой камере в форме круга... Конца этому не будет, и никто не сможет прочесть стихи, написанные узниками".
Еженедельник "Нью-Йоркер" не комментирует стихов Борхеса. Нормальный читатель и так поймёт, по какой причине журнал выбрал для июльской публикации именно эти стихи, написанные в форме замкнутого круга. Почему всё же писатель, всю жизнь мастерски преломлявший реальность, звучит в старых стихах, как бытописатель и чуть ли не репортёр? Я не знаю. Выражение "голос крови" скомпрометировано нацистами. Жаль. Кровь может говорить разными голосами. У отца Борхеса были испанские и ирландские корни. Сам писатель уверял, что в его жилах течёт "баскская, андалузская, еврейская, английская, португальская и норманнская кровь". Другими словами, какая угодно, только не чистая. Кровь Борхеса говорила на разных языках. Не потому ли в начале восьмидесятых прошлого века он смог услышать персидские стихи, сочинённые в камере иранской тюрьмы летом 2009 года?
Еженедельник "Нью-Йоркер" в первом июльском номере опубликовал стихотворение аргентинского писателя и поэта Хорхе Луиса Борхеса "Сон". Борхес умер в 1986 году. У него репутация гения фантастической прозы, классика магического реализма. Я позволю себе перевести стихотворение "Сон" с английского, а не с испанского – языка оригинала, поскольку речь пойдёт не о филологии. Итак, "Сон":
"Где-то в Иране, на краю света, стоит приземистая каменная башня без окон и дверей. В одной-единственной комнате (с земляным полом в форме круга) стоит деревянный стол и скамья. В этой камере в форме круга сидит человек, похожий на меня, и пишет на непонятном мне языке длинное стихотворение о человеке, который сидит в другой камере в форме круга и пишет стихотворение о человеке, который сидит в другой камере в форме круга... Конца этому не будет, и никто не сможет прочесть стихи, написанные узниками".
Еженедельник "Нью-Йоркер" не комментирует стихов Борхеса. Нормальный читатель и так поймёт, по какой причине журнал выбрал для июльской публикации именно эти стихи, написанные в форме замкнутого круга. Почему всё же писатель, всю жизнь мастерски преломлявший реальность, звучит в старых стихах, как бытописатель и чуть ли не репортёр? Я не знаю. Выражение "голос крови" скомпрометировано нацистами. Жаль. Кровь может говорить разными голосами. У отца Борхеса были испанские и ирландские корни. Сам писатель уверял, что в его жилах течёт "баскская, андалузская, еврейская, английская, португальская и норманнская кровь". Другими словами, какая угодно, только не чистая. Кровь Борхеса говорила на разных языках. Не потому ли в начале восьмидесятых прошлого века он смог услышать персидские стихи, сочинённые в камере иранской тюрьмы летом 2009 года?
