Владимир Тольц: Мы продолжаем рассказывать о процессе Виктора Кравченко против еженедельника "Леттр франсез".
Напомню, Виктор Кравченко был сотрудником советской закупочной комиссии в Соединенных Штатах, в начале апреля 1944 года бежал, выступил с заявлениями в американской печати, а некоторое время спустя издал книгу "Я выбрал свободу". Книга стала бестселлером, тем более в обстановке нараставшей "холодной войны". Ее перевели на 22 языка. И когда издали во Франции, против Кравченко начали компанию в печати местные коммунисты. В коммунистической газете "Леттр франсез" появилась статья за подписью Сим Тома (или Сэма Томаса, как его иногда ан американский манер именовали), являвшегося якобы бывшим агентом американских спецслужб. В статье утверждалось, что Кравченко - человек ничтожный и пьющий, книгу сам он написать не мог, и все это в целом - затея американских спецслужб. Кравченко, которому действительно помогали люди из уже созданного к тому времени ЦРУ, прекрасно понимавшие, что никакого Сэме Тома - американского агента - не существует, так вот, Кравченко подал на еженедельник "Леттр франсез" в суд за клевету, а потом еще и на журналиста Андре Вюрмсера, коммуниста, сотрудничавшего и в "Леттр франсез", и в "Се Суар", газете Луи Арагона.
Ольга Эдельман: Процесс начался 24 января 1949 года и очень широко освещался в печати. Ну, и материалы переводились для избранных кремлевских читателей в "Особых закрытых письмах ТАСС". Давайте сегодня обсудим один из самых интригующих моментов этого дела: кто же был автором книги "Я выбрал свободу"?
Владимир Тольц: Но прежде давайте, Оля, еще напомним нашим слушателям, почему вопрос об авторстве был столь животрепещущим. Французские коммунисты в то время придерживались весьма ортодоксальных просталинских взглядов. Они отказывались признать, что в Советском Союзе существовали массовые репрессии, что была насильственная коллективизация и многое другое, о чем было сказано в книге "Я выбрал свободу". Чтобы лишить ее силы документального свидетельства, журналисты "Леттр франсез" и их адвокаты - им же теперь приходилось доказывать свою правоту в суде - так вот, они утверждали, что Кравченко не видел и не мог видеть того, о чем в книге написано, что он - не свидетель, а текст его просто сконструирован по правилам жанра политической пропаганды.
Ольга Эдельман: К тому же Кравченко не был ни профессиональным писателем, ни выходцем из литературной среды. Он был сыном рабочего, сделал в СССР карьеру инженера, работал на трубных заводах. И вдруг выпустил настоящий, ловко сработанный бестселлер, да еще и угодив незнакомой ему американской публике (Кравченко не знал иностранных языков). Конечно, это наводило на размышления. И об этом говорил ряд свидетелей, приглашенных защитой "Леттр франсез". В начале процесса, на третьем заседании, выступил Жан Баби, профессор истории марксизма в Институте высших политических наук, тот самый, кто рассмешил тогда зал заявлением: "Я считаю, что никогда не было преследований в Советском Союзе!"
"26 января, ТАСС
Свидетель профессор Жан Баби, анализируя книгу, сказал: "...Читая текст, можно заметить, что автор, когда он имел от роду 2 года и 2 месяца, был свидетелем сцены, которую он описывает на нескольких страницах. Такая исключительная память вызывает сомнения у историка"... "Литература такого порядка не может быть написана русским. Такой стиль абсолютно чужд русской литературе. Кравченко рассказывает, как он оказался в разрушенной и нищей деревне и в два дня навел порядок: был собран урожай, налажены машины, население стало радостным, а деревня процветающей. Как это возможно!" - воскликнул свидетель.
Председательствующий Дюркгейм предложил Кравченко объяснить это обстоятельство. Кравченко раздраженно ответил следующее: "Я могу показать эту деревню на карте и доказать документами". Эти слова Кравченко вызвали в публике смех..."
"Парижское радио, вещание на Индокитай, 27 января.
Поскольку свидетель Баби продолжал утверждать, что... эта книга является фальшивкой, адвокат Кравченко заявил: "В будущий понедельник, господин председатель, мы предъявим тексты Кравченко: фотокопии рукописи, свидетельства лиц, которые ее перепечатывали на пишущей машинке, фотографии оттисков с рукописными исправлениями".
Ольга Эдельман: Надо сказать, что рукопись была представлена, но совсем не в "ближайший понедельник", а почти месяц спустя, ближе к концу февраля. С предъявлением рукописи явно тянули. Тем временем адвокаты "Леттр франсез" задавали Кравченко неудобные вопросы. Цель – показать, что он пользовался поддержкой американских спецслужб.
"Адвокат Норман заявляет, что он хочет задать несколько вопросов Кравченко. "Вы, - говорит адвокат "Леттр франсез", - вышли из советской комиссии по закупкам в США 1 апреля 1944 года. 4 апреля 1944 года вы дали интервью газете "Нью-Йорк Таймс". Что вы делали между 1 и 4 апреля? Кто свел вас с "Нью-Йорк Таймс"?" "Я не хочу отвечать на этот вопрос", - заявил Кравченко.
Адвокат Норман удивляется быстроте, с которой Кравченко, как только он покинул советскую миссию, установил связь с американскими газетами... "Кравченко, конечно, допрашивала американская полиция, - заявил, продолжая свое выступление, Норман. - Когда и каким образом?"... "Я никогда не имел никаких отношений ни с одной полицией, - отвечает Кравченко, - и не намерен иметь таких отношений. Я довольно дорого заплатил за свою независимость. Я не понимаю, почему Норман, Вюрмсер и Морган не приводят здесь доказательств моей принадлежности к американской секретной службе. Они меня в этом обвиняют, поэтому они должны доказать это"...
Затем началась длинная дискуссия относительно различных имен, под которыми путешествовал Кравченко. "Знаете ли вы Павла Кедрина?" - спрашивает Норман. Широко улыбаясь, Кравченко отвечает: "И да, и нет". При этих словах Норман вскакивает: "Павел Кедрин - это имя, под которым скрывается Кравченко, под которым он путешествовал, под которым он прибыл во Францию".
"Может ли он показать свои документы?" - спрашивает Норман. Вслед за этими словами заместитель прокурора республики Круассак заявляет: "Это полицейский допрос". Кравченко сейчас же бросает реплику: "Здесь я не в Советской России, где нужно иметь при себе 20 различных бумажек. Я в свободной Франции". При этих словах в зале раздаются аплодисменты, и председатель Дюркгейм сейчас же приказывает вывести самых шумных из числа присутствующих.
Норман подробно останавливается затем на вопросе о псевдонимах Кравченко и выражает уверенность в том, что последний действительно является агентом американской разведки, как писал еженедельник "Леттр франсез". Норман указывает, что для того, чтобы Кравченко мог путешествовать под чужим именем, его деятельность должна была представлять интерес для внешней политики США".
Ольга Эдельман: Надо заметить, что по французским законам Кравченко – истец, возбудивший дело о диффамации – не обязан был ничего доказывать, не обязан отвечать на вопросы. Доказывать свою правоту должны были ответчики – коммунистические журналисты.
Владимир Тольц: А в ответ на их резоны адвокаты Кравченко предлагали вызвать в суд Сима Тома, автора той самой статьи, из-за которой дело началось. Сим Тома не появлялся. Отвечал в суде главный редактор "Леттр франсез" Клод Морган. Все понимали, что Сима Тома не существует, это - псевдоним. Журналисты "Леттр франсез" утверждали, что это – человек, работавший в американских спецслужбах, поэтому раскрыть его они не могут. Уже в конце 70-х годов Клод Морган, признался в своей автобиографии, что статью о Кравченко принес ему Андре Ульман (далее я цитирую Клода Моргана): «В ней Ульман выступал под именем Сэма Тома и обвинял Кравченко во лжи и пьянстве».
Пьер Дэкс, возглавивший "Леттр франсез" после Моргана, а позднее с коммунизмом порвавший и даже написавший предисловие к переизданию книги Кравченко, годы спустя утверждал: "Я должен особо отметить, что в том случае не было никакой подтасовки. Обычное использование журналистом-профессионалом сенсационного материала, полученного, по мнению Ульмана, из достаточно надежного источника". Дэкс допускал, что Андре Ульман вполне мог быть кем-то "подставлен": по его позднейшему мнению, не исключено, что информатор Андре Ульмана являлся агентом Москвы, замаскированным под американца.
К тому времени, когда все это писалось, Андре Ульмана уже не было в живых. А при жизни этот человек – активный участник Сопротивления, а после войны главный редактор еженедельника "Трибюн де насьон" – никогда не состоял формально в рядах Компартии Франции и позиционировал себя в качестве левого гуманиста. Однако хорошо знавший Ульмана Пьер Дэкс написал о нем так: "Все свои силы и способности он собирался посвятить делу, оправдывавшему, как ему казалось, те опасности, которым он подвергался, будучи участником Сопротивления, и сливавшемуся в его глазах с рациональным будущим человечества, - помощи Советскому Союзу". Думаю, статья от имени несуществующего Сима Тома была частью этой помощи.
О природе этой авторской активности Ульмана уже упомянутый Пьер Дэкс писал так: "Вне всякого сомнения, его нельзя считать ни Филки, ни Берджесом, ни Алджером Хиссом, но его образ мышления вряд ли намного отличался от их образа мышления".
Ольга Эдельман: Сим Тома был фантомом. Но ведь и с Кравченко не все выходит чисто. Обратите внимание, в том фрагменте, что мы прочли, Кравченко упорно уклоняется от ответов на довольно очевидные вопросы. Ну, невольно начинаешь думать, что тут нечисто, и Кравченко действительно есть что скрывать. Очевидно же, что перебежчика, как минимум, должны были допросить и оформить в американской полиции, выдать ему какой-то вид на жительство и прочее. Все эти вопросы адвокаты газеты задавали Кравченко не один раз. Клонили они не только к тому, чтобы обнаружить "руку ЦРУ", но и подлинных авторов - или соавторов - книги. Предполагали они, что к ней приложили руку русские эмигранты-социалисты, поскольку антисоветская обличительная риторика книги очень напоминала их публицистику.
"28 февраля. ТАСС.
Адвокаты газеты начали задавать Кравченко вопросы. Изар поспешил предупредить, что его подопечный будет отвечать на вопросы суда, а не на вопросы "полицейской анкеты". Тогда адвокаты газеты "Леттр франсез" предупредили Кравченко о том, что его молчание будет расцениваться как ответ...
На вопрос о том, жил ли он в доме Дон Левина, о котором говорилось в статье Сима Томаса, Кравченко заявил, что он не жил в домах политических эмигрантов, и прямого ответа не дал. Адвокат газеты сделал вывод, что это замалчивание является доказательством того, что Кравченко жил в доме Дон Левина, а книга была написана именно в этих кругах.
Адвокат газеты Матарассо: "Кто представил вас американскому журналисту Чаплину?"
Кравченко: "Никто. Я не могу ничего сказать о том, как было организовано мое интервью, до тех пор, пока не получу на это разрешения лиц, которые занимались организацией всего этого".
Матарассо: "Кто переводил ваше интервью?"
Кравченко: "Я не могу сказать этого".
Было ясно, что вопросы защиты "Леттр франсез" приводят Кравченко в сильное замешательство... Матарассо зачитал тогда текст интервью Чаплина, помещенного в американской газете "Пи эм", из которого видно, что сам Чаплин занимался в то время распространением первых заявлений, подписанных Кравченко...
Матарассо: "Когда вы познакомились с Дон Левиным?"
Кравченко не ответил на этот вопрос...
Матарассо: "Писали ли вы какие-нибудь литературные произведения с Дон Левиным?"
Кравченко: "Я больше ничего не буду отвечать. Я не отвечу ни на один вопрос, касающийся моих переводчиков или людей, с которыми я сотрудничал. Это не имеет никакого отношения к процессу".
Матарассо представил суду статью, напечатанную в одной американской газете за двумя подписями - Кравченко и Дон Левина... На вопрос адвоката газеты о том, знает ли он, что в газете "Нью-Йорк Пост" еще до выхода книги была опубликована статья, в которой говорилось о том, что американский журналист Лайенс собирается писать для Кравченко книгу, и почему он не выступил с преследованием против этой газеты, Кравченко уклончиво ответил, что газета указывала на это лишь как на слух..."
Ольга Эдельман: Дон Левин, между прочим, приложил руку к запуску одной из самых успешных фальшивок – что Сталин в молодости якобы был секретным осведомителем охранки. Эта версия жива до сих пор, несмотря на то, что специалисты по архивам охранки уже очень убедительно доказали ее полную несостоятельность.
Владимир Тольц: Ну, к книге Кравченко Исаак Дон Левин – известный американский журналист и писатель, автор биографий Ленина и Сталина, – кажется, все-таки не имел прямого отношения. Кроме него, называли еще имена Чаплина, Николаевского. А вот названное здесь имя журналиста Юджина Лайонса - первого президента "Американского Комитета по борьбе с большевизмом" - нам надо запомнить.
Ольга Эдельман: С конца января по начало марта 1949 года в Париже шли слушания по иску Виктора Кравченко, советского перебежчика, опубликовавшего книгу "Я выбрал свободу", против коммунистического еженедельника "Леттр франсез", утверждавшего, что автором этой книги является не Кравченко.
Разговор долго шел на уровне гаданий и предположений. Наконец, 13 февраля "Леттр франсез" уже в судебном порядке потребовал представить рукопись книги, которую Кравченко с самых первых дней процесса обещал вот-вот показать, но никак не показывал. Пока не было рукописи, свидетели "Леттр франсез" продолжали изучать текст книги.
"15 февраля. ТАСС.
Свидетель Познер, переведший на французский язык ряд классических произведений, как, например, произведения Толстого, Достоевского и других великий русских и иностранных писателей, анализировал книгу, изданную за подписью Кравченко, и показал, что она была написана не русским, а американцем, так как в ней содержатся типично американские выражения. Эти выражения, поскольку их нельзя было перевести с английского языка на французский, во французском издании книги Кравченко были выпущены.
Познер привел ряд таких выражений, которые непереводимы на русский язык. Автор, сказал Познер, неоднократно ссылается на американскую литературу, как будто бы он ее хорошо знает (хотя он не знает английского языка), и вовсе не упоминает о русской литературе, хотя, казалось бы, человек, выросший в России, должен был обращаться к соответствующим русским источникам".
Ольга Эдельман: Выступления Владимира Познера - мы еще будем их цитировать - оказались, на мой взгляд, самым убедительным и квалифицированным из того, что смогли предъявить со стороны "Леттр франсез".
"21 февраля, "Франс Пресс".
Материалы, представленные защитниками Кравченко в канцелярию 17-й камеры исправительного суда, в основном состоят из оригинальной рукописи на русском языке, написанной частично карандашом, частично чернилами. Кроме того, были также представлены экземпляр книги, напечатанный на машинке на английском языке, и корректурные листы английского издания книги.
Владимир Познер и переводчик с русского языка редакции "Леттр Франсез" в настоящее время изучают эти документы".
Ольга Эдельман: Кроме них, рукопись изучал еще и квалифицированный эксперт, чтобы установить время ее создания. Возникло подозрение, что рукопись изготовили уже по ходу процесса, потому так тянули с ее предоставлением.
"1 марта. Лондон, радиопередача на русском языке.
Сегодня на суде были представлены данные под присягой письменные показания первого переводчика книги Бернарда Никольского, проживающего в штате Нью-Йорк, издателей и эксперта, который исследовал бумагу первоначальной рукописи. Защита утверждает, что рукопись легко могла быть изготовлена во время самого процесса. Однако, по мнению эксперта, бумаге, по крайней мере, два года.
Ольга Эдельман: Впрочем, эксперт сделал важную оговорку: он мог определить возраст чернил, но время создания той части рукописи, которая была написана карандашом, установить было невозможно.
Владимир Тольц: Ну, а что говорили Познер и другие свидетели? Вокруг рукописи 1 марта возникла оживленная дискуссия, тем более что наконец-то появился какой-то конкретный предмет для обсуждения.
Ольга Эдельман: Обнаружилось, что рукопись не совпадает с книгой. Многих частей книги недостает, зато есть фрагменты, в книге отсутствующие. Профессор русского языка Тереза Годье объявила, что в рукописи нет тех нескольких листов, которые защита Кравченко с самого начала представила в виде фотокопий. "Где подлинник?" - спрашивала Годье.
"1 марта. Франс Пресс.
Кравченко выступил с заявлением о рукописи. Кравченко объяснил, что здесь собраны лишь 700 листов рукописи, а остальные не могли быть найдены вовремя, и что не вся рукопись была им использована в его книге "Я выбрал свободу"... Он объясняет роль переводчика-редактора, который корректировал английский текст, и роль переводчика-контролера, который перевел английский текст на русский для внесения исправлений".
Владимир Тольц: Тут надо напомнить, что Кравченко не знал английского, поэтому переведенную и отредактированную рукопись для него переводили обратно на русский, он проверял и правил.
"Кравченко сообщает, что во время перерыва он нашел в рукописи 3 страницы, являющихся оригиналами трех из семи фотокопий, о которых шла речь до перерыва".
Ольга Эдельман: Тереза Годье их рассмотрела и сказала, что это не те листы, что на фотокопии.
"Затем начинает давать показания Владимир Познер... По его мнению, рукопись на русском языке "не является книгой". Некоторые факты и даты точно не совпадают, и он приводит несколько примеров. Познер подчеркивает также, что Кравченко в той версии, которая была опубликована, выглядит в значительно более благоприятном свете, чем в рукописи... Познер продолжает свои показания, уверяя, что американское издание является значительно более антикоммунистическим, чем рукопись. ...Свидетель старается показать, что оригинал был "драматизирован" в духе антикоммунизма и "сенсационности"... Свидетель приводит в качестве примера тот факт, что рукопись (в той части, по крайней мере, которая была предъявлена суду) не посвящает ни одной строчки концентрационным лагерям, о которых так много пишется в книге "Я выбрал свободу"... По мнению Познера, в книге Кравченко можно различить два стиля: один простой стиль "русского человека, не владеющего пером, отличающегося грубоватым стилем и незнанием синтаксиса"; затем - "стиль профессиональный, очень блестящий, который пестрит цитатами и ссылками".
Ольга Эдельман: Далее Познер приводил очень сильный аргумент: обладатель блестящего стиля писал по-русски с дореволюционной орфографией.
Владимир Тольц: А Виктор Кравченко учился в Советском Союзе и умел писать уже по новым правилам.
"Познер удивляется тому, что советский гражданин, никогда не покидавший свою родину, употребляет "американизмы", такие в особенности, как "стэк" вместо "бифштекс", между тем как это слово имеет в русском языке благозвучный эквивалент. Кравченко прерывает свидетеля: "Существенно то, что в СССР нет ни "стэка", ни "бифштекса"!"
Адвокат Матарассо спрашивает тогда у Познера, кто, по его мнению, написал книгу. Свидетель отвечает: "Сперва Кравченко, который дал для нее данные. Затем русские эмигранты, которые снабдили книгу теоретической антисоветской аргументацией. И, конечно, американцы, которые адаптировали текст".
Владимир Тольц: Давайте вспомним, "Нью-Йорк Пост" еще до выхода американского издания книги написала, что работать над ней собирается известный журналист Юджин Лайонс. Это был весьма примечательный человек. В юности, увлеченный коммунистической идеей, он приехал в СССР работать в качестве иностранного корреспондента, с целью пропагандировать социализм, но, прожив там довольно долго, глубоко и решительно в советском режиме разочаровался. Так вот, когда парижский процесс уже был в разгаре, появилась еще одна публикация, которую ТАСС не замедлил перевести для членов советского руководства.
"25 февраля бельгийская газета "Фронт" под заголовком "Вот кто является автором книги "Я выбрал свободу" опубликовала свидетельство бельгийского поэта и писателя Рене Лира, назвавшего настоящую фамилию автора книги "Я выбрал свободу".
"На собрании бельгийских писателей, - пишет Рене Лир, - которое состоялось 20 февраля... мы узнали от одного нашего соотечественника, проведшего военные годы в Соединенных Штатах Америки и игравшего немаловажную роль в официальных органах пропаганды, что подлинным автором книги Кравченко является известный Лайонс... Лайонс сам хвастал тем, что он собрал документы и составил рукопись на английском языке, или, если быть более точным, на англо-американском языке...
Нас удивляло, что этот наш соотечественник, располагающий этими сведениями... не отправился сам в Париж, чтобы сообщить об этих фактах на процессе и доказать истину. Он объяснил нам это причинами личного и общего характера, но, по крайней мере, из этого можно сделать вывод, что избравшие свободу отнюдь не пользуются ею и не осмеливаются ею пользоваться даже в нашей стране".
Владимир Тольц: О Лайонсе как соавторе Кравченко писали исследователи этого дела. В России оно малоизвестно, зато на Западе вышло уже несколько монографий. В принципе, это обычная тогда в Америке практика: человек, которому есть что сказать или вспомнить, нанимает профессионального журналиста для литературной обработки. А на русский - для сверки Кравченко - текст, написанный Лайонсом, перевела американская переводчица Станиславского Элизабет Хапгуд. Об этом вспоминал подробно в своих мемуарах еще Роман Гуль, знавший и того, и другую.
Ольга Эдельман: Журналисты "Леттр франсез" утверждали, что это сугубо американская манера. Но я, например, знаю, что когда живший в Париже князь Феликс Юсупов примерно в те же годы затеял писать мемуары, он пригласил журналистку и благодарил ее в книге за помощь.
Владимир Тольц: Теперь-то и в России так принято поступать, никого этим не удивишь. А когда книга "Я выбрал свободу" стала бестселлером, Лайонсу было чем гордиться…
Ольга Эдельман: Но у меня остается два вопроса. Во-первых, если соавторство происходило по общепринятой схеме, то почему Кравченко так упорно его замалчивал? Ну, назвал бы Лайонса как редактора, предъявил его почерк - и дебаты были бы исчерпаны. И во-вторых, Лайонс, как и Кравченко, совершенно точно не писал по-русски с дореволюционной орфографией. А Кравченко, как мы помним, также очень упорно отказывался отвечать на все вопросы о своем знакомстве с меньшевиками-эмигрантами.
Владимир Тольц: То есть вы полагаете, что у книги был, как утверждал Познер, и третий автор? И он пожелал остаться неизвестным. Ну, так вспомните уже названное мной имя – Элизабет Хапгуд, долгие годы остававшейся самым верным другом Кравченко. В общем, понятно, что если журналисты "Леттр франсез" в чем и были правы, так это в том, что к книге Кравченко приложили руку несколько человек. Ну, и организующая и направляющая рука профессионалов тут, конечно же, ощущалась. Как ощущалась она, кстати, и в статье Андре Ульмана, приписанной несуществовавшему Симу Тома.
В следующей передаче мы продолжим разговор о процессе Кравченко, ведь мы еще не сказали, чем он закончился.
Вы слушали "Документы прошлого". Звучали документы Госрахива Российской Федерации.
