Марина Тимашева: С конца мая до начала августа Международный фестиваль имени Чехова баловал нас необыкновенными зрелищами. Вот уже который год фестиваль опровергает расхожее мнение: там, где деньги, нет искусства и наоборот. Все спектакли афиши – более, чем успешные коммерческие проекты и, в то же время, замечательные произведения искусства. Говорит глава Конфедерации театральных союзов, руководитель и идеолог фестиваля, Валерий Шадрин.
Валерий Шадрин: Мы, конечно, главной целью фестиваля ставим реализацию слов великого учителя нашего Джорджа Стреллера "Театр для людей". И если наш зритель идет в зал, и ему после наших спектаклей хочется жить и творить, значит, мы работаем правильно.
Марина Тимашева: 8 спектаклей, шесть из которых я видела, и о них мы поговорим сегодня, принадлежат увлекательному направлению, которое называется “новый цирк”. "Новый цирк" - сродни пересечению тысяч дорог, на котором повстречались бродячие комедианты, актеры и клоуны, гимнасты и фокусники, танцоры и мимы. Каждый обучил других своему мастерству, и все вместе они отправились в далекое путешествие к берегам "поэтического театра".
Форма представления не довлеет над содержанием, всякий художественный жест подчиняется смыслу, всякая техническая диковина – ясной и гуманной истории. В течение двух месяцев цирки работали на сценах московских театров.
Начнем с нашего давнего знакомца и любимца Даниеля Финци Паска с канадским Цирком “Элуаз”. Два года назад он привез в Москву спектакль “Дождь”. За “Дождем”, что логично, последовал "Туман" – вышла своего рода дилогия.
Поэзия и театр - разные виды искусства. Театр куда более материален. Поэтому случаи, когда режиссером становится человек, наделенный мощным лирическим даром, исключительно редки. Даниеле Финци Паска - как раз из этой редкой породы.
Сцена из спектакля: Если я пойду купить молоко, я не знаю, вернусь ли живым. И если я вернусь обратно живым, то я не знаю, смогу ли найти мою семью. Потому что все может измениться. Если ты повернешь за угол, все может случиться.
Марина Тимашева: О том маленьком местечке, где все может случиться, вспоминает белый клоун. И прошлое оживает. Это гимнаст на лентах или просто мальчуган, карабкающийся по деревьям? Это жонглеры или девочки, прыгающие через скакалку на городской площади? Это женщина-змея или дочка мясника, приворожившая юного героя? Это трости с вращающимися тарелочками или цветы, распускающиеся от солнечного света? И то, и другое...
"Акробатика - это интеллигентность и красота" – сказано в спектакле; спору нет, когда речь о цирке "Элуаз". Главное – чувство и образ, особенная доверительная и естественная интонация повествования. Много смешного, в цирке без клоунады не обходится. Трюки эффектные: вот девочки-жонглеры бьют чечетку не только ножками, но и шарами, закрепленными на длинных веревках. Они раскручивают веревки в невероятном темпе, и шары ударяются о сцену в такт ударным инструментам. Между прочим, играют и поют сами артисты.
(Музыка из спектакля)
Черная ширма, в ней - белая прорезь, как экран в кинотеатре. Рамка не позволяет видеть ни того, что внизу, ни того, что сверху. Словно бы из ниоткуда в воздух взлетает человек и улетает - в никуда. Чуть позже рамка раздвигается, становится понятно: внизу - батут, сверху - перекладина. Фокус разоблачен, но эффект чуда только усиливается: никто из нас до этой перекладины не доберется, а если кому, особо тренированному, удастся дотянуться, то ухватится он за нее руками, а наш гимнаст встает сразу на ноги - руки ему не нужны.
"Что реально, что нет? - бормочет меж тем белый клоун. - Вы принимаете настоящий цветок за искусственный, а искусственный - за настоящий. А в театре удары, поцелуи, даже смерть, не бывают настоящими". Так-то оно так, но в цирке "Элуаз" вы видите настоящих людей, которые все делают по-настоящему. Однако ощущение, что это нереально, невозможно, что это - иллюзия, галлюцинация, только усиливается. Особенно в тот момент, когда один из актеров медленно и спокойно поворачивает корпус если не на 180, то на 170 градусов точно: нижняя часть туловища стоит, как стояла, зато там, где был живот, теперь спина, а там, где было лицо, - голова.
Оба спектакля Даниеля Финци Паска отзываются в памяти картинами Пабло Пикассо и Федерико Феллини. Наши новые друзья - труппа бродячих комедиантов, странников, которые колесят по всему земному шару и развлекают людей. Тела их ни к чему не привязаны, а душа всегда там, где отчий кров. Поэтому карнавал и балаган, площадное искусство погружены в атмосферу ностальгического тумана. Поэтому цирковые номера больше напоминают танец. Интонация спектаклей – почти феллиниевская, Феллини любил цирк, снимал о нем кино, цирк ответил ему взаимностью. И, в свою очередь, рассказал историю про горько-сладкие нити, связывающие человека с детством.
Даниель Финци Паска: Я всегда в своих спектаклях отталкиваюсь от родного квартала, где я родился и вырос, и веду диалог с близкими мне людьми. Как правило, это бабушка, отец, друзья. Я разговариваю с друзьями и, в общем-то, это такой очень интимный разговор. Когда я смотрю вверх, то говорю, что я – с Земли когда я смотрю перед собой, то говорю, что я из маленького квартала.
Марина Тимашева: "Надо смотреть не на землю, а в небо, - говорит клоун, - потому что все хорошее всегда приходит сверху". Ну отчего же? Ведь Канада не сверху, а какой хороший спектакль от нее пришел. И оттуда же приехала компания с хитроумным названием "Семь пальцев на руке". Зато спектакль озаглавлен просто - "Жизнь". Для него в Центре имени Мейерхольда соорудили маленькую арену, зрители сидят по трем сторонам от нее. А действие организовано по законам кабаре. В цирке должен быть клоун, в кабаре - конферансье. Весь вечер на арене крупный и крепкий мужчина. О том, что он ловитор (несущий в паре акробатов) можно догадаться сразу, по его внешнему виду, а вот то, что он превосходный жонглер станет понятно позже. Но для начала он, на русском, между прочим, языке, сообщит, что здесь вам не просто кабаре, а чистилище. И попадают сюда, в основном, самоубийцы.
Сцена из спектакля: Он мертв, я мертв, мы все мертвы. Конечно, нужно время, чтобы принять эти новые условия. Мы все мертвы и болтаемся в этом месте, которое называется чистилещем, место забвения.
Марина Тимашева: Итак, welcome to cabare, и, словно получив приглашение, с потолка в кучу картонных коробок сваливается первый несчастный. Он же - клоун, он же - гимнаст, жонглер, певец и балалаечник. Упал он в коробку с гвоздями, и никак не может преодолеть теперь рамку металлоискателя, уже до трусов разделся (так в цирк проникают элементы мужского стриптиза), а рамка все звонит и звонит. Нашли причину - в носу застрял гвоздь. Значит, этот парень еще и фокусник, иначе как бы ему удалось добыть длиннющий гвоздь из собственного носа, а потом затолкать его обратно.
(Музыка из спектакля)
А вот тощенькая, хлипкая на вид девушка, она пробовала выбраться из психиатрической лечебницы по простыням, но лезла с десятого этажа, а простыней хватило всего на пять. Так и попала в кабаре самоубийц. А теперь представьте, какие возможности предоставляет длинная белая простыня воздушной гимнастке. Работая рекордные трюки, канадские актеры не теряют драматического нерва. Они через движение выражают эмоциональное, душевное состояние персонажа.
(Музыка из спектакля)
В спектакле много акробатических танцев. Нам знакомо словосочетание "акробатический рок-н-ролл", теперь мы знаем, что акробатическим могут быть и танго, и фокстрот - но в каждом движении, в каждом жесте - характер героя и партнерские отношения, как в драматическом театре. А какие перед нами разворачиваются эротические сцены: не всякое, прямо скажем, тело, способно занимать такие позиции.
Марина Тимашева: "Жизнь" по форме - американское ревю, по сюжету - европейский арт-хаус, но высказывание - гуманное, немного сентиментальное. "Они уже умерли, - подводит итог конферансье, - а вы еще нет. Поэтому не теряйте времени, живите, гуляйте, любите". Цирковое искусство по природе своей жизнеутверждающее, оно славит возможности человека, и какой бы мрачной начинкой его не набивали, выходит все равно про радости жизни.
(Музыка из спектакля)
В подтверждение этого вывода – цирковая пьеса для четырех акробатов, представленная французской компанией “Руки, ноги и голова тоже”.
Спектакль называется "Тангенс". Более всего похоже на "модерн-данс", но заняты в нем цирковые артисты, отсюда - сложнейшие композиции на батуте, на шесте, внутри вращающейся окружности, впечатляющий эквилибр на движущихся дорожках. Матюрен Болз, великолепный артист и режиссер, в детстве ходил в театральную студию, потом занимался гимнастикой, потом соединил одно и другое вместе.
(Музыка из спектакля)
Сцена погружена в полумрак. Неуютный урбанистический пейзаж. Функцию задника выполняют гофрированные железные листы - напоминает про уличные гаражи-ракушки. Вокруг - конструкции, вроде строительных лесов.
Если попробовать перевести смысл пластического спектакля на язык слов, то мы получим довольно банальную, для современного европейского театра, историю: человек несчастен и одинок, гармонии нет, все разобщены, мужчине и женщине не суждено стать парой, старшие агрессивны по отношению к младшим, человек это кукла в руках неведомого кукловода, к которому бесполезно обращаться с мольбами, потому что услышите в лучшем случае: "Я не в силах ответить на вашу просьбу - я ее не понимаю. Для вас здесь ничего не предусмотрено".
Жизнь - бесконечный бег в колесе. Вырветесь из колеса - попадете на ленту-транспортер, и помчитесь по ней. Сойдете с тренажера, окажетесь на краю пропасти - балансируйте, если умеете. Справились? Думаете, под ногами - земля, а это только натянутая ткань, она норовит выбросить вас из жизни. Под ногами четверых актеров, занятых в спектакле, твердой почвы нет. Беговая дорожка бежит в одну сторону, они пробуют сопротивляться, продвигаясь в другую. Батут подбрасывает их наверх, они умудряются, пусть минуту-две, но простоять на краю. Их раскручивает опасная центрифуга, ничего, они и в ней освоились, и, прилипнув к ее поверхности, не срываются даже из верхней точки. История - о страхах и комплексах, а заняты в ней люди, совершенно бесстрашные и свободные. Реквием по человеку и, в то же время, гимн его возможностям: не только телу, но разуму, которому тело подчиняется. Наверное поэтому маленькая компания называется "Руки, ноги и голова тоже”.
Пусть почва уходит из-под ног, пусть все летит в тар-тарары, мы - люди, значит, можем научиться тому, что умеют французские актеры, значит, мы справимся, мы уцелеем. Матюрен Болз прокомментировал мое замечание так:
Матюрен Болз: Такая двусмысленность, наверное, и говорит о том, что внутри у меня есть надежда. Этот спектакль, несмотря на всю свою мрачность, говорит о том, что у человека есть способность выкарабкиваться. И, если вы заметили, когда все уже упали в яму, кто-то один встает и что-то придумывает, поэтому я говорю, что всегда будет возможность как-то воспарить или найдутся люди, которые придумают другие пространства для жизни или какие-то другие решения, чтобы выжить и существовать нормально.
Марина Тимашева: Еще один подарок из Франции – спектакль "Невидимый цирк". Авторы и исполнители – дочь Чарли Чаплина Виктория и ее супруг Жан Батист Тьере - грустно-улыбчивые клоуны, в равной мере владеющие навыками цирковых профессий и артистическими дарованиями (их почитают за основоположников жанра "новый цирк”). А вместе с ними выступают голуби, кролики и чудесно поющие ахающие гуси.
(Музыка из спектакля)
Все действие состоит из сложных, изобретательных номеров, складывающихся в ностальгическую, любовную, добродушную пародию на старый цирк. Взрослые могут смотреть такие спектакли вместе с детьми – как смотрели фильмы самого Чаплина. Они вместе будут смеяться, вместе прослезятся, и вместе изумятся тому, какие чудеса может творить человек, если у него есть фантазия.
Те спектакли, о которых я уже рассказала, были показаны на сценах московских театров, а для некоторых в Коломенском сооружали шатры-шапито. Сначала в них разместился конный французский театр "Зингаро", постоянный участник театрального марафона. Его артисты, молодые “аполлоны” въехали на арену не на четырех, аж на 38 лошадях. И выдали зрелище под музыку Балкан. Рассказывает о нем Бартабас (настоящее имя - Клеман Марти)
Бартабас: В прошлый раз мы привезли сюда мировую премьеру "Коней ветра" и выступали с ней еще три года. Новый спектакль "Батута" мы сыграем здесь в последний раз - ему уже исполнилось три с половиной года. "Кони ветра" были посвящены смерти, а "Батута" воспевает жизнь. Работая над спектаклем, мы думали о том, что вообще такое "Зингаро". "Зингаро" в переводе означает "цыган", ну, а что лучше, чем цыганская жизнь, отражает смысл слова "свобода". Наш театр становится все больше, у нас уже два шапито, очень много артистов и лошадей, но мы ни от кого не зависим, и поэтому уникальны. "Батута" - это спектакль-галоп, ритм, стремительность и опасность. Спектакль выдержан в едином, темпе, он весь есть ритм и темп, от начала и до конца. И в нем - радость.
Марина Тимашева: Второй спектакль, сыгранный в музее-заповеднике "Коломенское" французским цирком "Иси", называется “Секрет”. Это, пожалуй, самое загадочное и неожиданное зрелище вообще. Весь вечер на арене - Жоан ле Гийерм. Он - не из цирковой семьи, в училище пришел 15-ти лет от роду, специализация - канатоходец. На самом деле, это человек-оркестр: он и исследователь, и лаборант, и инженер, и строитель, и художник, и актер. У него нет естественно-научного образования, но его затеи изучают французские физики. Любая конструкция, выполненная ле Гийермом по ходу действия, - желанный гость в музеях современного искусства: его одушевленные экспонаты были выставлены в специальном павильоне на Авиньонском фестивале. В его странном представлении огромную роль играет саспенс - ожидание чего-то непостижимого. Зрители видят весь процесс создания актером объектов, но не догадываются о том, какой цирковой трюк будет выполнен по завершении работы. Жоан ле Гийерм создает хитроумные механизмы буквально из подручных средств. Вот он, словно птица, которая вьет гнездо, укладывает доски и перетягивает их канатом - так, что они становятся под разными углами друг к другу. Карабкается на вздыбившуюся перекладину, принимает из рук ассистента следующую, привязывает ее и так далее... В результате сам ле Гийерм оказывается на вершине весьма шаткой на вид "лестницы в небо", под самым куполом шатра.
Представление театрализовано. На арену выходит клоун- дрессировщик в красном долгополом плаще и металлических, напоминающих одновременно рыцарские и клоунские, башмаках. Из-за кулис выкатываются... нет, не тигры, а меховые цилиндры и - под свист хлыста - сворачиваются уютными домашними ковриками. Так начинается сеанс укрощения предметов.
(Музыка из спектакля)
Подчиняясь воле хозяина, вращаются по сцене огромные жестяные тазы и ведра. Подчиняясь его рукам, гибкий металлический шест свивается в спираль и далее принимается кружиться по арене, волшебным образом обходя препятствия на своем пути. Появляется занятная конструкция, напоминающая помазок для бритья в человеческий рост, только место щетинок занимают длинные пружинящие металлические штыри. На них закреплено седло. В него легко запрыгивает наездник и, раскачивая торс, приводит механического "коня" в движение. Игры с оживающими предметами более всего напоминают исследовательскую лабораторию. Ученый, он же артист, ставит опыты прямо на наших глазах.
Назовем этот феномен "физическим театром". Театром, изучающим законы физики и, одновременно, физические возможности человеческого тела. Все вместе выглядит цирковым фокусом, иллюзионом. Но напрашивается вывод: иллюзион - это сила человеческого разума и богатство воображения, помноженные на совершенное владение телом и невероятную работоспособность. Никакой алхимии.
Жоан ле Гийерм: Ну, это нормально, потому что наука наблюдает за природой. В принципе, все мои проекты так или иначе связаны с цирком. Для меня цирк - это в первую очередь пространство. Люди имеют привычку собираться вокруг чего-то, что интересно, что интригует и что их как-то объединяет. Первым цирком мы можем считать собрание людей вокруг костра или вокруг добычи, то есть для начала это пространство, и в этом пространстве нужно суметь показать что-то такое подходящее к этому пространству, что-то, что может сгруппировать людей, если они еще не сгруппированы. Обычно это бывают какие-то вещи, которые странны и которые противоречат естественности и обычности.
Марина Тимашева: Еще один спектакль, противоречащий обычности, представлен на фестивале тайванским театром Гоу Гуанг. Пекинская опера формально не имеет отношения к “новому цирку”, но вы скоро поймете, почему рассказом о нем я завершу эту часть обзора фестиваля. Но для начала следует пояснить, что Пекинская опера - это не музыкальный театр из Пекина, а жанр. Традиция насчитывает около 200 лет, и бережно передается от одного поколения артистов к другому. Вечер состоял из двух самостоятельных одноактных спектаклей.
Первый сюжет сказочный, он называется "Король обезьян и мышь Гоблин". Молодая особа недостойно вела себя на собрании божеств. По земным меркам грех невелик - всего-то грызла сладости, но наказали ее за это самым жестоким образом, превратив из красивой женщины в крысу. Далее следует серьезное отличие от известных нам с детства сказок: крыса продолжает восприниматься остальными персонажами как женщина, зовут ее - крыса Нефрит, и она даже пробует очаровать монаха. Крысиная свита берет его в плен, прячет у себя в подземелье, но верные спутники праведника - Ученик, мудрая Обезьяна и ленивая Свинья - с помощью небесных воинов вызволяют друга. Крыса при этом так и останется крысой - превращена и превращена, никакого снисхождения не заслуживает.
(Музыка из спектакля)
Ученик, Обезьяна и Свинья, по сути, клоунское трио: они смешат гримом, гримасами, всякого рода веселой акробатикой. Вообще это очень подвижная компания. Клоуны спасают лирического героя. Тот статичен - только поет и разговаривает. Вокальные сцены перемежаются декламацией, сменяются пантомимой, танцем и цирковыми номерами. Все вместе живо и увлекательно.
(Музыка из спектакля)
Про второе отделение спектакля - "Отвергнутую невесту" – этого не скажешь. Тут уже не пустяки-сказки, а дело житейское. Наследница императорского престола готовится к свадьбе с неведомым варваром. К браку по расчету ее никто не принуждает, решение героини добровольно. Осознав, что чиновники и военные бессмысленны и бессильны, и только она - слабая женщина - может спасти страну от разорения, она готова принести себя в жертву.
Несчастная невеста битый час едет на чужбину и постоянно поет-плачет о том, как любит родную землю и как тяжко ей расставание с домом. В главной роли - знаменитая Вэй Хай Мин, с ней над другим спектаклем работал сам Боб Уилсон. Но оценить вокальное мастерство мы не в силах - уж слишком разнятся китайская и европейская традиции, поэтому остается разглядывать изумительной красоты атласные парадные платья, расшитые орнаментами, маски, парики и гримы.
(Музыка из спектакля)
Пекинская опера - жанр весьма условный. Когда нужно показать перемену места действия - стулья и столы просто переносят с места на место и расставляют на сцене в новых комбинациях. Очень велика роль языка жестов, тем или иным образом сложенные пальцы или движение веера символичны, но мы не владеем этим языком. Хотя эмоциональное состояние, в котором находятся персонажи, совершенно понятно.
Почти все, что может быть воспринято зрением (кроме языка жестов), нам доступно. Почти все, что мы слышим, - и сам язык, и особенности интонации, и музыка, и вокал - совершенно непривычно. Вот почему - сделаем вывод - современный театр становится все более "визионерским", то есть зримым, он опирается на то, что связывает людей, а не на то, что их разъединяет. Второй вывод связан с направлением, выбранном в этом году Чеховским фестивалем. Оно называется "новый цирк". Так вот, "новый цирк", как выяснилось, восходит к древней традиции Пекинской оперы. Он смешивает в разных пропорциях пение, танец, пантомиму и цирковые трюки, но при этом не пренебрегает ясно рассказанной историей.
