25 лет назад Министерство культуры СССР издало приказ "О мерах по упорядочению деятельности вокально-инструментальных ансамблей, повышению идейно-художественного уровня их репертуара". Был введен, по сути, запрет на публичные выступления ряда рок-групп. В документ внесла коррективы сама жизнь.
Каждое молодое поколение в русской культуре XX века имело свой художественный язык - и у каждого профессиональные борцы за идейность стремились его вырвать.
Перевернувшие русский язык в 20-е годы Бабель, Пильняк, Олеша, Платонов, Заболоцкий, Хармс никак не могли стать "своими" в среде победившего соцреализма – и к концу 30-х большинство из них замолчали навсегда.
Художественный язык 60-х – для меня прежде всего кино. Черно-белое, с музыкой Шнитке или Таривердиева. Пересмотрев на днях "знаковый" фильм того поколения – "Заставу Ильича" – я отметил, насколько органично туда вписываются выступления молодых поэтов-шестидесятников в Политехническом. Это не запись концерта "звезд", а кусок живой и теплой жизни той Москвы. Но и по этому живому могли резать ножницы цензора.
Эстетику 60-х с ее уникальным сочетанием игры и искренности терпели недолго. Поколение оказалось разрозненным, рассеянным, разочарованным. И для его детей языком стала музыка. Та самая, неупорядоченная и идейно невыдержанная. Ей-то и удалось пробить стену.
Уже спустя три года после приказа министерства культуры, где в числе "малохудожественных" называлась и группа "Кино", вышел на экраны фильм Сергея Соловьева "Асса". Виктор Цой появляется в нем на экране, как бог из машины. Служащая дома культуры зачитывает ему некие правила поведения на сцене – родственные вышеупомянутому минкультовскому приказу. Цой не вступает с ней в споры, не приводит аргументов в защиту идейно-художественного уровня своего репертуара – а просто выходит на сцену и поет. Чего, собственно, и ждут от него собравшиеся в темноте люди, которых становится все больше и больше. Для цензуры здесь совсем не осталось места. И цензуры не стало.
Каким будет язык культуры нового поколения? Многие говорят об интернете, о компьютерных технологиях, о том, что новый художественный авангард должен родиться именно в этой среде. Но есть еще один ключ, на который тем, кто ждет нового языка искусства, следует обратить внимание – во всяком случае, пока в России активны сторонники репрессивной борьбы за идейно-художественную добропорядочность. Запретное искусство, преследуемые художники, закрываемые сайты – быть может, именно в этой среде и рождается голос нового поколения.
Каждое молодое поколение в русской культуре XX века имело свой художественный язык - и у каждого профессиональные борцы за идейность стремились его вырвать.
Перевернувшие русский язык в 20-е годы Бабель, Пильняк, Олеша, Платонов, Заболоцкий, Хармс никак не могли стать "своими" в среде победившего соцреализма – и к концу 30-х большинство из них замолчали навсегда.
Художественный язык 60-х – для меня прежде всего кино. Черно-белое, с музыкой Шнитке или Таривердиева. Пересмотрев на днях "знаковый" фильм того поколения – "Заставу Ильича" – я отметил, насколько органично туда вписываются выступления молодых поэтов-шестидесятников в Политехническом. Это не запись концерта "звезд", а кусок живой и теплой жизни той Москвы. Но и по этому живому могли резать ножницы цензора.
Эстетику 60-х с ее уникальным сочетанием игры и искренности терпели недолго. Поколение оказалось разрозненным, рассеянным, разочарованным. И для его детей языком стала музыка. Та самая, неупорядоченная и идейно невыдержанная. Ей-то и удалось пробить стену.
Запретное искусство, преследуемые художники, закрываемые сайты – быть может, именно в этой среде и рождается голос нового поколения
Уже спустя три года после приказа министерства культуры, где в числе "малохудожественных" называлась и группа "Кино", вышел на экраны фильм Сергея Соловьева "Асса". Виктор Цой появляется в нем на экране, как бог из машины. Служащая дома культуры зачитывает ему некие правила поведения на сцене – родственные вышеупомянутому минкультовскому приказу. Цой не вступает с ней в споры, не приводит аргументов в защиту идейно-художественного уровня своего репертуара – а просто выходит на сцену и поет. Чего, собственно, и ждут от него собравшиеся в темноте люди, которых становится все больше и больше. Для цензуры здесь совсем не осталось места. И цензуры не стало.
Каким будет язык культуры нового поколения? Многие говорят об интернете, о компьютерных технологиях, о том, что новый художественный авангард должен родиться именно в этой среде. Но есть еще один ключ, на который тем, кто ждет нового языка искусства, следует обратить внимание – во всяком случае, пока в России активны сторонники репрессивной борьбы за идейно-художественную добропорядочность. Запретное искусство, преследуемые художники, закрываемые сайты – быть может, именно в этой среде и рождается голос нового поколения.
