В Красноярске открылась третья ярмарка книжной культуры, объединяющая книгоиздателей Сибири, Урала, Дальнего Востока и центральной России. Специальный гость ярмарки – Франция.

Главные конференции, выставки и чтения Красноярской книжной ярмарки посвящены связям Франции и России. Несколько круглых столов и выставок касаются стереотипов и мифов отношения французов к России и Сибири, путешествиям французских литераторов в Сибирь, и шире – книгам о путешествиях, так называемым "травелогам". Круглый стол под названием "Путешествие из Красноярска в Париж" проводит обозреватель РС, историк и эссеист Кирилл Кобрин:

– Когда мы говорим о России и Франции с точки зрения француза, очень долго это был разговор между Европой и Азией, между Парижем и Москвой. Достаточно вспомнить знаменитое восклицание Наполеона, когда он увидел Москву, – "что за азиатское великолепие". Я думаю, что тем самым, кстати, он заложил традицию относиться к Кремлю, как к восточному строению. Есть такая традиция, она идет от французов, и Кюстин, о котором мы будет говорить, об этом писал. Любовь России и Франции, Франции и России, она началась в конце XVIII века и длилась на большом государственном уровне примерно до революции; она и сейчас продолжается, помните, как в Советском Союзе любили французскую эстраду. Если говорить о травелогии в контексте этой русско-французской любви, всплывает как раз Кюстин. Его книга "Россия в 1839 году" не только один из самых блестящих экземпляров такого жанра, как травелог, но это потрясающее сочинение, которое составило целую эпоху, но не во французской мысли, а в русской. Потому что такое впечатление, что дальнейшие русские книги о России пишутся всегда с оглядкой на мнение маркиза Астольфа де Кюстина.

– Почему эта книга вызвала ярость царя Николая Первого?

– Есть разные версии. Все знают эти кюстиновские выражения - "империя фасадов" и так далее. То есть, он не срывал всяческие маски, как Ленин писал о Толстом. Он пытался честно, настолько, насколько может путешественник, описывать то, что он видит. И там была еще своя, собственно, личная ситуация. Потому что Кюстин был монархистом, ехал в Россию, как в такой рай истиной монархии. 1839 год – это разгар правления Луи-Филиппа Орлеанского. После свержения бурбонской династии это уже другая, либеральная монархия. Кюстину она не нравилась. Кюстин ненавидел революцию, его семья очень сильно пострадала от революции, и он ехал в Россию, чтобы увидеть настоящее общество, где есть царь-отец, батюшка, подданные и все так замечательно. И он это увидел. Но то, что он увидел, оказало совершенно другое впечатление. Он думал, что ему это нравится, а оказалось, вызывает очень смешанные чувства.

Есть вторая версия, которую когда-то на волнах "Свободы" рассказал наш коллега Борис Парамонов. Как известно, Астольф де Кюстин был гомосексуалистом. Если внимательно читать книгу "Россия в 1839 году", то чувствуется, насколько он влюблен в Николая Первого. Парамонов, помню, говорил, что ярость Николая была вызвана еще и тем, что он оказался в книге замешан в такие отношения.

– Кирилл, но вы же будете говорить в Красноярске не только о де Кюстине? Безусловно, и о травелогах, о книгах путешествий XX века?

– Конечно, это, например, "Московский дневник" Беньямина – очень важная книга. Я бы вспомнил еще путешествие в СССР, травелог Луи-Фердинанда Селина, который поехал туда непонятно зачем. Он был страшный мизантроп, ни в какой социализм он не верил, в коммунизм тем более, учитывая его политические взгляды. Более холодного презрения к тому, что называется социализмом, я думаю, никто никогда не выражал. Есть, конечно, и другие замечательные книги. Вот в случае, когда потрясающий поэт, потрясающий писатель ничего ровным счетом не понимал в том месте, куда он приезжал, появлялось классическое эссе Бродского о Стамбуле.