Марьяна Торочешникова: Право на правосудие – такова тема сегодняшней передачи. Презумпция невиновности, независимый суд – слова, которые большинство из живущих в России слышали и в которые, к сожалению, многие мало верят. Пожалуй, у каждого практикующего в области уголовного судопроизводства юриста, а уж у адвокатов точно найдется множество примеров того, как фабриковались уголовные дела, фальсифицировались доказательства, буквально штамповались постановления об арестах, а суды, брезгуя презумпцией невиновности, выносили обвинительные приговоры, покрывая все недостатки следствия. Отчего и для чего это происходит, можно ли противостоять системе псевдоправосудия, и пойдет речь в сегодняшней передаче.
Я представляю экспертов в студии Радио Свобода – это бывший заместитель прокурора города Ухта в республике Коми Григорий Чекалин, бывший сотрудник Управления уголовного розыска Министерства внутренних дел республики Коми Михаил Евсеев и адвокаты Игнат Яворский и Мурад Мусаев.
Предлагаю послушать сюжет, который подготовил корреспондент Радио Свобода в Сыктывкаре Сергей Сорокин. Собственно, эта история и стала поводом для сегодняшнего разговора о том, что происходит на стадии следствия в Российской Федерации и на стадии судебного производства, о том, как фальсифицируются доказательства. Итак, сюжет, подготовленный нашим корреспондентом в Сыктывкаре.
Сергей Сорокин: Трагедия, случившаяся 11 июля 2005 года в городе Ухте, когда в результате пожара в небольшом торговом центре "Пассаж" погибло 25 человек, а еще 10 пострадали, потрясла не только республику Коми, но и всю Россию. Вспыхнув у самого входа, огонь в считанные секунды охватил оба этажа центра, а закрытый на замок запасной выход и глухие решетки на окнах не позволили людям спастись.
Среди нескольких версий причин пожара следствие почти сразу остановилось на умышленном поджоге, и уже на следующий день по подозрению в совершении этого преступления были задержаны двое молодых людей. Однако вскоре ребят пришлось отпустить, а на вакантное место "поджигателей" без успеха пробовались сначала воркутинские бандиты, задержанные в Ухте с пулеметом, пистолетом и муляжом ручной гранаты в багажнике автомобиля, а затем владелец местного салона сотовой связи. Лишь по прошествии 10 месяцев со дня трагедии следствие наконец определилось с поджигателями, предъявив обвинение молодым ухтинцам Алексею Пулялину и Антону Коростелеву.
Наконец, в августе 2007 года перед Верховным судом республики Коми предстали Пулялин и Коростелев. Рассмотрение дела растянулось почти на год, а настоящей сенсацией стало выступление заместителя прокурор Ухты Григория Чекалина, который заявил, что некоторые важные доказательства вины подсудимых были сфальсифицированы. Сами обвиняемые сообщили суду, что признательные показания из них выбили. Между тем, обвинение попросило для Пулялина и Коростелева пожизненного заключения. И тут последовала еще одна неожиданность: коллегия судей под председательством Валерия Кунтаровского оправдала подсудимых в связи с недоказанностью их вины.
Не согласная с приговором, сторона обвинения через Верховный суд России добилась повторного рассмотрения дела. И 19 июня этого года уже другая тройка Верховного суда Коми под председательством Михаила Никитина, основываясь на тех же материалах уголовного дела, вынесла обвинительный приговор. 22-летние Алексей Пулялин и Антон Коростелев были приговорены к пожизненному заключению.
На члена правления в Коми правозащитной комиссии "Мемориал", юриста Владимира Зубкова вердикт суда произвел гнетущее впечатление.
Владимир Зубков: Что должно произойти в судебной коллегии, чтобы двух молодых парней приговорить к высшей мере наказания при тех же обстоятельствах, при тех же доказательствах, которые были в материалах дела? На мой взгляд, осуждены на пожизненное наказание невиновные люди.
Сергей Сорокин: Уже на следующий день после вынесения приговора в Ухте были задержаны, а потом по решению суда арестованы известный в республике предприниматель, лидер дагестанской диаспоры Фахрутдин Махмудов и его брат Азарет. Им было предъявлено обвинение как заказчикам поджога, и только на том основании, что во время предварительного расследования по своему делу Пулялин и Коростелев давали на них показания. Потом и во время следствия, и на суде осужденные в качестве исполнителей отказались от своих показаний, заявив, что они давались под угрозой насилия, но следствие оставило эти заявления без внимания.
Братья Махмудовы сидят в следственном изоляторе уже 2,5 месяца, и до сих пор с ними не проводится никаких следственных действий. Адвокат Игорь Помысов, представляющий интересы Фахрутдина Махмудова, уверен, что это неслучайно.
Игорь Помысов: Поступает информация о том, что в отношении и Коростелева, и Пулялина применяются недозволенные, скажем так, методы дознания, недозволенные методы следствия, для того чтобы заставить их дать необходимые следствию показания против Махмудова и его брата. Коростелев и Пулялин были вынуждены обратиться уже в правоохранительные органы о фактах применения к ним насилия. И информация о том, что их избивают, их заставляют давать нужные показания, уже ходит по следственному изолятору.
Сергей Сорокин: Между тем, многие из тех, кто близко знаком с раскладом сил и интересов деловой жизни Ухты, считают, что истинная причина изоляции Махмудовых и их преследования правоохранителями заключается в стремлении отдельных влиятельных людей, имена которых называются лишь в приватных разговорах, захватить бизнес обвиняемых. Правозащитник Владимир Зубков в этом нисколько не сомневается.
Владимир Зубков: Безусловно, бизнес, и ничто иное. Исключительно коммерческие интересы. Исключительно коммерческие! И как бы там ни было, кто бы ни пытался перевести это дело на национальную почву, боюсь, что он заблуждается.
Сергей Сорокин: На днях суд продлил содержание братьев Махмудовых в сыктывкарском СИЗО еще на два месяца. В этом же изоляторе в одиночных камерах ждут решения своей судьбы обжаловавшие пожизненный приговор в Верховном суде России Алексей Пулялин и Антон Коростелев, которых, по информации защитников, недавно сильно избили за то, что они поломали камеры скрытого видеонаблюдения, обнаружив их в своих одиночках.
Марьяна Торочешникова: Вот два противоположных приговора – оправдательный и обвинительный. Во многом тому, что был вынесен оправдательный приговор, способствовал как раз Григорий Чекалин, об этом говорилось и в материале. И сейчас, насколько я понимаю, вас признали предателем ваши бывшие коллеги за то, что вот вы дали изобличающие показания в ходе первого судебного разбирательства.
Григорий, скажите, что вас дернуло за язык-то, зачем вы стали рассказывать о том, что что-то фальсифицировалось, что-то делалось не так? Простите меня, но я уж не поверю, что за вашу практику работы в прокуратуре, в том числе в качестве заместителя прокурора Ухты, вы никогда не сталкивались с фактами фальсификаций уголовных дел.
Григорий Чекалин: Начнем с того, что в 2006 году, когда появились вот эти обвиняемые – Коростелев и Пулялин, которые написали явки с повинной, дали показания в отношении себя и указали предполагаемых заказчиков этого поджога, я входил в состав следственной группы. Эти двое молодых людей еще в 2005 году находились у меня под следствием по фактам краж и грабежей из таких же магазинов "Сотовик", который находился в магазине "Пассаж", сгоревшем.
Марьяна Торочешникова: А, так вот в глазах общества рецидивисты, получается.
Григорий Чекалин: В глазах общества они рецидивисты, но рецидивистами, которые способны совершить такое страшное преступление. Я бы их никогда не назвал. В 2005 году они были у меня… уголовное дело в отношении них было у меня в производстве, я его направил в суд, их осудили к условным срокам за совершение двух краж и грабежей из магазинов "Сотовик". В принципе, как они и появились в поле зрения правоохранительных органов как предполагаемые исполнители. Проводилась элементарная аналогия: в июле сгорел "Пассаж", в котором находился магазин "Сотовик", и в сентябре они грабят два таких же "Сотовика" в других торговых центрах. Это чтобы было понятно, как они вообще там появились.
Марьяна Торочешникова: Мало было, получается, по аналогии следствия, поджечь в июле, нужно было еще в сентябре ограбить. Такая логика, получается.
Марьяна Торочешникова: О них забыли, в общем, все благополучно.
Григорий Чекалин: Да, о них забыли, но потом вспомнили. И методами, о которых сейчас, в принципе, я думаю, поговорим позже, получили признательные показания и все, что происходило дальше. Когда Коростелев и Пулялин отказались от признательных показаний, следствие пришло к выводу, что нужно их "доработать", то есть довести до ума, потому что отрапортовали все…
Марьяна Торочешникова: А как это – довести до ума?
Григорий Чекалин: А я объясню сейчас. Отрапортовали все о раскрытии этого серьезного преступления, раскрытие которого находилось на контроле у генерального прокурора, у президента России, и мы все прекрасно понимаем, что это такое. То есть это ежедневные, еженедельные отчеты в аппарат Генеральной прокуратуры и так далее. Более того, в средствах массовой информации прокуратура сразу же заявила о том, что исполнители найдены, и везде это прошло. Бывший министр внутренних дел республики Силаев точно так же сказал, что "у нас все сделано, преступление раскрыто", более того, есть предполагаемые заказчики.
Марьяна Торочешникова: Собственно, вот так было и в делах, в которых участвовали в качестве защитников адвокаты, присутствующие сегодня в студии Радио Свобода, Игнат Яворский, который был защитником в процессе по делу об убийстве Андрея Козлова, процесс по делу Френкеля – так называли эту историю, и Мурад Мусаев, который был защитником в процессе по делу об убийстве Анны Политковской. Там, собственно, была похожая очень схема, дела были на контроле, отчитывались, в прессе появлялись сообщения о том, что найдены исполнители, иногда даже говорили – заказчики. И вот дальше маховик раскручивался.
Григорий Чекалин: А дальше все реально понимали, что доказательств недостаточно, уголовное дело в таком виде, в котором оно существует, направить в суд нельзя, и следствие откровенно шло на фальсификации. Пулялин с Коростелевым отказываются от своих показаний, подтверждается алиби названных ими предполагаемых заказчиков, в отношении заказчиков уголовное преследование прекращается. На тот момент у меня находилось несколько других уголовных дел в производстве, и я очень тесно сотрудничал с сотрудниками ФСБ. И о том, что происходило в этом деле, я, в принципе, делился с начальников ФСБ, в принципе, подходил к старшему группы своей, к следователю Власенко и говорил, что…
Марьяна Торочешникова: Приходили и говорили, что вот они там фальсифицируют что ли?
Григорий Чекалин: Да-да-да.
Марьяна Торочешникова: То есть "стучали" на коллег вы.
Григорий Чекалин: Это не называется "стучали" на коллег. Сначала подходишь к коллеге и говоришь: "Ребята, не надо этого делать. Зачем вы это делаете?" – "Гриша, не лезь, это не твое дело. Тебе дали указание – вот, проводи эти следственные действия, которые тебе поручили". Все остальное выглядело так. И, в принципе, на тот момент, в 2006 году еще, когда начались вот эти все фальсификации, о которых я далее дал показания в суде, сотрудники ФСБ об этом обо всем знали. Но на тот момент мы определились таким образом, что если я сейчас начну совать нос, вот откровенно заявлять, писать рапорты и все остальное, то, зная настрой направить это уголовное дело в суд, то все, что сделано и сфальсифицировано, будет исправлено, под другим соусом задвинуто в это же дело, соответственно, я попрощаюсь со своей работой. Я знал, что я и так с ней попрощаюсь, то есть, дав эти показания в суде, я знал, на что я иду.
Марьяна Торочешникова: А людей все равно посадят.
Григорий Чекалин: А людей все равно посадят, да. Потому что, когда дело находится на столе у судьи или у состава суда, органы следствия, в том числе и прокуратуры, и надзирающий прокурор, они ничего с ним сделать не могут. Поэтому когда открыто заявляешь и даешь ссылки на конкретные листы дела, говоришь, что вот этот протокол сфальсифицирован, это было сделано так-то, так-то и так-то, то суд уже открывает их и смотрит, назначает соответствующие экспертизы, и соответственно, это подтверждается. Что и получилось, в принципе, на этом процессе.
Марьяна Торочешникова: Удивительно, это получилось на этом процессе, вы пришли, дали показания, были подтверждены факты фальсификацию. И, насколько я понимаю, когда дело вернулось в суд на новое рассмотрение после того, как оправдательный приговор был отменен, на основании тех же документов, которые экспертизой признаны фальшивыми, был вынесен как раз уже обвинительный приговор.
Григорий Чекалин: Да, да, абсолютно правильно. Мои показания без надлежащей оценке признаны судом ложными. Это мое личное мнение, и я прекрасно понимаю, что если приговор обвинительный в отношении Коростелева и Пулялина вступит в законную силу в ближайшее время, то, соответственно, в отношении меня будет возбуждено уголовное дело, как в отношении лица, давшего в суде заведомо ложные показания.
Марьяна Торочешникова: Но ваши бывшие коллеги уже говорят о том, что "в ходе судебного заседания были выявлены факты предательства, в том числе со стороны работников правоохранительных органов. Речь идет о бывшем заместителе прокурора Ухты Григории Чекалине и некоторых других лицах", - пояснял господин Басманов. Я так понимаю, что он руководитель Следственного комитета при Прокуратуре республики Коми.
Григорий Чекалин: Руководитель Следственного комитета, да.
Марьяна Торочешникова: Вот о некоторых других лицах. У нас тут сидит как раз это "некоторое другое лицо", я так понимаю, - Михаил Евсеев. Вы, насколько я понимаю, были как раз членом этой следственной бригады.
Марьяна Торочешникова: Вот, скажите мне, как это обычно происходит? Есть указание сверху, есть приказ о награждении сотрудников, что вот нужно раскрывать срочно дело и всех награждать, потом раздавать медали. И вы собираетесь там, следственная группа, и говорите: у нас тут есть два-три товарища или один, нам их не жалко, давайте вот сейчас что-нибудь мы с вами подделаем, что-нибудь нарисуем… Как рождается идея фальсифицировать доказательства, документы, писать какие-то записки?
Михаил Евсеев: Марьяна, я думаю, что идея рождается в головах, которые сидели на тот момент намного выше меня. Фактически я, как говорит Григорий Чекалин, я на тот момент являлся свидетелем фальсификации, а не организатором и не участником.
Марьяна Торочешникова: Ну, хорошо, как свидетель, расскажите, пожалуйста, как это происходит? Это просто интересно. Получается, что сидит группа людей, правильно, которые назначают виновных и потом рисуют доказательства. Я просто пытаюсь понять, как это происходит, механизм.
Михаил Евсеев: Ну, механизмов довольно-таки много. То есть у нас существуют законы, вот в рамках законов все стараются делать, а как это фальсифицируется или делается это все правомерно – это уже решают более высокие руководители. Соответственно, если мы говорим о фальсификации по уголовному делу "Пассаж", например, как появилось основное доказательство этого дела? То есть та же записка, где Пулялин, Коростелев указывают на непосредственных заказчиков, организаторов этого преступления. Образно это происходило следующим образом. Так как я курировал фактически раскрытие этого преступления со стороны Управления уголовного розыска, то есть со стороны простых оперативников, меня в свой рабочий кабинет вызвал фактически первый заместитель начальника Управления уголовного розыска и сказал: "У тебя есть знакомые в Москве?" Я говорю: "Ну, вроде как есть". Говорит: "Надо съездить, изъять эти записку, где это указывается насчет Махмудовых, надо изъять именно в Москве". То есть я первоначально задал вопрос: "Зачем именно в Москве, почему в Москве? Почему не в Кирове? Почему не в Сыктывкаре?" – "Москва, это большой город, это будет более правдоподобно".
Марьяна Торочешникова: А, то есть надо было поехать в Москву, где вдруг найдется записка, в которой указано, что "дорогие друзья, такого-то числа подожгите, пожалуйста, торговый центр, мы вам заплатим столько-то". Я утрирую.
Михаил Евсеев: Марьяна, объясню, ситуация была такая. На тот момент уголовное преследование в отношении заказчиков, соответственно, Махмудовых, которое изначально, было прекращено. Соответственно, большие руководители, наверное, между собой подумав, они решили, ну, дали конкретные указания исполнителям из состава следственно-оперативной группы со стороны управления розыска, то есть продолжать работу в отношении Махмудовых. Каким образом она будет продолжаться – там было, соответственно, много направлений. Если бы эта записка изначально была обнаружена в городе Сыктывкаре, непосредственно Пулялин указывает, что им заказал поджог "Пассажа" Махмудов, просто Пулялину бы никто не поверил. Все понимают, каким образом эта записка попала, как она была написана. А Москва – это такой город, то есть если она туда попала, соответственно, она более правдоподобна.
Марьяна Торочешникова: Я хочу к адвокатам обратиться сейчас, к Мураду Мусаеву и к Игнату Яворскому. Вот то, о чем сейчас рассказали нам Григорий Чекалин и Михаил Евсеев, это что-то из ряда вот выходящее? Вы вообще слышали когда-нибудь о том, что такое бывает в принципе?
Эта система работает не в наших с вами интересах, а работает на саму себя. Есть так, не знаю, следователь, которому поручают изготовить доказательства, милиционер, который должен оформить появление этого доказательства в уголовном деле, то есть изъять его где-то. Затем другой, может быть, следователь или тот же, который должен приобщить этот добытое таким специфическим образом предмет к уголовному делу в качестве доказательства, и так далее. Это налаженный конвейер. И любой сбой в этом конвейере, конечно, означает сенсацию, вот как в нашем случае.
Но здесь было, я должен сказать, две сенсации. Первая сенсация – это заместитель прокурора, который взял и заявил о том, что была фальсификация, и сотрудник уголовного розыска, который подтвердил это. А вторая сенсация – это та тройка судей, которая вынесла оправдательный приговор. Ведь все мы прекрасно понимаем, что если следователь или прокурор, или милиционеры, которые во всеуслышание заявляют о совершении преступления, еще встречаются, то тройки профессиональных судей, которые принимают это во внимание и дают этому законную оценку, увы и ах – почти никогда.
Марьяна Торочешникова: Явление уникальное, получается.
Мурад Мусаев: Безусловно!
Марьяна Торочешникова: Насколько я понимаю, вот эта тройка судей мало того, что вынесла оправдательный приговор, так она же еще составила огромное частное определение в адрес Генеральной прокуратуры Российской Федерации, в котором указала на все выявленные в ходе судебного следствия факты фальсификаций, и сказала, что вы уж, пожалуйста, как-то там наконец-то разберитесь, что у вас творится. Я не знаю, что с разбирательством произошло, но приговор-то оправдательный отменили.
Игнат, а вам так же скучно, как Мураду, было слушать эти признания бывших сотрудников правоохранительных органов?
Марьяна Торочешникова: Игнат, вот вы участвовали в качестве защитника в процессе об убийстве Андрея Козлова. В ходе вообще всего судебного следствия непрестанно заявлялось о множественных фальсификациях в рамках этого уголовного дела. Вам доказывать эти фальсификации насколько было сложно или легко? Это реально доказать в суде, суду, и еще чтобы суд это учел?
Игнат Яворский: Подчас не то что реально… Все абсолютно очевидно и лежит на поверхности. Вот хочу единственное оговориться: фальсификации бывают двух родов, как я считаю, - фальсификации непосредственно доказательств виновности обвиняемых, в дальнейшем которые, скорее всего, благополучно будут называться осужденными в силу требований закона, и фальсификации процессуальных документов, которые ущемляют либо права, либо как-то прикрывают, соответственно, действия по фальсификации должностных лиц, которые совершили фальсификацию именно доказательств по делу. И никакого принципиального судейского реагирования в виде частного реагирования в адрес тех лиц, которые совершают такие правонарушения. Не просто правонарушения, а, я считаю, уголовно наказуемые деяния.
Марьяна Торочешникова: Таким образом, фактически суд попустительствует незаконным действиям сотрудников правоохранительных органов, так выходит?
Игнат Яворский: Безусловно, не реагирует. Скажем так, не то что попустительствует, а просто не реагирует.
Марьяна Торочешникова: Мне хочется самой, как человеку, гражданину и журналисту, понять, как все вот это вот происходит и главное – чего ради, и, я думаю, слушателям будет интересно узнать о некоторых методах работы на стадии предварительного и судебного следствия, о том, что вообще происходит и почему словом "правосудие" прикрываются явно неправосудные, незаконные, а иногда просто преступные действия. Но сначала я вас попрошу рассказать о самых типичных и распространенных методах работы и нарушениях. Мурад…
Мурад Мусаев: От дела к делу механизмы разнятся. Бывает так, что следователи, понимая, что человек виновен, имеют какое-нибудь одно маленькое косвенное доказательство и думают: а, мы его сейчас доработаем. И начинают в развитие этого своего маленького косвенного доказательства изготавливать другие, например, избивать человека, получать с него признательные показания или изготавливать документы от его имени или от имени третьих лиц, или находить среди других своих подопечных, подследственных таких людей, которые на определенных условиях идут на оговоры, и так далее. Бывает по-другому, бывает, когда есть громкое преступление, о раскрытии которого либо необходимо отрапортовать, либо рапорт уже имел место быть, а реальных даже подозреваемых, не то что обвиняемых в деле нет. Тогда на эти роли назначаются какие-нибудь из фигур, которые следствие сочтет удобными. Так было во многих делах, например, в небезызвестном деле Политковской.
А дальше уже зависит от образа мышления следователя, человеку, курирующего расследование, тут есть простор для творческого маневра, что называется. Можно взять детализацию телефонных переговоров и написать в нее все, что хочешь, и сделать так, что человек будет считаться присутствовавшим на месте преступления. Можно поговорить с человеком из соседней камеры, в отношении подследственного имеется в виду соседней, и сказать: дружок, давай я тебе один эпизод по твоему делу сниму, а ты маляву напиши в соседнюю камеру, в которой будет все как надо. Неограниченное количество приемов, неограниченное количество средств.
Марьяна Торочешникова: Игнат, а с вашей точки зрения, какая-то политическая, социальная конъюнктура вообще имеет значение для того, как будет проходить следствие по этому делу?
Игнат Яворский: Безусловно, конъюнктура имеет значение для дела. При этом абсолютно правильно сказал Мурад, что по большей части сам ход расследования будет зависеть от того следователя, в чьем производстве находится уголовное дело. То есть у каждого следователя абсолютно свой почерк. То есть вот Мурад сказал о том, что детализация телефонных переговоров фальсифицируется. Я так понимаю, что это по делу Политковской он столкнулся с такой проблемой. Хочу обратить внимание, что одна и та же следственная группа расследовала дело Политковской и дело Пола Хлебникова, то есть моего подзащитного Садрединова, который тоже является фигурантом по этому делу. И абсолютно такая же ситуация, то есть вот ничего нового следователь, в чьем производстве находится дело.
Марьяна Торочешникова: Гарибян.
Игнат Яворский: Гарибян, да, ничего он не придумывает, то есть почерк один. У каждого следователя свой почерк.
Марьяна Торочешникова: Обычно в детективах пишут, что у каждого преступника есть свой почерк.
Игнат Яворский: Ну, у следователя, наверное, иносказательно, что свой почерк имеет место быть. В частности, по делу Пола Хлебникова имела место абсолютно та же самая детализация телефонных переговоров, то есть фальсификация ее, когда следователь сначала добавляет… Получается это каким образом, что в распоряжение следствия, как правило, поступает от провайдеров сотовой связи дискета с какой-нибудь таблицей телефонных соединений. Следователь, если его это устраивает, он распечатывает. Какую-то часть, которая его не устраивает, которая, возможно, вызовет сомнения и подтвердит позицию стороны защиты о непричастности и не нахождении данного лица на месте преступления, он ее убирает и печатает свое что-то. В частности…
Марьяна Торочешникова: А исходник-то куда девается?
Игнат Яворский: Исходник остается в материалах дела, но обычно суд… То есть почему это делается? То есть вопрос опять-таки причин поведения следователя так. Потому что он абсолютно четко понимает, что останется все это безнаказанным. Любое ходатайство, заявленное стороной защиты, направленное на исследование самого исходника, судом будет отклонено в последующем. Потому что у суда не будет оснований не доверять распечатанной следователем…
Марьяна Торочешникова: Вообще, адвокаты постоянно жалуются на то, что судьи оказывают в удовлетворении тех ходатайств защиты, которые могут подорвать позицию прокурора. Вот скажите мне, как бывший заместитель прокурора города Ухты, можно ли говорить о том, что есть какие-то уже схемы, наработанные, при проведении предварительного следствия, а есть вот такие вот факты, которые относятся скорее к изобретениям конкретных следователей по конкретным делам, когда можно там почерк проследить этого следователя?
Григорий Чекалин: На самом деле, все это очень интересно. И сейчас, услышав от адвокатов относительно подделки тарификации или там детализации телефонных переговоров, вернувшись к делу о поджоге торгового центра "Пассаж", хочу вам сказать, что следователи и в Москве, и следователи в других регионах действуют совершенно одинаково. Для того чтобы задержать братьев Махмудовых по этому делу, мое личное мнение…
Марьяна Торочешникова: Подождите, здесь очень важно слушателям, чтобы они не запутались. Братья Махмудовы, которые сейчас находятся под следствием в следственном изоляторе в городе Сыктывкар, - это вовсе не те братья Махмудовы, просто однофамильцы, которые были обвиняемыми в деле об убийстве Анны Политковской.
Мурад Мусаев: И даже не родственники.
Григорий Чекалин: Даже не родственники, да.
Марьяна Торочешникова: И даже из разных республик.
Григорий Чекалин: Да, совершенно вы правы. Так вот, поговорим о тех, которые находятся под следствием в республике Коми, в городе Сыктывкар. Одним из оснований явилась тарификация телефонных переговоров, удивительным образом сохранившаяся с 2005 года в базе данных оператора обычной городской связи республики "Северо-Западный Телеком", в которой зафиксирован звонок из торгового центра "Строймаркет", в котором находится порядка 20 телефонов, на домашний телефон одного из осужденных, Коростелева. И в приговоре пишется, обвинительном: факт знакомства Махмудова с Коростелевым подтверждается детализацией телефонных переговоров. И вот это является основанием для задержания, подтверждения факта знакомства и так далее. А дальше – поле для творчества, как правильно сказали, у каждого следователя, наверное, свое.
Марьяна Торочешникова: Слушайте, а вот вы мне скажите, вас этому учат что ли? Ну, вот приходят люди работать в прокуратуру, в милицию – и что, к вам приходит какой-нибудь старший товарищ и говорит: "Значит так, забудь обо всем, чему тебя учили в университете, отныне делать так"? Какие-то методические разработки ведутся подделки документов?
Григорий Чекалин: Нет-нет, все гораздо проще, все гораздо прозаичнее. Просто давайте к причине возвратимся фальсификации того или иного доказательства или тех или иных процессуальных документов и материалов дела. Как правильно сказал Мурад, это целая система – прокурорско-следственно-милицейская и судейская, которая действует уже, наверное, на протяжении 70-80 лет, еще с советских времен, по элементарной палочной системе. Все мы знаем, что это такое.
Марьяна Торочешникова: Отчетность.
Григорий Чекалин: Отчетность, да, о направлении уголовных дел в суд. И, в принципе, одним из пунктов этой статистической отчетности, в отчетах, по-моему, Е-1, сдаваемых ежемесячно и ежеквартально, есть графа "Незаконное привлечение к уголовной ответственности", которая состоит еще из нескольких граф: "Оправданы судом", "Прекращено уголовное преследование по таким-то пунктам" и "Избиралась мера пресечения такая-то". Все это является с точки зрения прокурорской и с точки зрения надзора за оперативно-розыскной и уголовно-процессуальной деятельностью незаконным привлечением. Вы можете себе представить, точнее, я думаю, вряд ли вы себе это можете представить, насколько сильно спрашивают сейчас с тех следователей и курирующих прокуроров, надзирающих за ними за незаконно привлеченных.
Марьяна Торочешникова: Нет, это вполне себе логично. Действительно, нужно спрашивать. С какой стати привлекать людей к уголовной ответственности, да еще и незаконно, в общем, это да.
Григорий Чекалин: Но только в прокурорских умах немножко другая интерпретация незаконного привлечения к уголовной ответственности. Любой прокурорский работник понимает, что он получит взыскание за превышение лимита незаконно привлеченных к уголовной ответственности.
Марьяна Торочешникова: А есть лимит?
Григорий Чекалин: Есть, конечно.
Марьяна Торочешникова: Простите, и сколько, если не секрет, вот в республике Коми какой был лимит?
Григорий Чекалин: Я не обладаю статистическими данными, но скажу о том, что ежемесячно составляется отчет по незаконно привлеченным, вплоть до избрания меры пресечения в виде подписке о невыезде. Если в последующем уголовное преследование в отношении человека прекращено, а в отношении него избиралась мера пресечения, это незаконное привлечение к уголовной ответственности. Поэтому следователи идут на то, что выдирают из материалов дел, которые прекращены, меры пресечения, постановления. Следователи идут на то, что, освобождая из-под стражи, стараются не отменять меру пресечения, а заменять ее на более мягкую и в последующему под любым соусом направить дело в суд, то есть, ну, может быть, нашли патрон или еще что-то, но чтобы не было незаконного привлечения.
Марьяна Торочешникова: Ну, чтобы суд, в конце концов, вынес приговор вот ровно на столько, сколько человек уже отсидел.
Григорий Чекалин: Да, будем просто говорить о том, что боятся прекращать уголовные дела.
Марьяна Торочешникова: А что, у них из зарплаты вычитают или лупят вас где-то?
Григорий Чекалин: На самом деле, никто никого не лупит, серьезные, так сказать, материальные санкции… То есть что такое взыскание? Это не получение премий, надбавок на протяжении полугода, то есть пока действует дисциплинарное взыскание, а у прокурорских работников это достаточно серьезно и ощутимо. И большинство следователей, вот тех, которые только-только начинают работать, приходят к тому, что мы боимся прекратить уголовное преследование. Они реально видят, что нет состава преступления, что нужно выносить постановление о прекращении уголовного преследования, разъяснять ему право на реабилитацию и все остальное, но они боятся это делать. И вот тогда уже в их головах, не то что это методички или еще какие-то напутствия старших товарищей, да, - вот сфальсифицируй, и тогда все нормально будет, - а просто элементарная боязнь вот этой негативной статистической отчетности, в том числе которая сказывается не только на следователе курирующем, руководителе следственного отдела или прокуроре надзирающем. Все это в конечном счете сказывается на республике, и негласно на совещаниях или на коллегиях, может быть, прокуратуры республики или города, или района говорится о том, что прекратите незаконно привлекать к уголовной ответственности. Все это воспринимают как руководство к действию, и видя, что нет состава, они начинают под любым соусом засовывать это дело в суд.
Марьяна Торочешникова: То есть происходит наоборот: им говорят одно, что не привлекайте людей незаконно к ответственности, а людей привлекают, просто об этом не пишут.
Григорий Чекалин: Просто боясь ответственности, дисциплинарной ответственности именно в рамках вот этого прокурорско-следственного-милицейского конгломерата, который существует.
Мурад Мусаев: Самое страшное в том, что ровно такая же система работает в судах. Судья, который выносит оправдательный приговор, он портит себе карьеру надолго вперед и делается изгоем. И вот в этой ситуации если бы суд не был продолжением прокуратуры и следствия, мы имели бы правосудие. Если бы судья получал вознаграждение за то, что он ударит по голове следователя частным постановлением за то, что от фальсифицировал доказательства, мы имели бы правосудие. Парадоксально то, что по логике этой системы выходит, что лучше незаконно посадить человека на оставшуюся жизнь в тюрьму, чем незаконно посадить его…
Марьяна Торочешникова: Чем отчитаться о том, что он был незаконно привлечен к ответственности.
Мурад Мусаев: Да, и провел в СИЗО 2-3 месяца.
Марьяна Торочешникова: Игнат, насколько я понимаю, в принципе, сейчас, поскольку действует относительно новый Уголовно-процессуальный кодекс, у адвокатов появилась возможность обжаловать все действия членов следственной бригады, не только судей. В общем, на всей стадии подготовки дела к судебному рассмотрению вы можете обжаловать все, выявлять вот эти факты фальсификаций, добиваться прекращения тех или иных незаконных действий или бездействия сотрудников следственной бригады. Вот это получается делать вообще?
Игнат Яворский: Повторюсь и буду неоригинален, дело делу рознь. И адвокат для себя со своим подзащитным решает, стоит ли вскрывать те нарушения, те фальсификации, которые имели место быть на стадии предварительного следствия, и идти в суд по статье 125-ой, которая предусматривает обжалование в судебном порядке действий следователя, либо же, наоборот, все уже выложить в суде. Опять-таки, вот как Григорий сказал, что его позиция была какая: наблюдать и только в суде все выложить. Потому что до суда следствие может все переделать, все устранить и все в другом виде предоставить совершенно.
Марьяна Торочешникова: То есть вы таким образом помогаете фактически следователю, да?
Игнат Яворский: Тут решает… Не помогаете, а тут, наверное, фиксируется больше. Опять-таки квалификация каждого следователя сугубо индивидуальна. Есть следователи действительно грамотные, которые делают всю фальсификацию, то есть, в том числе, делают…
Марьяна Торочешникова: Это вообще за гранью! Простите, я хочу проговорить это. Есть квалификация следователей, которые все делают грамотно, в частности, грамотно фальсифицируют.
Игнат Яворский: В том числе и фальсифицируют доказательства, и сторона защиты абсолютно беспомощна в суде. Потому что, понимая, что это фальсификация, настолько обрубают все остальные концы, что ты просто бессилен. Есть, конечно, грубейшие фальсификации, и тут не нужно даже прилагать усилий к вскрытию этих фальсификаций и к их фиксации. А есть настолько грамотные фальсификации, что первоначально ты смотришь на них и не понимаешь даже, что это фальсификация. Но потом, когда ты начинаешь раскручивать этот клубок, все равно ты упираешься в стену.
Марьяна Торочешникова: Это безумие! Вот скажите мне, Михаил, как сотрудник бывший уголовного розыска, а там ни у кого вообще не шевелится в голове, что речь-то идет не об этой вот галочке в графе по бланку Е, а о конкретном человеке, у которого есть дети, жена, семья, родители, не знаю, у которого вся жизнь впереди?
Михаил Евсеев: Человеку не всегда, вот, допустим, когда он проработал по преступлению месяц, два, три, не всегда получается сказать, и в большинстве случаев человек боится сказать "я был не прав". То есть он же не подойдет, допустим, к тому же…
Марьяна Торочешникова: Это позиция слабого, получается, да. Признаться в своей неправоте довольно сложно.
Михаил Евсеев: Фактически да. Он же не пойдет, допустим, через два месяца к тому же сотруднику прокуратуры и не скажет: "Слушай, отпусти человека. Блин, это не он. Я уверен, что это не он". Он не пойдет. Тем более по голове его не погладят не только в прокуратуре, но не погладят еще и на уровне руководства своего же. Просто иногда страшно сказать правду, страшно самому иногда себе признаться в этом.
Марьяна Торочешникова: А то, что у человека вся жизнь испорчена, это не страшно?
Михаил Евсеев: Ну, если вы сейчас говорите про совесть, тоже страшно, наверное.
Марьяна Торочешникова: Да, Мурад.
Мурад Мусаев: Марьяна, я хочу вас упрекнуть. Мы говорим про российскую систему правосудия, а вы упоминаете совесть.
Марьяна Торочешникова: А что, это невозможно?
Мурад Мусаев: Что это такое за оксюморон? Вот по поводу вопроса, который вы задали моему коллеге, о том, получается ли вскрывать, обжаловать нарушения и так далее. Почему я говорил, что вот при первом рассмотрении обсуждаемого нами дела случилась двойная нами сенсация.
Марьяна Торочешникова: Дела о поджоге торгового центра в Ухте.
Мурад Мусаев: Потому что суд, являясь продолжением вот этой системы следствия и прокуратуры, делает все, чтобы выгородить и следователя, и прокурора. Доходит до абсурда. Там, скажем, в одном из уголовных дел при фальсификации записи в блокноте следователь ошибся и вместо автомобиля "УАЗ" написал автомобиль "ВАЗ-2104". Ну, какая-то запарка была, может, перепутал с другим уголовным делом. И вот допрашивают хозяина этого блокнота в суде и спрашивают у него, о какой машине шла речь. Он говорит: "Речь шла о машине "УАЗ" цвета хаки" А в блокноте написано – машина "ВАЗ-2104" белого цвета. И судья понимает, что следователь попал, и спрашивает у свидетеля: "Скажите, а может быть, вы описались?" Доказать в таких условиях судье ничего невозможно. Ведь бумага все стерпит. Судье достаточно написать какую-нибудь, извиняюсь за выражение, отмазку, и тем более, когда по такому громкому делу он знает, что вышестоящая инстанция все подтвердит. Вот эти ребята, обвиняемые по делу о поджоге, имели дело с профессиональным судом, и профессиональный суд внял тому, что говорил Григорий, внял вот этой информации о фальсификации, и принял к сведению.
Марьяна Торочешникова: Да, но второй-то раз судьи тоже рассматривали не менее профессиональные. Существует даже не легенда, собственно, это не байка, а реальный факт, что председательствующий по новому процессу Никитин, он когда оглашал приговор, он просто упал в обморок, и его там откачивали с нашатырным спиртом, и некоторые правозащитники поговаривали, что это просто произошло из-за того, что у человека нервы не выдержали. Вообще, вот это вот все – то чудовищно, хочу я вам сказать. Вы, конечно, меня можете тут в наивности обвинять, но я могу понять, вот если совсем цинично рассуждать, то, что происходило там в 1936, 1937, 1938 годах, - было понятно, что стране нужна бесплатная рабочая сила. Это было чудовищно, ужасно, неправосудно, люди работали. Зачем сейчас плодить людей, незаконно привлеченных к уголовной ответственности, которые сидят на бюджетных средствах, проедают деньги налогоплательщиков, которые при этом в подавляющем большинстве своем не работают, потому что нет работы, проблема такая, об этом все время Управление Федеральной службы исполнения наказаний говорит. Чего ради множить тюремное население страны? Вот вы можете дать ответ на этот вопрос.
Михаил Евсеев: А вы не думаете, что это все еще началось с советских времен? Надо, надо, надо, надо…
Марьяна Торочешникова: Просто чтобы они были?
Михаил Евсеев: Чтобы они были, скорее всего, чтобы они просто были. Причина все того, что происходит в стране, я думаю, это отчетность по финансовым средствам, которые выделяются на борьбу с преступностью. Имеется факт совершения преступления – кто-то должен быть наказан. Вот мыслят эти люди именно так.
Марьяна Торочешникова: Это как раньше было с системой ЖКХ, которая считалась всегда убыточной, и чем больше у тебя аварий и всего ломается, тем больше тебе денег дают. Получается, что чем меньше ты раскрываешь преступлений, чем больше сажаешь людей, тем тебе больше денег дают, так что ли?
Михаил Евсеев: Мы возвращаемся опять к логическому абсурда. Посмотрите, у нас в стране статистика раскрываемости преступлений растет. При этом должностные лица говорят о том, что, посмотрите, как хорошо в этом году отработали правоохранительные органы, процент раскрываемости увеличился. Никто не говорит о том, что процент совершенных преступлений уменьшился. Я считаю, что качество работы правоохранительных органов не в проценте раскрываемости преступлений, а в том, что уменьшается количество совершаемых преступлений.
Григорий Чекалин: Относительно этой же проблемы и вообще причин того, что наши тюрьмы переполнены, как все это продолжается. Михаил Евсеев не даст мне соврать, что есть один из видов статистической отчетности Министерства внутренних дел – так называемый квадрат, в котором существует полностью по всем преступлениям количество раскрытых, совершенных за ранние периоды, АППГ (такая страшная аббревиатура) – аналогичный период прошлого года, которым козыряют у нас все чиновники. Так вот, самое страшное во всем этом, что с оперативных подразделений, подразделений уголовного розыска спрашивают за раскрываемость по конкретным составам преступлений. Грубо говоря, есть основные – тяжкие и особо тяжкие – убийства, разбои. Если у вас в прошлом году было совершено 20 разбоев, из них 19 было раскрыто – это один процент, а в этом году у вас совершено 2 разбоя, но ни один из них не раскрыт – это минус 300 процентов раскрываемость или минус 400 будет. Вот и все, вот так действует системы МВД. И вот за эту цифру – минус 300 – в процентном соотношении, минус, плюс и так далее наказывают материально так, что у них зарплата остается там 7, 8, 9 тысяч. И он правдами и неправдами, даже если совершен разбой, и он знает, что у них три разбоя зарегистрировано за отчетный период, он постарается два из них скинуть знаете куда? Пускай это будет грабежом, потеряется пистолет, потеряется нож и все остальное. Но он боится того, что у него в графе "Раскрыто" будет стоять "минус 300 процентов" раскрываемость.
Марьяна Торочешникова: Вообще, это безумие, я вам хочу сказать.
Григорий Чекалин: Это реалии! Это реалии нашей правоохранительной системы.
Марьяна Торочешникова: Тогда в заключение я попрошу каждого из участников сегодняшней передачи как-то прогнозировать дальнейшее развитие ситуации. Как вообще это все будет складываться, исходя из вот этих вот наших сегодняшних реалий? В целом чего ждать-то дальше нам?
Михаил Евсеев: Ждать такого же продолжения. В целом будет точно такой же страх друг за друга. Мурад уже неоднократно говорил о том, что у нас система идет милицейско-следователе-судебная и все остальное. То есть милиционер боится за себя, прокурор боится за себя, судья боится за себя. И все равно это фальсификации, продолжение все этого будет, наверное, до бесконечности, пока у нас машины, во всяком случае, летать не начнут.
Марьяна Торочешникова: То есть вот так, да, далеко вы смотрите… Мурад, ваши прогнозы?
Мурад Мусаев: Знаете, мы ведь тут с помощью Григория выяснили, что мы, простые смертные, живем по УПК, а вон они, оказывается, живут по АППГ. Так же как он нам рассказал про эти палки. И выходит, что все вот эти громкие слова – правосудие, справедливость – это в итоге эта следовательская палка о двух концах. Вот там исток проблем, это и надо менять. Взять вдруг и воспитать высоконравственных и сугубо моральных людей в этой системе мы не сможем. Мы могли бы надеяться на то, что вот сменится поколение, второе, третье, и все будет хорошо, но нет. Потому что кто у нас становятся судьями? Судьями становятся прокуроры или помощники судей, которые уже привыкли к такому порядку вещей. У нас происходит такая же преемственность принципов и в следственных органах. Ничего само собой не изменится.
Марьяна Торочешникова: А что же, только адвокаты хороши, по-вашему выходит?
Мурад Мусаев: Нет, мы не говорим про адвокатов сейчас, мы говорим про проблему… адвокаты у нас не вершат вот это самое квазиправосудие.
Марьяна Торочешникова: Но иногда участвуют в играх следствия.
Мурад Мусаев: Тот адвокат плох, который участвует в играх следствия.
Марьяна Торочешникова: Игнат, ваши прогнозы?
Игнат Яворский: В стране действительно назрел такой нарыв в виде правосудия. Именно правосудия. Я хочу сказать, что нужно поменять не следствие, не прокуратуру, а именно правосудие.
Марьяна Торочешникова: А начать с судей.
Игнат Яворский: Безусловно. Потому что только приговором суда лицо признается виновным. Суд абсолютно не связан с позицией обвинения, то есть с теми доказательствами, которые оно представляет. Если говорить уже о том, что написано у нас на бумаге формально, да, что обе стороны равны, и у нас состязательный процесс уголовный, вот если это будет действовать, то я думаю, что это будет дисциплинировать правоохранительные органы. Вопрос в том, что в судебной системе, как правильно заметил Мурад, там не бывает случайных людей, как правило. А если случайный человек попадает, то он очень быстро оттуда… либо он становится таким же, как все, либо он просто не может прижиться. И 90 процентов судейского корпуса у нас – это бывшие работники прокуратуры и следствия. Это не адвокаты, как в нормальной цивилизованной стране.
Марьяна Торочешникова: А, вот откуда берется обвинительный уклон.
Игнат Яворский: Если мы возьмем Америку или Европу, то обычно судьями там бывают либо адвокаты, либо научные работники, которые закончили заниматься научной деятельностью и ушли вершить правосудие. У нас это прокурорские работники и следователи, которые по-другому мыслить не могут. У них обвинительный уклон.
Марьяна Торочешникова: И тем не менее, сейчас, Григорий, будет ваш прогноз на будущее, но тут был такой наезд на прокурорских работников и следователей. Я просто предполагаю, что если бы прокуроры добросовестно исполняли свои обязанности, то многие дела просто не доходили бы до суда вообще. Они бы прекращались на стадии предварительного следствия.
Григорий Чекалин: Может быть, когда-то что-то будет хорошо в нашей системе правосудия. Но это должно не просто начаться, точнее, с того, что генеральный прокурор издаст какой-то приказ или председатель Верховного суда напишет регламент действия судей, в котором будет написано о том, чтобы не брать судей из прокурорских или следственных работников. Системный подход нужен к изменению правосудия. Нужно сделать так, чтобы следственные органы не боялись суда, потому что все органы прокуратуры боятся возвращения дел на дополнительное расследование в порядке 237-ой статьи. Это очень плохая статистическая отчетность. Все боятся оправдательных приговоров, это еще хуже. Все боятся отказываться от обвинения без согласования чуть ли не с аппаратом Генеральной прокуратуры по самым простым делам. Потому что если будет отказ от обвинения, то же самое – служебные проверки проводятся и так далее.
Речь идет о том, что у нас вся система правосудия, начиная с дознания и заканчивая удалений судей в совещательную комнату, основана на обвинительном уклоне. Никакого понятия принципа состязательности сторон в настоящий момент в наших судах нет. И в том виде, в котором эта система правосудия существует, она будет существовать, люди будут собираться на Радио Свобода, адвокаты будут заявлять в прессе о том, как все плохо, но система от этого меняться не будет.
Марьяна Торочешникова: Вы знаете, господа, это совершенно неутешительно, вот все, о чем вы сказали. И в принципе, человеку, наверное, который эту передачу услышит, жить станет страшно, и он захочет либо немедленно спрятаться в подвале, либо иммигрировать, либо сам пойти работать туда, если у него что-то не так.
Григорий Чекалин: Надеяться надо на лучшее, но менять это все должны на самом-самом верху.
Марьяна Торочешникова: На волнах Радио Свобода прозвучала передача "Человек имеет право". Право на правосудие – таковая была тема сегодняшней передачи, и ее мы обсуждали с бывшим заместителем прокурора города Ухта Григорием Чекалиным, бывшим сотрудником Управления уголовного розыска Министерства внутренних дел республики Коми Михаилом Евсеевым и адвокатами Игнатом Яворским и Мурадом Мусаевым.
