Анна Качкаева: На этой неделе в Москве открывается Фестиваль неформатного документального авторского кино "АТДОКФЕСТ", на который я вам очень советую пойти. И тем, кто живет даже в ближнем Подмосковье. Потому что там будут соревноваться молодые люди, которые рассказывают нам про нынешнюю жизнь. Они, кстати, разные, у них продюсеры разные, есть авторы из Нидерландов, Германии, Белоруссии, России, но главное, что они все молодые. Это неформатное кино показывают в "АРТДОКФЕСТЕ" уже третий год в кинотеатре "Художественный" и в кинотеатре "Пионер". В этом году жюри этого фестиваля составляют три очень уважаемых человека: Даниил Дондурей, режиссер Анатолий Васильев и журналист Марианна Максимовская. Такое небольшое, компактное, но вполне себе уважаемое жюри. Билеты, надо сказать, вполне дешевые, можно на один сеанс до двух часов за 150 рублей сходить. А еще и покажут фильмы документальные классиков, от Мирошниченко до Франка, и одного из руководителей фестиваля Виталия Манского. Но об этом, если кого-то это заинтересует, вы еще можете меня спросить, и совершенно настойчиво вас это призываю сделать, потому что это то кино, которое по телевизору не показывают, а, в общем, есть что посмотреть.
Я вам представляю сегодняшнюю одну гостью (вторая запаздывает), в общем такие две молодые барышни. Юлия Киселева – недавняя выпускница ВГИКа, которая представляет на этом фестивале фильм "В движении", который рассказывает о молодых людях из движения "Россия Молодая". И вот-вот, наверное, до нас доедет (говорит, что в пробке) еще одна, чуть постарше барышня – Алена Полунина, которая в прошлом году выступила на этом фестивале с фильмом "Революция, которой не было" о молодых людях из НБП, о лимоновцах, и не только о них, а и об их лидерах, об их отцах, о том, как это вообще происходит. В общем, вполне себе такое поколенческое кино, причем о революционерах и пассионариях, снимают хрупкие молодые барышни.
Юля, давайте опишем коротко. Значит, у вас трое героев – девушка и двое юношей. Один из них уже не студент, двое еще студенты, как я понимаю.
Анна Качкаева: И они состоят в этой молодежной организации и, собственно, вот как-то живут. Вы почему про них решили снимать?
Юлия Киселева: Я начну с того, что у нас два режиссера на этом фильме – я и моя однокурсница по ВГИКу Александра Воронцова. Мы решили про них снимать, потому что нас в какой-то момент очень заинтересовала тема молодежных движений. То есть когда мне было 16 лет, молодежных движений в России как таковых не было, и когда я выросла и в какой-то момент вдруг увидела на площадях огромное количество флагов каких-то движений, когда я услышала про Селигер, меня очень заинтересовало, что вообще молодые люди делают в этих движениях, зачем им это. Поэтому мы начали в эту тему погружаться, погружаться, и погрузились до того, что начали снимать фильм, и он стал нашей дипломной работой.
Анна Качкаева: А как выбрали героев?
Юлия Киселева: Героев выбрали очень просто. Один из героев – это лидер движения "Россия Молодая" Максим Мищенко. И двух героев… Женю Лаврову мы выбрали, потому что эта девушка была к нам ближе всего. То есть мы поехали на Селигер, решили там найти героев, и так получилось, что с ней поселились в одной палатке. И вот то, что она нам по вечерам рассказывала в этой палатке, потихонечку, тайком, потом мы попросили повторить в интервью на камеру. Достаточно искренние, откровенные интервью получилось. И Женя сама по себе очень симпатичная, эмоциональная, киногеничная, поэтому как герой очень хорошо нам подошла. И третий герой – Антон Демидов – это, можно сказать, правая рука Максима, то есть он тоже, можно сказать, один из лидеров движения, отвечает за уличные акции. Уличные акции – это очень красочные мероприятия, которые нам необходимы были просто для фильма. Потому что, ну, движение занимается не только уличными акциями, но и какими-то специальными проектами, которые мы в кино не показываем вообще: сидят люди в кабинетах, что-то там пишут, обсуждают. А вот именно какие-то уличные акции, уличная политика нас тогда заинтересовала больше всего.
Анна Качкаева: Да дело в том, что мне-то показалось, что, в общем как-то на уличную политику они не настроены. И несколько фрагментов в этом фильме, где один из ваших героев как раз учит, как поджигать флаеры и стоять перед мэром за Вечный огонь, или как надо… "Подходит к тебе провокатор, он или фашист или гей" – на каком основании он так говорит – неясно, но он точно маркирует того самого провокатора, которого надо будет там бить или сбить с ног. Вот эта вот эффектность этих мероприятий, она даже как-то иногда затушевывает то, что они, может быть, что-то хорошее хотели сделать. Вот эта история с наводнением для меня была неясной, что они там в этом Приднестровье делали.
Юлия Киселева: Копали.
Анна Качкаева: А их кто туда отправил-то?
Юлия Киселева: Сами поехали. И них там дружественная организация.
Анна Качкаева: Дружественная организация, и они поехали, не сообщив родителям, романтики такой захотелось. Вообще, вот эта ваша барышня, она, по-моему… от некоторой сытой жизни ей как-то хочется адреналина. Вот у вас создалось такое ощущение, что многим хочется адреналина.?
Юлия Киселева: Конечно, многим в молодости хочется адреналина, да.
Анна Качкаева: Но вы же не вступали ни в какое движение. Вы и сейчас уже девушка молодая.
Юлия Киселева: Ну, сейчас я уже не очень молодая девушка (смеется), но, не знаю, если бы мне было 16 лет, может, я бы и вступила в какое-нибудь движение, сейчас трудно сказать.
Анна Качкаева: А не важно, в какое, главное, чтобы адреналин был, вот чтобы без страховки висеть и с флаером стоять на крыше?
Юлия Киселева: Ну, это уже каждый сам выбирает, где ему комфортнее. Кому-то в "России Молодой", кому-то где-то еще. Все-таки они чуть-чуть чем-то отличаются, эти движения, мне кажется.
Анна Качкаева: А чем тогда, по-вашему?
Юлия Киселева: Мое ощущение, что движение "Россия Молодая" как-то… вот адреналина там больше, мне кажется, чем в движении "Наши", например. Потому что даже вот мы год их снимали – вечно то в Приднестровье траншеи рыть, с наводнением справляться, то на какой-нибудь остров, то на Селигер, везде что-то происходит, постоянно уличные акции. Мне кажется, молодых людей это может очень сильно затянуть. Потому что один раз сходишь на уличную акцию – адреналин в кровь, второй раз захочется пойти, еще и еще, еще, еще.
Анна Качкаева: А ради чего это? Вот у вас в фильме господин Чадаев, тоже не сильно еще взрослый человек, но, тем не менее, очень энергичный и увлеченный, говорит, что "мы не должны потерять это поколение". Ради чего не потерять-то? Вот куда его не потерять? И что они, собственно, должны сделать? Стоять у грузинского посольства? Ездить в Южную Осетию? Которая территориально не имеет отношения к России, хотя понятно, что там случилась трагедия. Вот про это ваши герои не рассуждали с вами, не обсуждали?
Юлия Киселева: Наверное, им сложно себя обсуждать. Я же не буду у Жени спрашивать: вот, твое поколение… Это, наверное, лет через 10 можно говорить об этом.
Анна Качкаева: То есть они себе не отдают в этом отчета. Но тогда почему она уходит из движения? Это тоже такая странная история, что вроде бы все ей нравится, но она все-таки уходит из него. И неясно почему.
Юлия Киселева: Как мы в фильме показали, началась война в Осетии, и Женя, стоя у грузинского посольства, произносит такую фразу: "Я здесь стою, мы тут флагами машем, и я понимаю, что мы, в общем-то, сделать ничего не можем". А что мы можем сделать? Постоять, флагами помахать. И она начала чувствовать, что все эти силы, которые она куда-то вкладывает, они в никуда уходят. Поэтому она и говорит: "Я ушла". С другой стороны, сколько ей там… года 22, наверное, будет, то есть она уже институт заканчивала, какие-то уже, может быть, другие интересы. Уже не хочется в 6 утра вставать, чтобы в фаером на крышу залезть. Может быть, еще из-за этого.
Анна Качкаева: Понятно. Это просто перекликается и с финалом фильма Алены Полуниной, где лидер питерского движения НБП, когда забирают его соратников… А фильм там очень трагичный, там тоже судьба парня, который был на акции в Минсоцразвития, и их оттуда, в общем, забрали, и он два года отсидел, и вот трагедия отца, который второй человек в партии, который его едет встречать. И вот один из лидеров говорит, что все равнодушны, много цинизма, мы выдыхаемся, ничего не получается. И у вас в фильме кто-то из вполне благополучных героев этого движения говорит… А, да, Чадаев и говорит: "Нужна энергия, которую все время нужно выбрасывать". А получается, что с той, что с другой стороны этой пассионарной энергии не хватает на такие нормальные, естественные преобразования, что все это в какие-то стенки упирается. Вы со своими героями об этом говорили?
Юлия Киселева: Ну, мы даже показывали. Например, студентам Гнесинки они помогли, отвоевали общежитие.
Анна Качкаева: Да-да, это единственная история, которая меня в какой-то степени примирила с этими молодыми людьми, которые, по-моему, до конца себе не отдают отчета, зачем они все это делают, если только не из карьерных соображений. Потому что я не знала, что консерваторский флешмоб, вернее, гнесинский флешмоб был отчасти хоть какой-то пользой, "Россия Молодая" приложила свое умение организовывать публичные действия. И благодаря им студенты, в общем, отстояли свое общежитие.
Дошла до нас Алена Полунина, режиссер фильма "Революция, которой не было". Попробуем мазками описать, про что ваше кино. Хочу сказать, что у меня сегодня было такое замечательное ощущение, потому что я перед эфиром, чтобы эмоции не расплескать, посмотрела ваши фильмы подряд, и тот и другой, и считаю, что надо не только в студенческих аудиториях показывать, но и некоторым начальникам показать, чтобы они увидели состояние молодого поколения. Потому что вы-то, конечно, этого не помните, а я как раз в вашем возрасте смотрела фильм "Легко ли быть молодым", ровно в кинотеатре. Очень хотелось бы, чтобы их посмотрели и в кинотеатрах тоже.
Алена, почему вы выбрали своих героев? Этот же вопрос я задавала Юле.
Алена Полунина: Вы знаете, достаточно сложно анализировать, почему так происходит, потому что это происходит как-то подспудно. Ты просто думаешь о каких-то вещах, какие-то вещи анализируешь, либо, наоборот, у тебя просто появляются какие-то спонтанные сюжеты в голове. То есть точно момента отсчета я не помню, но, безусловно, они были очень мне интересны.
Анна Качкаева: Вы тоже снимали года полтора, наверное, это все.
Алена Полунина: Не знаю, тоже – в смысле?
Анна Качкаева: Ваша визави снимала больше года.
Алена Полунина: Нет, я снимала ровно год, это была концепция, то есть год перед выборами президента. И также в фильме я использовала свои архивные кадры, которые я снимала когда-то для своего первого документального фильма "До смерти", который был моей курсовой работой, когда я училась на Высших режиссерских курсах. И это дает как бы такой временной объем истории, рассказанной в фильме. А съемки шли ровно год. То есть это был концептуальный момент, и в этом был даже какой-то такой азартный момент, спортивный, история такая прямого действия.
Анна Качкаева: Вы согласились с тем, как критики оценили ваше кино? Когда вам вручали премию "Слон", они сформулировали "За художественную беспощадность к оппозиции и ее противникам". Это про это?
Алена Полунина: Ну, это отчасти про это, поскольку там достаточно не комплиментарно… то есть там нету лакированного изображения героев, и в то же время там есть достаточно серьезная критика власти. Поэтому, в принципе, формулировка, да, она была точная и остроумная.
Анна Качкаева: Просто очень коротко скажу о сюжете. Действительно, возвращается из тюрьмы молодой человек, сын второго человека в партии. Отец – на самом деле, это, конечно, самая драматическая линия – 40-летний человек с этой нежностью отцовской и ужасом от того, что он в революцию отдал собственного ребенка, и в то же время равность к нему. А вокруг очень много героев и трагедий, и гибель одного из соратников, и слежек, и взрослых людей, которые на сцене и с трибун призывают бороться за Россию, а мальчики все время обсуждают, в какую кутузку и в какую камеру они попадут на следующий день. Совершенно, конечно, замечательный персонаж – священник, который со всеми аллюзиями к попу Гапону, так возникает во всяком случае.
Вы фильмы друг друга видели?
Юлия Киселева: Видели.
Алена Полунина: Да, я видела.
Анна Качкаева: А можете оценить с точки зрения поколения?
Юлия Киселева: У нас, по-моему, даже разные поколения в фильме, то есть у Алены, по-моему, чуть старше герои, у меня такое сложилось ощущение.
Анна Качкаева: Да нет, те, кто стоят у гроба и у могилы, ровно ваши ровесники.
Юлия Киселева: Ну, у меня было тяжелое ощущение после фильма.
Анна Качкаева: Тяжелое в каком смысле.
Юлия Киселева: В плане… Я даже не с точки зрения политики там, сравнения все это смотрела, а смотрела как документальный фильм, который сделан очень хорошо, но как зритель я вышла из зала – у меня было ощущение, что меня придавили, и зачем мне это показали… Зачем мне морг показали? Было тяжело.
Анна Качкаева: Но вы согласились внутренне с тем, что это абсолютная оппозиция вашим героям?
Юлия Киселева: А я даже своих героев у Алены в фильме видела в качестве…
Анна Качкаева: Тех, кто был на митингах?
Юлия Киселева: По-моему, это был эпизод, где день выборов президента. Да, Алена?
Алена Полунина: Нет, раньше. Это была акция протеста после выборов в Госдуму, это было за долгое время до выборов президента.
Анна Качкаева: В общем, герои столкнулись. У меня было вообще ощущение, что это такой ответ и перекличка. Потому что частей несколько, поколенческие, взрослые и юные. У вас, кстати, взрослых нет, что фильм, на мой взгляд, немножко обедняет. Поступки, такая вот усталость, которая существует, обязательная церковь: в одном случае у вас там в Крещение… Вы как оцениваете то, что сделала Юля?
Алена Полунина: Честно говоря, мне не очень понравился фильм как фильм, хотя я абсолютно не акцентировала на политике. То есть я шла смотреть просто документальный фильм, и мне показалось, что ребята, которые его делали, просто не глубоко копнули. "Ребята" я говорю, потому что там два режиссера, насколько я помню. Основной моей претензией к этому фильму являлось то, что он мне показался поверхностным. Потому что, безусловно, там могло быть очень интересное какое-то углубление и в характеры, и в историю. Хотя там истории как таковой нет. Вот у меня осталось ощущение какой-то недоведенности, то есть такого рода.
Анна Качкаева: Тем, что у этих ребят нет очевидных рефлексий по поводу того, что они делают?
Алена Полунина: Честное слово, мне абсолютно все равно, к какой бы они ни принадлежали политической конфессии, но я в первую очередь оценивала фильм как художественное произведение, то есть как документальный фильм. И я вышла как бы после просмотра с абсолютно холодным носом, то есть с некоторым недоумением, почему какие-то очень важные вещи идут в проброс, почему мне, собственно, показали такое нарочито-комплиментарное изображение героев. И это как бы ничем не подтверждено, и из-за этого не было какой-то достоверности для меня как для зрителя. То есть мне просто показалось, что фильм немножко не доведен. Я не знаю, в чем тут штука, то есть в том, что, может быть, сложно двум режиссерам делать кино. Я правда не знаю.
Анна Качкаева: Мне еще кажется, что еще вопрос опыта. Я так понимаю, Юля вас чуть-чуть моложе.
Алена Полунина: Я не знаю, я Юлю вообще первый раз вот так вот вижу. Виделись до этого мельком, собственно, на их показе. Вот я вас видела, когда вы выступали перед фильмом, поэтому ничего не знаю просто. Но знаю, что ВГИК.
Анна Качкаева: Да, ВГИК. Юля, а у меня вот ощущение, мне все время кажется, вот если про Алену у меня, как у зрителя, нет сомнений в том, что она хотела сказать, вот это вот высказывание режиссера очевидно в этом фильме, и критики его сформулировали совершенно точно. Я могу с этим в чем-то соглашаться, в чем-то нет, но драма и характеры, и конфликт героев там существует. А у вас такое ощущение, что вы сами как-то колебались. У вас не было…
Юлия Киселева: Насчет высказывания режиссерского?
Анна Качкаева: Да.
Юлия Киселева: Нет, дело не в этом. Дело в том, что я высказывание формулировала для себя как вопрос. То есть для меня было важно – зачем. Зачем эти ребята туда идут. И для себя я на этот вопрос, в принципе, почти что ответила.
Анна Качкаева: А как он звучит, если этот ответ есть? Зачем они туда идут?
Юлия Киселева: Вы знаете, вот самое интересное, что ответа как раз и нету. Потому что каждый идет с какими-то своими совершенно личными мотивами. Поэтому давать какой-то один личный мотив, что у всех так, наверное, все-таки не стоит. Поэтому мы взяли трех героев, пытались создать какой-то собирательный образ. И действительно, два режиссера на одном фильме – это, что касается режиссерского высказывания, - у нас даже, в принципе, отношение к героям разное. Поэтому сформулировать одно какое-то отношение и показать было тяжело. Мы спорили на протяжении всех съемок.
Анна Качкаева: Алена, а ваши герои видели картину?
Алена Полунина: Да, они видели фильм. Это произошло за несколько этапов. Допустим, когда был показ в "Сенифантоме" в мае, то, конечно, это был очень волнительный момент, потому что я увидела, что зал заполнили, так сказать, партийцы. Это был очень трудный для меня момент.
Анна Качкаева: А вы их так внутренне недолюбливаете явно.
Алена Полунина: Почему недолюбливаю? Вовсе нет. У меня очень трезвое восприятие. То есть, есть вещи, черты и последовательность действий их и страдания…
Анна Качкаева: И какова была их реакция?
Алена Полунина: Ну, какая-то часть партийцев смотрела. Реакция, насколько я знаю, была достаточно негативная. И также я показывала фильм главным героям, я сделала это очень поздно, поздно относительно премьеры фильма. Это просто получилось, потому что они находятся в Петербурге, а я в Москве. Соответственно, просто при первой же оказии я организовала просмотр именно для них. К сожалению, священник не смог там появиться, хотя я всячески его туда созывала. И им понравился фильм, они согласились…
Анна Качкаева: Они вас очень близко подпустили к себе.
Алена Полунина: На самом деле, это больше так кажется, это есть такое ощущение у зрителя документального фильма. На самом деле, сложный вопрос. Я бы не сказала. То есть они, во-первых, все-таки уже были со мной как-то знакомы, во всяком случае, двое из трех героев – это отец и сын. Потому что я снимала фильм "До смерти", документальный. Я не могу сказать, что этот факт вызвал у них какое-то доверие, но, по крайней мере, они были со мной знакомы, то есть был преодолен первый какой-то момент. Я не могу сказать, что прямо такая уж прямо была доверительная дистанция, но почему-то мне часто говорят так. Я не знаю, почему-то такое возникает ощущение.
Анна Качкаева: Да, возникает ощущение, что очень-очень близко.
Алена Полунина: А может быть, я перфекционист, и мне кажется, что не настолько.
Анна Качкаева: А насколько вы ощущали, что им все-таки важно говорить?
Алена Полунина: Я ощущала, что важно. Вы знаете, на самом деле, мне кажется, что чувствуешь, когда герой хочет что-то сказать. Это может даже выражаться, наоборот, через отказ от камеры, что-то еще, но такой парадоксальный немножко момент. И мне казалось, что вот у этих главных героев, им было что сказать, и момент был такой, что очень правильно. Может быть, для них это было что-то сравнимое с тем, чтобы выговориться у психотерапевта, не знаю. Может быть, в каких-то дозах, как-то, что-то такое. В любом случае не было как бы насилия и не было такого равнодушия ни с одной из сторон. Мне было бешено интересно, разумеется, это такой профессиональный азарт здесь работает. И им, я так понимаю, тоже. Хотя, конечно, они привыкли, вероятно, их часто утомляла съемочная группа, ну, там масса бывает таких ситуаций, когда все это…
Анна Качкаева: Но вот я так понимаю, что сами лидеры вас не интересовали как персонажи. То есть вы их, конечно… они были таким фоном.
Алена Полунина: Фоном и даже где-то такими фигурами нарочито-сатирическими. А что, с ними, собственно, все ясно. И плюс ко всему они… Во-первых, они уже такие закостеневшие персонажи, они уже вылеплены, и с ними не очень интересно из-за этого работать, слишком сформированные. А вот эти люди, они достаточно молоды, и они находятся в какой-то точке перемены, с ними что-то происходит, а это очень любопытно для документального кино. Плюс лидеры не производили… то есть Каспаров там не производил впечатление прямого такого лидера-лидера. Я ни в коем случае не хочу этим никак… Понятно, что он великий, гениальный шахматист, но в политике, мне кажется, он как-то неверно себя выражает. Хотя прошлое его уже как бы, великое, гениальное шахматное прошлое его уже не стереть, это уже есть, это факт.
Анна Качкаева: Юля, а ваши герои как отреагировали на фильм? Я думаю, что они должны были быть довольны.
Юлия Киселева: Мне кажется, да.
Анна Качкаева: А вас это как режиссера не беспокоит, что у героев даже не возникло некоторого сомнения, что он какой-то не такой?
Юлия Киселева: С виду было ощущение, что они довольны. Правда, я видела, что Максим был очень сильно удивлен, хотя мы его предупреждали, что фильм будет не о политике. Но он был удивлен, он говорил: "Да, видно, женщины снимали. Вот снимали политическое движение, мы столько о политике говорили, а фильм про политику и не сделали". То есть мы с ним очень много говорили про идеологию, про политику, и он думал, что мы все это вставим в фильм, мне кажется. Фильм немножко о другом получился, и это его удивило. Что касается остальных героев, многие просто реагировали: "О, меня показали".
Анна Качкаева: Алена, а что бы вот вы уже с вашим опытом и вот этим удовольствием от общения с героями стали бы спрашивать у героев "России Молодой"? Вам они вообще интересны как герои?
Алена Полунина: Ну, во-первых, на минуточку, по поводу опыта. Я всего лишь 5 лет в профессии, только в 2004 году закончила Высшие режиссерские курсы и сделала свою первую работу. Потому тут слово "опыт" как-то несколько…
Анна Качкаева: Ну, просто я так понимаю, что Юля у нас год назад закончила. Опыт, конечно, небольшой, но все-таки три года разница. И более ничего, конечно. Но все-таки, вам эти герои интересны?
Алена Полунина: Юля, я так понимаю, вы же ВГИК заканчивали, и там пять лет обучения. А я всего училась профессии полтора года, а дальше барахталась сама. Я думаю, что это сопоставимо.
Анна Качкаева: Ну, наверное.
Алена Полунина: Просто осторожнее со словом "опыт".
Анна Качкаева: Хорошо, будем аккуратнее со словом "опыт". Для вас эти герои представляют интерес?
Алена Полунина: Для меня вообще, на самом деле, все люди представляют интерес как герои документального фильма, просто кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. Вероятно, эти ребята в меньшей степени.
Анна Качкаева: То есть вряд ли вы бы стали о них снимать фильм.
Алена Полунина: Да, вряд ли.
Анна Качкаева: Давайте звонок послушаем. Евгений из Воронежа, мы вас слушаем. Здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Я, вообще-то, ваше радио сейчас не слышу, его нет в эфире. Но я вот хочу сказать, что сегодня 70 лет со дня нападения Советского Союза на Финляндию, и об этом на Свободе ни слова не сказано почему-то.
Анна Качкаева: Так подождите, вы говорите, что радио не слышите, а как же вы услышали…
Слушатель: Я до шести часов слушал.
Анна Качкаева: Хорошо, Евгений, я передам нашим редакторам. Наверное, может быть, кто-то что-нибудь забыл. Хотя бывает разная информационная повестка дня, и не всегда все события могут быть в этом смысле освещены. Вот вам пишут, девушки, уже слушатели. "Милые девушки, а почему вы взялись создавать фильм о проправительственных…" Анна Павловна, еще раз напоминаю, что у нас две разные барышни, одна сняла фильм о молодежном движении "Россия Молодая", а другая сняла фильм о лимоновцах. Видимо, значит, это вопрос к Юле. "Почему вы взялись создавать фильм о движениях, обласканных властью, проплаченных властью, движениях, которые готовят отпор оппозиции, о движениях, которым все создают условия?" Ну, вы отчасти ответили, но все-таки ответьте еще раз Анне Павловне.
Юлия Киселева: Мне, честно говоря, совершенно было не важно, кто их финансирует, правительство или не правительство. Потому что меня интересовала не столько политическая какая-то направленность движения, сколько сами люди и их мотивы. Я не думаю, что вот эти вот молодые девушки так прямо сильно разбираются в политике, что они сами готовы ответить на вопрос, почему она там в проправительственном движении. Поэтому это могло быть любое другое движение, в принципе.
Анна Качкаева: То есть вам в данном случае было бы не важно, а важно, чтобы были герои.
Юлия Киселева: Да, для меня в первую очередь люди важны.
Анна Качкаева: И они, по-вашему, тянут на героев для того, чтобы потом, в общем, сказать, что из них чего-нибудь такое получится?
Юлия Киселева: Из кого-то, может, получится, из кого-то не получится, я не знаю, посмотрим.
Анна Качкаева: Сергей, Туголесский бор, мы вас слушаем.
Слушатель: Здравствуйте. Честно говоря, я фильмов, конечно, не видел.
Анна Качкаева: Да вы и не могли их видеть, это все понятно, в общем, довольно глупая ситуация, когда фильмов не видишь…
Слушатель: Я вам сейчас объясню, что я имел в виду. Поэтому я о фильмах пытаюсь судить а) по вашей реакции, которую вы высказываете, и которую вы немножко…
Анна Качкаева: У меня пока реакции нет, я только вопросы пытаюсь задавать.
Слушатель: Есть, у каждого человека всегда есть реакция, как ни крутись. И пытаюсь оценить Юлю и Алену, какие они люди, и из этого пытаюсь понять, какие они фильмы могли сделать. По сопоставлению вашей реакции, их ответов и так далее я, в общем, впечатление о фильмах уже составил.
Анна Качкаева: Это очень опасно.
Слушатель: Насколько я себя знаю, уже 80 процентов я попал. Я попадаю хорошо в таких случаях. У меня, на самом деле, ощущение создалось, что один фильм нарисован жесткими карандашами, а другой губной помадой. Я могу какие-то отдельные признаки, почему я именно так решил, вам рассказать, но не важно… Например, выбор двух режиссеров, которые будут друг с другом спорить, не очень четкое осознание темы, что хотели показать и что в итоге получилось, ну и так далее. У меня вопрос к вам, и это вполне в рамках оценки фильма будет. Я попытаюсь вас спровоцировать на ответ, все-таки очень хотелось бы, чтобы вы ответили. Почему вы выбрали именно двух этих девочек? Если вы честно ответите на этот вопрос, по крайней мере, одной из них это может помочь.
Анна Качкаева: Что значит… Уверяю вас, вот моя им помощь точно не нужна. Просто мне кажется, что об этих фильмах очень важно говорить, и я совершенно сознательно сказала об этом в начале программы. Потому что мои 20 лет совпали в фильмом Подниекса "Легко ли быть молодым", который разорвал многие представления, тогда бытовавшие, о том, кто такие молодые. Вот мне кажется, что оба эти фильма показывают, кто такие молодые. Один из них действительно жесткими карандашами нарисован, мне кажется сильнее, это я честно могу сказать. Другой более сусальный, но там, мне кажется, тоже есть такая рефлексия, не совсем угадываемая. И в данном случае я понимаю, что режиссерам друг друга как-то неприятно в эфире оценивать, но Алена права – не дожаты герои. Они там просто не дожаты по драматургии и по характерам. Вот и все. Я их и пригласила сегодня только для того, чтобы вы пошли и посмотрели по возможности, а потом составили собственное впечатление.
Ильдар, Алтайский край, мы вас слушаем. Здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Будьте добры, вот вопрос у меня к героине вашей программы. Хотелось бы спросить вот что, расскажите, пожалуйста, какие у вас планы на будущее? Я так понял, что вы сейчас только начинаете, и это очень сложно, потому что я сам музыкант и знаю, что это такое, когда люди потихонечку тоже волнуются и что-то делают для того, чтобы действительно нужное дело сделать. Пожалуйста, ответьте на этот вопрос. Спасибо.
Анна Качкаева: Алена, давайте с вас начнем.
Алена Полунина: Спасибо за вопрос, конечно, но планы на будущее, собственно, такие же – снимать.
Юлия Киселева: Аналогично.
Анна Качкаева: Тоже снимать. А как у вас с продюсерами? Вот я хотела просто поинтересоваться, у Алены продюсеры эстонские и финские нашлись, потому что наших не нашлось совсем?
Алена Полунина: Да, наших не нашлось совсем. И в какой-то момент мне уже надо было принимать решение и выбирать из того, что есть. А это в основном были какие-то западные ребята, которые были свободнее и с которыми можно было вести диалог.
Анна Качкаева: Я так понимаю, что картину показали в этих странах, откуда были продюсеры.
Алена Полунина: Да, конечно. И она была или будет показана по Уле-1 – это центральный канал финского ТВ, и по всем скандинавским этим вот вещательным каналам. Конечно.
Анна Качкаева: А вы хотя мне сказали перед эфиром, что пришлось собственные деньги на это потратить, но вот так часто появляющийся в кадре Чадаев дает все время ощущение, что администрация президента к этому имела какое-то отношение.
Юлия Киселева: Ой, было бы хорошо, да, если бы нам хоть кто-нибудь чем-нибудь помог в съемках этого фильма. Но, на самом деле, мы как-то даже не думали о том, чтобы искать продюсеров. Потому что мы начали снимать, так получилось, что еще толком не зная что. Это, может быть, и видно в картине, да, вы правы. И потом привлекать кого-то… ну, как-то уже не до этого было. Не зная, к кому обратиться, вот я, честно говоря, сижу и не знаю, к кому мне сейчас пойти просить деньги на следующую картину, например, и с этой картиной было точно так же.
Анна Качкаева: То есть, когда вы приступали, у вас не было сформулированного замысла. Или он очень сильно изменился, кроме общего представления?
Юлия Киселева: Он очень изменился, да. То есть я пыталась придерживаться какой-то идеи сценария, который у меня был в голове, но война в Осетии, герои, один там ушел, другой, что-то происходило, и приходилось менять драматургию прямо в середине фильма, приходилось ехать что-то доснимать, что-то переснимать. И я думаю, что мало какой продюсеры нам бы позволил просто такие вещи, как взять и сегодня вечером улететь куда-то, в Приднестровье снимать, например. В принципе, это была наша дипломная работа во ВГИКе, и мы могли взять хотя бы ВГИКовский бюджет, который на все студенческие картины выделяется, но мы тогда бы не сняли просто этот фильм, потому что требуется принесли сценарный план, где будут прописаны все объекты, прописано, какие командировки, в каких числах, а у нас все это было спонтанно. Поэтому, да, за свой счет было проще. Но больше я, наверное, на такое не буду уже способна – за свой счет картины снимать.
Анна Качкаева: Алена, как вы полагаете, герои, которых вы сняли, это поколение молодых людей, которые будущее России или все-таки нет? Или вы даже не задумывались об этом, для вас были важны люди?
Алена Полунина: Нет, периодически я, конечно, о чем-то задумываюсь, но просто я не готова, это очень общо поставленный вопрос, я него могу на него так ответить. Я даже не до конца поняла, что значит – будущее России.
Анна Качкаева: Ну, вот потому что и там и там они все говорят об этом, о будущем, о том, что надо обязательно что-то менять, и в том, и в другом фильме, и в финале есть некоторое ощущение, что пассионарности не хватает, что вокруг много равнодушных…
Алена Полунина: Ну, так всегда было и есть. Собственно, пассионарии – это самая немногочисленная часть, собственно, населения, это нормально совершенно. Есть какая-то немногочисленная группа людей, которые пытаются как-то двигать что-то куда-то. На самом деле, это все не больше и не меньше, а происки эволюции. И я лично убеждена, что здесь достаточно глупо искать правых или виноватых, поскольку это всего лишь эволюционная борьба происходит таким образом, борьба за власть. Это понятнейшая схема, и здесь права природа в этом смысле, потому что так должно быть, должны быть люди, которые протестуют, должны быть люди, которые чем-то недовольны, которые хотят что-то видоизменить и так далее. А как бы в практическом смысле, получится ли у них что-то или нет – я не знаю, на данный момент я, например, не вижу такой возможности. Но, с другой стороны, мы знаем, что порой история совершенно какие-то парадоксальные коленца выкидывает в этом смысле. То есть в 1917 году мы понимаем, какая была малочисленная партия, и как они…
Анна Качкаева: Вы и имели в виду 1917 год?
Алена Полунина: Да, конечно. Конечно, там есть такие параллели и аллюзии. И возможно, я… Я вообще как бы фантазер, и я фантазировала. И мне было это интересно, мне как раз было интересно не зарываться в информацию, поскольку это тупиковый путь для кино, а как раз-таки абстрагироваться от какой-то конкретики и посмотреть на это с какой-то очень высокой сопки как бы прошедшего времени. Или, наоборот, с точки зрения прошлого. И я понимала, что эти люди, они из того же теста, и что у них есть такие как бы прототипы в истории. Ну, и действительно, был период в течение 2007 года, когда ситуация была очень похожа на то, что было много лет назад в нашей истории. Был такой короткий период, но действительно какие-то сгустились энергии, которые, вероятно, давали им еще такую уверенность в том, что у них может что-то получиться. Потом все резко пошло по нисходящей, и я, в принципе, понимаю почему и как это произошло, но совершенно не готова об этом говорить. Но опять-таки это, безусловно, очень нужно наблюдать, понимать и так далее. А я, собственно, делала это с помощью фильма, анализировала какие-то вещи для себя, анализировала какие-то вещи для себя.
Анна Качкаева: А можно вас попросить попробовать спрогнозировать ситуацию, если бы эти фильмы показали по телевидению?
Алена Полунина: Прогнозировать реакцию зрителей или что?
Анна Качкаева: Ну, да. Вот его показали по телевизору…
Алена Полунина: Так как я, допустим, достаточно много уже видела реакции зрителей, потому что было уже очень много показов, не в России в основном, в различных странах, где, казалось бы… Вот я изначально вообще думала, во-первых, я вообще снимаю свои документальные фильмы для себя в первую очередь, и у меня были такие сомнения, поймет ли, допустим, западный зритель, правильно ли он оценит, и было удивительно, что западная публика в каком-то смысле оказалась умнее русской публики, потому что люди смотрели очень… они видели во всем этом какую-то архитипическую историю, то есть их трогали какие-то вещи, и они в последнюю очередь говорили о политике. Они говорили, что как бы… Или они даже находили параллели какие-то в своих каких-то ситуациях, в своей стране. Поэтому я полагаю, что реакция зрителя была бы такая же. Всегда находился бы один умник, который вставал и говорил: "В чем идея фильма?"
Анна Качкаева: Ну, это понятно.
Алена Полунина: Или: "Какова ваша позиция?" Вот прямо умри, но скажи, какова твоя позиция, обязательно за белых или за красных, объясни. Такой находится, для России это очень типично. И невежливо обычно происходит, очень люди обижаются, если ты отшучиваешься. Не дай бог, ты шутишь, шуток они не любят, шутить здесь нельзя. Здесь надо прямо, стиснув челюсти, играя желваками, очень серьезно все это выдавить, какую-нибудь бросить умную фразу, и они ее погрызут и насытятся. И все равно они будут недовольны.
Анна Качкаева: Как-то вы не любите русского зрителя.
Алена Полунина: Нет, неправда. Ну, у нас вообще как бы чуть менее все-таки уважительны люди друг к другу, такой момент есть. Ну, и документальное кино у нас такое, в общем-то, неизвестный жупел. Что такое документальное кино? Люди уже насколько… им запудрили мозги этим телевизионным слайд-шоу, которое подписывается документальным кино: говорящая голова, перебивка, говорящая голова, текст в кадре и за кадром, план не длиннее 4 секунд… И когда человек попадает на арт-хаусный документальный фильм, то ему достаточно, может быть… не то что бы сложно, а он, может быть, не знает, к какому пониманию приткнуться, потому что это новый жанр для него. Хотя жанр, в общем-то, старинный.
Анна Качкаева: Тем более, рассказывание про людей, об их жизни.
Алена Полунина: В России это сильнее, потому что в России мы как раз имеем очень как бы фиговую ситуацию с документальным кино: у нас нет проката, у нас нет выпуска на DVD. У нас есть телевидение, которое своровало, присвоило себе название жанра.
Анна Качкаева: Телекино, да.
Алена Полунина: Соответственно, мы сектанты. Мы делаем то, что никто не видит, кроме узкого круга, я не знаю, дорогих коллег или какого-то узкого круга интересантов, что, конечно, очень… Это очень обидно, когда ты понимаешь, что посмотрят еще 100 человек, но это не сравнить с телевизионной аудиторией.
Юлия Киселева: Поэтому очень сложно фильмы на телевидении представить.
Анна Качкаева: Трудно представить, но вы думаете, что и ваш трудно? Мне-то вот кажется, что вполне бы могли представить.
Алена Полунина: Мне кажется, купят.
Анна Качкаева: Не предлагали еще? Никто не предлагал?
Юлия Киселева: У нас фильм с точки зрения… опять же мы сами себе продюсеры, как это делается, я по-прежнему не знаю, поэтому пока… Сняли, пока лежит. Коллеги опять же посмотрят.
Анна Качкаева: То есть тоже еще пока не подходил никто. Тема у вас в фильме очень важная, которая, я не знаю, была бы для России чрезвычайно важна. И мне действительно не очень понятно, как герой об этом сумел сказать – о грехе предательства, по сути дела. И вот это место разговора выбрано неслучайно. Там это случайно получилось?
Алена Полунина: Вы знаете, это очень мило, на самом деле, полагать, что в документальном кино все происходит случайно. Нет, на самом деле, человек там работал, как бы работал до момента ухода в церковь. И я очень как бы бредила, так сказать, такими кадрами, потому что, когда я еще снимала в 2003 году, и он рассказывал, что, значит, вот морг – это такое место, и вот там он в каком-то… лучшее место для уроков философии, такая шутка была, и я это… Это было в материале, который я снимала для фильма, которого не было потом в фильме. Просто я об этом очень много думала. Это действительно очень такое правдивое место, где вообще как бы трудно быть не собой, очень трудно фальшивить в таком месте. Поэтому не то что бы случайно зашли, а я морально к этому готовилась, я к этому готовилась драматургически, потому что я понимала, что это очень нужно. И в какой-то момент все получилось. То есть человек занимался своим делом, собственно, так как у него уже был этот поворотный момент в жизни, достаточно искренне.
Анна Качкаева: Я скажу слушателям, что отец этого героя, молодого, вот как раз который второй человек в лимоновской партии, когда его вызвал следователь и показал документы и бумаги, бюллетени, которые были написаны Лимоновым, он признался в этом. И, в общем, делает это признание он как раз в морге.
Алена Полунина: Все верно. Не то что бы он делает признание, но рассказывает об этом, рассказывает об этом искренне. Но это было для меня ключевой какой-то момент, было очень-очень важно это снять там.
Анна Качкаева: А что сейчас с вашим героем?
Алена Полунина: Все то же самое, как они остаются, собственно, в фильме. Один учится на священника, другой охраняет вождя, третий продолжает деятельность оппозиционную. Насколько я знаю, там ничего пока не поменялось. Может быть, поменяется, но пока в той же точке находится.
Анна Качкаева: А с вашими героями что?
Юлия Киселева: С нашими тоже все то же самое.
Анна Качкаева: Ничего не изменилось?
Юлия Киселева: Нет, ничего не изменилось. Я сейчас с ними практически не общаюсь.
Анна Качкаева: Один делает карьеру, другой тоже делает карьеру. А девушка?
Юлия Киселева: Тренирует ребят. А девушка ушла из движения, своими делами занимается, не знаю.
Анна Качкаева: А вам было бы интересно вернуться к вашим героям, я не знаю, через год, два, три?
Юлия Киселева: Если бы с ними какие-то кардинальные изменения произошли, то, конечно, было бы интересно. Если все будет так же продолжаться, о чем снимать тогда?
Анна Качкаева: А вам больше не интересно, Алена? Или будет возможность – вернетесь?
Алена Полунина: Слушайте, я не знаю, я уже, в общем, давно не зарекаюсь ни от чего. Но на данный момент я планирую снимать совершенно другие истории. Мне кажется, что эта тема на каком-то витке закрыта.
Анна Качкаева: Благодарю вас, Юлия и Алена. Фильмы вы можете посмотреть в кинотеатре "Художественный" и "Пионер", на фестивале документального кино "АРТДОКФЕСТ", который открывается 5 декабря.
