Анна Качкаева: Почти уже закончилась пора поступления в вузы. Рособрнадзор подвел итоги волны ЕГЭ. Многие творческие вузы впервые в этом году испытали на себе, что такое студенты, поступающие по ЕГЭ. И вот сегодня мы будем разговаривать о том, в общем, какие они – абитуриенты середины уже теперь 2000-х, конца этого первого десятилетия, и рожденные после Советского Союза, в основном 1990, 1991, 1992 и даже уже 1993 года рождения? Вот какие они, какими они кажутся тем, кто их будет учить? И, наконец, плюсы и минусы ЕГЭ для творческих вузов.
И сегодня со мной в студии декан факультета журналистики Московского государственного университета, профессор Елена Вартанова и декан актерского факультета училища имени Щукина Мария Осовская.
У нас должен был быть еще мужчина с нами, но вот у него ректорат, это декан журфака МГИМО, поэтому он извинился, но, к сожалению, вероятно, к нам не успеет доехать. Но я думаю, что дамы вполне справятся и с вашими вопросами, уважаемые слушатели, и с размышлениями о том, что же мы теперь имеем.
Давайте сначала разберемся с ЕГЭ, а потом уже, собственно, какими вы студентов увидели. Впервые и вам, Елена, и вам, Маша, пришлось столкнуться с попыткой вот формализовать то, что формализовать, в общем, нельзя. Насколько это вообще эффективно? И какие критерии для того, чтобы формализовать подход к творчеству, могут быть приняты? И насколько они сработали?
Елена Вартанова: Я думаю, что для нас, факультета журналистики Московского университета, попытка формализации критериев будущих журналистов была не слишком сложной, поскольку творческий конкурс, который мы проводили в течение многих предыдущих лет, уже показал, каких качеств мы ждем от будущих журналистов. Вопрос, конечно, в том, как можно было оценивать эти качества и как нужно было их оценивать. Это было, может быть, для многих преподавателей непросто. Но то, что у факультета есть твердое понимание необходимых для журналиста качеств, это факт, и то, что это понимание мы заложили в основу творческого конкурса, это тоже однозначный факт. Конечно, ЕГЭ я бы не стала здесь мешать с творческим конкурсом.
Анна Качкаева: Ну, а как? Ведь если бы не ЕГЭ, то были бы нормальные экзамены, и творческий конкурс был лишь проходной такой возможностью.
Елена Вартанова: Проходным этапом. Я думаю, что с этой точки зрения ЕГЭ, наверное, факультету нужно благодарить, потому что мы впервые поставили перед собой задачу более четко классифицировать те качества, которые нужны журналисту, и оценить их в определенной шкале. Получается, что творческий конкурс, который существовал до этого и имел статус "проходит – не проходит", "допущен к экзаменам – не допущен", не мог повлиять в целом на отбор. Потому что в значительной степени творческий конкурс мало кого отсеивал. Были очень сложные критерии, было очень сложно сказать, мы отсеиваем этого человека сознательно или нет, поскольку момент субъективности в том творческом конкурсе, который существовал без оценок, он присутствовал. И вот этот момент субъективности мы бы очень хотели исключить.
Анна Качкаева: Ну, хорошо, смотрите, ЕГЭ – по документам, и об этом говорят сейчас многие деканы. Выпускной аттестат – троечный, ЕГЭ – чуть не под 90, заявление в Университет с 8 ошибками. То есть обязаны принять по ЕГЭ, а творческий конкурс в этой ситуации влияет или все равно не влияет, и значит, придет такой вот странный персонаж на факультет?
Елена Вартанова: Вы знаете, отчасти может прийти, конечно, такой странный персонаж. Но все-таки творческий конкурс, который мы проводили в этом году, оценивал одновременно и литературные способности журналиста, и это максимально…
Анна Качкаева: Ну, да, 70 баллов – сочинение, и 30 – разговор.
Елена Вартанова: …и его коммуникационные, коммуникативные особенности. Я считаю, что сочинение, оцененное на "двойку", и оцененное по четко сформулированным критериям, такое сочинение, конечно, может поставить преграду.
Анна Качкаева: Не крест.
Елена Вартанова: Преграду при поступлении. Мы же, в общем, оцениваем и логику изложения, и умение мотивировать свою точку зрения, и умение грамотно изложить свои мысли. Мы не оцениваем знание русского языка, мы оцениваем литературный язык абитуриента и умение абитуриента этим языком пользоваться.
Анна Качкаева: Ну, вот, Мария, у журналистов, ну, хоть какая-то формализация существует, все-таки есть бумага, написал, посмотрел, потом там 6 пунктов в смысле творческой активности, социальной ориентации, некоторых реакций и прочее. А у вас что там за критерии были? Ясно же, что тоже был творческий конкурс, и вы их как-то формализовали, потому что ставили оценку.
Мария Осовская: Безусловно. Вы знаете, мы очень благодарны той системе, старой, сложившейся годами, десятилетиями, которая существовала при поступлении в театральные вузы. И если говорить честно, то нас бог миловал, нам ЕГЭ не помешало в этом году. Потому что, во-первых, благодаря тому, что творческим вузам был разрешен свой творческий испытательный вступительный экзамен. И таким вступительным испытанием творческой направленности у нас стало испытание по мастерству актера, или по актерскому искусству. Эти испытания состояли из четырех экзаменов. Это, конечно же, чтение, то есть исполнение чтецкой программы, с чем всегда мы принимали в институт (проза, басня, стихи). Это экзамен, который всегда проводился в нашем институте, и проводился только в нашем вузе, - это этюды, то есть исполнение несложных сценических этюдов на темы, предложенные преподавателем, экзаменационной комиссией. Конечно же, это данные, то есть некие умения, которыми обладает абитуриент: пластика, то есть пластичность, вокальные способности и речь, то есть дикция. Вот эти три вещи – пластика, речь и вокал – объединялись одной оценкой. И конечно же, четвертое – самое важное для нас, потому что, если раньше у нас тоже было сочинение письменно… Это, правда, считался зачет или незачет, это не был балл, не была оценка.
Анна Качкаева: Ну, так же как и на журфаках.
Мария Осовская: У нас четвертым экзаменом по творческой направленности было собеседование, собеседование на тему: "Драматургия, театр, литература".
Анна Качкаева: Но его раньше не было или тоже всегда был?
Мария Осовская: Оно всегда было, но оно все-таки больше было по литературе и истории. Теперь такой вот профессиональный уклон. И все эти экзамены оценивались в 100-балльной системе.
Анна Качкаева: Ну, я так понимаю, что, значит, получается 400 – это столько же, сколько…
Мария Осовская: Получилось шесть экзаменов вместе с ЕГЭ. Конечно, максимально – это 600, но 600, как вы сами понимаете, это невозможно. А проходной балл у нас был в этом году 400 – на бюджетное место.
Анна Качкаева: То есть, в общем, короче говоря, вы своих абитуриентов уже получили.
Мария Осовская: Мы своих знаем в лицо, единственное, мы не можем их официально пока зачислить, потому что есть некие формальности, которые должны быть соблюдены.
Анна Качкаева: Елена Леонидовна, ну, тоже мы знаем своих в лицо…
Елена Вартанова: Знаем. Давайте тогда попробуем, поскольку и вы, и вы знаете своих в лицо, и это редкие вузы, надо сказать слушателям, что только творческий вуз, ну, вот еще у на музыкантов нет здесь представителей, у них, я думаю, какие-то проблемы все-таки существуют, потому что это уж совсем как-то трудно оценить…
Мария Осовская: Да, безусловно, музыкантам гораздо сложнее, потому что они начинают учиться с 4-6 лет. И как им поступать только по ЕГЭ? В общем, там есть сложности.
Анна Качкаева: Тем не менее, мы, значит, приблизительно понимаем, что в процентном соотношении своих абитуриентов знают в лицо, ну, вот в МГУ четыре факультета…
Елена Вартанова: Ну, в МГУ гораздо больше факультетов знают, но разным факультетам было разрешено проводить свои испытания по разным причинам. Четыре факультета, я бы даже сказала, четыре специальности проводили творческий конкурс – это журналисты два раза, это историки-искусствоведы и это факультет искусств. Остальные факультет искусств. Остальные факультеты университета проводили свои вступительные испытания в случае, когда на одно бюджетное место было более чем 2 человека, имеющих высший балл. Это вот так, где очень высокий конкурс.
Анна Качкаева: Тогда я попрошу вас оценить, каких абитуриентов вы в этом году увидели? Они чем-то отличаются, скажем, от пятилетней давности? Вообще, какие они? Вот вы говорите, что собеседование проводили по драматургии, театру, какому-то кругу культурных вопросов... Ну, судя по тому, как вы улыбаетесь, сейчас вы скажете, что "печально я смотрю на это поколенье".
Мария Осовская: Вы знаете, печально, да, печально. Были люди, которые хоть и стремятся в театральный вуз и мечтают об этой профессии, но, однако же, хорошо если один раз были в театре вообще. Да. Уровень... сложно...
Анна Качкаева: А они как-то объясняют, почему они только один раз были в театре? Это наверняка ведь не города, где театров нет.
Мария Осовская: Есть такие, где театров нет, есть из глубинок.
Анна Качкаева: Ну, это как раз понятно, из глубинки.
Мария Осовская: А есть те, которые живут... Ну, как вам сказать, объясняют как-то, объясняют.
Анна Качкаева: Хорошо, значит, глубоко не интересна будущая профессия, что-то такое другое ими движет. А еще?
Мария Осовская: В разговоре с педагогами, которые прослушивали будущих абитуриентов, а ведь у нас прослушивание, так называемые прослушивания-консультации начинается с середины апреля, в этом году педагоги...
Анна Качкаева: Когда у вас там 5 тысяч человек.
Мария Осовская: Да-да. Но мы слушаем всех, поэтому никакого нарушения прав человека...
Анна Качкаева: Кто хочет – может попробовать.
Мария Осовская: Да, кто хочет – может попробовать. Мало того, это консультация, поэтому если вдруг тебя не удовлетворяют результаты твоего прослушивания у этого педагога, ты можешь пойти к следующему педагогу. Хотя, в общем, это, конечно, тяжеловато, потому что увеличивается количество людей. Так вот, в разговоре с нашими преподавателями было высказано такое мнение, что в этом году, как ни странно, не было... знаете, вот всегда бывают какие-то вот "ах", вот таких не было в этом году. Да, мы набрали очень симпатичных молодых людей, которые безусловно способные, одарены, но вот каких-то таких бриллиантиков что ли – такие в этом году не попались. И вообще, был такой уровень очень средний.
Елена Вартанова: У нас, я думаю, ситуация в чем-то похожая. Хотя в этом году у нас был очень большой конкурс – 5 человек на место – для журфака давно не было таких показателей, поэтому мы видели разных. И мы даже видели очень талантливых. Но наш творческий конкурс интересен тем, что мы видим абитуриента с двух сторон: с одной стороны, можно сказать, анонимной, когда абитуриент пишет сочинение и говорит за себя своей письменной речью, и с другой стороны, это очень анонимно, личностно, когда на собеседовании выясняется общий уровень кругозора и профессиональная мотивация, профпригодность абитуриента. Поэтому мы выявили несколько, скажем так, результатов. Во-первых, очень часто не совпадала оценка за сочинение и оценка собеседования. То есть не все абитуриенты развиты гармоничны, не всем удается одинаково хорошо говорить в режиме, можно сказать, таком онлайн и писать. В этом смысле, наверное, сочинение показывает худшие результаты. В личном собеседовании абитуриент лучше раскрывается, хотя мы считаем, что это заслуга тоже наших преподавателей, в комиссии с которыми...
Анна Качкаева: Да, 20 минут. Поскольку я этим занималась, то могу сказать, что непростая процедура.
Елена Вартанова: Непростая, но при этом я считаю, что преподаватели были очень благожелательны, журналисты, которые сидели, были очень благожелательны, поэтому абитуриенту было легче раскрыться. На сочинении сложнее. Конечно, огорчил, как и вас в актерском вузе, общий уровень культуры и общий уровень кругозора. Но тут претензии, скорее всего, можно предъявлять школе и недоработкам именно в тех курсах, которые перевелись на механическую оценку, например, литературе, которую оценивают по тестам, но не по умению мыслить, не по умению мотивировать свою позицию.
При этом надо сказать, что все-таки социальный оптимизм в наших детях вырос. Это вот очевидно. И они были более увлеченными и более мотивированными. Конечно, я понимаю, что если актеру не дана божья искра, может быть, и не разовьешь, а вот если журналист – все-таки человек в чем-то неграмотный, то это, наверное, можно поправить. И мы на себя берем такую задачу – поправить уровень кругозора, поправить грамотность, поправить начитанность – это мы можем дать абитуриентам. Поэтому для нас очень важно было выявить вот эти человеческие качества: коммуникабельность, дружелюбность, открытость, умение вытрясти информацию из любого источника и умение видеть, где актуальная и значимая информация, а где ее нет. Поэтому для нас абитуриенты показались более симпатичными, чем раньше. Тем более, наверное, это произошло потому, что к экзамену они отнеслись серьезнее, чем к тому старому творческому конкурсу, где для них было непонятно, что у них оценивается, поскольку свои критерии мы объявили заранее и на сайте факультета, и на консультация перед творческим конкурсом.
Ну, и последнее, что очень важно для нас. Журналистка продолжает феминизировать, у нас опять было очень много девушек, но уровень лучших абитуриенток был блестящий.
Анна Качкаева: И юношей, которые мне попались. Я вот тут за мужчин, потому что очень хочется, чтобы мальчики были тоже внятные.
Елена Вартанова: Да, это очень важно, но вот их, к сожалению, почему-то мало.
Анна Качкаева: Все меньше и меньше, это правда. Хотя мне кажется, я не могу во всем разделить ваш оптимизм, потому что мне кажется, что знание вообще истории... ну, это не первый год, и не только связано с тем, что там изменились творческие испытания, на мой взгляд, просто уже совсем сошло на нет. Люди этого поколения, видимо, в ценностном разломе вообще плохо ориентируются, даже в ближайших 20 годах. Ну, это, впрочем, и со взрослыми проблема. И есть некоторые, как мне кажется, социально инфантильные, очень отчуждены, особенно если говорить о журналистах, от происходящей жизни. Как-то про все то, что касается власти, социальных аспектов, политики в принципе, каких-то международных отношений, про все это, скорее, они... Хотя это, вероятно, связано с их "маленькостью".
Елена Вартанова: Ну, понятно, что они еще не зрелые граждане и не совсем правильно понимают гражданскую позицию. Может быть, они ее даже не готовы формулировать. Но мне повезло, поскольку я, как декан, должна была прочитать все сочинения с высшей оценкой и все сочинения "двоечные", чтобы понять, действительно ли эти сочинения соответствуют таким оценкам. Так вот, я должна сказать, что в сочинениях, претендовавших на самый высокий уровень, гражданская позиция была сформулирована достаточно четко. И ребята, я думаю, все-таки заняли позицию не механического повторения каких-то политических догм, а ребята пытались рассуждать. И они пытались искать разные стороны у одной и той же проблемы. У нас была тема – "Уроки на завтра", и, на самом деле, и темы наркомании, и темы преступности, и темы образования поднимались и в лучших сочинениях раскрывались достаточно широко.
Анна Качкаева: А у вас кто превалирует?
Мария Осовская: У нас тоже юноши и девушки, и тоже существует проблема с мужским...
Анна Качкаева: Девушек тоже все больше и больше.
Мария Осовская: Девушек всегда очень много, очень много. А юноши – это, в общем...
Анна Качкаева: Но вас, наверное, в меньшей степени интересует их такая социальная ориентация.
Мария Осовская: Почему же, нам очень важна их гражданская позиция. Во всяком случае, во время обучения мы на это обращает внимание, уже когда они учатся, и стараемся их все-таки...
Анна Качкаева: Ну, кроме того, что могут не пойти в театре, было что-то вопиющее в связи... и вам, и вам вопрос, что вас, взрослых людей, все-таки учившихся в другое время, просто удивило или потрясло?
Мария Осовская: Ну, были всякие странные ответы. Например, у одной абитуриентки, которая прекрасно шла в творческих конкурсах, прекрасно читала, на собеседовании на вопрос по поводу вахтанговских актеров... Все-таки она поступает в театральный институт имени Бориса Щукина при театре Вахтангова, вопросы собеседования мы опубликовали заранее, с 1 апреля они висели на сайте, к ним можно было подготовиться и что-то почитать, даже если что-то кто-то не знал. И на вопрос о вахтанговских актерах, кого вы знаете, не было ответа. Мы стали подсказывать: "Ну, может быть, Михаил Ульянов - вы слышали такую фамилию?" – "Да, что-то... да... да..." – "А что он играл?" И был такой невразумительный ответ: "Дядю Юру в спектакле "Турандот"..."
Анна Качкаева: Еще два вопроса, прежде чем я буду читать то, что прислали наши слушатели на пейджер. По поводу равных возможностей. Ведь одна из декларируемых идей ЕГЭ: дети из глубинки приедут в столицу и получат возможность учиться в лучших вузах Москвы и Петербурга. Это так?
Елена Вартанова: Ну, отчасти так, потому что...
Анна Качкаева: Вообще, что-то изменилось из-за того, что ввели ЕГЭ?
Елена Вартанова: Вы знаете, нет однозначных ответов на этот вопрос. Для кого-то что-то изменилось, да, для кого-то изменилось в лучшую сторону.
Анна Качкаева: Ну, в процентном соотношении стало больше приехавших?
Елена Вартанова: Приехавших становится больше в последние несколько лет. Мы отчетливо замечаем эту тенденцию, но это, скорее, связано не с равенством возможностей при поступлении...
Анна Качкаева: А с возможностями родителей.
Елена Вартанова: ...а, наверное, с тем, что люди в провинции стали жить лучше и готовы посылать в дорогую Москву своих детей. Что касается равенства возможностей, которое дает ЕГЭ, - здесь неоднозначно. Есть очень сильные ребята, получившие прекрасные оценки по ЕГЭ, которые подтвердили эти свои оценки на творческом конкурсе и прекрасными сочинениями, и прекрасными собеседованиями. Мы сейчас смотрим на тех, у кого достаточно высокий балл по творческому сочинению, и видим, что среди них есть люди со 100-балльными ЕГЭ по русскому языку, по иностранному языку, есть такие, да, и у них высокий балл.
Анна Качкаева: Но это большая редкость. Таких мало вообще по стране, я посмотрела сегодня статистику, Рособрнадзор подвел итоги первой волны: 900 тысяч человек сдавали ЕГЭ в 83 субъектах Федерации и 52 иностранных государствах, так вот, со 100 баллами из этой цифры – 2244 человека всего.
Елена Вартанова: У нас 2 человека имеют 100 баллов по ЕГЭ, они подали к нам свои заявления, и мы рассчитываем, что они с нами и останутся. Они прекрасно прошли творческий конкурс. Но, к сожалению, творческий конкурс показал, что очень многие темпераментные журналисты, такие вот очевидно склонные к этой работе молодые люди, они недобрали по ЕГЭ, и они не смогут поступить. То есть мы не можем взять тех, которые нам кажутся склонными, и тех, которые неплохо написали сочинение, потому что у них невысокий балл ЕГЭ. Здесь вот, к сожалению, при существующей системе мы ничего изменить не можем.
Анна Качкаева: Но ведь университет устанавливал проходной балл, вот эту планочку ЕГЭ, которая должна быть.
Елена Вартанова: Нет, университет мог установить минимальную планку, мы не устанавливали. Но просто при том конкурсе, который есть, у нас пришло так много людей с высокими баллами по ЕГЭ, что для них низкий балл по творческому конкурсу мог не значить ничего. Вот как показывает практика, у нас, конечно, таких случаев, видимо, не будет, то есть все, кто принесли высокое ЕГЭ, получили достаточно приличный балл по творческому конкурсу.
Анна Качкаева: А у вас, Мария? Ну, поскольку у вас все понятно, вы защитили себя от возможных нюансов и недоразумений, но все-таки о равных возможностях. ЕГЭ в принципе дал эту возможность? Приезжает больше, меньше из провинции?
Мария Осовская: Вы знаете, на мой взгляд, я не могу сказать, что ЕГЭ дал какую-то иную возможность. Потому что к нам каждый год поступает очень много абитуриентов из разных уголков России. А в этом году на одном курсе больше 50 процентов иногородних ребят, в прошлом году тоже было очень много. У нас всегда... Воркута, Хабаровск, какие-то регионы, села, которые даже мы не знаем, что они есть на свете, - приезжают и поступают. Поэтому все-таки возможность, чтобы тебя заметили, если ты одарен, она существует для каждого, и это у нас было всегда так.
Анна Качкаева: Второй вопрос. Господин Скворцов, который до наш не дошел, я понимаю, что там, вероятно, есть проблемы, значит, в вашем случае уже нет, в случае журфака не знаю, есть ли, вы об этом скажете. На все факультеты и отделения, и мы это слышали на собеседовании, я специально интересовалась: "В сколько вузов вы подали заявления?" – в 5-6. Конечно, все мотались по всем вузам, и на несколько порталах, вот я посмотрела на портале Вышки, они сделали опрос, сколько процентов куда подали: из тысячи человек в 1 вуз подали 21 процент, в 2 – 17, в 3 – 15, в 4 – 11 процентов, в 5 – 9,6 процента, более чем в 5 – около 20 процентов. Как к этой ситуации относиться? Означает ли это, что теперь нужно будет... то есть мы не знаем, кто реально в результате будет студентами факультета, потому что они подали...
Елена Вартанова: Да, кто останется с нами, не предпочтет нас другим. Это означает именно это. И более того, на нашем факультете существует три формы обучения: дневная, вечерняя и заочная. Мы посмотрели, сделали такой прикидочный вариант, сколько человек одновременно у нас подали на три отделения, - приблизительно треть. И две трети подали сразу на два отделения, например – дневное и вечернее, вечернее и заочное. К сожалению, это значит, что мы будем долго зачислять своих абитуриентов, мы будем зачислять их дважды или трижды, и это значит, что при низком конкурсе многие вузы могут остаться без бюджетных студентов.
Анна Качкаева: У вас так же, у вас тоже перебегают?
Мария Осовская: У нас перебегают, но у нас всегда перебегали. Система поступления в театральные вузы, она всегда предполагала успеть везде: МХАТ, Щукинский институт, Щепка...
Анна Качкаева: А, то есть вам не привыкать.
Мария Осовская: Мы не привыкаем, мы это знаем. А те, кто принесли к нам подлинники документов, те, в общем, наши, я считаю.
Анна Качкаева: То есть для вас уже нет этой проблемы, вы понимаете, что вы себе набрали студентов.
Мария Осовская: У нас уже подлинники все есть. В общем, да.
Анна Качкаева: Но на журфаке еще нет этой уверенности.
Елена Вартанова: Ну, у нас есть уверенность, потому что у нас такой высокий конкурс в этом году, что мы понимаем: если даже кто-то откажется от дневного отделения, то просто снизится проходной балл.
Анна Качкаева: А вообще, вот эта ситуаций этой беготни, она вами как, Лена, оценивается?
Елена Вартанова: Вы знаете, я могу сказать, что среди наших абитуриентов практически не многие подали не на журналистские. Ближайший для нас конкурент внутри университета – филологический факультет. Но, в общем, филологи всегда были вторым факультетом, который подпитывал журналистику, и в этом смысле я думаю, что, наверное, это в целом неплохо, хотя, может быть, для факультета немножко обидно, мы же считаем себя лучшим факультетом журналистики в России. Но все-таки я не вижу в этом большой проблемы. Наверное, студенты или абитуриенты должны себя как-то обезопасить.
Анна Качкаева: Ну, да, наверное, должны. Давайте послушаем звонки. Сергей из Москвы, вы в эфире, добрый день.
Слушатель: Добрый день. Хотел бы спросить ваших гостей, поскольку среди них есть преподаватели элитных учебных заведений именно по искусству, как, на их взгляд, повлияет то, что сейчас подавляющее большинство фильмов вот у нас и постановок всевозможных, на иноТВ в том числе, в общем-то, только о драках и насилии и сплошные детективы? Как может повлиять на творческое кредо и творческое развитие наших студентов, которые сейчас обучаются искусству, даже если у них "отлично" по истории искусств, такое положение дел? Ведь у нас нет совершенно сейчас глубоких таких постановок, которые раньше были. А уж студенты, мне кажется, будущие артисты о Станиславском знают не много, судя по разговорам. Я сам преподаю, кстати. И еще хотел добавить: очень плохо вас стало слышно. Благодарю.
Анна Качкаева: Ну, это, возможно, гроза или какие-то помехи, это не потому что какие-то происки. Ну, что, Мария, вы отчитаетесь за то, как это влияет или не влияет, на самом деле?
Мария Осовская: Да, вы знаете, дело в том, что наши студенты, когда начинают учиться, у них такое количество предметов, связанных с историей театра, с историей литературы, с историей искусства, и они погружаются в те традиции, в культурную какую-то среду, начинают изучать это, и конечно же, вырабатываются некие критерии. Они начинают разбираться, что хорошо и что плохо. А смотреть хорошее и плохое нужно и то и другое, мне кажется, чтобы как-то ориентироваться. Поэтому я надеюсь, что все-таки мы сумеем за четыре года воспитывать тех, кто хочет, захочет и будет...
Анна Качкаева: Очень похожий вопрос и по поводу журналистов, только в немножко ином ключе, поскольку наши слушатели считают, что, конечно, телевидение ничему хорошему сейчас не учит, а часть выпускников делают это телевидение. Как это соотносится к тем, чему их учат на факультете? Так вопрос тоже есть.
Елена Вартанова: Ну, мне бы тоже хотелось подчеркнуть, что мы своих студентов учим на лучших примерах, творческих примерах журналистики, литературы. И важнейшим предметом для нас является профессиональная этика журналиста, которая также предусматривает формирование ценностного комплекса у журналистов. Поэтому я уверена, что наши студенты получают достаточные знания, чтобы профессионально потом работать и разбираться в вопросах, которые возникают потом в моральной сфере. Но я также согласна, что журналистика бывает разная, и наши студенты обязаны знать разную журналистику. Это не только проблема России, это проблема вообще глобальная. Это же британцы придумали – разделение газетного рынка на качественную и бульварную, массовую, сенсационную прессу, это было у них всегда. В этом есть определенная закономерность, общественная, экономическая. Поэтому нужно, мне кажется, смотреть на журналистику всегда как на качественный продукт. И, в общем, массовая журналистика тоже может быть качественной, массовое искусство, массовые детективы тоже могут быть качественными.
Анна Качкаева: Ну, вот наши некоторые недобрые, всегда подразумевающие, что есть что-то неприятное в жизни, слушатели, господин Митрофанов в частности, спрашивают: "А сколько стоит к вам поступить московскому балбесу?" Я так понимаю, что в этом вопросе некий подтекст.
Елена Вартанова: Я не вижу никакого подтекста. Я могу сказать так, что, в принципе, у нас неплохо выдерживают вступительные испытания слушатели подготовительных курсов. Наши подготовительные курсы – это 12 тысяч в месяц, если ребенок занимается по четырем основным предметам: русский, литература, иностранный и творческий конкурс. Поэтому можно так сказать, что в целом выпускники, которые заплатили 12 тысяч в месяц в течение 8 месяцев, более или менее подготовлены. Экзамен есть экзамен, здесь фактор везения и фактор, может быть, какого-то эмоционального напряжения тоже должен быть учтен, но вот...
Анна Качкаева: Я имею в виду подтекст совершенно определенный. ЕГЭ вот снимает некий коррупционный фон, который присутствовал всегда, как шлейф? И, в общем, он был введен, считая, что это снимет коррупцию в вузах.
Елена Вартанова: Ну, мы не можем сказать. Мы знаем, как мы проверяем способности на творческом конкурсе, и здесь я могу сказать, что те, кого мы хотим взять, вот они нам нравятся, я уже говорила об этом, мы не можем их взять, потому что у них низкий ЕГЭ. А вопросы по поводу ЕГЭ – это уже не к нам.
Мария Осовская: А у нас ситуация такова. На конкурсе экзаменационная комиссия состоит из 10-ти, иногда сидит практически вся кафедра. Интересно, кому нужно заплатить и сколько? Всем 12-ти что ли?.. Это невозможно!
Анна Качкаева: Ну, это всегда существующий по этому поводу вопрос. А сколько стоит у вас обучение, не бюджетные места?
Мария Осовская: Вот это можно ответить. Для россиян это стоит 150 тысяч рублей год учебный. Наше обучение – это 4 года. Для иностранных студентов – 210 тысяч.
Елена Вартанова: А на журфаке – 203 тысячи в год – это и для российских, и для иностранных студентов одинаково.
Анна Качкаева: Иван из Москвы, мы вас слушаем, здравствуйте.
Слушатель: Добрый вечер. Я вот, как и предыдущий слушатель, с большим педагогическим стажем, причем мне довелось работать и в институтах, и в университетах, и в школах, и, в том числе, еще в Штатах, в Германии. В Германии, в Штатах – там уровень крайне низкий. И вот я просто видел, какие критерии приема, контрольных, экзаменов и так далее ЕГЭ в школах. Это какой-то ужас! И преподаватели, которые умеют подстраиваться, они просто подстраиваются под эти формальные требования, натаскивают своих учеников, и ученики, которые пишут контрольную, как будто писал один ученик – у всех написано одно и то же. С моей точки зрения, это "двойки", но вынуждены ставить "пятерки". Поэтому естественный вопрос: производится ли какой-то качественный контроль приема ЕГЭ в школах? В Штатах, например, там вот эта формализация образования в школах привела к тому, что университеты вынуждены резко снижать требования к своим учащимся, к студентам.
Анна Качкаева: Иван, вы же не будете спорить, что, тем не менее, образование там очень конкурентоспособное, и туда как-то все рвутся.
Слушатель: Очень низкое! Я же говорил, я работал в Штатах, я знаю. Очень низкое и все время понижается образование в Штатах. И это очень пугает преподавателей, потому что вынуждены все время снижать требования к студентам университетов. Это вот за исключением элитных.
Анна Качкаева: Вопрос ваш в чем?
Слушатель: А в том, что мы идем по их стопам.
Анна Качкаева: То есть ЕГЭ – это унификация образования и понижение стандартов.
Елена Вартанова: Как раз сегодня в студии собрались те люди, которые как раз нашли способ противостоять ЕГЭ, может быть, не в полной мере, но нашли способ дополнить ЕГЭ на своих вступительных испытаниях. Хотя, конечно, мы также выражаем озабоченность, потому что для нас катастрофично то, что школьники меньше читают и меньше письменным языком излагают свои мысли. ЕГЭ не предусматривает такой формы проверки их знаний. И это печально.
Анна Качкаева: Ну, да, говорят хуже.
Елена Вартанова: Говорят хуже, пишут хуже. А в принципе, экзамен не требует, как раньше требовало сочинение, больших письменных тектов.
Анна Качкаева: Вот господин Добрый нас спрашивает: "Очень хорошие показатели по сдаче ЕГЭ на Кавказе – почти все отличники..." Ну, это не совсем так, это уже было опровергнуто. Потому что там была какая-то история в Адыгее, 50 процентов не подтвердилось результатов, а так нельзя сказать, что вот все сплошняком на Кавказе. "И когда они приезжают для поступления в вузы Москвы, выясняется, что они не знают русского языка". Вообще, вот были вопиющие случаи, "двоечные" истории, где ЕГЭ было замечательным, например?
Елена Вартанова: Такого сравнения мы не делали. Если мы ставили "двойку" по творческому сочинению, мы просто отказывали человеку. Ну, были, да, претензии к тому, что поставили хорошую оценку в школе. Но, в общем, если было сочинение, в котором невозможно понять смысл из-за того, что сделаны ошибки в русском языке по принципу "казнить нельзя помиловать", да, мы отвергали такие сочинения.
Анна Качкаева: Скажите, а у вас есть система апелляций?
Мария Осовская: Да, существует.
Анна Качкаева: На творческие вот эти испытания?
Мария Осовская: А как же, как положено все.
Анна Качкаева: А вот они про что обычно жалуются? Что не так поняли или психологически давил?
Мария Осовская: Не про что. Не жалуются, нет.
Анна Качкаева: То есть возможность есть, но не бывает.
Мария Осовская: Комиссия есть апелляционная, безусловно, но мы как-то без нее обходимся.
Анна Качкаева: Ну, без чего вы, Елена Леонидовна, не обошлись.
Елена Вартанова: Мы не обошлись.
Анна Качкаева: И как в нашем случае, журналистском, как это можно оценить? Это вот хорошо, что мы теперь можем отвечать на апелляции, которые очень трудно улавливаемые даже по тем критериям, которые попытались формализовать?
Елена Вартанова: Это непросто. Это непросто еще и потому, что часто понимаешь, что многие ошибки делаются в состоянии волнения, эмоционального напряжения. Поэтому, ну, да, трудно. При этом могу сказать, что нашим преподавателям в условиях такого высокого конкурса пришлось тоже очень интенсивно работать. И даже они могли делать ошибки. И мы как раз удовлетворяли те апелляции, которые совершенно очевидно указывали на промахи проверявших преподавателей, мы там могли повысить балл.
Анна Качкаева: Десяток-то в итоге получился?
Елена Вартанова: Ну, процентов 10 апелляций мы удовлетворили, исходя не столько из того, что неправильно оценили абитуриента, а из того, что неправильно были формализованы эти оценки.
Анна Качкаева: Кирилл из Москвы, вы в эфире.
Слушатель: Здравствуйте. Ну, вот я читал учебники американские по химии, например, и там просто формулируется знание и не говорится, почему именно так. А наша система образования строит логическую цепочку, и каждый учащийся знает, почему происходит именно таким образом. То есть он знает все от начала до конца, весь процесс, чего в американском образовании, в общем-то, нету. И я считаю, что менять вот сейчас…
Анна Качкаева: Кирилл, да уж сменили! Ну, сменили, уже все, ЕГЭ везде, везде тесты. Поэтому система существует уже в таком режиме. У вас какой-то есть конкретный вопрос?
Слушатель: Конкретный вопрос: почему нельзя совместить старую систему и новую, то есть и ЕГЭ сдавать, и сдавать по старому принципу сочинение, задачи, как это было раньше?
Елена Вартанова: Мы это только поддерживаем.
Слушатель: Пусть это будет критерий оценки школы, но не критерий для поступления в вуз.
Елена Вартанова: Прекрасное предложение!
Анна Качкаева: Совместить.
Елена Вартанова: К сожалению, не мы пишем правила приема, это Министерство образования формулирует подобные документы, поэтому, мне кажется, это мнение нашего слушателя нужно довести не до студии, а до тех, кто принимает решение о приеме.
Анна Качкаева: А в общем ведь шли же разговоры о том, что хорошо бы вот совместить эти возможности. И я так понимаю, что вот в вашем случае как-то удовлетворили более-менее, не стали вас загонять в угол.
Мария Осовская: Да, безусловно.
Анна Качкаева: А в случае вот с Университетом, видимо, можно еще попробовать посопротивляться. Или уже нет?
Елена Вартанова: Ну, может быть, не столько сопротивляться, сколько искать конструктивный выход из этой ситуации. Потому что, конечно, есть документы, есть федеральные законы, и никто не собирается их нарушать. Мы уважаем свою страну и ее законы. Но мы должны понимать, что в некоторых новых практиках могут быть недостатки. И вот, мне кажется, в этом году практика приема, практика вступительных испытаний может указать на те недостатки, которые, как мне кажется, еще можно исправить.
Анна Качкаева: А если говорить о режиссерах у вас, меня это всегда и в отношении журналистов последний год беспокоит – уж больно они маленькие приходят. Даже несовершеннолетние, с папами и мамами, что уж совсем грустно делается.
Елена Вартанова: Для журналиста, да.
Анна Качкаева: Для журналиста это так странно, так неестественно, когда этот маленький ребенок в состоянии стресса, там 15-16 лет еще, с мамой и с папой, и у него язык к небу присыхает… Ну, куда он, какому начальнику он позвонит и с кем он будет в прямом эфире разговаривать? Даже через 5 лет. Просто психологического взросления не происходит. С режиссерами совершенно то же самое, на мой взгляд.
Мария Осовская: Абсолютно верно, и всегда на режиссерский факультет…
Анна Качкаева: А вы тоже можете таких младенцев принимать?
Мария Осовская: Ну, нас обязываю, получается так, что мы должны после школы принимать на режиссерский факультет. Это вообще нонсенс и странно. Этот вопрос, конечно, остался открытым и еще не решенным. Мы будем всячески бороться, насколько у нас хватит сил, и я думаю, что нас поддержат все театральные вузы, имеющие такой факультет. Потому что, конечно, приходить в режиссуру после школы – это какая-то… трудно в это поверить просто. И всегда в правилах приема на режиссерский факультет была обязательная характеристика или какое-то ходатайство от театра, то есть о той работе, которую должны были уже сделать. Это должна быть или работа помощником режиссера, или ассистентом режиссера, то есть человек имеет какую-то практику, какой-то опыт. А сейчас… Ну, кто-то попал, у кого не было образования, актеры, которые без образования актерского… То есть мы набрали, конечно, эти 20 человек на заочное отделение режиссуры, но одна пятая часть там были с высшим образованием люди, которым пришлось платить деньги.
Анна Качкаева: Вот выслушав вас сегодня, я поняла, что, на самом деле, катастрофы никакой нет. В общем, и творческие вузы вполне справились с тем, что предложило государство, и что написали чиновники.
Елена Вартанова: Больной скорее жив, чем мертв (смеются).
Анна Качкаева: Да. Правильно я понимаю?
Елена Вартанова: Ну, в общем. Хотя там были возможности скатиться и к минусу.
Анна Качкаева: В общем, как-то так прошли. Ну, а что из главных проблем, которые вы уже поняли и постараетесь к будущему году, скорее всего, либо изменить, либо исправить?
Мария Осовская: Я думаю, что мы будем пользоваться той системой, котору придумали. На наш взгляд, это оптимальная придумка наша. Но у нас грядет еще одна большая проблема – новые стандарты. Вот там будет проблема большая.
Елена Вартанова: Мне кажется, что нужно доверять так же, как мы доверяли журналистам-практикам, это очень важно. И хотелось бы, чтобы мнение журналиста-практика выслушивалось не только комиссией в целом, но и теми преподавателями, которые сидят с ними рядом. Потому что журналисты немножко по-другому оценивают абитуриентов, чем преподаватели университета.
Анна Качкаева: Благодарю вас!
