Что означает окончательное решение властей Петербурга о строительстве четырехсотметрового Охта-Центра? Об этом в эфире Радио Свобода – петербургский историк и литературовед Самуил Лурье.
- Общественность взбудоражена. А что, собственно, плохого в том, что в Санкт-Петербурге появится красивое здание высотой 403 метра?
- Да общественность ведь не особенно взбудоражена. Общественность у нас – горстка людей. Насчет плохого я тоже не знаю. Потому что уверен, что все равно эту штуку не построят. Нет-нет, там это, наверное, даже будет красиво. Я думаю, когда Миллера и Матвиенко вызывали, допустим, в ЦК ВЛКСМ и они приезжали в Москву, их наверняка это поражало – дивная красота, когда вы с Арбатской площади сворачиваете на Новый Арбат и там такая маленькая церковь прислонена к огромному, довольно ужасному зданию. Очень высокому, церковь ему как бы по колено. Вот они и решили, что ничего красивее в жизни не видели и построят такое же, только вместо маленькой церковки будет Смольный собор. Он, конечно, гораздо выше, но и эта штука будет гораздо выше. Будет очень, с их точки зрения, красиво.
- То есть, вы считаете, что это просто вопрос эстетического восприятия мира?
- У них – да, такая комсомольско-буржуазная эстетика… И потом, это чисто личный вопрос. Думаю, для них после сегодняшнего дня уже и не важно – строить, не строить… Деньги все равно не их. Мне кажется, всю свою жизнь они испытывали брезгливую опаску по отношению к тем, кого вы назвали общественностью. Всякие там кинорежиссеры, журналисты, писатели, какие-то учителя, даже и врачи… И надо было считать, что это интеллигенция, надо было как-то уважать ее мнение. А они всегда ее презирали, да и с ее стороны чувствовали некоторое презрение. Очень важно было поставить точку, довести дело до конца и доказать: вас, людей, которые получают шесть или восемь тысяч в месяц, больше никто, никогда, ни о чем спрашивать не будет. Потому что есть люди, которые живут по-настоящему хорошей жизнью, не ходят пешком, едят вкусные продукты. Только они имеют право решать, что красиво, а что некрасиво.
- А вдруг эти какие-то особые государственные люди лучше нас с вами понимают перспективу российскую? Вот "Газпром" переедет в Петербург, будет платить больше денег в бюджет, в том числе, в бюджет города. И тем, кто живет на зарплату в шесть или восемь тысяч и ходит пешком, может быть, будет лучше?
- Очень может быть. Моя семья, например, в 1991 году даже купила ваучеры "Газпрома", они у меня до сих пор есть, так что я один из владельцев и нанимателей господина Миллера и один, видимо, из владельцев этой башни. Так что, безусловно, экономический смыл и перспективы замечательные, думаю. Один наш господин, который работает в пресс-центре Охта-Центра, так и сказал: налоги же будут, налоги, и кто не любит "Газпром" - тот не любит Петербург. Наверное, так и есть. Я говорил, писал неоднократно, что Петербург невелик и со всех сторон окружен Ленинградом. И если населению этого Ленинграда предложить единовременно десять тысяч рублей, то девять из десяти человек, думаю, согласятся закопать Медного всадника или снести тот же самый Смольный собор.
- Вы были на будущей стройплощадке? Что сейчас происходит на этом узком треугольничке земли, на берегу полноводной реки Охта?
- Я посмотрел из любопытства. Теперь я понимаю, что, в общем, получилось сентиментальное прощание с речкой Охтой. Потому что это такой бережок, совершенно захолустный, песчаный, кустики из него торчат, явно проминается под ногой… А написано там на языке Матвиенко и Миллера: "берегоукрепление реки Большая Охта в зоне предполагаемого строительства (и так далее) центра". Я посмотрел (через забор же можно заглянуть)... Да, там написано, что срок окончания этого берегоукрепления 31 октября нынешнего года – через месяц, в общем. Заровняли основную площадь угла, где будет, очевидно, строительство. Наверное, надо вывезти весь песок и залить все это бетоном глубже русла реки. Там обстановка совершенно позволяет представить, что это Петр I стоит на бережку, на котором ничего не изменилось, а к нему подводят Миллера и Матвиенко – и они ему объясняют технологию, почему можно тут поставить 400 метров…
Я даже себе представил дальнейшие его слова, если он не поймет технологию, как именно он распорядился бы их карьерой.
- Общественность взбудоражена. А что, собственно, плохого в том, что в Санкт-Петербурге появится красивое здание высотой 403 метра?
- Да общественность ведь не особенно взбудоражена. Общественность у нас – горстка людей. Насчет плохого я тоже не знаю. Потому что уверен, что все равно эту штуку не построят. Нет-нет, там это, наверное, даже будет красиво. Я думаю, когда Миллера и Матвиенко вызывали, допустим, в ЦК ВЛКСМ и они приезжали в Москву, их наверняка это поражало – дивная красота, когда вы с Арбатской площади сворачиваете на Новый Арбат и там такая маленькая церковь прислонена к огромному, довольно ужасному зданию. Очень высокому, церковь ему как бы по колено. Вот они и решили, что ничего красивее в жизни не видели и построят такое же, только вместо маленькой церковки будет Смольный собор. Он, конечно, гораздо выше, но и эта штука будет гораздо выше. Будет очень, с их точки зрения, красиво.
- То есть, вы считаете, что это просто вопрос эстетического восприятия мира?
У них – да, такая комсомольско-буржуазная эстетика… И потом, это чисто личный вопрос. Думаю, для них после сегодняшнего дня уже и не важно – строить, не строить…
- У них – да, такая комсомольско-буржуазная эстетика… И потом, это чисто личный вопрос. Думаю, для них после сегодняшнего дня уже и не важно – строить, не строить… Деньги все равно не их. Мне кажется, всю свою жизнь они испытывали брезгливую опаску по отношению к тем, кого вы назвали общественностью. Всякие там кинорежиссеры, журналисты, писатели, какие-то учителя, даже и врачи… И надо было считать, что это интеллигенция, надо было как-то уважать ее мнение. А они всегда ее презирали, да и с ее стороны чувствовали некоторое презрение. Очень важно было поставить точку, довести дело до конца и доказать: вас, людей, которые получают шесть или восемь тысяч в месяц, больше никто, никогда, ни о чем спрашивать не будет. Потому что есть люди, которые живут по-настоящему хорошей жизнью, не ходят пешком, едят вкусные продукты. Только они имеют право решать, что красиво, а что некрасиво.
- А вдруг эти какие-то особые государственные люди лучше нас с вами понимают перспективу российскую? Вот "Газпром" переедет в Петербург, будет платить больше денег в бюджет, в том числе, в бюджет города. И тем, кто живет на зарплату в шесть или восемь тысяч и ходит пешком, может быть, будет лучше?
- Очень может быть. Моя семья, например, в 1991 году даже купила ваучеры "Газпрома", они у меня до сих пор есть, так что я один из владельцев и нанимателей господина Миллера и один, видимо, из владельцев этой башни. Так что, безусловно, экономический смыл и перспективы замечательные, думаю. Один наш господин, который работает в пресс-центре Охта-Центра, так и сказал: налоги же будут, налоги, и кто не любит "Газпром" - тот не любит Петербург. Наверное, так и есть. Я говорил, писал неоднократно, что Петербург невелик и со всех сторон окружен Ленинградом. И если населению этого Ленинграда предложить единовременно десять тысяч рублей, то девять из десяти человек, думаю, согласятся закопать Медного всадника или снести тот же самый Смольный собор.
- Вы были на будущей стройплощадке? Что сейчас происходит на этом узком треугольничке земли, на берегу полноводной реки Охта?
- Я посмотрел из любопытства. Теперь я понимаю, что, в общем, получилось сентиментальное прощание с речкой Охтой. Потому что это такой бережок, совершенно захолустный, песчаный, кустики из него торчат, явно проминается под ногой… А написано там на языке Матвиенко и Миллера: "берегоукрепление реки Большая Охта в зоне предполагаемого строительства (и так далее) центра". Я посмотрел (через забор же можно заглянуть)... Да, там написано, что срок окончания этого берегоукрепления 31 октября нынешнего года – через месяц, в общем. Заровняли основную площадь угла, где будет, очевидно, строительство. Наверное, надо вывезти весь песок и залить все это бетоном глубже русла реки. Там обстановка совершенно позволяет представить, что это Петр I стоит на бережку, на котором ничего не изменилось, а к нему подводят Миллера и Матвиенко – и они ему объясняют технологию, почему можно тут поставить 400 метров…
Я даже себе представил дальнейшие его слова, если он не поймет технологию, как именно он распорядился бы их карьерой.
