В деревне, где я живу, мужики пребывают в смятении, чьим именем назвать улицу – Путина или Лужкова. У каждого варианта есть свои достоинства и недостатки. Каждый требует своих подходов, потому что можно нарваться.

Проблема усугубляется тем, что улица в нашей деревне всего одна. Сашка Тюлькин предложил быстренько организовать еще одну улицу, у себя же под окнами, но его осудили. Потому что это никакая не улица, а тропа к совхозной соломе. Из неё по ночам дергают кто на грунт, кто на подстилку. Тропку, конечно, протоптали, но каким именем её не назови – только врага себе наживешь.

А враги нашей деревне сейчас очень не кстати. Ровно год назад наша деревня ввязалась в международную авантюру. Как только Грузия предательски напала на Россию, у Настёниного Бориса родилась идея газопровода. Этот Борис нашей Настёне фактически никто, бывший хахаль её покойной племянницы. Но жить человеку было негде, вот он и стал мало-помалу умом и совестью нашей деревни. Это у него от бессонницы. Он по ночам не спит, а думает. Смотрит телевизор и думает. Думает и смотрит телевизор. За что его и зовут у нас – Борис Недреманный.

Когда тбилисский агрессор начал топтать кованым сапогом нашу священную землю, Борис Недреманный выдвинул встречный план: нашей деревне срочно нужен свой газопровод. Ради чего мы завоевываем свободу для Южной Осетии? Ради картошки? У нас она лучше. Ради огурцов? У нас они свежее. Как ни крути, завершил свои умозаключения Борис, мы побеждаем в Южной Осетии для того, чтобы построить там газопровод. Американцы, сказал он, несут на штыках свою демократию по своему образцу. А мы – свой газ по своему газопроводу.

Мне уже доводилось отмечать, что этот Сашка Тюлькин – не очень Тюлькин. Он только по жене Тюлькин, а на самом деле – Паровозников. Наверное, поэтому он редко с кем-нибудь соглашается. Вот и сейчас встрял со своим обычным бурчанием. Мол, у Южной Осетии уже есть газопровод. Идет он от города, где родился великий Сталин, и еще не очень ржавый. Бориса чуть удар не хватил от гнева. Нам, говорит, сверкая глазами, не надо газа от тирана. Вместо металлолома в жалкой грузинской канавке мы проведем новый газопровод. Мы покорим своими трубами Кавказский хребет. Мы воздвигнем на вершинах бетонные опоры. Мы украсим ущелья стальными кружевами сварных конструкций. Не царица Тамара, монархиня неизвестной ориентации, а Алексей Миллер, начальник Газпрома, станет отныне символом цветущего Закавказья.

- А нам-то какой от этого прок? – спросил еще один Сашка Тюлькин, который, если помните, Тюлькин не по жене, а сам по себе. – Люди себе воюют, два в драку, третий, знаешь куда.

Прозвучало это грубо, чтобы не сказать, вызывающе. Но по сути отразило бурлящее общественное настроение. Борис, впрочем, всех развел.

- Нас всех ждет кризис! – торжественно предсказал он. – Потребление газа повсеместно упадет. Европе будет совсем не надо. Южная Осетия насосется с обеих сторон. Даже Украина перестанет тырить. Только наша деревня останется островом экономической стабильности во всем мире. Нигде больше потребителей газа нет, а у нас – вона сколько!.. И еще – трубы. Представляете, сколько труб останется от Кавказского хребта? Если согласимся их взять, Газпром будет счастлив. Так что нам все обойдется даром. Практически. То есть, по паре тысяч скинуться придется. Но дешевле уже не будет. Кризис и война – лучшие времена для долгосрочных капиталовложений.

Если не считать вечного скептика Сашку Тюлькина (бывшего Паровозникова), то доводы Бориса с энтузиазмом разделила вся деревня. Тем более, что дальнейшие события подтвердили его правоту и проницательность. Наша возрожденная армия сломала-таки хребет грузинскому милитаризму. Газопровод в Цхинвал быстро и щедро протянули над Кавказским хребтом, под хребтом и параллельно хребту. Заявку на газификацию деревни Слотино в районе приняли с распростертыми объятиями. Оказалось, что заявка попала в струю. Правда, не бесплатную. По государственному плану, страна взялась осуществить две грандиозные газовые стройки. Через Кавказский хребет в Цхинвал – за счет России. И через ручей Морозючку в Слотино – за счет деревенских, которым назначили по полмиллиона со двора. Еще и НАТО не успело оказать свою моральную поддержку антинародному режиму Саакашвили, а деньги уже были собраны. Любят природный несжиженный газ у нас на Руси.

Но к концу лета выяснилось, что на Морозючку у России чего-то не хватило. То ли труб, то ли духу, то ли газу. Деревню охватило отчаяние. Сашка Тюлькин отправился ходоком в Воронино, Марино и Дерюзино. Объединившись, говорил он под свое пиво, мы можем завоевать независимость от Сергиева Посада. Никарагуа нас признает. Вчерне уже был сверстан мирный план "Тюлькины-Саркози". План предусматривал демаркацию границы, завершение газификации и деньги обратно. Последнее означало войну. Боевые действия накатывались неудержимо, но тут вмешалась Настёна. "А чтоб вас!" – закричала она на заговорщиков, и война отступила – впрочем, вместе с мечтой о газе.

Но не зря на знаменах "Газпрома" написан лозунг: "Мечты сбываются". Рано утром Борис вышел из избы не выспавшимся, но счастливым. "Почему в Цхинвале появилась улица Лужкова? – спосил он у Сережки Тюлькина, уже собиравшего из-под кур еще теплые яйца. – Потому что у Лужкова есть деньги. Свои, но они нужны ему самому, так что тут глухо. Но есть еще и деньги московские. Большие деньги. Хватило на Цхинвал – хватит и на Слотино. Надо только донести до него, что есть, мол, в 72 км на север улица имени лично его". "А в Грозном, между прочим, есть улица Путина", – сказал Сережка, зачем-то понюхав крупное желтое яйцо. Эта реплика вскоре облетела деревню. Деревня заметалась между начальником большим и начальником очень большим. Где короче путь к газу? Может ли российская деревня добиться газификации за свои деньги, Никарагуа? Такие трудные проблемы – а зима вот-вот. И если без Никарагуа – значит, Путин? Или все же Лужков? И этот хорош, и тот, да вот беда: на всю деревню – всего одна улица.