Анна Качкаева: Пермский пожар остался на видео. Клубная съемка стала такой метафорой трагедии, фиксирующей кошмар. Паника, трэшевый цинизм ведущего праздника: «Дамы и господа! Мы горим!» Безответственность, разгильдяйство и отсутствие совести остались за кадром. Съемка за 40 секунд до трагедии, до того, как погас свет, очень напоминала какой-нибудь сюжетец из какой-нибудь программы НТВ, если бы не унесенные 112 жизней. Две трагедии одной недели не сильно изменили ход жизни российского телевидения, как, впрочем, и всех россиян. В воскресенье, как и в прошлые выходные все основные шоу остались на месте. Новости о драме в Перми, наверняка, смотрели хуже, чем сериал про Мессинга и прямой психотерапевтический сеанс с премьером.
О реакции телевидения и зрителей на происходящее, о зрительской апатии и о том, почему она происходит – потому что сопереживание притупилось, или так показывает телевидение – об этом наш сегодняшний разговор. Немножко, конечно, шире, о том, что мы на этой неделе видели, и как на это реагировать телевидению, и можно ли вообще реагировать. В нем участвуют Арина Бородина, обозреватель газеты «Коммерсант», Вера Цветкова, «Независимая газета», Юрий Богомолов, «Российская газета».
А вам мы задаем вопрос такой сегодня не категоричный и не требующий жесткого ответа. Но просто нам интересно, потому что мы все уже посмотрели на рейтинги и обменялись впечатлениями. Знаете ли вы тех типичных зрителей, может быть, это вы сами, которые четыре часа смотрят разговор с Владимиром Путиным, вечером сериал про Мессинга и стараются не смотреть неприятные новости, например, про трагедии? Какие они, и с чем это связано? Может быть, вы просто с нами поразмышляете на эту тему.
Арина, давайте начнем с вас, у нас какая-то горькая традиция уже – второй понедельник. Как там, такая же удручающая картина, как и с «Невским экспрессом»? Аудитория новости не смотрела про Пермь?
Анна Качкаева: Вот я на него и попала, видимо, вчера. Поэтому раздражению моему не было предела.
Арина Бородина: Я, конечно, не поняла, почему его оставили. Потому что в остальном… «Ледниковый период», ну, скажем, так, там уж разлюли малины такой не было. Юрий Александрович, наверное, лучше об этом расскажет, мы с ним общались, я этого сама не видела. Так совпало, что запись программы была во вторник, и там началась программа с минуты молчания по погибшим в «Невском экспрессе», и так совпало с тем, что и новая трагедия наслоилась. И получилось, что эта минута молчания по всем погибшим трагически. Но в остальном даже канал СТС, это впервые на моей памяти, честно скажу, за последние годы, что я слежу за процессом, в воскресенье переверстал сетку. То есть этим каналам, конечно, сложнее, чем крупным каналам, потому что у них сама специфика вещания откровенно развлекательная. И тем не менее, канал убрал скетчи «Шесть кадров» и какие-то совсем откровенно развлекательные программы. В этом смысле надо отдать должное, как могли, все-таки постарались соблюсти вот эту ноту трагедийную. Что касается рейтингов. Я посмотрела. Всплеска рейтингов к информационным программам, конечно, нет вторые выходные подряд, это можно уже сто процентов зафиксировать. Единственное, вечерние программы субботы, программа «Время» и программа «Вести в субботу» были выше чуть-чуть. И более того, по итогам недели программа «Время» в столице была наиболее популярным телепроектом. У них высокий показатель. Все-таки, видимо, люди хотели узнать о трагедии в Перми, я очень хочу на это надеяться, из новостей по Первому каналу. Почему хочу надеяться? Потому что как это ни цинично и, может быть, жестко ни звучит, мое личное убеждение как человека, который следит за этим процессом, проблема не только в телевидении, что оно так освещает, хотя и в нем, конечно, тоже, и в стилистике, которую диктует власть в информационные программы, в частности, с «Невским экспрессом», но и в равнодушии публики. Им просто действительно не хочется это смотреть. Потому что я смотрю и радио, и интернет, и все остальные средства массовой информации, я не могу сказать, что у меня создалось ощущение, что люди очень плотно следят за этим. То есть следят, но не так активно, как я бы себе представляла это в прошлые годы. А телевидение, разумеется, оно, к сожалению, не пользуется такой популярностью, с точки зрения того, чтобы узнавать оттуда и сопереживать.
Но я единственное хочу очень коротко в конце сказать, что был замечательный совершенно фильм на НТВ Кати Гордеевой, специальный выпуск из цикла «Профессия репортер», посвященный памяти тех, кто погиб в трагедии «Невского экспресса». И в конце она сказала, что сегодня случилась трагедия в Перми, и там тоже погибли молодые люди в основном. Пронзительный абсолютно, на одном дыхании фильм сделанный. И замечательно, что хотя бы канал НТВ, вот такой у нас сейчас странный, неординарный, но все-таки сумел найти нужную ноту, очень точную по нынешним временам, обо всем охватить в одном получасовом фильме. И вы знаете, я посмотрела, у них неплохие были цифры, и очень высокие показатели вторую неделю у Марианны Максимовской, у которой суббота становится вот такой горячей – выпуски начинаются с трагедии. Очень растут рейтинги. Это тоже, кстати, показатель доверия к программе.
Анна Качкаева: Юра, ваше впечатление об этой неделе трагической?
Вера Цветкова: От «Больших гонок» не отказались.
Юрий Богомолов: От «Больших гонок» не отказались.
Анна Качкаева: Загадка тоже.
Юрий Богомолов: А я понимаю эту разгадку. Они ведь по мысли Константина Львовича Эрнста считают, что это не развлекательная программа.
Анна Качкаева: Патриотическая.
Юрий Богомолов: На преодоление тех возможностей, расширение тех возможностей, которые имеет человек. Для них «Большие гонки» не шоу, а что-то такое…
Юрий Богомолов: Они тоже как бы преодолевают. Поэтому они здесь придерживаются понятной позиции. Но тем не менее «Ледниковый период» это феерическое, праздничное шоу. Как тут было не отказаться от праздника? Это было естественно. Но не отказались. И к тому еще они решили как-то немножко его подкорректировать. Шоу началось, во-первых, с подводки закадрового голоса Владимира Гомельского о том, что в эти дни случились трагедии. И когда была представлена Татьяна Анатольевна Тарасова, она объявила о минуте молчания. Я вздрогнул, потому что подумал: неужели мы в прямом эфире? Неужели это шоу в прямом эфире? Но в принципе не нужно много дедуктивных усилий, чтобы понять, в чем тут разгадка этого очередного фокуса Мессинга. Татьяна Анатольевна, конечно, не прозрела. Это событие во вторник, когда записывалось шоу, она решила отдать дань памяти погибших в «Невском экспрессе». И поэтому подняла публику минутой молчания. А дальше решили, что эту минуту молчания можно переадресовать и погибшим на дискотеке в Перми. Все равно в этом есть какая-то бестактность, мне кажется. Потому что нельзя без разницы отпевать вот так всех подряд. Это как если бы мы пришли на похороны одних людей, а еще к ним присовокупили и других. В этом есть какая-то неловкость. Но все равно шоу, в котором время от времени звучала такая яркая музыка, и когда танцевали под Муслима Магомаева «Свадьба, свадьба пела и плясала», это все равно смотрелось дико, опять когда это все только что происходило.
Анна Качкаева: Это вечная тема, мы не однажды к ней возвращались, просто к счастью, давно не было поводов, чтобы об этом говорить. И телевидение как-то утратило вот это чутье, как-то оно раньше быстрее реагировало. Но оно и было другим. Что ему делать то? Ну, хорошо, нельзя же страну погрузить в траур или бесконечно, на несколько дней. Или нельзя призывать всех к ответу. Итак в интернете уже видно, что там этих владельцев собирались чуть ли не линчевать. Где этот баланс, как его соблюсти? Или, может, кино поставить спокойно? Вы как думаете?
Вера Цветкова: Наверное, кино поставить скорее нейтральное, или мелодраматичное, или патриотичное. Но когда выбор между приличным поведением, нравственностью и коммерцией, вы же понимаете, что выбирает телевизор. Мне то вообще казалось полным сюром и этот «Ледниковый период» с их благоглупостями. Причем я еще не могла понять, а чего это девицы в черных платьях? Неужели это означает, что они скорбят? При этом они несут невесть что. Если у вашего хомячка побежала слеза по щеке, это он горюет, что неделю передачи нашей не увидит. Здесь это не сочетается. Юрий Стоянов, глубоко мною любимый, тоже вообще все время орет «Браво!» А потом еще я вчера увидела, пародист вышел, который стал рассказывать, как оно бывает на дискотеках. И пошла песенка какая-то подзаборная, в которой были слова: «Да, да, я сгораю». То есть ну сюр вообще! Но я не думаю, что телевидение способно что-то изменить.
Анна Качкаева: Арина, вы как думаете?
Арина Бородина: Я сегодня буду против течения немножечко идти таким раздражителем. Обычно коллега Александр Мельман часто берет на себя такую миссию.
Анна Качкаева: Сегодня вы решили, хорошо, давайте.
Арина Бородина: Да, сегодня я просто как-то внутренне. Аня, вы справедливо очень задали вопрос, как найти ту меру? Я думаю, что однозначного ответа здесь нет. Я соглашусь с Верой, что девицы несут чушь, я имею в виду ведущую Заворотнюк Анастасию. Но она ведь несет чушь не только в эту субботу, она несет ее каждую неделю. И, к сожалению, может быть, в дни траура это воспринимается наиболее ярко, если так можно сказать, отчетливо. Но я честно скажу, я сверяю с какими-то своими внутренними ощущениями. Я фрагментарно смотрю «Ледниковый период», я не скрываю никогда, мне это шоу нравится. Оно у меня не диссонировало так, если по большому счету, с каким-то внутренним состоянием. Хотя я соглашусь, что, возможно, лучше бы было это снять и поставить какой-то фильм документальный или художественный. А вот, например, шоу «Лучшие годы нашей жизни» все-таки априори развлекательная программа, откровенно музыкально-развлекательная программа со всеми атрибутами этого формата. И в прошлое, и в это воскресенье, мне кажется, это было откровенно неуместным. В остальном, конечно, телевидение в сложной ситуации. И все-таки я бы не стала вешать такие ярлыки. Более того, я же понимаю, и вы, наверное, Аня, тоже, и другие наши коллеги, что прежде чем менять сетки, как-то там формировать свой эфир, они с кем надо советуются.
Анна Качкаева: Да, конечно.
Арина Бородина: Они куда надо ходят. И в ту субботу. Это было видно в новостях, как микшировали теракт про «Невский экспресс», мы об этом говорили. Без Кремля это невозможно.
Анна Качкаева: И как, кстати, в этот раз микшировали все, что зависело от службы Шойгу, потому что…
Арина Бородина: Да, именно Шойгу. То, что касалось службы Голиковой, ее синхрона о том, что она была в ужасе от больниц Перми, даже на нескольких каналах, везде поймала. На «Рен-ТВ» поймала, на «Пятом канале». Но то, что им сказали, ясно, будет траур, трагедия огромная, это они понимали, конечно, и сами. И плюс власть. Установка была понятна. Тут же поменялась с утра раннего сетка. И поэтому они исходили из соображений того, что им диктует их политическое начальство в Кремле, и то, что они понимают сами. Конечно, сложно. Но я с вами соглашусь. Погружаться до объявления национального траура во всеобщую такую черную печаль, наверное, все-таки в современном обществе в такой огромной стране, как наша, с очень разными людьми, с очень разными слоями населения, наверное, это тоже не то что неправильно, сейчас я боюсь на себя навлечь гнев людей. Наверное, это неоднозначное решение. Я к чему говорю? Конечно, канал «МТВ» есть, ему что, прекращать вещание до национального траура? Даже я специально сегодня щелкаю по кнопкам и понимаю, что все-таки даже тональность на музыкальных каналах из того, что я видела днем, поменялась, как могли. Либо всем закрываться в этот день.
Анна Качкаева: Закрываться невозможно.
Арина Бородина: Невозможно, это же нереально. И в любой другой стране это тоже было бы нереально. Но все-таки такта надо больше.
Анна Качкаева: Ну, вот еще только «Танца маленьких лебедей» нам не хватало.
Арина Бородина: Такта, конечно, нам нужно больше. И главное, я считаю, что зрители, мы все с вами, общество, как это пафосно ни звучит, должны быть прежде строги сами к себе. Потому что я сколько смотрю про рейтинги, могу это фиксировать только на основании рейтингов, а рейтинги, как ни крути, но все-таки какой-то фактический материал. Но если люди не смотрят новости… Можно представить еще три-четыре года назад, пять лет, чтобы в дни таких катастроф у нас не росли рейтинги новостей, как это обычно бывает везде у нас во всем мире, для меня трагедия с «Невским экспрессом» необъяснима. Сейчас трагедия в Перми, мне кажется, несколько иной градус.
Анна Качкаева: Хорошо, все-таки тогда на этом фоне давайте про аудиторию. Мне действительно любопытно, мы действительно про зрителей что-то не понимаем, и, видимо, про них хорошо понимают телевизионные начальники. Почему же 4 часа с невероятным рейтингом опять, не самым высоким, были и выше, кто эти люди, работающие, не работающие, смотрели прямую линию и так смотрели Мессинга – не самое великое произведение?
Арина Бородина: Ну, Мессинг был заключительная серия, не будем забывать. Он шел почти три недели. Это как раз все объяснимо.
Анна Качкаева: Ну, хорошо, ладно. А прямую линию?
Арина Бородина: А прямую линию, я вам честно скажу, тоже как человек, который следит за этим, четыре часа смотреть Мессинга вечером для меня тоже необъяснимо, когда были первые четыре серии. И смотреть четыре часа Путина – ну, я по долгу службы смотрела, и то устала. И, честно сказать, отключалась. Невозможно смотреть четыре часа подряд даже такого харизматичного человека, как Владимир Владимирович Путин. Я уж не говорю о том, что это постановочное шоу во многом. Но для меня необъяснимо, кто эти люди в Москве. По всей России – ладно, там уже бывает не дневной эфир, а вечерний. А в Москве не только же пенсионеры и домохозяйки, потому что 37% - доля аудитории. А на канале «Россия» средняя доля аудитории – 18-19%. Значит, это явно больше тех зрителей, которые обычно смотрят этот канал днем, пусть даже это пенсионеры. Непостижимая цифра. Не понимаю. Не нахожу себе объяснений.
Анна Качкаева: Хорошо, сейчас попробуем. Может быть, у коллег есть какое-нибудь объяснение.
Юрий Богомолов: Ну, действительно, очень сложная, запутанная ситуация. Здесь ведь много чего переплелось, я так думаю. Во-первых, все-таки кризис – все еще тот фактор, который работает и предопределяет интерес. И тут возникает рейтинг ожидания.
Анна Качкаева: Ожидание надежды. Вот его называют лидером надежды. А я думала, что кризис на телевидении. Четыре часа без рекламы обошлись – это же просто…
Юрий Богомолов: Нет, не кризис на телевидении, а кризис в стране, кризис социальный и так далее. Есть, очевидно, ощущение, что мы на каком-то вираже находимся историческом, на каком-то витке, где опять же неизвестный впереди, неопределенность. И вот то, что мы имеем, то что нас так или иначе удовлетворяет или не удовлетворяет. В-третьих, встречный идет тренд. Он связан с тем, что мы стали жить частной жизнью. А общественная жизнь для нас уже не так интересна. Я не думаю, что проблема апатии, о которой мы часто говорим, это только связана с тем, что сверху чистят.
Анна Качкаева: Нет, нет, нет. Я вот уже тоже считаю, что нужно разговаривать о людях и о стране.
Юрий Богомолов: Потому что все-таки я думаю, что действительно то политическое покрывало, которое существует, оно достаточно тонкое. И им все им объяснить, что жизнь то идет глубже, процессы жизненные идут глубже. Я не могу все объяснить давлением Кремля на средства. Поэтому и интерес к некоторой мистике существования, отсюда интерес к Мессингу. Отсюда интерес вообще ко всем этим программам, к тому же Кашпировскому. Я не знаю, как Арина скажет, я не знаю, какой рейтинг у Кашпировского на НТВ, но, наверное, тоже приличный.
Арина Бородина: Ну, он такой довольно средний, но стабильный.
Вера Цветкова: У Кашпировского тренд поменялся, вы обратили внимание?
Юрий Богомолов: Но все равно у него такая репутация, что он как бы посредник между иррациональным миром и нашим.
Анна Качкаева: В общем, такие мессии. И Владимир Владимирович попал в эту же обойму. Наверное, придется затронуть и программу Пиманова «Человек и закон», потому что скандал с футбольной историей тоже случился на этой неделе. Тему того, что происходит с ведомством господина Шойгу, с противопожарным госнадзором, коррупцией, разгильдяйством и прочими вещами, мы поговорим об этом вечером. Поэтому все, кто об этом пишет, я понимаю ваше возмущение, но просто сейчас все-таки давайте чуть ближе про телевизор и о телевидении. Возвращаясь к теме прямой линии, как вы полагаете, уважаемые коллеги, Арина Бородина нас покинула, это вот какое-то все-таки уникальное явление, которое должно что символизировать, и как надолго оно – этот уникальный формат? Господину Медведеву этот уникальный формат так и не дается, или ему не дают?
Юрий Богомолов: Ну, конечно, на мой взгляд, многое зависит от самого персонажа, субъекта этого. И, конечно, Владимир Путин наработал довольно серьезную харизму, которой вначале у него, насколько я помню…
Анна Качкаева: Не было…
Юрий Богомолов: Я напомню, что и у товарища Сталина вначале харизмы никакой не было. Он был как оратор во время революции никто и ничто. Троцкий – да, Ленин – да, другие – да. А вот когда он заполучил эту громаду власти, то ему достаточно было замолчать и начать наливать в графин воды.
Анна Качкаева: И все затихало. Ведь вот получается, что на фоне всеобщего разгильдяйства, коррупции, безобразия в итоге не столько надо терактов бояться, сколько наглых без совести владельцев, которые не занимаются безопасностью, коррумпированных чиновников, которые начиняют экспрессы дурными сиденьями с металлическими железками, которые и были причиной большинства смертей. Или Госпожнадзора, который, оказывается, девять нарушений нашел год назад, но не закрыл, и так далее. Вот кого надо бояться. И вдруг премьер, который все решает. Давайте, может, действительно, как народ в интернете говорит: раз в неделю или раз в месяц…
Юрий Богомолов: Я скажу так, мы не заметили очень важной перемены в общественных настроениях и в общественной ситуации. Сегодня накачали мускулы не столько силовики, как мне кажется, а именно чиновничество, как это было в царской России в середине 19-го века. И неслучайно тогда все претензии больших художников перешли от царя к чиновничеству. Сухово-Кобылин это в самой яркой форме зафиксировал. Точно так же сегодня происходит. Сегодня чиновник безликий, анонимный, среднего звена на почве коррупции всеобщей, тотальной коррупции приобретает такую мощь и такую силу. И когда на этом фоне появляется персонаж персональный, который берет на себя вроде бы личную ответственность за то, за это, естественно, к нему начинают люди как бы не то чтобы тянуться, но как бы на что-то надеяться. Он остается последним лучом света и надежды в темном царстве. И на этом растет его рейтинг, я так думаю.
Вера Цветкова: А картонный Мессинг то почему? Мне кажется, потому что публика любит волшебных, сказочных и таинственных героев, что Путина, что Мессинга.
Юрий Богомолов: А в этом смысле и Путин волшебный.
Вера Цветкова: Вот я про то и говорю.
Юрий Богомолов: Это многое объясняет.
Анна Качкаева: Надо посоветовать Сергею Брилеву при случае рассказать Владимиру Путину или кому-нибудь, кто с Владимиром Путиным будет общаться, чтобы он посмотрел программу «Алло, президент». Уго Чавес раз в неделю, между прочим, тоже беседует. Не раз в год и даже не раз в месяц, как хотят товарищи.
Вера Цветкова: А американский президент не разговаривает раз в неделю?
Анна Качкаева: Нет, раз в неделю не разговаривает. А вот Уго Чавес разговаривает раз в неделю. И должна вам сказать, что время его программ увеличилось с пяти часов до восьми. То есть Владимир Путин еще не…
Юрий Богомолов: Здесь есть опасность перекормить.
Анна Качкаева: Ничего. Чавес то…
Юрий Богомолов: А еще не вечер.
Вера Цветкова: Конечно, вот приедет барин, барин нас рассудит.
Анна Качкаева: То есть, короче говоря, вы сравниваете телевизионный сеанс Путина с сеансом Мессинга.
Вера Цветкова: Но по рейтингу то сравниваем.
Юрий Богомолов: Здесь такие возможны мотивы. Я не настаиваю на них, но возможны такие мотивы. Тем более, что вот когда беседует Медведев, у него как бы это все выглядит не так драматично.
Анна Качкаева: В смысле не так сочувствует?
Юрий Богомолов: Он сам выглядит не драматично. Он функционально выглядит. В то время как в Путине есть некий человеческий фактор, когда он злится, когда он начинает дозревать.
Анна Качкаева: Шутит, улыбается.
Юрий Богомолов: Вот этот еще работает фактор. Поэтому рейтинг Медведева, естественно, ниже. В данном случае он – функция управления, а не как бы…
Анна Качкаева: Хорошо, Вер, ваша версия того, что происходит со зрителем? Это апатия или все-таки результат того, как научили смотреть?
Вера Цветкова: Как научили. Какая же апатия, если все-таки доверяют «Вестям-24» и Марианне? Доверяют и смотрят. Там есть рейтинги, здесь нет рейтингов. Значит, научили, во-первых. Во-вторых, смотрите, казалось бы, каждый должен понять, что запросто с ним может случиться такое же – в метро, в поезде, где угодно. И поэтому уже он должен смотреть и учиться, а он чего-то смотреть перестал. Почему? А может, он настолько уже за эти годы насмотрелся страшилок на НТВ, что он уже не разделяет то, что о нем показывают режиссуру и все эти конструкции, то, что происходит на самом деле. Может, они просто переели этих трагедий, уже и не смотрят поэтому хотя бы.
Юрий Богомолов: Кстати, сегодня начинает ведь Первый канал сериал в 21:30 в то время, когда шли силовые сериалы, мелодраматический под названием «Лапушки».
Анна Качкаева: Но такое уже было, про женщин.
Юрий Богомолов: Это симптоматично. Ведь Первому каналу приходится выдерживать сейчас жесткую конкуренцию с «Россией» в этом лоте временном. Мессинг их действительно обошел очень сильно и превзошел. Возможно, сейчас начнется какой-то… Есть усталость от силовых сериалов.
Анна Качкаева: Ну, мы с вами эту усталость констатировали, помнится, год назад уже, если не больше. И что-то как-то теперь она перелилась в мистику, а в какое-то позитивное достижительство, вообще работу над собой… Никак у нас сценарии такие не появляются.
Юрий Богомолов: Колесо как бы очень трудно… Когда оно работает на полные обороты, очень трудно его повернуть в другую сторону.
Анна Качкаева: Яков из Москвы, вы в эфире.
Слушатель: У нас в семье два человека – я и отец. Отец смотрит всегда выступления ВВП. Как он объясняет, ему интересно мнение людей со всей страны. Хотя я ему говорю, что все срежиссировано, он говорит, что я знаю, но все равно мне это интересно. Он смотрел сериал, про который вы говорите. Опять мотив тот, что ему просто интересен сам персонаж. И новости он все тоже смотрит, в отличие от меня. Причем мой отец очень умный человек, тонкий, с высоким IQ, читает хорошую художественную литературу – Чехова, Толстого, Куприна. Сейчас прочитал воспоминания Галины Вишневской. Но такие вещи он смотрит. Я же, напротив, не смотрю ничего. Я не смотрел ничего из того, что перечислили. А все эти трагедии, я про них знаю, читаю в интернете.
Анна Качкаева: Яков, а ваш отец, ему просто так удобно? Я понимаю, что он человек уже взрослый.
Слушатель: Пенсионер.
Анна Качкаева: И поэтому это его тип развлечения. Он критичен к этому или как?
Слушатель: Он ВВП верит, он считает, что он такой хороший, добрый царь при плохих боярах. Причем у нас с ним очень похожие политические взгляды. Я более левый, чем он, я просто коммунист, он больше социал-демократ. Он считает, что Путин – левый, я считаю, что Путин – правый. И в этом мы с ним расходимся. Поэтому мне он неинтересен, я считаю его продолжением Ельцина.
Юрий Богомолов: Ой!
Слушатель: Это моя точка зрения.
Анна Качкаева: Мы же не спорим с вашей точкой зрения. Мы в данном случае просто пытаемся понять, почему вы не смотрите телевизор, а отец ваш смотрит?
Слушатель: Я не смотрю, потому что я считаю его либералом, мне либералы не интересны. Я коммунист по убеждениям.
Анна Качкаева: Александр, Алтайский край, мы вас слушаем.
Слушатель: Хотел сказать, вы все время спрашиваете, какое телевидение и как осветило то или иное событие? Я бы хотел сказать, не дай Бог, конечно, но представьте себя на месте тех людей, у которых горе. И это постоянно на экране, постоянно вот эти сводки, события. Каково это? И должен заметить, что третья пятница, которая принесла нам беду, первая – это гибель Трахтенберга, вторая пятница – это взрыв.
Вера Цветкова: Ничего себе сравнение!
Анна Качкаева: Ну, про то, что все время показывать ужасы – мы уже сказали, и трагедии. Действительно, наверное, это очень непросто. Но не показывать тоже довольно странно. А про родственников, если уж на то пошло, я думаю, что родственникам настолько не до того, и уж настолько их вообще не интересует, что там по этому телевизору, что вот это самый, по-моему, не важный аргумент в этой ситуации. Потому что мы то разговариваем про тех, кто должен как-то откликнуться и быть рядом с этими родственниками, и в том числе научиться сопереживать, сочувствовать и найти эту мерку сострадания и умения говорить о такой трагедии. Наталья Михайловна, Москва, здравствуйте.
Слушатель: О рейтингах новостей катастроф. Например, я, пенсионерка, не смотрю такие новости. Почему? Потому что я знаю, что именно увижу – ужас, смерть, горе. Но это я видела раньше, как умирают люди, этот ужас в моем воображении. Я не смотрю, но плачу и молюсь, молюсь и плачу, оплакиваю погибших, молюсь за раненых, соболезную родным. А просмотр какой-либо передачи – это всего лишь отвлечение, чтобы не сойти с ума, тем более что боюсь, эта трагедия не последняя.
Юрий Богомолов: Тоже аргумент.
Анна Качкаева: Разумное объяснение того, как телевидению с этим быть.
Юрий Богомолов: Действительно, это проблема психологической структуры человека, которая каждый раз индивидуальна.
Анна Качкаева: Это безусловно. И то, как человек вообще относится к горю, хочет закрыться или, наоборот, в этот момент готов во внешнюю среду как-то свою энергию транслировать. Но телевидению тем не менее все равно каждый раз приходится нащупывать вот эту тонкую грань.
Юрий Богомолов: Телевидению просто надо иметь в виду, что они могут это показывать в прямом эфире, могут не в прямом. Но зритель всегда находится в прямом эфире, когда включен у него телевизор. Вот поэтому такого рода совмещения, с одной стороны, буйной развлекаловки, с другой стороны, новостной чернухи, создают почву для какой-то моральной шизофрении.
Вера Цветкова: Ощущение дурдома.
Анна Качкаева: Евгения Петровна, Москва, мы вас слушаем.
Слушатель: Есть старинный русский обычай: когда в доме горе – закрывать зеркала. И кажется, что это дело внутренней духовной этики каждой семьи – просто занавешивать телевизор. Это просто реплика.
Юрий Богомолов: Правильно.
Анна Качкаева: Да, вот и так можно.
Юрий Богомолов: Вот вопрос, а что такое телевидение? Окно или зеркало? Представим себе дом, который состоит только из окон, и представим себе дом, в котором нет ничего, кроме зеркал.
Анна Качкаева: Александр, Ставропольский край, мы вас слушаем.
Слушатель: Я бы хотел высказаться по поводу выступления Путина. Что интересно, сколько позвонили, ни одного человека не было из Ставропольского края. Мне кажется, люди постепенно перестают ему верить.
Анна Качкаева: Да нет, просто камер не было в Ставропольском крае. А звонить, может быть, и звонили, но вопросы не давали.
Слушатель: По нашим новостям уже сказали, ни одного звонка не было. И вообще, завтра будет процесс в Верховном суде по «Свидетелям Иеговы».
Анна Качкаева: Александр, у нас все-таки другая тема, я думаю, что если мы будем обсуждать судебные процессы, вы тогда и позвоните к нам в эфир. Николай Дмитриевич, Новокузнецк, здравствуйте.
Слушатель: Я уже много лет не смотрю телевизор, я слушаю «Свободу» и читаю «Новую газету». А Путина, нашего дзюдоиста, стоило бы пригласить в прямой эфир часика на четыре на «Свободу».
Анна Качкаева: Да, между прочим, должна вам сказать, что в Британии есть практика, когда премьер час отвечает на вопросы оппозиционных партий, и это показывают в прямом эфире. Есть такая практика, у нас такой практики, увы, нет.
Пишут наши слушатели о том, что «вызвал отвращение сериал про Мессинга, такое слащаво-упадочническое вранье на потребу любителей чудес и оккультизма. Состряпано, чтобы отвлечь внимание граждан от насущных проблем. Сталин вообще показан как отец Мессинга и всех народов». Так считает наш слушатель Андрей.
Вера Цветкова: Ну, картонный фильм, невозможно смотреть.
Юрий Богомолов: Фильм то слабый очень в художественном отношении. И именно поэтому не веришь ни одному факту.
Вера Цветкова: Ни тому, ни другому. Так а рейтинг то чего высокий? Публика - дура?
Юрий Богомолов: Публика, я же говорю, на что покупается. Публике интересен… А почему рейтинг у Кашпировского высокий? Потому что ей интересна вот эта сторона неизведанной нашей жизни.
Анна Качкаева: Кирилл из Москвы пишет: «Не говорят, сколько машин «Скорой» было в Перми. Уверен, было мало. Как вы считаете?» Про машины действительно не говорят. Я думаю, что, наверное, все-таки были.
«Когда в вашем эфире обсуждали, почему не объявлен траур после катастрофы «Невского экспресса», мы отправили сообщение, что сегодня в России траур должен быть постоянным». Ну, все-таки это не так, иначе мы действительно жить не сможем.
«Злая ирония кошмарной ситуации состоит в том, что люди в Перми пришли в свой клуб развлекаться, то есть заниматься тем самым, о чем говорят и что пропагандируют на всех каналах. Вот вам и результат. Ели, ели, веселились, подсчитали, прослезились».
Юрий Богомолов: Еще более злая ирония в том, что дискотека в Перми, когда она горела и уносила огнем жизни, продолжалась в Москве на Первом канале во время «Ледникового периода», «Минуты славы». «Минута славы», кстати, ведь шла в пятницу. Ее отодвинули из-за фильма о Тихонове. И вот в тот момент, синхронно буквально, когда случился пожар, и пошли новости, на Первом канале были песни и пляски.
Анна Качкаева: Татьяна Яковлевна, Истра, вы в эфире.
Слушатель: Я по пунктам. Мессинга я смотрела не из-за Мессинга, а из-за прекрасной работы артиста Андрея Князева. Новости по ТВ я вообще не смотрю, слушаю «Свободу» и «Эхо Москвы». А вот теперь про Путина. После того как его выступление обсудили на этих радиостанциях, я включила его в сокращенном повторе, который был по российскому каналу, только для того, чтобы посмотреть, с каким лицом он говорил о Ходорковском. И заметила, что он очень сильно моргал в это время. Вот, пожалуй, все, что я хотела сказать.
Юрий Богомолов: Надо обратиться к герою фильма «Обмани меня», чтобы расшифровал.
Вера Цветкова: А есть расшифровка, уже есть на мигание расшифровка.
Слушатель: Я думаю, просто потому что врал.
Вера Цветкова: Ну да.
Анна Качкаева: Николай, Москвы, вы в эфире.
Слушатель: У нас сначала подводная лодка, потом самолеты падают, потом тонут подводные лодки другие, которые на буксире шли. Сейчас ГЭС – 72 человека утонуло, несколько пропало без вести. Ведь тонули несколько суток, так же как и моряки. Эти сгорели за пять минут. Еще показывают, что черный ход был, и десять человек, не спеша, вышли из этого черного хода, руководство, тусовка главная. А этот черный ход был за ящиками. Когда загорится наша страна, то все эти люди, которые рассказывают, они тихонечко покинут ее, выйдут, когда кончится нефть, через черный ход, и тот мир их примет и будет рукоплескать. Путинская речь, конечно, такой разведчик, как «Путь к Сатурну», где он постоянно показывает, что он работает под контролем. Когда он моргает, это такая точка вырезанная из пленки. Но он здорово прокололся. Про Ходорковского речь, и не по понятиям. И дважды не судят. И если он уворовал, и все уже вернули народу, то зачем его судить опять? В общем, столько проколов. Путину десять лет назад задали вопрос, как мы будем жить через десять лет? И Путин сказал: «Мы все будем жить счастливо». В этот раз ему задали: «Как мы будем жить?» Он говорит: «Сама жизнь, то что вы существуете, то, что у вас нет свобод, то что у вас нет выбора, но вы живете, еще не сгорели, - вот это и есть само счастье». А как вы живете – это не важно. Главное – жить, вот само счастье. Не выбирать, не думать, ничего… А телевидение я не слушаю, всем советую купить китайский приемник, который принимает несколько программ, и их лучше слушать, чем смотреть, потому что смотреть нет мочи.
Анна Качкаева: Да, сегодня у нас такие тексты. Нина нам пишет: «Скажите, когда была первая чеченская, разве мы были не такими же, не то же самое было, что сейчас? Прятались от бомб, а вся страна плясала в Новый год». Но потом-то, Нина, одумалась. И на самом деле, телевидение показывало, что там происходило. И считается, что именно потому что телевидение так с гуманистической точки зрения, жалея и солдат, и мирных жителей, рассказывало о войне, считается, что вроде как ее проиграли информационно.
Юрий Богомолов: Я бы к тому, что говорил слушатель, сказал. Микшировать все проблемы наши до нуля так же скверно, как и сгущать. Конечно же… А если взять историю дореволюционной России и начать перечислять все беды и несчастья… Да я думаю, у каждой страны есть свой шкаф со скелетами. Не надо этой склонности поддаваться. Мы призываем наше телевидение, чтобы оно не поддавалось этой склонности и другой склонности, обратной склонности. Тут проблема еще у телевизионщиков так же, как у других, чтобы цинизм не стал бы такой непременной, неотъемлемой составляющей их профессиональной деятельности, что мы, к сожалению, наблюдаем.
Вера Цветкова: Да, психотип премьера, наверное, ближе нашему народу, чем психотип президента. Ну, а что касается телевизионщиков, то они свое дело делают все-таки с точки зрения коммерции, а не нравственности. Меня единственное удивило, что никто не позвонил и не сказал, что это оскорбительно наблюдать пляски, «Достояние республики», все такое, когда беда в стране. Может быть, и не оскорбительно. Может быть, только отдельным интеллигентам недобитым кажется это оскорбительным?
Анна Качкаева: Ну, вот с этим вопросом оставим наших слушателей и нас всех. Понятно, что договориться окончательно по этому поводу не удастся. Это всегда вечная тема и тема выбора, и телевизионного, и людского.
