Иван Толстой: Программа о бандите Мишке Япончике, командире 54-го советского полка имени Ленина; о товарище Бабеле, о преступном мире Одессы и о том, как обстояло дело с преступностью у евреев, о соре, из которого, не ведая стыда, растут мифы, и, конечно, о Бене Крике.
Сотворение Одессы-мамы: к 90-летию гибели в зарослях кукурузы главного российского бандита Моисея Винницкого, чья земная жизнь закончилась 29 июля 1919 года.
В качестве небольшого пролога – начало рассказа Исаака Бабеля “Король”.
“Венчание кончилось, раввин опустился в кресло, потом он вышел из комнаты и увидел столы, поставленные во всю длину двора. Их было так много, что они высовывали свой хвост за ворота на Госпитальную улицу. Перекрытые бархатом столы вились по двору, как змеи, которым на брюхо наложили заплаты всех цветов, и они пели густыми голосами - заплаты из оранжевого и красного бархата. Квартиры были превращены в кухни. Сквозь закопченные двери било тучное пламя, пьяное и пухлое пламя. В его дымных лучах пеклись старушечьи лица, бабьи тряские подбородки, замусоленные груди. Пот, розовый, как кровь, розовый, как пена бешеной собаки, обтекал эти груды разросшегося, сладко
воняющего человечьего мяса. Три кухарки, не считая судомоек, готовили свадебный ужин, и над ними царила восьмидесятилетняя Рейзл, традиционная, как свиток торы, крохотная и горбатая.
Перед ужином во двор затесался молодой человек, неизвестный гостям. Он спросил Беню Крика. Он отвел Беню Крика в сторону.
- Слушайте, Король, - сказал молодой человек, - я имею вам сказать пару слов. Меня послала тетя Хана с Костецкой...
- Ну, хорошо, - ответил Беня Крик, по прозвищу Король, - что это за пара слов?
- В участок вчера приехал новый пристав, велела вам сказать тетя
Хана...
- Я знал об этом позавчера, - ответил Беня Крик. - Дальше.
- Пристав собрал участок и оказал участку речь...
- Новая метла чисто метет, - ответил Беня Крик. - Он хочет облаву.
Дальше...
- А когда будет облава, вы знаете. Король?
- Она будет завтра.
- Король, она будет сегодня.
- Кто сказал тебе это, мальчик?
- Это сказала тетя Хана. Вы знаете тетю Хану?
- Я знаю тетю Хану. Дальше.
- ...Пристав собрал участок и сказал им речь. "Мы должны задушить Беню Крика, - сказал он, - потому что там, где есть государь император, там нет короля. Сегодня, когда Крик выдает замуж сестру и все они будут там, сегодня нужно сделать облаву..."
- Дальше.
- ...Тогда шпики начали бояться. Они сказали: если мы сделаем сегодня облаву, когда у него праздник, так Беня рассерчает, и уйдет много крови.
Так пристав сказал - самолюбие мне дороже...
- Ну, иди, - ответил Король.
- Что сказать тете Хане за облаву?
- Скажи: Беня знает за облаву.
И он ушел, этот молодой человек. За ним последовали человека три из Бениных друзей. Они сказали, что вернутся через полчаса. И они вернулись через полчаса. Вот и все.
За стол садились не по старшинству. Глупая старость жалка не менее, чем трусливая юность. И не по богатству. Подкладка тяжелого кошелька сшита из слез.
За столом на первом месте сидели жених с невестой. Это их день. На втором месте сидел Сендер Эйхбаум, тесть Короля. Это его право. Историю Сендера Эйхбаума следует знать, потому что это не простая история.
Как сделался Беня Крик, налетчик и король налетчиков, зятем Эйхбаума? Как сделался он зятем человека, у которого было шестьдесят дойных коров без одной? Тут все дело в налете. Всего год тому назад Беня написал Эйхбауму письмо.
"Мосье Эйхбаум, - написал он, - положите, прошу вас, завтра утром под ворота на Софийевскую, 17, - двадцать тысяч рублей. Если вы этого не сделаете, так вас ждет такое, что это не слыхано, и вся Одесса будет о вас говорить. С почтением Беня Король".
Так начинается бабелевский рассказ “Король”.
Сотворение Одессы-мамы. Наш рассказчик сегодня – историк Олег Будницкий.
Олег Будницкий: Миф об Одессе-маме - это 20-е годы, и мы знаем творцов этого мифа. В этой когорте творцов место номер один принадлежит Исааку Эммануиловичу Бабелю. Я бы даже сказал так, что не Одесса создала Бабеля, а Бабель создал Одессу. Конечно, Одесса была городом своеобразным, конечно, она занимала такое особенное место среди российских городов - город интернациональный, многоязычный, немножко вороватый, как это бывает в портовых городах, с немножко другими понятиями о нравственности, чем где-нибудь в глубине России. Город такой легкий. У Одессы была своеобразная репутация и до 20-х годов, но в моем представлении одесский миф сложился, точнее, был сложен именно в 20-е годы и немножко в 30-е годы, а потом, как устоявшееся явление, существовал в российской, советской культуре.
Иван Толстой: Не странно ли, что один человек, даже и столь потрясающе талантливый, как Исаак Бабель, мог создать миф о целом городе? Ведь, наверное, что-то этому уже способствовало, почва какая-то была уже подготовлена самой историей?
Олег Будницкий: Не один, а целая когорта, вся эта одесская школа, шире – и Паустовский, и Ильф и Петров, и Катаев, и далее люди менее звонкие и громкие в литературе. Но, конечно, Бабелю там принадлежит первое место и, конечно, маленький рассказ “Король” сделал больше для сотворения одесского мифа, чем, я думаю, многотомные романы, о чем бы они ни были, если там действие происходило в Одессе. И в этом нет ничего странного и причудливого, так почти всегда бывает в истории. У современных мифов, как правило, есть творцы, и Одессе в этом отношении повезло. Был еще один южный город, мне гораздо более близкий, чем Одесса, по той простой причине, что я там родился и прожил много лет. Это Ростов-папа. Как бы две “общеизвестные” столицы преступного мира дореволюционной России, да и в советскую эпоху людям, проезжающим через Ростов, через эти ворота Кавказа или отправлявшимся на отдых в Одессу, советовали присматривать за чемоданами, и уж во всяком случае, не увлекаться ночными прогулками. Но в отличие от Ростова, Одессе повезло - у них был Бабель и целая плеяда писателей поменьше, не менее увлеченных бандитской романтикой родного города. Вот таково происхождение, с моей точки зрения, одесского мифа.
Иван Толстой: Что в этом мифе факты, а что литература, то есть, какова реальная основа бабелевских творений?
Олег Будницкий: Я вам как раз и хотел показать, как литература преобразует реальность и как на самом деле нередко реальность имеет очень мало общего с литературой. Вот история с Одессой, как столицей преступного мира, столицей всероссийской преступности. Я бы особенно обратил внимание на исследования историка из Казани Ильи Герасимова об этнической преступности, в том числе преступности в Одессе. Вот, что говорится в работах профессионалов. Давайте посмотрим уголовную статистику. Что на самом деле представляла из себя Одесса, по сравнению с другими городами российскими? Сейчас я вам процитирую официальную уголовную статистику. В 1913 году на 100 тысяч одесситов приходилось 224 осужденных, в то время как в Баку - 353, в Казани - 384, в Нижнем Новгороде - 400. Нижний Новгород в отношении преступности почти в два раза превосходил Одессу. Вы когда-нибудь что-нибудь слышали о Нижнем Новгороде, как столице преступного мира? В Нижнем Новгороде, увы, не нашлось Бабеля.
Или другая история. Вот, смотрите, у Бабеля ведь этот мир своеобразный, в основном, мир преступный, это почти исключительно еврейский мир. И посмотрим на самом деле, что происходило в отношении еврейской преступности. В том же 1913 году в Одесском судебном округе было осуждено за разные преступления 122 лица иудейского вероисповедания. Для сравнения, в Киевском – 222, а в Варшавском - 659. Кстати говоря, не надо думать, что преступность была столь широко распространена среди евреев, была таким еврейским бизнесом. Отнюдь нет. Статистически, в отношении уголовной преступности, евреи отнюдь не были в числе лидеров, и число заключенных среди евреев уступало среднему по Российской Империи. А если брать конкретно Одессу, то в последнем, предвоенном году за решетку в городе отправили 21 рецидивиста еврея и 116 рецидивистов русских, православных точнее, - мы не можем разделить по этническому принципу - русские, украинцы, и так далее. Вот такое соотношение, при том, что евреи составляли около трети населения города, около 200 тысяч человек. Вот такая история.
И еще один момент. По Бабелю и в соответствии с одесским мифом, Одесса - это какое-то царство организованной преступности. Между тем, никакой организованной преступности, согласно уголовной статистике, в Одессе зафиксировано не было. Более того, даже одесские газеты, какой бы желтизны они не были, до 1916 года включительно ничего не писали ни о каких преступных синдикатах по одной простой причине, что их не существовало. И такой колоссальной всплеск преступности происходит, разумеется, в эпоху Гражданской войны, в эту эпоху всеобщего, тотального всероссийского погрома и, в том числе, разгула уголовщины. Впрочем, где начиналась уголовщина, а где начиналась политика, определить было не всегда возможно.
Иван Толстой: Какова была специфика Революции в Одессе? Как-то Одесса и Революция влияли друг на друга, и что получилось из этой смеси?
Олег Будницкий: Видите ли, Одесса оказалась на перекрестье вот этих всех революционных и контрреволюционных событий, в Одессе постоянно менялись власти и, пожалуй, Одесса в этом отношении была уникальным городом. Я приведу вам некоторую хронологию, чтобы вы представили себе как “весело и интересно” было жить в этом городе и почему именно в этом городе, в числе прочих проблем, расцвела преступность. Итак, пало самодержавие. С марта по декабрь 1917 года в Одессе - власть Временного правительства. Далее - троевластие. С 7 декабря 1917 по 27 января 1918 года одновременно действуют несколько властей – Одесская городская дума, Военный совет и Румчерод – Совет Румынского фронта, русского черноморского флота и города Одессы. Потом, наконец, советская власть - с 27 января по 13 марта 1918 года. Дальше - австро-немецкая оккупация с 13 марта по 26 ноября 1918 года. При этом, городом управляли украинские власти, началась Центральная Рада с 13 марта по 30 апреля, а потом правительство гетмана Скоропадского с 30 апреля до 26 ноября. Опять переходный период, опять три власти в одном городе. Это с 26 ноября по 17 декабря 1918 года. Кстати, в эти переходные периоды как раз отличился Мишка Япончик. Чем? Об этом мы поговорим позднее. Так вот, в конце ноября - середине декабря 1917 года в городе одновременно хозяйничают польская стрелковая бригада, Директория украинской народной республики - петлюровцы - при командующем генерале Бискупском, который впоследствии был начальником Управления русской эмиграции в нацистской Германии, и добровольческая армия. Далее - французская интервенция и добровольческая армия. Пришли французы-союзники с 18 декабря 1918 года по 5 апреля 1919-го. Потом опять двоевластие: на несколько дней французы и добровольческая армия, с одной стороны, Одесский совет и атаман Григорьев - с другой. Потом опять приходит советская власть на некоторые время - с 5-6 апреля 1919 года по 23 августа 1919 года. Потом опять добровольческая армия с 23 августа 1919-го по 6 февраля 1920-го. На короткий период, на пару дней, украинская Галицкая армия западно-украинской народной республики под командованием генерала Сокиро-Яхонтова и, наконец, советская власть с 8 февраля 1920-го года.
Вот это своеобразие Одессы. Редко в каком крупном российском городе, а ведь Одесса была одним из самых крупных российских городов, вот такое происходило в течение Гражданской войны. По-моему, даже в Киеве такого не было. Но и своеобразие Одессы опять-таки было в том, что город отличался высокой степенью самодеятельности в самоорганизации. То есть, создавались различные дружины самообороны, например, и иногда это были в самом деле дружины самообороны, а иногда это было прикрытие для каких-то бандформирований. Вот такой кипящий котел из себя Одесса представляла.
Но и что еще отличало Одессу в эпоху Революции? Два фактора я бы выделил, пожалуй. Довольно произвольные, но, тем не менее, мне кажется, очень важные. Один фактор - это очень высокий уровень насилия. Тут тебе и ЧК, прославленное своими расстрелами, я думаю, вы помните Катаева «Уже написан Вертер», в какой-то степени отразившего то, что на самом деле происходило в одесской чрезвычайке, далее еврейский погром, который случился в Одессе. Причем, между прочим, этот погром утроили как раз бойцы Красной армии. И вторая сторона одесского бытия - насыщенность различными интеллектуалами. То есть, люди приехавшие, не только одесситы, которые стремились как-то запечатлеть происходящее в стихах, прозе, живописи и бог знает еще в чем, но и нахлынувшие с севера - писатели, художники, артисты, и так далее. Иван Алексеевич Бунин коротал дни свои, между прочим, в Одессе, что запечатлел в “Окаянных днях”. И вот тогда-то Бунин общался с Катаевым и довольно высоко его оценил. И многие другие. Выходило множество и однодневных, и несколько более длительного существования газет и журналов. Жизнь, что называется, кипела, и сейчас, когда мы об этом читаем или это изучаем, это кажется чрезвычайно интересным и даже занимательным. Но это та самая классическая иллюстрация к классическому четверостишию Николая Глазкова, что
“Век двадцатый, век необычайный,
Чем ты интересней для историка,
Тем для современника печальней”.
Иван Толстой: Не только нам кажется все это занимательным, но уже такому человеку, умевшему отстраниться и посмотреть ироническим, холодным, бесчувственным взглядом, каким был писатель Владимир Набоков, который говорил, в частности, об Одессе (это можно было говорить в Гражданскую войну о многих других городах) - “городок все менял власти и все привередничал”. В этой атмосфере привередничаний, вы уже упомянули возникавшие бандформирования, которые под видом отрядов самообороны выступали, и здесь где-то появляется один из главных героев сегодняшнего рассказа - Мишка Япончик. Расскажите, пожалуйста, о нем, в какой момент он появился. Судя по рассказам Бабеля, он появляется еще в дореволюционной Одессе и затем плавно переплывает в Одессу революционную и Одессу времен Гражданской войны. Итак, реальная жизнь и судьба Мишки Япончика – Бени Крика.
Олег Будницкий: Вот, вот, это опять-таки о том, что может ли один человек или группа лиц создавать мифы и, наверное, самый главный одесский миф - это миф о Мишке Японичке, который был обессмерчен, если так можно выразиться, в рассказах Исаака Бабеля. Целый ряд серьезных исследователей - историков, литературоведов, киноведов, не говоря уже просто о жителях Одессы, и не только Одессы - уверены, что вот эти самые подвиги Бени Крика, литературный псевдоним Мишки Япончика, это все на самом деле происходило, но Бабель это несколько разукрасил, как это водится в литературе - это такой концентрат реальной жизни.
На самом деле ничего подобного. Дело в том, что Михаил, он же Моисей Винницкий, известный также по кличке Мишка Япончик, сразу скажу, что это связано с его разрезом глаз, поэтому он получил такое прозвище, никаких бандитских подвигов в дореволюционной Одессе не совершал. По одной простой причине – его там не было, он был на каторге. Еще в период Революции 1905 года молодой электрик одесский, анархист Винницкий за участие в эксах анархистских угодил на каторгу и там благополучно пребывал. Освободила его Февральская революция. И никаких подвигов в дореволюционной Одессе, бандитских или не бандитских, за исключением эксов эпохи первой русской Революции, он не совершал. Он прославился в Одессе после Революции, и здесь-то он стремительно завоевывает свой уголовный авторитет.
Надо сказать, что вообще Революция освободила из тюрем множество уголовного народа. По мнению различных революционеров, проблема была в том, что эти люди были жертвами социальной системы и теперь они получали шанс на то, чтобы перековаться. Наиболее последовательны в этом отношении были большевики. Уже после окончания Гражданской войны известный деятель партии большевиков, прокурор Российской республики Николай Крыленко писал: “В наших глазах каждое преступление есть продукт данной социальной системы, и в этом смысле уголовная судимость по закону капиталистического общества и царского времени не является в наших глазах тем фактом, который кладет раз и навсегда несмываемое пятно. Мы знаем много примеров, когда в наших рядах находились лица, имевшие в прошлом подобные факты, но мы никогда не делали отсюда вывода, что необходимо изъять такого человека из нашей среды. Человек, который знает наши принципы, не может опасаться, что наличие судимости в прошлом угрожает его поставить вне рядов революционеров”.
Вот такая индульгенция уголовникам. Вероятно, среди осужденных в самом деле были какие-то жертвы среды, какие-то люди, попавшие в жернова царской юстиции, в силу того, что не могли нанять приличных адвокатов, и так далее. Но львиная доля уголовников на самом деле была уголовниками. Но некоторая часть из них стремилась перековаться (используя терминологию позднейшего времени) и пыталась воспользоваться моментом с тем, чтобы в корне изменить свою жизнь. Тем более, казалось, что вообще жизнь меняется. И вот в марте 1917 года “Русские ведомости” опубликовали сообщение своего корреспондента из Одессы следующего содержания:
“В одном из ресторанов состоялся своеобразный митинг представителей уголовного мира. Митингом руководил отпущенный под честное слово из тюрьмы, приговоренный к бессрочной каторге начальник разбойничьей шайки, наводившей ужас в Бессарабии Катовский. Ораторы единодушно отмечали, что прежний строй способствовал росту преступности, и что теперь положение изменилось и необходимо взяться за честный труд. Для обсуждения практических вопросов о возвращении к честной жизни созывается новое собрание”.
Я думаю, что не нужно объяснять, что упомянутый в этой заметке Катовский вошел в историю Красной армии под более благозвучной фамилией Котовский. Григорий Котовский стал, как известно, комбригом и одним из самых прославленных героев Гражданской войны. О нем сняли фильм, в котором бывший бандит изображался, конечно же, Робин Гудом.
А вот Михаилу Винницкому повезло меньше, хотя шанс попасть в герои и вовсе не бандитского эпоса, а Красной армии у него был не меньшим, чем у его более удачливого коллеги.
Вот это, возможно, одна из самых интересных и малоизвестных страниц в истории жизни Мишки Япончика, который, вроде бы, был прототипом Бени Крика. Так вот, чем занимался Михаил Винницкий по возвращении? Михаил Винницкий, в общем-то, организовал банду налетчиков и занимался этим самым бандитским ремеслом, занимался с успехом, и в самом деле получил такую репутацию Робин Гуда. Хотя его жертвам от этого было не легче. Но, среди прочих дел, между прочим, Винницкий прославился и тем, что организовывал отряды самообороны в период угрозы еврейского погрома - все-таки о своем происхождении он не забывал, и подавляющее большинство членов его банды были евреями, это правда.
Но вот, что любопытно. В ту переломную, переходную эпоху Винницкий на самом деле сотрудничал с большевиками, и об этом писали сами большевики. Например, он им поставлял оружие по льготным ценам. Приводят такие эпизоды любопытные, что когда однажды один из большевистских курьеров подвергся ограблению, то вышли руководители подпольной большевистской организации на Япончика, тот отыскал этого налетчика и приказал все вернуть, что и было сделано. Налетчики Мишки Японичка вместе с большевиками совершали нападения на полицейские участки и тюрьмы с целью освобождения заключенных.
И вот тут возникает любопытнейшая коллизия, я имею в виду рассказы Бабеля. Помните, с чего там начинается? Начинается вот эта бандитская сага, которая достаточно коротка, я имею в виду объем бабелевских рассказов, но чрезвычайно насыщенная, начинается история с того, что новый пристав намерен арестовать бандитов Япончика во время свадьбы, а Япончик (Беня Крик, вернее, я уже стал путать реального одесского бандита с литературным персонажем), Беня Крик устраивает поджог полицейского участка, и полицейская облава срывается. Этого не могло быть по определению. Как мы знаем, до Революции 1917 года, до Февральской революции, Михаил Винницкий находился на каторге. Но в эпоху уже более позднюю, в эпоху Гражданской войны эти эпизоды бывали, причем иногда это принимало довольно серьезный масштаб, и речь идет не только о налетах на отдельные полицейские участки, а речь идет о налетах, о штурме тюрьмы в конце 1918 года. Причем, тюрьму совместно штурмовали большевистские группы и гвардия Япончика – 400 человек бандитов. Штурмовали тюрьму и взорвали ее ворота, в частности. Было освобождено около 700 заключенных, по большей части уголовников, начальник тюрьмы, который прятался в сарае, был сожжен заживо. Вот такие страсти кипели в Одессе с конца 1917 и до начала 1919 года. И мы видим отчетливую кооперацию между большевиками и налетчиками Мишки Япончика в определенных областях.
Иван Толстой: Олег Витальевич, если Моисей Винницкий действовал явно в послереволюционный, хотя бы в послефевральский период, почему же у Бабеля похождения Бени Крика относятся к царским временам?
Олег Будницкий: Я думаю, что совершенно понятно, почему Бабель перенес подвиги Япончика-Бени Крика в дореволюционный период. Если следовать исторической канве, то что бы получалось? Получалось бы, что одесский бандит является борцом против интервентов-белогвардейцев, так? Но это уже никак не вписывалось, в то время, в господствующую идеологию.
Иван Толстой: А помимо вот этих торгово-ствольных, торгово-оружейных контактов, у Мишки Японичка и большевиков были какие-то и более тесные связи? То есть, смог ли Беня Крик, смог ли Мишка Япончик сделать какую-нибудь официальную карьеру, предъявить такие документы, за которые он по шапке не получил бы от властей?
Олег Будницкий: Еще как! Весной 1919 года Беня Крик явился в Особый отел Третьей Украинской советской армии и предложил сформировать отряд для борьбы с белогвардейцами. Предложение было принято, и Мишка Япончик, точнее, Японец, как его называли в официальных документах, эти документы сохранились, в том числе, в Российском Государственном Военном Архиве, официально так и пишется: “Товарищ Мишка Японец, Военный совет такой-то армии обращается к вам с тем-то и тем-то и приказывает вам передать легкое орудие отряду товарища Дмитриева….”. Конкретные документы и некоторые другие вещи.
Он сформировал отряд, во главе которого собирался бороться с контрреволюционерами. Он вообще говорил, что он всю жизнь борется с буржуазией. Надо сказать, что следуя одной из анархистских доктрин (доктрина прямого действия и непосредственной экспроприации экспроприаторов), то вроде как он занимался революционной борьбой, правда, весьма своеобразной. И надо сказать, что поскольку проблем с деньгами, а, значит, и с оружием у Мишки Япончика не было, то ему удалось сформировать довольно серьезную и по численности, и по вторжению воинскую часть. Отряд был сформирован не позднее середины мая 1919 года. Один из современников вспоминал шествие отряда Мишки Япончика по одесским улицам. “Впереди - командир на вороном жеребце и с конными адъютантами по бокам. За ними - два еврейских оркестра от Молдаванки. Потом шествует пехота с винтовками и маузерами, одетая в белые брюки навыпуск и тельняшки. Правда, головные уборы были разнообразнейшие - от цилиндра и канотье, до фетровых шляп и кепок. За двухтысячным отрядом пехоты несли несколько орудий со снарядными ящиками”.
Вы представляете себе картину? Вот эти в белых брюках, цилиндрах и канотье, но несколько орудий - это очень серьезно. Могу добавить, что когда впоследствии отряд Япончика выступил на фронт, то на вооружении было 40 пулеметов – мощнейшая, по тем временам, сила. В отряд отправили известного в Одессе революционера анархиста Александра Фельдмана в качестве комиссара, и политбойцами были направлены несколько десятков студентов Новороссийского университета. Создали при отряде библиотеку, и даже “имелся огромный фонд с изрядным запасом агитационных пластинок”. То есть, отряд Япончика рассматривался, как настоящая воинская часть. И в начале июля 1919 года отряд Мишки Япончика был переименован в 54-й украинский советский полк, по некоторым данным, имени Ленина. Это сведения не стопроцентные, это в мемуарах современников, а в документах мне не попадалось, во всяком случае. Но многие люди был убеждены, что он был имени Ленина. И их отравили на фронт. Тем более, было уже очень горячее время и не хватало штыков.
И мы довольно точно знаем, как развивались события в дальнейшем. 23 июля полк был отправлен на фронт в распоряжение начальника 45-й стрелковой дивизии, им был прославленный впоследствии Иона Якир. Часть полка, правда, разбежалась еще до отправки. Да и вообще за этим полком с сомнительной репутацией было решено установить специальное наблюдение ЧК. Но, тем не менее, около 700 человек на фронт прибыло. Я вам хочу сразу сказать, что в таком массовом дезертирстве нет ничего удивительного. Это было общее явление для Красной армии, для белых тоже, но сейчас мы говорим о красных. За годы Гражданской войны, при численности пять с половиной миллионов человек к концу Гражданской войны, из Красной армии дезертировало около 4 миллионов человек. Это была колоссальная текучка. Их потом ловили, мобилизовывали, опять забирали, они потом опять бежали, и так далее. То есть то, что кто-то разбежался, это не следствие того, что полк был составлен из бывших налетчиков, но это специфика того времени.
Здесь я бы еще хотел что сказать? Вот мы так уверенно говорим, что это налетчики и бандиты. На самом деле, мы не знаем, из кого состоял этот полк. Я очень сильно сомневаюсь в цифре 2000 налетчиков. В общем-то, это чересчур много. Клиентуры бы для них не хватило. И я вполне допускаю, что в состав этого 54-го украинского полка входили не только бандиты, решившие перековаться или, во всяком случае, по каким-то соображениям решившие примкнуть к Красной армии, но и какие-то другие люди, которые действительно считали, что пришло время бороться за ту власть, которая обеспечивает им, по крайней мере, жизнь и свободу, как тогда казалось.
Так или иначе, когда полк явился на фронт, поначалу Якир его не хотел принимать, но комиссар якировской дивизии, повстречавшись с Мишкой Япончиком и с его полком, сказал что, хотя у полка плохое политическое состояние, о чем говорил сам Мишка Япончик, что любопытно, но, в общем, он вполне боеспособен. Вот описание, оставленное комиссаром дивизии Горинштейном. “Мишка Япончик - молодой человек среднего роста, особенно поражал наивный, почти детский взгляд его иссеро-синих глаз. Говорил он мягко и толково, и головой ручался за боеспособность людей”. И что вы думаете? В первом же бою 54-й стрелковый советский украинский полк под командованием товарища Винницкого обратил в бегство петлюровцев, совершил удачную атаку при помощи ручных бомб и обрушил шквальный пулеметный огонь на петлюровцев. 40 пулеметов, повторю еще раз.
А дальше происходит что-то непонятное. Той же ночью, по одним данным, на полк напал панический страх и он побежал, по другим данным, точнее, по умозаключениям одесского историка Игоря Шкляева, который много сделал для того, чтобы раскопать эту историю, вероятно, была какая-то провокация. Полк состоял полностью из одесситов, и вот, вероятно, что-то такое им сообщили, раз они бросили все, захватили два поезда и двинулись в родной город. Мне это предположение не кажется убедительным. Какой смысл был провоцировать, ведь проводили довольно большую работу по подготовке этого полка, занимались политической работой. Мишке Япончику перед отправкой на фронт комендант Одессы вручил серебряную саблю, ни больше, ни меньше, и полк начал вполне успешно воевать. Так что идея спровоцировать их, чтобы они бежали, а потом с ними расправиться… А смысл какой? Никакого смысла нет в этой истории. Поэтому чего-то мы здесь не знаем, что произошло, и почему полк, после удачной атаки и одержанной победы, запаниковал, тоже непонятно.
Так или иначе, Япончик и его полк двинулись обратно в Одессу. Что касается конкретно Япончика, он на станции Бирзула захватил вместе со своим штабом паровоз и двинулся в Одессу вслед за своим и людьми. Путь следования Япончика вычислить было не сложно, и его решили перехватить в Вознесенске. Туда были переброшены отряды одесских коммунистов и отряды-конники начальника вознесенского боевого участка Никифора Урсулова, по другим данным Урсуляка. Засаду, по воспоминаниям известного чекиста Фомина, устроили возле огромного железнодорожного депо. Полк Урсулова и коммунистические отряды затаились в высокой кукурузе. Чтобы остановить состав, закрыли семафор. Машинист паровоза остановил поезд. Мишка Япончик, его комендант Халип и жена Лиза, вооруженные маузерами, быстро направились к будке стрелочника, чтобы узнать причину остановки. Не входя ни в какие переговоры, Урсулов застрелил Мишку, Синяков одесский партийный вождь – Халипа, одесский чекист Зорин - Лизу. Это произошло 29 июля 1919 года. А красный командир Никифор Урсуляк, он же Урсулов, был награжден за свой подвиг (выстрела из-за угла) – Орденом красного знамени.
Вот там и был похоронен Мишка Япончик 90 лет тому назад, причем на похороны собрались все евреи Вознесенска, и приехали вроде бы его отпевать некоторые известные певцы из Одессы, и был такой своеобразный поминальный концерт. Вот так закончилась земная жизнь Мишки Япончика, чтобы продолжиться в образе Бени Крика.
Иван Толстой: Олег Витальевич, но ведь существует еще одно продолжение, может быть, и неосуществленное, я, конечно, не крупный специалист по биографии Сергея Эйзенштейна, но я слышал, что он планировал съемки фильма, и чуть ли даже не под таким названием “Беня Крик”.
Олег Будницкий: Эйзенштейн планировал, но фильм снял другой режиссер, и такой фильм “Беня Крик” был снят, и он существует. И фильм, кстати говоря, очень неплохой, с моей точки зрения. Рассказы Бабеля пользовались колоссальной популярностью, не нужно это доказывать и объяснять и, конечно же, “Король” и “Как это делалось в Одессе” были одними из самых популярных. Разумеется, у киношников возникла мысль экранизировать эти рассказы, и возникла идея фильма “Беня Крик”. Написал сценарий сам Бабель к сюжетам “Короля” и “Как это делалось в Одессе”. Там еще кое-что добавлено из рассказа «Фроим Грач», где он действует в качестве помощника Бени Крика. Бабель добавил третью часть - историю о том, как Беня Крик создал полк. Но в сценарии это трактуется так, что они под прикрытием участия в Красной армии собирались производить грабежи на фронте, что было не очень логично, поскольку на фронте все-таки опасно. И лучше бы заниматься грабежами в каком-то другом месте. Но это уже другая часть, идеологическая. И чекисты, по фильму, поняв замысел Бени Крика, они его спаивают, они едут в поезде на фронт, они его спаивают и потом расстреливают Беню и Фроима Грача в затылок. И последние кадры фильма – из-под рогожи выглядывают босые ноги убитых Бени Крика и Фроима Грача, и один из чекистов говорит: “Продолжайте, товарищи!”.
Товарищи, как мы знаем, продолжили. И первоначально предполагалось, что будет фильм снимать Эйзенштейн, причем параллельно с фильмом “1905 год”, который впоследствии превратился в фильм “Броненосец Потемкин”. Но уже выяснилось на месте, в Одессе, что технически просто невозможно снимать два фильма параллельно и, в итоге, Эйзенштейн снял “1905 год”, то есть “Броненосец Потемкин”, а не “Беню Крика”. А в противном случае, как в свое время писал покойный, увы, ныне историк кино Мирон Черненко, вот могла бы быть такая еврейская бандитская сага, снятая Эйзенштейном и, добавлю я от себя, “Крестный отец” был бы снят у нас в 1926 году, а вовсе не в Америке в начале 70-х. Я думаю, учитывая талант, точнее, гений Эйзенштейна, можно представить, что он мог бы сделать из этого сюжета.
Но Эйзенштейн фильм не снял, снял его режиссер Вильнер, это был театральный режиссер, по образованию, кстати говоря, юрист, адвокат. Он подвязался в Москве на театральной сцене, потом был приглашен в Одессу, где на Одесской киностудии (она тогда называлась по-другому) снял “Беню Крика”. Фильм был снят в 1926 году, и в начале 1927 года состоялась премьера фильма, который почти сразу же был запрещен.
Фильм очень любопытный. Мне пришлось делать доклад как раз по этому фильму на конференции по киноиудаике в Тулузе, замечательная была конференция, и из архива Госфильмофонда мне предоставили копию. Фильм состоит из трех частей, такой триптих: Беня Крик до революции, Беня Крик при Временном правительстве и Беня Крик при советской власти. И мораль там такая прослеживается довольно нехитрая. То есть, вот царское правительство не могло справиться с этими бандитами, полиция царского правительства не могла справиться, а советская власть, наконец, решила вопрос Бени Крика, разоблачила его бандитские уловки и вот пуля в затылок - закономерный финал этой бандитской карьеры. Хотя фильм как бы идейно должен был быть выдержан и, видимо, режиссер старался это делать, получилось не совсем так, точнее, совсем не так. Беня Крик выглядит там, хотя фильм-то немой, понимаете, когда уходит текст бабелевский, то, конечно, немножко все это огрубляется и испрямляется, и вот этого шарма у Бени там существенно меньше, если вообще он есть, чем рассказах Бабеля. Беня там бандит и убийца. Но бандит и убийца выглядит гораздо более человечным, чем вот эти самые чекисты, которые его спаивают, а потом расстреливают. И при всех благих намерениях режиссера это просто бросается в глаза.
Интересно, что кинокритика еще до выхода фильма довольно негативно отнеслась к этому творению, хотя фильм еще не вышел. Классическая ситуация. Вот я фильма не видел, но я напишу. Идея была такая, что это плохая услуга евреям, потому что там же еврейский бандитизм, во-вторых, вообще в тот период, когда мы боремся с хулиганством и бандитизмом, идет романтизация хулиганства и бандитизма. И такой точки зрения придерживался не только неизвестный миру и совершенно забытый кинокритик, но и такой человек, как Лазарь Моисеевич Каганович, который, якобы, по словам Алексея Каплера посмотрел фильм в Харькове, тогдашней столице Украины, и заявил, что это есть романтизация бандитизма, что этот фильм вредный, надо его снять с экрана. И фильм был снят и положен на полку. Хотя, повторяю, с точки зрения кинематографической, фильм вполне выдерживает сравнение с любыми вестернами того времени, да и позднейшими тоже, и, я думаю, что если его сейчас пустить на экран, вполне бы неплохо смотрелся, при том, что он черно-белый, немой и так далее, но в этом фильме что-то есть.
Иван Толстой: Олег Витальевич, последний вопрос, в завершение: попал ли Беня Крик в эмиграцию? Или так: эмигрировал ли Беня Крик?
Олег Будницкий: Хороший вопрос. То есть вы имеете в виду, как там, в русской эмиграции, было с вот такими веселыми бандитами?
Иван Толстой: Совершенно верно.
Олег Будницкий: Вы знаете, как-то не прослеживается особенно. Было не так просто, публика была разная, были люди и странные, и Горгулов, который застрелил президента Франции, но это, скорее, немножко отклонение по другой части. Там ведь не больно забалуешь за границей. Эмигранты без языка, на виду, состоящие, в общем-то, де факто, под специальным надзором, там расцвести преступность практически не могла и не расцвела. Но что касается литературных героев, литературных персонажей, так ведь русская эмиграция, она ведь, в основном, читала вовсе не Бунина или Набокова, а всякие вульгарные поделки. Если мы посмотрим на наиболее популярные эмигрантские газеты, то, что люди читали-то? Не только в “Иллюстрированной России”, скажем, но и на страницах “Последних новостей” печатались разные романы с продолжением. В основном, это приключенческие, детективные романы. Так что можно сказать, что Беня Крик, я имею в виду не бабелевского персонажа, а такой вот уголовный персонаж, там победил на страницах печати. Но не в реальной жизни.
Иван Толстой: Тогда маленькое замечание от себя. В эмиграции мощно читали и “Одесские рассказы” Бабеля, и “Золотого теленка” с “Двенадцатью стульями”. Помните рассказ Набокова “Тяжелый дым” 1935 года? Студент, в поисках папирос, перебирает книжки на полке, книжки, потрафившие душе, и там причисляются “Сестра моя жизнь”, “Вечер у Клэр”, “Золотой теленок”.
Олег Будницкий: Это само собой, но Бабель был вообще один из самых читаемых писателей в мире и не только в среде русской эмиграции. Это, безусловно, так. Я говорю о том, что вот эти бандитские рассказы Бабеля - это высокая литература, я говорю о том, что эмиграция, интеллектуальный уровень которой сильно преувеличивается (я имею в виду эмигрантские массы), она читала то же, что читали эти самые массы на любых других языках. Они читали различные приключенческие и детективные романы, рассказы и повести. И в этом плане вот эта низовая стихия, низовая литература, она, конечно, победила, как она побеждает, увы, всегда.
