Марина Тимашева: В Государственном Литературном музее открылась выставка "Мастера книжной графики". Здесь представлены работы пяти крупнейших российских художников. Рассказывает Лиля Пальвелева
Лиля Пальвелева: Эта выставка для тех, кто разделяет мнение кэроловской Алисы о том, что хорошая книжка - та, в которой есть картинки и разговоры. Картинки (то есть подлинные, авторские рисунки и гравюры) в большом количестве развешаны по стенам четырех залов, а разговоры гарантированы тем, кто придет в Литературный музей 2 сентября – на встречу с художниками Игорем Макаревичем, Леонидом Тишковым и Юрием Ващенко. Два других автора – это классик книжной гравюры Владимир Фаворский и Борис Свешников, более всего известный своими фантасмагорическими рисунками лагерного периода и куда меньше поздними вещами, а их-то как раз и показывает на выставке коллекционер Борис Фридман, из чьего собрания скомпонована вся экспозиция.
Борис Фридман: Мне его работы достались уже после его смерти. Наследники распродавали его наследие, но основное внимание было уделено живописи, графике. А это как бы был уже второй слой. У меня есть еще работы маленькие, чисто рабочие элементы, которые предполагалось выбросить. Собственно, Свешников их методично откладывал в папки, все лежало у него в квартире. К сожалению, некоторые из них были распроданы по отдельности, как, например, “Синяя птица” Метерлинка - мне досталось один или два рисунка. Зато удалось целый ряд получить, скажем, “Трое в лодке, не считая собаки”. На выставке Свешникова показано несколько книг, показана первая его книга Гёте “Страдания юного Вертера”, он ее сделал после выхода из лагеря, в 1957 году она вышла. Потом здесь Шамиссо представлен, Метерлинк. Все что я назвал, все книги были изданы. Это была единственная, пожалуй, отдушина, возможность для художников зарабатывать деньги. Государственные издательства не платили, они издавали книжки.
Лиля Пальвелева: Как формировали эту коллекцию?
Борис Фридман: В принципе, меня всегда интересовала книга иллюстрированная, и когда была возможность приобретать иллюстрации где-то, подлинники, что всегда очень непросто, потому что они иногда остаются в издательстве, иногда их автор сам куда-то девает.
Лиля Пальвелева: Об одном из таких случаев рассказывает внук Владимира Фаворского Иван Шаховской. На выставку, где показывается цикл иллюстраций его деда к библейской книге “Руфь”, он смог предоставить только одну маленькую резную доску, с которой и делались оттиски гравюр.
Иван Шаховской: Доски пропали, потому что где-то в конце 20-х годов было затеяно издание в Англии, когда еще было открыто общение с Европой, и были туда отправлены, а тут это общение и прекратилось, и доски неизвестно куда канули. В общем, здесь представлены работы из собрания Бориса Михайловича Фридмана, он представляет здесь гравюры, а я к ним дал доски гравюрные, вот они в витринах. Вот одна из первых его книг - “Домик в Коломне” - одна из самых известных…
Лиля Пальвелева: 1929 год?
Иван Шаховской: Да, и редких для собирателей, потому что она всего в количестве 500 экземпляров была издана. Я дал доску для обложки. Это самшитовая доска. Доски Фаворского всегда можно отличить, потому что он делает саму гравюрную доску, просто форму для печати, но он делает ее как скульптурный рельеф, то есть она сама по себе представляет объект искусства.
Лиля Пальвелева: А вот это - более сложное уже?
Иван Шаховской: Это две доски для одной гравюры - для форзаца “Труды и дни Михаила Ломоносова”. Книжка такая начала 30-х годов Георгия Шторма. И это две доски - для черного и охры, два цвета.
Лиля Пальвелева: Когда переиздают книги с иллюстрациями Фаворского, что делают достаточно часто, тогда используют оттиски с оригиналов или уже это другая техника?
Иван Шаховской: Обычно используют оттиски с оригиналов, то есть это ручная печать, но они наиболее качественные оттиски, с них можно лучше снять форму. В основном, у меня просят оттиски для репродуцирования. Но не доски. Но в каких-то случаях, я вам сейчас расскажу. Издана в первый раз детская книжка, иллюстрации Фаворского к Маршаку ”Семь чудес”. Она никогда не была издана, хотя была сделана в 1929 году? и вот сейчас ее издали в проекте “Интерроса” в наборе из 27 книг разных художников. В общем, очень интересный набор, и туда включили эту неизданную книжку Фаворского. Для этого я печатал со всех досок оттиски. А эта книжка - цветная, и там, хотя всего восемь разворотов, включая обложку, досок шестьдесят. Это многоцветная гравюра, единственная у Фаворского такая работа. Поскольку все эти доски 40-х годов, то они делались как печатные формы просто для типографии, с них же прямо и печаталось. После войны уже стали сделать с них гальванокопии, это уже чуть было хуже, потом с этих копий стали делать копии, в общем, чем дальше, чем хуже. Конечно, переиздание теперешнее лучшего качества, но всегда это не совсем то, что Фаворский сделал, потому что это офсет. Офсет никогда не может повторить печать, и компьютерная обработка тоже немножко нивелирует сущностные качества гравюр.
Лиля Пальвелева: Потому разглядывать на выставке авторские оттиски – подлинное удовольствие для книжных гурманов.
Экспозиция построена таким образом, чтобы и художники были непохожие, и техники, в которых они работают – разные. Игорь Макаревич показывает офорты.
Игорь Макаревич: Здесь, по сути дела, представлена одна работа - иллюстрации к роману Теккерея “Ярмарка тщеславия”, которые я делал в 1984 и 1986 году.
Лиля Пальвелева: Но одна работа это не один лист?
Игорь Макаревич: Нет, конечно, это просто развернутое иллюстративное панно такое. Я работал над этой книгой два года или даже больше, и как следует проиллюстрировал, так что это весьма капитальный труд. Кстати, Юрий Ващенко, с которым я разделяю это пространство, также представлен одной работой - это “Алиса в стране чудес”, это гениальные совершенно его работы, и мне кажется, что это очень верная мысль показывать художника одной работой. Хорошо можно разглядеть, наконец.
Лиля Пальвелева: Здесь представлены ваши подлинники, а эта книга, как книга, была издана?
Игорь Макаревич: Да, в издательстве “Книга”. Внешне довольно красивая, но по качеству передачи иллюстраций совершенно ужасная. Но это виновата советская полиграфия и виноваты тиражи, поскольку все это издавалось чудовищными тиражами, по 50 тысяч экземпляров и на плохой бумаге. Избранная мною техника это техника офорта и акватинты, где все построено на тончайших нюансах тона. Она совершенно не передается в издании. Сравнительно недавно эта книга была переиздана гораздо лучше.
Лиля Пальвелева: Это ваше движение души взяться за Теккерея или вам издательство это поручило?
Игорь Макаревич: Как многие художники, к которым я принадлежу по направлению, которые потом назывались нон-конформистами, как Илья Кабаков, Эрик Булатов, Владимир Янкилевский, мы прирабатывали в советское время книжной иллюстрацией. Работа иллюстратора были приемлемой, она была далека от идеологии и можно было в какой-то степени делать то, что ты хочешь. Выбор, конечно, был не мой, поскольку тогда невозможно было выбрать. Мне предложили эту литературную вещь проиллюстрировать в издательстве “Книга”, которое специализировалось по уникальным изданиям, очень культурное издательство. Конечно, всякий художник мечтает проиллюстрировать такую вещь замечательную.
Лиля Пальвелева: Вам важно было передать атмосферу именно старой Англии?
Игорь Макаревич: Конечно, мне, прежде всего, было важно окунуться в диаметрально противоположное пространство, поскольку я занимался авангардным искусством, и мне оказаться в такой ситуации 19-го века, которую уже можно было переосмыслить по-новому… Но все-таки атмосфера 19-го века, идеология 19-го века это было бесконечно важно. Я не пытался осовременить это, осовремененная в некотором роде концепция иллюстраций, поскольку это условное, это магический театр такой, это не буквальные иллюстрации по атласу костюмов, по архитектуре, здесь это достаточно приблизительно, а атмосфера, такая таинственная, атмосфера театра 19-го века, мне кажется, мне удалось сценографическое решение. Недаром все персонажи помещены на некие условные подмостки, и каждая иллюстрация представляет собой небольшую сценку.
Лиля Пальвелева: Ну а на первом, открывающем серию этих гравюр, листе изображен автор “Ярмарки тщеславия”. Старинный камзол, лицо серьезно как на парадном портрете. При этом невозмутимый Уильям Теккерей у Игоря Макаревича трогает нити, на которые подвешены его герои, превращенные здесь волей художника в марионеток.
