Владимир Тольц: Сейчас речь пойдет о любви. О малоизвестной, но скандальной любовной истории, случившейся с одним из членов царской семьи – великим князем Алексеем Александровичем, четвертым сыном императора Александра II.
Ольга Эдельман: Это тот случай, когда архивные документы только слегка приоткрывают нам некогда кипевшие страсти, но полной картины событий в них нет. В Государственном архиве РФ сохранился дневник великого князя, который он вел в разлуке с любимой. Толстенькая книжка с золотым обрезом, в солидном кожаном переплете, с тиснением и замком. Великий князь писал по-русски, почерк его еще напоминает ученический, и встречаются орфографические ошибки. Было тогда, в 1869 году, Алексею Александровичу 19 лет.
"12 июля 1869. После обеда учебному батальону и маневров я возвратился в Царское Село. Перовский мне передал Твое чудное письмо, где Ты выразила желание, чтобы я писал мой журнал, и что Тебе это доставит удовольствие, я с радостью принялся за него, хотя последнее время совсем перестал писать, но мне приятно знать, что я каждый день могу делать что-нибудь приятное для my dear little wife. Ночью с 12-го на 13-е я писал Тебе письмо, прости мне, если оно было слишком безумное, но я не мог иначе писать, со мною Бог знает что делалось, после того как я прочел твое письмо, все чувство, которое когда-либо было в моей душе к Тебе, все оно поднялось и заговорило так сильно, что я думал, что сойду с ума. Я написал Тебе всю правду, потому что я фраз писать не умею, я написал Тебе все задушевные мысли, которые я думал прежде никому не говорить. Мне было больно, мне было ужасно думать, что я должен уехать от Тебя, и я не знаю, увижусь ли с Тобой еще раз в жизни. Я еще раз Тебе повторяю, что Ты моя гордость, Ты моя святыня".
Ольга Эдельман: Слово "безумное" (про письмо) Алексей написал по-французски – "folle".
Владимир Тольц: Итак, из начала его журнала видно, что он был влюблен, разлучился с любимой, и журнал этот начал писать взамен писем, которых не мог ей посылать. Кстати, слово "Ты" он всюду пишет с большой буквы. Но давайте, Оля, скажем – кто она, эта "Ты"?
Ольга Эдельман: Она – фрейлина Александра Васильевна Жуковская, дочь поэта Жуковского. Между прочим, на 8 лет старше великого князя Алексея, ей на тот момент было 27 лет.
Владимир Тольц: Ну, надобно еще, наверное, напомнить слушателям, что Василий Андреевич Жуковский к тому времени уже умер. А дочь не случайно оказалась при дворе, – ведь Василий Андреевич был близок нескольким поколениям императорской семьи. Сначала он был представлен вдовствующей императрице Марии Федоровне и состоял в должности ее чтеца, затем – уже к тому времени ставши известным поэтом – учил русскому языку принцессу Шарлотту Прусскую, в замужестве Александру Федоровну, супругу Николая I. Стихи ей посвящал. Затем стал воспитателем их старшего сына и наследника Александра Николаевича, будущего Александра II. Неудивительно, что дочь поэта была позднее принята во фрейлины.
Ольга Эдельман: То, что молодые великие князья увлекались фрейлинами своих матушек, было в порядке вещей. Даже считалось в некотором роде полезным. Но русский двор не отличался свойственным иным европейским дворам цинизмом, поэтому, едва отношения молодых людей переходили грань легкого флирта или романтической дружбы, – наступали проблемы и домашний переполох. Влюбленных разлучали, старались отправить путешествовать, поскорее выдать девицу замуж за другого и так далее.
Владимир Тольц: Вот нечто подобное происходило с великим князем Алексеем и Жуковской: они влюбились и их разлучили. Это очевидно из его дневника. Но, конечно же, для понимания того, что произошло, нам важны подробности.
Ольга Эдельман: А подробностей мы не знаем. Из дневника Алексея Александровича видно, что вокруг их отношений существовали некие интриги, при дворе у них были друзья и недоброжелатели. Видно также, что Жуковская была приближена к цесаревне Марии Федоровне – молодой жене наследника Александра Александровича, будущего Александра III. И еще видно, что или эти злоключения заставили великого князя Алексея повзрослеть, или он от природы был довольно проницателен, но для 19-летнего юноши он довольно ловко разбирается в подтекстах человеческих поступков и лавирует в не очень, на самом-то деле, доброжелательной придворной среде. Дневник он начал писать перед отъездом. Сначала отправился в Москву, где императрица Мария Александровна жила на даче в Ильинском, затем с братом Александром и Марией Федоровной (по домашнему прозвищу – Мини) отправился в плавание по Волге.
"13 июля. Утром был у обедни, потом завтракал с Папа, который мне дал письмо для Мама в Ильинское. В три часа простился со всеми и дал Перовскому мой большой портрет для Тебя, Ты хотела кажется его иметь. В 4 часа уехал по железной дороге в Москву. Я был один с Посьетом, который был печален, потому что только что простился нежно с своей женой (он ужасно нежный муж), это даже смешно в его года. На пути ничего особенного не случилось. Думал, ел, спал и читал".
Ольга Эдельман: Читал он популярный тогда, а ныне позабытый роман, который ему хвалила Жуковская, он дальше в дневнике делится с ней впечатлениями от чтения. А Посьет – известный адмирал, затем министр путей сообщения. Он был воспитателем Алексея, которого готовили к военно-морской службе. Со времени Николая I было принято одного из сыновей императора пускать по военно-морской стезе. Лагерь, о котором Алексей упоминает - это обычные летние военные маневры в Красном Селе под Петербургом.
"14 июля. В 10 часов утра я приехал на станцию Схимки, там сел в коляску и поехал в Ильинское. Через два часа я туда приехал. Мама и все прочие встретили меня на подъезде. Все были очень в духе и рады меня видеть. Мама мне сказала, что ей очень приятно, что мной были довольны в лагере, спрашивала, что я делал, много ли был занят и так далее, но про то, виделся ли я с Тобой, она не спрашивала ни слова.
После завтрака я пошел делать всей свите визиты. А начал с Александры Андреевны Толстой, у которой сидела княгиня Вяземская. Я спрашивал их, довольны ли они своим житьем в Ильинском, на что они отвечали, что очень, что жизнь чрезвычайно спокойная, что все общество живет как ангелы, так дружно и мирно. По словам Александры Андреевны, она сделалась большим другом Нины, что Нина тоже ангел, одним словом, по их словам можно подумать, что они все живут в раю. Я бы предпочел ад, чем этот рай.
После них я пошел к Арсеньеву и начал его расспрашивать, как он доволен своей жизнью. Он мне объявил, что скука смертная, что общество несносное, он пестировал тоже против Александры Андреевны и Нины, если Ты помнишь, я их рассорил перед отъездом из Царского. Он говорил еще, что все мущины без исключения сожалеют о Тебе. Он говорил, что Александра Андреевна рассказывала, что Ты часто приезжала в Царское, она мне потом об этом говорила, и я сказал, что Ты бывала у Цесаревны, но всегда в те дни, когда я был в лагере, и что я Тебя раз видел в Красном, когда ты была на маневрах с Цесаревною, и то издали.
От Арсеньева я пошел к Нине, которая меня очень любезно приняла, и горько жаловалась на свою судьбу, что ей страшно скучно, что ей хочется на Юг к графине Тизенгаузен и к Эльстону, что Александра Андреевна несносная и больше похожа на черта или на старого иезуита, чем на женщину. Спрашивала она о Тебе, говорила, что вообще все тихо и об нас совсем не говорят. Слава Богу. Я у всех узнал все, что мне нужно было знать, и в душе хохотал над ними. Жалкий, пустой народ".
Владимир Тольц: А что значит "пестировал"?
Ольга Эдельман: Это одно из тех словечек старинного светского жаргона, точный смысл которых теперь неясен. Но общий смысл, в общем, понятен.
"15 июля... В 12 часов ночи приехали мы в Нижний и отправились прямо на пароход. Саша и Мини были очень довольны меня видеть. Мини расспрашивала меня, не видел ли я Тебя перед отъездом, я сказал что нет, потом она мне говорила, что надеется, что мы будем самыми большими друзьями во время путешествия, на что я поклонился. Мы ужинали всем обществом, потом пошли спать и снялись с якоря, направясь в Казань. Я поместился в большой каюте с Сашей, около нас живут княгиня и княжна Куракины и Мини. Я лег в постель, закурил папироску и стал думать. Вспомнил я наши последние свидания, вспомнил все, что Ты мне говорила и писала и стало мне грустно, и казалось мне, что я совсем один и некому мне сказать свои задушевные думы и чувства, как, бывало, мы с Тобой разговаривали в чудную прошедшую зиму и весну, и вспомнил я наши прогулки в Павловском и стало мне больно, и хотел всей душой Тебя видеть, Тебя обнять, моя душка, мой ангел".
Ольга Эдельман: 17 июля прибыли в Казань, там была торжественная встреча, парадный обед и так далее, все, что положено при прибытии в город наследника с супругой.
"Вечером назначен был бал, который давало дворянство. Перед балом я все время читал и перечитывал Твое первое письмо, и мне стало так скучно ехать, что мне хотелось сказаться больным, но потом мне казалось неловко оставить Сашу и Мини одних, и я собрался, оделся и поехал. Иллюминация была великолепная, народу страшная масса, приехали мы в дом дворянского собрания и вошли в залу. Бал был устроен очень хорошо, множество приглашенных, но, по-моему, ни одной хорошенькой дамы не было. Я был сильно не в духе, но должен был делать любезную улыбку и разговаривать направо и налево. Танцевал я четыре кадрили и скучал ужасно. Около часу мы возвратились домой, и я сел читать... После чтения я ходил по своим темным комнатам и долго думал. Думал я, что делается в Лигове, что делаешь и думаешь Ты, вспоминаешь ли Ты обо мне так же часто, как я о Тебе. Думал я о сегодняшнем бале и сравнивал я его с теми чудными балами в Петербурге, где я танцевал с Тобой мазурку и потом ужинал. Вспомнил я о вечерах у гр[афини] Тизенгаузен и возвращение домой. Вспомнил я Твою маленькую комнату, где мы, бывало, так часто сидели, и стало мне опять тяжело одному и захотелось во что бы то ни стало написать Тебе, но потом я вспомнил, что это невозможно, и я скучный и печальный пошел спать, но долго не мог заснуть, и хотел я Тебя видеть, с Тобой забыть весь мир, Тебя одну хочу я, и отняли Тебя у меня, и проклинал я всех людей и всех, всех на свете".
Владимир Тольц: Ну, на такой патетической высоте великий князь, естественно, не всегда пребывал. Бывали же и другие занятия, более прозаические.
"19 июля. Весь день были на пароходе. Я почти все время читал и писал. Сидели мы в своей каюте Саша, Мини и я и долго разговаривали обо всевозможных вещах. Она просила меня показать ей этот журнал, но я ей сказал, что никак не могу исполнить ее желание. За обедом шел длинных спор об религиях, всякий кричал свое и не уступал другому. Вообще, по-моему, эти споры невозможны, потому что никогда никто с чужим мнением не согласится. После обеда все мы поехали на берег, где разводили костер, пели и пили. Я рассердил Мини тем, что бросил Бьюти в воду, за что она кинула мою фуражку, но скоро помирились, и по возвращении на пароход мы долго с ней разговаривали вдвоем в каюте".
Владимир Тольц: Мини, судя по всему, была тоже непроста и про Алексея и Жуковскую понимала больше, чем казалось Алексею. Тут еще важно помнить, что ситуация-то в царской семье была непростая, и осуждать юношу, влюбленного в девицу не царских кровей, было затруднительно: ведь его отец, император Александр II, к тому времени уже несколько лет как фактически жил не с императрицей, а с княжной Долгоруковой, потом получившей титул и имя светлейшей княгини Юрьевской и ставшей даже его морганатической женой. У них уже и дети были.
Ольга Эдельман: Причем наследнику ситуация с Юрьевской очень не нравилась, он терпеть не мог новоявленную почти что мачеху, и Мария Федоровна тоже возмущалась поведением "этой женщины". Похоже, к Жуковской она относилась иначе.
Владимир Тольц: Возможно, для нее принципиальное различие состояло в том, что Александр II был женат, и Юрьевская увела его из семьи. Ну, и потом, не будем ждать избытка логики от молодой совсем еще принцессы.
Ольга Эдельман: Сын императора Александра II – великий князь Алексей Александрович – был влюблен в дочь поэта Жуковского Александру. Молодых людей разлучили, его отправили путешествовать по Волге с наследником Александром и его супругой Марией Федоровной (Мини). Читаем дневник Алексея.
"21 июля. Весь день были на пароходе... После обеда мы поехали на берег. Я отправился с ружьем и убил двух чаек. Потом разводили костер, а я в это время гулял с Мини по берегу, где она вспоминала про Тебя и говорила, что Ты ей завидуешь, и что мне вероятно очень скучно с ней гулять, потому что я был очень задумчив. Потом мы все собрались около костра и пели хором. Вечером я сидел один в своей каюте, курил, думал и писал журнал. Мне снилось эту ночь про Тебя, что я гулял с Тобой в Царском, и что Ты была очень грустная, мы проходили мимо башни Ностица, где я увидел лошадь, на которую мы оба сели и поскакали в поле, я крепко Тебя держал, и мы все дальше и дальше скакали, и вдруг я услышал страшный шум и проснулся. Я скоро заснул и мне опять тот же сон снился. Не знаю, что он значит, когда Ты прочтешь этот журнал, Ты объяснишь мне его".
Владимир Тольц: У человека, пережившего эпоху постмодернизма, этот текст конечно вызывает массу ассоциаций с позднейшими культурными феноменами. Ходил с ружьем, убил двух чаек – тут веет Чеховым, а ведь Чехов тогда еще ребенком был. А описание сна взывает к доктору Зигмунду Фрейду, который в ту пору был подростком. Уж не знаю, как могла истолковать этот сон Жуковская (может, по какому-нибудь соннику), но доктор Фрейд позднее вынес бы вполне однозначное суждение.
"22 июля. Сегодня рождение Мини и Мама... Мини отвечала на поздравительные телеграммы, а мы ей помогали. Я ее просил отвечать Тебе и написал депешу. Она мне сказала написать "обнимаю от души". Я про себя думал, какое она имеет право Тебе это писать, и мне ужасно было досадно. ... Я приставал к Мини с Козловым, и она просила меня написать ей в ее журнал прогулку вчерашнюю. А сама написала в мой свои мысли насчет тебя. Она сама не зная, написала совершенную правду, несмотря на то, что не показывал ей, конечно, моего журнала".
Ольга Эдельман: Козлов – офицер из свиты наследника, Алексей Александрович дразнил Мини, что она в Козлова влюблена. А вот на следующей странице дневника – действительно текст, написанный рукой Марии Федоровны по-французски и, видимо, как бы от лица Алексея:
""В целом я очень доволен путешествием, только мысли мои все время улетают весьма, весьма далеко отсюда, одна ты, моя милая, знаешь, как я страдаю и все, что мое бедное сердце должно вынести без тебя!!! Всякая мелочь напоминает мне сладостные и нежные моменты, проведенные с тобой, лишь мое тело путешествует здесь по Волге с этим обществом, надоедающим мне; не ревнуйте, я не снизойду до того, чтобы дать им малейшую частицу своего сердца и ума, все это принадлежит лишь вам, моя прекрасная, вы одна того достойны. О! чего бы я не дал, чтобы иметь возможность хотя бы на минуту окинуть вас взглядом, услышать, как вы скажете мне то, что так часто говорили, одно лишь слово, произнесенное вашими прелестными губами даст мне мужества продолжать путь здесь, столь мучительный и печальный!"
Стыдно, стыдно! Через некоторое время посмотрим, думаешь ли ты еще так же; все мужчины трусливы, начиная с Адама!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!"
Ольга Эдельман: Дальше Мини поставила целую строчку восклицательных знаков.
Владимир Тольц: В этой записи, я думаю, есть намек на то, как Мария Федоровна смотрела на роман Алексея с Жуковской: с одной стороны, полагала (как, наверное, и все в царской семье), что Алексей скоро ее забудет, и проблема будет исчерпана, но с другой – именно это ее подспудно возмущало – мужское непостоянство и легкомыслие. А вот из дальнейших записей Алексея мы узнаем, что юная Мини подумывала и о несправедливости общественного устройства, особенно в гендерных вопросах.
"23 июля. Утром пришли в город Хвалынск... После завтрака отправились на пароходе дальше. Мини играла на фортепьяно, а я пел, но была такая масса мух, что мы решили их побить, Мини, Саша, я и Козлов, мы вооружились салфетками и произвели страшное побоище. Перед обедом я долго разговаривал с Мини об несправедливости общественного положения мущин и женщин. Она говорила, что это ее приводит в отчаяние, что, например, мущина делает Бог знает какие вещи, и на это не обращают никакого внимания, а женщина если позволит себе малейшую безделицу, все кричат и показывают на нее пальцами. Эта мысль ее так сердила, что она просила меня переменить разговор..."
Владимир Тольц: С Алексеем, в общем, все понятно: юноша влюблен, страдает, скучает, путешествует… Ну, а что Жуковская? Что мы с вами можем о ней сказать?
Ольга Эдельман: Кое-что можем. Журнал Алексея, который мы читаем, был не простым журналом. Записи в нем обрываются по приезде в Царицын. Судя по всему, Алексей нашел какую-то возможность переслать журнал к Жуковской, потому что на следующих страницах начинаются записи уже ее рукой, по-французски. Она со своей стороны продолжила этот разговор через дневник, но после паузы, в ноябре того же 1869 года.
"5 ноября 1869. Последний вечер в Царском".
Ольга Эдельман: Дальше следует странная фраза, я думаю, это неграмотно написанное по-английски "моя сердечная радость", и нарисован условный то ли цветочек, то ли листик клевера о четырех лепестках. Наверное, в этот день они с Алексеем снова расстались.
Владимир Тольц: То есть влюбленные сделали вид, что расстались, а сами продолжали встречаться тайком, переписываться.
"23 ноября. Ты сказал сегодня: "И не забывай, что я тебя люблю". Спасибо, мой ангел, да возлюби тебя Господь за это. Это было еще твоим прощением, которое я услышала, как слыхала уже дважды; эти два раза ты стал моим спасением, говоря, ты снова спасал меня от отчаяния. Не забывай, что мы любим друг друга, и Бог это знает "и Он милостив и не судит как люди". Думай об этом, когда тебе придет мысль, что ты не таков, каким должен быть, и когда ты будешь страдать за меня. Говорю тебе снова и снова, и буду говорить всегда, что ты сделал мне только добро, ничего кроме добра, и без тебя мое несчастье было бы слишком трудно вынести, и каждый день я благодарю Бога, давшего мне тебя и трепещу от боли, которую тебе причиняю, ибо я не могу дать тебе ничего другого. О, прости мне это еще раз и не покидай меня больше. Я боюсь без тебя".
Владимир Тольц: Весьма причудливо.
Ольга Эдельман: Дальше еще несколько страниц ее рукой, в том же духе: изощренные, сложные, утонченные и причудливые чувства. Потом снова его рукой, что они вместе читали ее записи, и на него это произвело очень сильное впечатление.
Владимир Тольц: Ну, давайте, Оля, расскажем, наконец, нашим слушателям, что отношения эти, похоже, оказались долгими. Алексей Александрович и Жуковская тайно поженились, хотя в России их брак не был признан, и Синод его расторг. Уже в 1871 году у них родился сын. Алексея в том же году отправили в кругосветное плавание на два года, он побывал в Америке, Сингапуре, Китае, Японии, весной 1873 года высадился во Владивостоке. И снова разлука не помогла…
Официально великий князь Алексей так и не был женат. Он умер в 1908 году, 58 лет от роду, Жуковская – в 1899, прожив 57 лет. Сыну их дали титул и имя графа Алексея Алексеевича Жуковского-Белевского, и представители императорской семьи принимали участие в его воспитании. Он пережил революцию и был расстрелян в 1932 году на Кавказе. Потомки его есть в Европе.
Ольга Эдельман: Вот что меня особенно интересует в связи с этой историей. Ведь любимый всеми нами Василий Андреевич Жуковский, получается, здесь по обеим линиям был воспитателем. С одной стороны – его собственная дочь, с другой – сын его воспитанника Александра II. Жуковский – человек очень хороший, очень достойный, очень нравственный – старался как раз человеческие качества передать, воспитать. А что вышло? Обе линии соединились в недозволенной любви, и настаивали на ней. Как же так, почему воспитательная система Жуковского дала такой неправильный результат, - спрашиваю я гостью нашей программы, автора работ по Жуковскому именно как воспитателю наследника Наталью Самовер.
Наталья Самовер: Ну, я бы не сказала, что этот результат был неправильный. Наверное, он был неправильный с точки зрения господствовавшей тогда общественной морали. Но он был совершенно правильный с точки зрения внутренней логики человеческих отношений. В конце концов, мы все знаем, что сам Василий Андреевич имел многолетнюю тяжелейшую душевную драму, связанную именно с тем, что его любовь была не принята ближайшими людьми и противоречила той самой общественной морали, которая существовала тогда. Он не смог жениться на своей многолетней возлюбленной и заключил брак уже очень поздно, в 58-летнем возрасте. Вот от этого его уже очень позднего брака и родилась его старшая дочь Александра. Он успел ей быть отцом только до 11-летнего возраста, ее мать тоже умерла довольно рано, она была воспитана в семье своей матери в Германии.
Надо сказать, что и она, и ее возлюбленный Алексей Александрович были людьми своего времени. И это время, в отличие от времени начала XIX века, все больше и больше давало простор человеческим чувствам. Гораздо сложнее было людям, которые, как великий князь, находились в ситуации давления, связанного с их общественным положением. Алексей Александрович был очень молод, когда он влюбился во фрейлину Жуковскую, он совершенно не владел собой. Она была прекрасна, он был темпераментен, - ну, что было делать?
Дальше их отношения развивались таким образом, что, когда младший брат Александры Васильевны, Павел Васильевич Жуковский, художник, узнал о том, что его сестра беременна, он пытался вызвать великого князя на дуэль. Сам император запретил сыну принимать этот вызов. После этого беременной фрейлине ничего не оставалось, как уехать за границу, и она родила своего сына не в России, а в Австрии, в Зальцбурге, и за нею последовал брат, Павел Васильевич Жуковский, и большая часть его жизни протекла вне России.
Александра Васильевна несколько лет оставалась за границей в довольно двусмысленном положении. Дело в том, что, в общем, нет определенных сведений о том, был ли в самом деле заключен брак между нею и Алексеем Александрович. Вот мне хотелось бы прочитать фрагмент из письма Алексея его матери, императрице Марии Александровне. Он пишет это письмо незадолго до того, как его практически насильно отправляют в многомесячное плавание. А матери он писал так: "Ты понимаешь, что такое чувства? Иметь жену, иметь дитя и бросить их. Любить больше всего на свете эту женщину и знать, что она одна, забыта, брошенная всеми, она страдает и ждет с минуты на минуту родов. А я должен оставаться какой-то тварью, которого называют великим князем и который поэтому должен и может быть по своему положению подлым и гадким человеком. И никто не смеет ему этого сказать. Дай мне лучше надежду. Я не могу так жить, клянусь тебе Богом. Помогите мне, возвратите мне честь и жизнь, она в ваших руках". Он умолял мать о том, чтобы она разрешила ему то ли заключить брак, то ли легализовать этот брак. Но в российском императорском доме такие вещи не дозволялись.
Не знаю, когда он увиделся со своей возлюбленной, но, конечно, он ее не забывал, и он помнил о том, что где-то есть ребенок, который не имеет ни легального положения, ни фамилии. Поэтому в 1875 году, когда сыну было 4 года, он покупает имение в республике Сан-Марино, маленькое имение в маленькой республике, но оно дает своему владельцу право на титул барона Серджиано. Она пробыла баронессой, в общем, всего несколько месяцев и в том же 1975 году вышла замуж за русского поданного, барона Кристиана Вермана. А ее сын продолжал быть бароном Серджиано до 13-летнего возраста, когда, уже в царствование императора Александра III, тот самый брат сделал доброе дело для его незаконного сына: он дал ему титул русского графа и, таким образом, отчасти узаконил его положение в России.
Что касается самого великого князя, то действительно он никогда не женился, но он вел жизнь, в общем, такого бонвивана, любимца женщин, его амурные похождения были широко известны и в России, и в Европе.
Владимир Тольц: Вернемся к недозволенной любви, о ней писал ведь еще блаженный Августин, и она, как известно, дает разные плоды. Можно вспоминать Ромео и Джульетту, Анну Каренину и прочие литературные несчастья. Но Алексей Александрович и Александра Васильевна Жуковская, несмотря на то, что их отношения не признавали, их незаконную любовь осуждали, судя по всему, все-таки испытали счастье. И, в общем, этот результат сильнее, конечно, любых воспитательных систем и опытных педагогов вроде Василия Андреевича Жуковского, точно так, как жизнь сильнее даже поэзии…
Вы слушали "Документы прошлого". В передаче участвовала историк Наталья Самовер. Звучал документ Госархива Российской Федерации.
