Ирина Лагунина: Мы продолжаем рассказ о современных кочевниках. Как устроен быт салехардских коми-зырян, занимающихся оленеводством? Какие черты новой жизни проникли в традиционное кочевье? Это пыталась выяснить в путешествии этнограф Александра Марчук. Своими впечатлениями ее попросили поделиться Ольга Орлова и Александр Марков.
Ольга Орлова: Александра, как проходит процесс кочевания у коми-зырян?
Александра Марченко: Ближе к весне они начинают продвигаться с оленями в сторону Салехарда. Зимой они километров по 30 передвигаются, чтобы это все было побыстрее, но все равно останавливаются отдыхать на какое-то время, на неделю-две. В апреле в начале мая они приходят в Салехард, они становятся в 20 километрах от Салехарда, ставят чумы, всегда по пути туда и по пути обратно живут. Закупаются продуктами, делают какие-то дела насущные в Салехарде, то есть все по очереди ездят в Салехард. И потом уходят на север. Причем некоторое время идут по снегу до конца мая, до начала июня. Сейчас у них есть в хозяйстве «Бураны», для заготовки дров, для загонки оленей, конечно, это очень удобно.
Александр Марков: А деньги они зарабатывают, продавая оленину?
Александра Марченко: Из оленей они, вообще говоря, используют, все корме кишок. Шкуры продают. Но из шкур они свою национальную одежду делают. Мясо, понятно, продается. Ножки оленей, они идут на их национальную обувь, пимы называются. Ножки и самые подошвы идут из того меха оленей, который между копытами, самая непромокаемая, самая твердая. Потом они используют рога, они сдают старые, отпавшие, что-то на панты молодые. Шьют они свою одежду сухожилиями оленьими, как нитки. Молодые олени, многие оленята гибнут только что родившиеся, потому что либо мама погибнет, либо мама испугается. Они гибнут, и из этих оленят, из этого маленького меха они делают капюшоны для национальной одежды плотно прилегающие. Так что оленей они используют полностью и живут, конечно, за счет продажи оленей.
Ольга Орлова: Александра, расскажите про сам народ, про те семьи, с которыми вам удалось подружиться, с кем вы жили, что вас поразило, что запомнилось или показалось странным, необычным. Было что-то, что вас, например, приятно поразило, а что-то неприятно?
Александра Марченко: Пожалуй, неприятно меня ничего не поражало. Я к ним пришла, первый мой приезд, первым делом: заходите, садитесь есть. Сразу стол накрывается, вареное мясо оленина, сразу кормят. Миллион вопросов у меня к ним, у них ко мне.
Ольга Орлова: Вы первый раз были в чуме?
Александра Марченко: Именно в чуме – да. Я была в молодости в юртах на Алтае, в Казахстане. Чум – это, понятно, конусообразное сооружение. Состоит по классике, как по книжкам, оно стоит из жердей, они как сказали, уже после того, как я посчитала, правда, что жерди считать нельзя – чум рассыпется, я насчитала 48. Но они говорят, что они еще больше ставят.
Александр Марков: Жерди где взять в тундре?
Александра Марченко: Жерди они возят за собой. Они все возят за собой. Это у них такие, причем, надо найти деревья, которые фактически ровные, и они на протяжение всем ровные, практически не сужающиеся. И они как драгоценность возят за собой. Они возят весь скарб, они возят за собой пол, они много чего интересного возят.
Ольга Орлова: У коми-зырян, как и у остальных кочевых народов, чум должна ставить женщина, правильно?
Александра Марченко: Это опять же теория, скажем прямо. На практике, когда я с ними кочевала, когда я видела, как это все ставят, не просто видела, я конкретно жила их жизнью, я участвовала во всем процессе, я снимала шкуры, которые на чуме. Это делает вся семья, все вместе, кто что. Причем делается, интересно, в такой последовательности: сначала, если говорить о том, как ставится, сначала ставится металлический щит под печку, печка, потом пол. С каждой стороны каждая семья живет с одной стороны, одна своей стороной занимается, другая своей. Кладется пол, причем такие, как в деревенском доме, крашеные половицы, четыре половицы. Там делаются постели по краям, кладутся циновки, войлок, потом смешно - растяжки полихлорвиниловые, то есть из такой современной жизни цивилизованной, непромокаемые элемент идет. Потом идут оленьи шкуры. Потом наваливают постели. Потом уже над этим расставляются, причем чум, казалось бы, как эти жерди можно составить, а оказывается, это тренога, они три штуки связываются сверху. Три человека берут за низ и поставили, воткнули треногу и дальше потихонечку все подходят и по одной палочке туда ставят. Дальше начинают натягиваться оболочка чума, называются нюки. В классике они из бересты летние, а зимние из оленьих шкур. От бересты давно отошли, потому что это жутко сложно, это вываривалось особенно, склеивалось, особенно клей варили. Это в старые варили из рыб. Причем, был какой-то клей из оленьих рогов, который был ядовитый, им пользовались редко. Береста – это уже прошлый век.
Александр Марков: И берез там нет.
Александра Марченко: Опять же в тайге, где они зимуют, там она есть, в тундре, конечно, нет. Летний у них вариант брезентовый, а зимний вариант оказался, что это не только оленьи шкуры, то, что делали при мне, это сначала, причем нюк не целиком оборачивают, при мне было как треть. Как мне рассказывали в музее, что зимой их четыре. При мне сначала три войлочных натягивали, потом три из оленьих шкур, а потом со стороны, где ветер, брезентовую. Три слоя получалось. Войлочной чум получился, потом по трети один нюк на треть чума, второй нюк олений еще на треть чума, третий нюк. Соответственно, получился чум из оленьего меха. И потом один еще не на весь чум идет, а только со стороны ветра, еще брезент защита от ветра. Защита от снега, защита, чтобы не промокал мех.
Ольга Орлова: Вам-то в чуме было тепло достаточно?
Александра Марченко: В чуме тепло. В чуме интересно, что днем они готовят, топят печку, вечером протапливают при готовке последний раз, а ночью они не топят. То есть не топят ни летом, ни осенью точно не топят. Зимой, говорят, иногда может быть в особые морозы, а у них бывает минус 40 минус, 50, это топят. Когда у нас было минус 10, они не топили. К утру, у меня был термометр, смотрю - минус 4. Но при этом спят они как. Оленьи шкуры – это днем. Ночью они кладут сверху на оленьи шкуры пуховые перинки, потом еще слой оленьих шкур, потом в головах плотно натыкано пуховыми перинками и подушками. Сверху накрывается из овчины что-то вроде спального мешка, такой тяжелый, мощный, только он не целиком, а только ноги в спальном мешке идут, а дальше под себя подбираешь это. И сверху пуховое одеяло. То есть никак холодно при этих минус 4 там не было. Интересно то, как нюки поднимают на высоту, как составили высоченный чум, сверху два кармашка, чтобы туда вставить жерди. Двое мужчин вставляют жерди и сильным движением подтягивают это дело туда, наверх и держат. Пока они держат, женщины обегают чум и опутывают веревочками и привязывают книзу. Когда привязали веревочки, они вынимают жерди. Участвуют все, и дети, сейчас были шестилетние, восьмилетние, и все они участвовали в процессе. Шестилетняя девочка разгружала нарты, сундуки пыталась таскать.
Александр Марков: Вообще, тяжела жизнь оленевода? У них есть свободное время или все время они должны трудиться в поте лица?
Александра Марченко: С одной стороны, они все время работают. Даже когда я к ним пришла первый раз, и мы сели разговаривать в чуме, тогда были три женщины, и все трое во время разговора со мной работали. Одна выделывала шкуру, вторая стирала, третья готовила. Остановить этот процесс даже, может быть посидели за столом буквально какие-то минуты, а потом они уже, я сидела, рассказывала, а они чего-то делали.
Александр Марков: У некоторых северных народов считается неприлично, если кто-то видит женщину не за работой.
Александра Марченко: Скажем прямо, я думала, они рано встают, что если люди, которые много работают, должны рано вставать, до ночи работать. Ничего подобного, они живут очень неспешно. Они сливаются с природой и живут в каком-то ритме природы. Сейчас, когда кочевали, говорят: нам рано вставать кочевать. Ужас, во сколько же надо вставать? В шесть? Смотрю на часы – 9, полдесятого, в 10 зашевелились. Это было рано вставать. А когда мы пришли, откочевали и уже стояли, это уже я еле долеживала до этих 12, когда наконец народ поднимался.
Ольга Орлова: А как вам показалось, у кого жизнь тяжелее у народов коми-зырян - у женщин или у мужчин?
Александра Марченко: Считается, что женщина, на женщине очень много всего. Все-таки у них очень разумно распределено, и есть постоянная взаимная поддержка, что-то они могут делать вместе. Понятно, что зимой мужчины пасут, то есть мужчины все время занимаются оленями, они все время при оленях. Они сейчас уходили на сутки, сутки при оленях, сутки при доме. Тяжело.
Александр Марков: А что нужно делать с этими оленями? Просто следить, чтобы не разбежались?
Александра Марченко: Следить, чтобы не разбежались, перегонять их к каким-то местам, где еды больше, отгонять. Там же много диких животных, медведи, волки, нужно все это отслеживать. Особенно тяжело, когда в мае идет отел, эти махонькие, причем сильные олени идут вперед, важенки отстают, особенно с маленькими, только что родившимися, они движутся, одновременно рожают этих маленьких оленят. И здесь, не дай бог, чтобы испугалась важенка. Они и подойти близко толком к ним не могут, потому что важенки могут и пастухов испугаться в этот период. И при этом они должны следить, чтобы дикие звери к ним не подошли, чтобы они не испугались.
Ольга Орлова: Женщины при этом могут следить за стадом оленьим?
Александра Марченко: Нет, за этим следят мужчины.
Ольга Орлова: Все-таки существует разделение на женскую и мужскую работу?
Александра Марченко: Да, это жестко совершенно. Даже в период, я надеялась, я ехала на период отела, я думала: пойду, посмотрю, как маленькие оленятки, поснимаю. Мне говорят: вообще женщины туда не ходят никогда. Женщины говорят: мы ни разу в жизни, сколько мы кочуем, ни разу в жизни не видели маленьких оленят. Туда нельзя женщинам.
Александр Марков: Это обычай такой, что нельзя, не положено?
Александра Марченко: Не положено. Они объясняют опять же тем же, что их можно испугать, но, наверное, все-таки.
Ольга Орлова: То есть делится мир на мужскую и женскую зону, как это традиционно у северных кочевников?
Александра Марченко: Делится, конечно.
Ольга Орлова: Александра, как проходит процесс кочевания у коми-зырян?
Александра Марченко: Ближе к весне они начинают продвигаться с оленями в сторону Салехарда. Зимой они километров по 30 передвигаются, чтобы это все было побыстрее, но все равно останавливаются отдыхать на какое-то время, на неделю-две. В апреле в начале мая они приходят в Салехард, они становятся в 20 километрах от Салехарда, ставят чумы, всегда по пути туда и по пути обратно живут. Закупаются продуктами, делают какие-то дела насущные в Салехарде, то есть все по очереди ездят в Салехард. И потом уходят на север. Причем некоторое время идут по снегу до конца мая, до начала июня. Сейчас у них есть в хозяйстве «Бураны», для заготовки дров, для загонки оленей, конечно, это очень удобно.
Александр Марков: А деньги они зарабатывают, продавая оленину?
Александра Марченко: Из оленей они, вообще говоря, используют, все корме кишок. Шкуры продают. Но из шкур они свою национальную одежду делают. Мясо, понятно, продается. Ножки оленей, они идут на их национальную обувь, пимы называются. Ножки и самые подошвы идут из того меха оленей, который между копытами, самая непромокаемая, самая твердая. Потом они используют рога, они сдают старые, отпавшие, что-то на панты молодые. Шьют они свою одежду сухожилиями оленьими, как нитки. Молодые олени, многие оленята гибнут только что родившиеся, потому что либо мама погибнет, либо мама испугается. Они гибнут, и из этих оленят, из этого маленького меха они делают капюшоны для национальной одежды плотно прилегающие. Так что оленей они используют полностью и живут, конечно, за счет продажи оленей.
Ольга Орлова: Александра, расскажите про сам народ, про те семьи, с которыми вам удалось подружиться, с кем вы жили, что вас поразило, что запомнилось или показалось странным, необычным. Было что-то, что вас, например, приятно поразило, а что-то неприятно?
Александра Марченко: Пожалуй, неприятно меня ничего не поражало. Я к ним пришла, первый мой приезд, первым делом: заходите, садитесь есть. Сразу стол накрывается, вареное мясо оленина, сразу кормят. Миллион вопросов у меня к ним, у них ко мне.
Ольга Орлова: Вы первый раз были в чуме?
Александра Марченко: Именно в чуме – да. Я была в молодости в юртах на Алтае, в Казахстане. Чум – это, понятно, конусообразное сооружение. Состоит по классике, как по книжкам, оно стоит из жердей, они как сказали, уже после того, как я посчитала, правда, что жерди считать нельзя – чум рассыпется, я насчитала 48. Но они говорят, что они еще больше ставят.
Александр Марков: Жерди где взять в тундре?
Александра Марченко: Жерди они возят за собой. Они все возят за собой. Это у них такие, причем, надо найти деревья, которые фактически ровные, и они на протяжение всем ровные, практически не сужающиеся. И они как драгоценность возят за собой. Они возят весь скарб, они возят за собой пол, они много чего интересного возят.
Ольга Орлова: У коми-зырян, как и у остальных кочевых народов, чум должна ставить женщина, правильно?
Александра Марченко: Это опять же теория, скажем прямо. На практике, когда я с ними кочевала, когда я видела, как это все ставят, не просто видела, я конкретно жила их жизнью, я участвовала во всем процессе, я снимала шкуры, которые на чуме. Это делает вся семья, все вместе, кто что. Причем делается, интересно, в такой последовательности: сначала, если говорить о том, как ставится, сначала ставится металлический щит под печку, печка, потом пол. С каждой стороны каждая семья живет с одной стороны, одна своей стороной занимается, другая своей. Кладется пол, причем такие, как в деревенском доме, крашеные половицы, четыре половицы. Там делаются постели по краям, кладутся циновки, войлок, потом смешно - растяжки полихлорвиниловые, то есть из такой современной жизни цивилизованной, непромокаемые элемент идет. Потом идут оленьи шкуры. Потом наваливают постели. Потом уже над этим расставляются, причем чум, казалось бы, как эти жерди можно составить, а оказывается, это тренога, они три штуки связываются сверху. Три человека берут за низ и поставили, воткнули треногу и дальше потихонечку все подходят и по одной палочке туда ставят. Дальше начинают натягиваться оболочка чума, называются нюки. В классике они из бересты летние, а зимние из оленьих шкур. От бересты давно отошли, потому что это жутко сложно, это вываривалось особенно, склеивалось, особенно клей варили. Это в старые варили из рыб. Причем, был какой-то клей из оленьих рогов, который был ядовитый, им пользовались редко. Береста – это уже прошлый век.
Александр Марков: И берез там нет.
Александра Марченко: Опять же в тайге, где они зимуют, там она есть, в тундре, конечно, нет. Летний у них вариант брезентовый, а зимний вариант оказался, что это не только оленьи шкуры, то, что делали при мне, это сначала, причем нюк не целиком оборачивают, при мне было как треть. Как мне рассказывали в музее, что зимой их четыре. При мне сначала три войлочных натягивали, потом три из оленьих шкур, а потом со стороны, где ветер, брезентовую. Три слоя получалось. Войлочной чум получился, потом по трети один нюк на треть чума, второй нюк олений еще на треть чума, третий нюк. Соответственно, получился чум из оленьего меха. И потом один еще не на весь чум идет, а только со стороны ветра, еще брезент защита от ветра. Защита от снега, защита, чтобы не промокал мех.
Ольга Орлова: Вам-то в чуме было тепло достаточно?
Александра Марченко: В чуме тепло. В чуме интересно, что днем они готовят, топят печку, вечером протапливают при готовке последний раз, а ночью они не топят. То есть не топят ни летом, ни осенью точно не топят. Зимой, говорят, иногда может быть в особые морозы, а у них бывает минус 40 минус, 50, это топят. Когда у нас было минус 10, они не топили. К утру, у меня был термометр, смотрю - минус 4. Но при этом спят они как. Оленьи шкуры – это днем. Ночью они кладут сверху на оленьи шкуры пуховые перинки, потом еще слой оленьих шкур, потом в головах плотно натыкано пуховыми перинками и подушками. Сверху накрывается из овчины что-то вроде спального мешка, такой тяжелый, мощный, только он не целиком, а только ноги в спальном мешке идут, а дальше под себя подбираешь это. И сверху пуховое одеяло. То есть никак холодно при этих минус 4 там не было. Интересно то, как нюки поднимают на высоту, как составили высоченный чум, сверху два кармашка, чтобы туда вставить жерди. Двое мужчин вставляют жерди и сильным движением подтягивают это дело туда, наверх и держат. Пока они держат, женщины обегают чум и опутывают веревочками и привязывают книзу. Когда привязали веревочки, они вынимают жерди. Участвуют все, и дети, сейчас были шестилетние, восьмилетние, и все они участвовали в процессе. Шестилетняя девочка разгружала нарты, сундуки пыталась таскать.
Александр Марков: Вообще, тяжела жизнь оленевода? У них есть свободное время или все время они должны трудиться в поте лица?
Александра Марченко: С одной стороны, они все время работают. Даже когда я к ним пришла первый раз, и мы сели разговаривать в чуме, тогда были три женщины, и все трое во время разговора со мной работали. Одна выделывала шкуру, вторая стирала, третья готовила. Остановить этот процесс даже, может быть посидели за столом буквально какие-то минуты, а потом они уже, я сидела, рассказывала, а они чего-то делали.
Александр Марков: У некоторых северных народов считается неприлично, если кто-то видит женщину не за работой.
Александра Марченко: Скажем прямо, я думала, они рано встают, что если люди, которые много работают, должны рано вставать, до ночи работать. Ничего подобного, они живут очень неспешно. Они сливаются с природой и живут в каком-то ритме природы. Сейчас, когда кочевали, говорят: нам рано вставать кочевать. Ужас, во сколько же надо вставать? В шесть? Смотрю на часы – 9, полдесятого, в 10 зашевелились. Это было рано вставать. А когда мы пришли, откочевали и уже стояли, это уже я еле долеживала до этих 12, когда наконец народ поднимался.
Ольга Орлова: А как вам показалось, у кого жизнь тяжелее у народов коми-зырян - у женщин или у мужчин?
Александра Марченко: Считается, что женщина, на женщине очень много всего. Все-таки у них очень разумно распределено, и есть постоянная взаимная поддержка, что-то они могут делать вместе. Понятно, что зимой мужчины пасут, то есть мужчины все время занимаются оленями, они все время при оленях. Они сейчас уходили на сутки, сутки при оленях, сутки при доме. Тяжело.
Александр Марков: А что нужно делать с этими оленями? Просто следить, чтобы не разбежались?
Александра Марченко: Следить, чтобы не разбежались, перегонять их к каким-то местам, где еды больше, отгонять. Там же много диких животных, медведи, волки, нужно все это отслеживать. Особенно тяжело, когда в мае идет отел, эти махонькие, причем сильные олени идут вперед, важенки отстают, особенно с маленькими, только что родившимися, они движутся, одновременно рожают этих маленьких оленят. И здесь, не дай бог, чтобы испугалась важенка. Они и подойти близко толком к ним не могут, потому что важенки могут и пастухов испугаться в этот период. И при этом они должны следить, чтобы дикие звери к ним не подошли, чтобы они не испугались.
Ольга Орлова: Женщины при этом могут следить за стадом оленьим?
Александра Марченко: Нет, за этим следят мужчины.
Ольга Орлова: Все-таки существует разделение на женскую и мужскую работу?
Александра Марченко: Да, это жестко совершенно. Даже в период, я надеялась, я ехала на период отела, я думала: пойду, посмотрю, как маленькие оленятки, поснимаю. Мне говорят: вообще женщины туда не ходят никогда. Женщины говорят: мы ни разу в жизни, сколько мы кочуем, ни разу в жизни не видели маленьких оленят. Туда нельзя женщинам.
Александр Марков: Это обычай такой, что нельзя, не положено?
Александра Марченко: Не положено. Они объясняют опять же тем же, что их можно испугать, но, наверное, все-таки.
Ольга Орлова: То есть делится мир на мужскую и женскую зону, как это традиционно у северных кочевников?
Александра Марченко: Делится, конечно.
