"За справедливое здравоохранение" – под таким лозунгом пройдет автопробег Москва-Сахалин. Его участники хотят оценить доступность медицинской помощи в стране, а также обсудить проблемы с медицинской общественностью и пациентами.
Более 100 лет назад этим же маршрутом - Москва-Сахалин - проехал Антон Чехов, писатель и врач. Он пытался привлечь внимание к судьбе нуждающихся в милосердии – каторжан и ссыльных. В наше время для того, чтобы привлечь внимание к судьбе российских больных, понадобился автопробег.
Павел Воробьев, заместитель председателя Формулярного комитета Российской академии медицинских наук, считает, что главной причиной неэффективности российского здравоохранения стал организационный кризис системы медицинской помощи:
– К сожалению, сегодняшний арсенал лекарственных препаратов и хирургических возможностей устарел примерно на 20 лет. Очень плохо внедряются современные препараты и технологии. В значительной степени это обусловлено организационными упущениями. Федеральные стандарты вроде бы есть, но для того, чтобы применить эти стандарты в больнице, их нужно в больнице переработать, довести до врачей, чтобы врачи ими пользовались. Во всем мире действует система фармаконадзора, то есть мониторинг побочных действий лекарственных препаратов. Во всем мире сообщается о побочных явлениях при переливании компонентов крови. У нас система не работает в принципе. Не потому, что мы не знаем, как она должна работать. Просто она не существует как система. Никто не обязан это делать, ни в каком законе это не прописано.
– То есть российские врачи скрывают побочные реакции?
– Скрывают, потому что для них нет никакой пользы в обнародовании такой информации. Между тем, ведь врач не виноват в возникновении побочных эффектов при применении лекарств. И если мотивировать его к описанию этих побочных эффектов, информация будет собираться, мы будем знать о реальном положении дел. Сегодня же кто-то из-за лекарства умер – а мы про это не знаем, назначаем тот же препарат. Второй умер, третий умер – а ситуация все та же...
– В последнее время много говорится о создании новых медицинских центров. Благодаря им качественная медицинская помощь становится доступней для российских граждан?
– Сегодняшнее здравоохранение находится в состоянии глубочайшего кризиса, в состоянии полной депрессии, близкой к развалу. И с каждым годом эта ситуация продолжает усугубляться. Речь идет о принципиальных вещах. Мы сегодня видим создание неких новых центров, но никто при этом не говорит, что конкретно эти центры сделают для больных, как больные будут попадать в эти центры, как они будут там лечиться, где они будут жить в процессе этого лечения, где они будут долечиваться после того, как им окажут высокотехнологичную помощь... Эти вопросы остаются за скобками, потому что задача государства – освоить большие бюджетные средства, больше ничего государство не интересует.
Не так давно мы начали заниматься вплотную проблемой редких заболеваний. И тут же натолкнулись на организационные препятствия. В первую очередь, на то, что людям нельзя выписать рецепты, потому что лекарство дорогое, в бюджете таких средств не заложено. Причем здесь врач?
А как получить направление на лечение с применением высоких технологий? Кто с этим сталкивался, знает, что сегодня нужно, по-моему, пять или шесть раз послать бумаги в разные инстанции, прежде чем это произойдет. А представьте себе больного с острым лейкозом, у него время жизни – максимум неделя, даже 3-4 дня. Он не успевает ничего никуда послать, он умирает без оформления этих документов. А в 90 процентов случаев выздоровление гарантировано, если лечение начали вовремя.
Мы сегодня знаем о болезни Хантера – больных около 100 человек, лекарство зарегистрировано. Лечение получают лишь несколько человек в стране. Кто-то судится, кто-то умирает без лечения. Общество на это взирает совершенно спокойно. Это вопрос социального договора между медицинской кастой и обществом. Мы должны договориться, тратим мы деньги на дорогие заболевания, вылечивая этих детей, либо не тратим и смотрим, как они умирают.
Более 100 лет назад этим же маршрутом - Москва-Сахалин - проехал Антон Чехов, писатель и врач. Он пытался привлечь внимание к судьбе нуждающихся в милосердии – каторжан и ссыльных. В наше время для того, чтобы привлечь внимание к судьбе российских больных, понадобился автопробег.
Павел Воробьев, заместитель председателя Формулярного комитета Российской академии медицинских наук, считает, что главной причиной неэффективности российского здравоохранения стал организационный кризис системы медицинской помощи:
– К сожалению, сегодняшний арсенал лекарственных препаратов и хирургических возможностей устарел примерно на 20 лет. Очень плохо внедряются современные препараты и технологии. В значительной степени это обусловлено организационными упущениями. Федеральные стандарты вроде бы есть, но для того, чтобы применить эти стандарты в больнице, их нужно в больнице переработать, довести до врачей, чтобы врачи ими пользовались. Во всем мире действует система фармаконадзора, то есть мониторинг побочных действий лекарственных препаратов. Во всем мире сообщается о побочных явлениях при переливании компонентов крови. У нас система не работает в принципе. Не потому, что мы не знаем, как она должна работать. Просто она не существует как система. Никто не обязан это делать, ни в каком законе это не прописано.
– То есть российские врачи скрывают побочные реакции?
– Скрывают, потому что для них нет никакой пользы в обнародовании такой информации. Между тем, ведь врач не виноват в возникновении побочных эффектов при применении лекарств. И если мотивировать его к описанию этих побочных эффектов, информация будет собираться, мы будем знать о реальном положении дел. Сегодня же кто-то из-за лекарства умер – а мы про это не знаем, назначаем тот же препарат. Второй умер, третий умер – а ситуация все та же...
– В последнее время много говорится о создании новых медицинских центров. Благодаря им качественная медицинская помощь становится доступней для российских граждан?
– Сегодняшнее здравоохранение находится в состоянии глубочайшего кризиса, в состоянии полной депрессии, близкой к развалу. И с каждым годом эта ситуация продолжает усугубляться. Речь идет о принципиальных вещах. Мы сегодня видим создание неких новых центров, но никто при этом не говорит, что конкретно эти центры сделают для больных, как больные будут попадать в эти центры, как они будут там лечиться, где они будут жить в процессе этого лечения, где они будут долечиваться после того, как им окажут высокотехнологичную помощь... Эти вопросы остаются за скобками, потому что задача государства – освоить большие бюджетные средства, больше ничего государство не интересует.
Не так давно мы начали заниматься вплотную проблемой редких заболеваний. И тут же натолкнулись на организационные препятствия. В первую очередь, на то, что людям нельзя выписать рецепты, потому что лекарство дорогое, в бюджете таких средств не заложено. Причем здесь врач?
А как получить направление на лечение с применением высоких технологий? Кто с этим сталкивался, знает, что сегодня нужно, по-моему, пять или шесть раз послать бумаги в разные инстанции, прежде чем это произойдет. А представьте себе больного с острым лейкозом, у него время жизни – максимум неделя, даже 3-4 дня. Он не успевает ничего никуда послать, он умирает без оформления этих документов. А в 90 процентов случаев выздоровление гарантировано, если лечение начали вовремя.
Мы сегодня знаем о болезни Хантера – больных около 100 человек, лекарство зарегистрировано. Лечение получают лишь несколько человек в стране. Кто-то судится, кто-то умирает без лечения. Общество на это взирает совершенно спокойно. Это вопрос социального договора между медицинской кастой и обществом. Мы должны договориться, тратим мы деньги на дорогие заболевания, вылечивая этих детей, либо не тратим и смотрим, как они умирают.
