Дмитрий Волчек: И еще одно событие осени 1909 года вспоминают в эти дни - Русские сезоны в Париже. В Третьяковской галерее открылась выставка “Видение танца”, в Русском музее проходит выставка “Дягилев. Начало”, а в Великобритании опубликована новая биография Сергея Дягилева “Diaghilev. A Life”. С ее автором - голландским историком, бывшим культурным атташе посольства Нидерландов в России Шенгом Схейеном беседовала Наталья Голицына.


Наталья Голицына: Господин Схейен, кем был Дягилев: импресарио, идеологом балета, художником в широком смысле, продюсером, человеком театра, русским денди?


Шенг Схейен: В наше время мы бы назвали Дягилева художником-концептуалистом – в том смысле, что в основе многих его балетных спектаклей лежали его идеи. Он объединял участников и создателей балетных постановок и контролировал весь процесс создания балета. Конечно, его можно назвать художником в смысле вагнеровского термина “Gesamtkunst”. Дягилев был концептуальным лидером, объединявшим работавших с ним артистов. В наши дни невозможно игнорировать его наследие. Он был не только выдающимся деятелем балета и театра, но всей европейской культуры десятых-двадцатых годов ХХ века. Дягилев – одна из ведущих фигур в истории современной культуры. Не могу сопоставить с ним никого, кто оказал бы столь же всеобъемлющее влияние на культурную жизнь своего времени. Это делает Дягилева уникальной фигурой. В нем соединились несколько личностей с различными талантами. В частности, он оказал огромное влияние на развитие визуальных искусств. Дягилев был первым, кто оценил таланты таких художников, как Пикассо, Матисс, Гончарова, Ларионов и доказал, что они могут работать и для театра. Благодаря его балетам эти художники стали известны широкой публике. Когда по его инициативе в Петербурге начал выходить художественный журнал “Мир искусства”, его центральным направлением была идея “суверенной красоты”. Журнал был пропагандистом теории “искусства для искусства”. Сергей Дягилев глубоко верил в силу чистого искусства. Это убеждение лежит в основе всех его спектаклей. Возможно, что в центре его художественных убеждений и лежала эта всепоглощающая вера в силу красоты.


Наталья Голицына: Что можно сказать о характере Дягилева и основных чертах его личности?



Шенг Схейен: Дягилев был удивительно очаровательной личностью. Это была главная и самая узнаваемая его черта. Дебюсси как-то заметил, что он мог своим очарованием оживить камень. Это помогало ему заставлять людей на себя работать и раскошеливаться богатых спонсоров его постановок. С другой стороны, Дягилев всегда был диктатором, полностью контролировавшим весь процесс постановки балета. Его воля была законом. Многие жаловались. Его близкие друзья – Бакст, Бенуа, Стравинский – часто спорили с Дягилевым, который не терпел ничьего вмешательства в спектакли. Он постоянно находился в состоянии конфликтов, в атмосфере судебных исков, в окружении адвокатов. Да и с самим собой он был не в ладах. Дягилев был полон противоречий: мог быть невероятно очаровательным знатоком искусства и одновременно диктатором и тираном, крайне неприятной личностью. Характерно, что он выдавал себя за богатого российского аристократа. Однако он не был ни аристократом, ни богатым человеком. Как я выяснил, работая над книгой, семья Дягилевых разорилась, когда Сергею было 18 лет. При этом она лишилась всего - домов, фабрик, даже музыкальных инструментов. Это изменило всю его жизнь и даже убеждения. Ситуация, когда в таком молодом возрасте семья лишается средств к существованию и на его иждивении оказываются родители и два младших брата, которых нужно было воспитывать, создавала для Дягилева абсолютно новую жизненную перспективу.


Наталья Голицына: Одна из глав вашей книги называется “Шарлатан и чародей”. Что вы имели в виду?


Шенг Схейен: В одном из писем к мачехе Дягилев назвал себя “великим шарлатаном”. Конечно, он иронизировал. Но интересно, что многие действительно считали его шарлатаном. Причиной этого было увлечение Дягилева многими видами искусства и его глубокое убеждение в своей компетентности. К этому примешивалась и его любовь к конфликтам. Конечно, шарлатаном он не был, это было ироничным поиском собственной идентичности – вещь для Дягилева совершенно новая.


Наталья Голицына: Как Дягилев относился к Советской России?


Шенг Схейен: Его отношение было неоднозначным. Старая русская интеллигенция понимала необходимость перемен в России, необходимость революции. Поначалу Дягилев приветствовал революцию 1905 года и даже пил шампанское за ее успех. Его отношение к Октябрьской революции 1917 года было уже другим. Он был антикоммунистом и, кроме того, возглавившие переворот люди были для него темными лошадками. Один из его друзей вспоминает, что Дягилев как-то заметил, что у него возникли серьезные трудности с контактами с новым российским режимом, что ему не знаком ни один его руководитель и что он растерял все свои российские связи. К концу 20-х годов, когда большевистский режим стал еще более репрессивным, были арестованы оба его младших брата. Это стало для него серьезным ударом – ведь он не оставлял надежды вернуться. Его “Русские сезоны” базировались на Западе, но у него была мечта показать свои балеты в России. То, что этого не произошло, стало одной из трагедий его жизни. И только когда в 1927 году один из его репрессированных братьев был отправлен на Соловки, Дягилев расстался с мыслью о возвращении.


Наталья Голицына: А какова судьба его семьи в России?


Шенг Схейен: Судьба ее была трагичной. Его брат Валентин был расстрелян в 1929 году – всего через месяц после того, как Сергей Дягилев скончался в Венеции. Другой его брат, Юрий, был сослан в Среднюю Азию и умер в 50-е годы. Сын Валентина Дягилева Сергей Валентинович также был репрессирован в 30-е годы и был сослан в Норильск, где прожил двадцать лет. После этого он был реабилитирован и смог вернуться в Ленинград. В конце 60-х он был дирижером оркестра то ли местной киностудии, то ли местного радио. Сергей Валентинович был замечательным музыкантом, он был знаком с Шостаковичем, а знаменитая пианистка Мария Юдина часто упоминает о нем в своих письмах, рассказывая об их совместных концертных планах. И когда в 60-е годы в Советский Союз приехал Игорь Стравинский, он с ним встретился. Кстати, дочь Сергея Валентиновича сейчас живет в Петербурге, я с ней неоднократно встречался; она сохранила культуру старой интеллигенции и никогда не выезжала за пределы России, хотя бегло говорит по-английски и по-французски. Так что потомки Дягилева сохранились, но они немало пережили в Советском Союзе.


Наталья Голицына: Что можно сказать о политических убеждениях Сергея Дягилева, если они у него, конечно, были?


Шенг Схейен: Дягилев никогда не был убежденным консерватором. Часто, особенно во время Холодной войны, в западных публикациях его изображали убежденным врагом коммунистического режима. Думаю, что в наше время мы назвали бы его либералом, возможно, правым либералом, но ни в коем случае не крайне правым. Он с энтузиазмом приветствовал революцию, понимая, что колоссальные проблемы России не решить нормальным образом, и очень интересовался происходящим в Советском Союзе, очень интересовался Маяковским. Как и у многих представителей российской интеллигенции, у него были либеральные взгляды - возможно, левоцентристские или даже центристские.


Наталья Голицына: Вы пишете, что встреча с Маяковским в 1923 году была очень важна для Дягилева. Почему?


Шенг Схейен: Потому, что это давало Дягилеву возможность завязать связи с прогрессивными художниками в Советском Союзе. Он всегда интересовался всем, что там происходит, в то время его не покидало желание вернуться. Кроме того, он очень заботился о своей репутации в Советской России и опасался, что ее новая художественная интеллигенция, в том числе Маяковский, воспримет его как деятеля старого искусства и консерватора. Ему очень хотелось показать, особенно Маяковскому, что он прогрессивный продюсер, новатор, а отнюдь не консерватор. Кроме того, у Маяковского были планы по приглашению Дягилева и его компании в Советский Союз, чего Дягилеву очень хотелось. Так что встреча с Маяковским много для него значила.


Наталья Голицына: Какую роль играл гомосексуализм Дягилева в его работах и поведении?


Шенг Схейен: Очень трудно сказать, какую роль он играл в его работах. Конечно, в нескольких его балетах был определенный гомоэротический привкус. Но это не относится к большинству балетов. Дягилев был открытым гомосексуалистом и гордился своей нетрадиционной сексуальной ориентацией. Это было очень важным моментом для формирования дягилевской мифологии и легенды о его “Русских сезонах”. Люди воспринимали его балетную компанию как некий тайный орден, окруженный аурой эротики. Это было очень важно для ее популярности и паблисити. Надо сказать, что всё это делает Дягилева очень мужественным человеком, потому что в те времена было очень опасно открыто демонстрировать свою гомосексуальность. За 15 лет до этого Оскар Уайльд был приговорен за это к тюремному заключению. Все об этом прекрасно помнили.


Наталья Голицына: Секретарь Дягилева Борис Кахно говорил, что Дягилев якобы рассказывал ему о своей встрече с Оскаром Уайльдом. Не мистификация ли это? Насколько это достоверно?


Шенг Схейен: Думаю, что эта встреча состоялась. Дело в том, что существует письмо Оскара Уайльда одному арт-дилеру, в котором он пишет, что некий молодой человек по имени Сергей Дягилев хотел бы встретиться с Обри Бердслеем. С помощью этого короткого письма Уайльд хотел помочь Дягилеву выйти на Бердслея. Это письмо - веское доказательство того, что Дягилев и Уайльд встречались. Конечно, его нельзя назвать неопровержимым доказательством, но, учитывая наличие письма и факт рассказа самого Дягилева, можно с уверенностью на 95% утверждать, что эта встреча состоялась.


Наталья Голицына: Почему Дягилев был похоронен в Венеции, а не, скажем, в Париже или Монте-Карло – городах, которые были базой его балетной труппы и где есть улицы, названные его именем? Вы пишете в своей книге, что “Венеция – ключ к пониманию Дягилева”. Почему?


Шенг Схейен: Еще в ранней молодости Венеция была его самым любимым европейским городом. Когда он был студентом, то постоянно посещал ее. Он очень любил этот полностью отданный на откуп красоте город. Там нет современных уродливых зданий, нет автомобилей и другого наземного транспорта, там всё кажется прекрасным. К тому же это очень театральный город, что известно каждому, кто хоть раз там побывал. В Венеции издавна дают представления едва ли не лучшие театры Европы. Дягилев был влюблен в итальянскую оперу, ему нравились все виды итальянского театра. В 1902 году, когда ему было всего 30 лет, он написал мачехе: “я так люблю Венецию, что хотел бы, подобно Вагнеру, умереть там”. И когда Дягилев смертельно заболел, он отправился в Венецию, чтобы там умереть. Конечно, он мог бы с этой целью отправиться в Монте-Карло, потому что в это время, в августе 1929 года, в Венеции не было никого из его друзей. Правда, впоследствии к нему приехал Серж Лифарь. Венеция была ключом к пониманию его личности из-за своей красоты, театральности, а также потому, что этот город был его первой любовью.