Международный фестиваль имени Чехова привез в Москву театр Гоу Гуанг из Тайваня - пекинскую оперу.
Пекинская опера - это не музыкальный театр из Пекина, а жанр представления. Традиция насчитывает около 200 лет, и она бережно передается от одного поколения артистов к другому.
Вечер на сцене Театра имени Моссовета состоял из двух отделений - самостоятельных одноактных спектаклей.
Первый сюжет сказочный, он называется "Король обезьян и мышь Гоблин". Молодая особа недостойно вела себя на собрании буддийских божеств. По земным меркам грех невелик - всего-то грызла сладости, но наказали ее за это самым жестоким образом, превратив из красивой женщины в крысу. Далее следует серьезное отличие от известных нам с детства сказок: крыса продолжает восприниматься остальными персонажами как женщина, зовут ее - крыса Нефрит, и она даже пробует очаровать монаха. Крысиная свита берет его в плен, прячет у себя в подземелье, но верные спутники праведника - Ученик, мудрая Обезьяна и ленивая Свинья - с помощью небесных воинов вызволяют друга. Крыса при этом так и останется крысой - превращена и превращена, никакого снисхождения не заслуживает.
Ученик, Обезьяна и Свинья, по сути, клоунское трио: они смешат гримом, гримасами, всякого рода веселой акробатикой. Вообще это очень подвижная компания. Клоуны спасают лирического героя. Тот статичен - только поет и разговаривает. Вокальные сцены перемежаются декламацией, сменяются пантомимой, танцем и цирковыми номерами. Все вместе живо и увлекательно.
Про второе отделение спектакля - "Отвергнутую невесту" – этого не скажешь. Тут уже не пустяки-сказки, а дело житейское. Наследница императорского престола готовится к свадьбе с неведомым варваром. К браку по расчету ее никто не принуждает, решение героини добровольно. Осознав, что чиновники и военные бессмысленны и бессильны, и только она - слабая женщина - может спасти страну от разорения, она готова принести себя в жертву.
Несчастная невеста битый час едет на чужбину и постоянно поет-плачет о том, как любит родную землю и как тяжко ей расставание с домом. В главной роли - знаменитая Вэй Хай Мин, с ней над другим спектаклем работал сам Боб Уилсон. Но оценить вокальное мастерство мы не в силах - уж слишком разнятся китайская и европейская традиции, поэтому остается разглядывать изумительной красоты атласные парадные платья, расшитые орнаментами, маски, парики и грим.
Пекинская опера - жанр весьма условный. Когда нужно показать перемену места действия - стулья и столы просто переносят с места на место и расставляют на сцене в новых комбинациях. Очень велика роль языка жестов, тем или иным образом сложенные пальцы или движение веера символичны, но мы не владеем этим языком. Хотя эмоциональное состояние, в котором находятся персонажи, совершенно понятно.
Почти все, что может быть воспринято зрением (кроме языка жестов), нам доступно. Почти все, что мы слышим, - и сам язык, и особенности интонационного рисунка, и музыка, и вокал - совершенно непривычно. Вот почему - сделаем вывод - современный театр становится все более "визионерским", то есть зримым, он опирается на то, что связывает людей, а не на то, что их разъединяет. Второй вывод связан с направлением, выбранным в этом году чеховским фестивалем, которое называется "новый цирк". Так вот, "новый цирк" восходит к древней традиции пекинской оперы. Он смешивает в разных пропорциях пение, танец, пантомиму и цирковые трюки, но при этом не пренебрегает ясно рассказанной историей.
Пекинская опера - это не музыкальный театр из Пекина, а жанр представления. Традиция насчитывает около 200 лет, и она бережно передается от одного поколения артистов к другому.
Вечер на сцене Театра имени Моссовета состоял из двух отделений - самостоятельных одноактных спектаклей.
Первый сюжет сказочный, он называется "Король обезьян и мышь Гоблин". Молодая особа недостойно вела себя на собрании буддийских божеств. По земным меркам грех невелик - всего-то грызла сладости, но наказали ее за это самым жестоким образом, превратив из красивой женщины в крысу. Далее следует серьезное отличие от известных нам с детства сказок: крыса продолжает восприниматься остальными персонажами как женщина, зовут ее - крыса Нефрит, и она даже пробует очаровать монаха. Крысиная свита берет его в плен, прячет у себя в подземелье, но верные спутники праведника - Ученик, мудрая Обезьяна и ленивая Свинья - с помощью небесных воинов вызволяют друга. Крыса при этом так и останется крысой - превращена и превращена, никакого снисхождения не заслуживает.
Ученик, Обезьяна и Свинья, по сути, клоунское трио: они смешат гримом, гримасами, всякого рода веселой акробатикой. Вообще это очень подвижная компания. Клоуны спасают лирического героя. Тот статичен - только поет и разговаривает. Вокальные сцены перемежаются декламацией, сменяются пантомимой, танцем и цирковыми номерами. Все вместе живо и увлекательно.
Про второе отделение спектакля - "Отвергнутую невесту" – этого не скажешь. Тут уже не пустяки-сказки, а дело житейское. Наследница императорского престола готовится к свадьбе с неведомым варваром. К браку по расчету ее никто не принуждает, решение героини добровольно. Осознав, что чиновники и военные бессмысленны и бессильны, и только она - слабая женщина - может спасти страну от разорения, она готова принести себя в жертву.
Несчастная невеста битый час едет на чужбину и постоянно поет-плачет о том, как любит родную землю и как тяжко ей расставание с домом. В главной роли - знаменитая Вэй Хай Мин, с ней над другим спектаклем работал сам Боб Уилсон. Но оценить вокальное мастерство мы не в силах - уж слишком разнятся китайская и европейская традиции, поэтому остается разглядывать изумительной красоты атласные парадные платья, расшитые орнаментами, маски, парики и грим.
Современный театр становится все более "визионерским", то есть зримым, он опирается на то, что связывает людей, а не на то, что их разъединяет
Пекинская опера - жанр весьма условный. Когда нужно показать перемену места действия - стулья и столы просто переносят с места на место и расставляют на сцене в новых комбинациях. Очень велика роль языка жестов, тем или иным образом сложенные пальцы или движение веера символичны, но мы не владеем этим языком. Хотя эмоциональное состояние, в котором находятся персонажи, совершенно понятно.
Почти все, что может быть воспринято зрением (кроме языка жестов), нам доступно. Почти все, что мы слышим, - и сам язык, и особенности интонационного рисунка, и музыка, и вокал - совершенно непривычно. Вот почему - сделаем вывод - современный театр становится все более "визионерским", то есть зримым, он опирается на то, что связывает людей, а не на то, что их разъединяет. Второй вывод связан с направлением, выбранным в этом году чеховским фестивалем, которое называется "новый цирк". Так вот, "новый цирк" восходит к древней традиции пекинской оперы. Он смешивает в разных пропорциях пение, танец, пантомиму и цирковые трюки, но при этом не пренебрегает ясно рассказанной историей.
