Сегодня в Праге в Новом зале траурных церемоний на Ольшанском кладбище простились с главным редактором Русской службы Радио Свобода, писателем и журналистом Петром Вайлем. Петр Вайль скончался после продолжительной болезни 7 декабря. После церемонии прощания о Вайле говорили Джефф Гедмин, Виктор Шендерович, Александр Тимофеевский.
Джефф Гедмин, президент Радио Свобода/ Радио Свободная Европа:
- Петр был образцовым джентльменом и профессионалом. Его хорошо знали и ценили в России и других странах, а коллеги по радиостанции его очень любили; он был порядочным и уважаемым человеком, великолепным писателем. Его журналистская работа была выдающейся, а книги стали вершиной творческой жизни. Его отличало интеллектуальное любопытство, он интересовался путешествиями, потому что путешествия открывают новые горизонты, открывают сознание, открывают душу, дают возможность сравнения опытов, стран, культур, языков; и это стало главным насыщением его жизни. Он был человеком ярким, остроумным, сильной личностью, которую отличала, я бы сказал, подспудная мощь. Утрата для всех нас стала большим ударом, и наши мысли и молитвы сейчас с его семьей, его близкими и коллегами. Петр покинул нас, но оставил многое – его выдающаяся личность на многие годы останется в памяти.
Виктор Шендерович, писатель:
- Это часто говорят, но это не всегда в такой степени правда, как в случае с Вайлем: "Он совершенно непредставим неживым". Совершенно. Он абсолютно живой. Всё - приготовление рыбы, рассказ о Веласкесе, прогулка по Праге - всё было счастьем. Всёбыло напоминанием о том, что жизнь и каждая секунда - это счастье. Его письма - ехидные, матерные, радостные. Как он радостно делился, описывал: "Ты был там-то, непременно туда-то, в этот ресторанчик, там то заказать, этот дом не забудь, там жил тот-то, ты не знаешь, темнотища ты". Вайль был человеком поразительной эрудиции - и эта эрудиция не прижимала, не придавливала тебя к земле, ты не чувствовал себя ничтожеством. Поразительным образом он тебя как-то поднимал за собой. Я не встречал людей такой фантастической эрудиции. Было такое ощущение, что он знает всё про всё. И при этом не было ни капли надменности - он радостно делился миром, который он знал лучше тебя: музыкой, живописью, философией, архитектурой, гастрономией, городами. Вот эта причастность к жизни - это было совершенно поразительно.
Мы собирались вчера лететь сюда, и жена моя говорит, что вдруг услышала, когда одевалась, его голос: "О, Милка, как тебе идет траур, какая честь. Это для меня? Я польщен". Она услышала веселый голос Пети. Иронический, дружелюбный. Совершенно невозможно представить. И жалко нас: теперь плохо нам, а ему - нет.
Александр Тимофеевский, журналист:
- Меня поразила музыка, звучащая здесь, на церемонии. Последним звучало Adagietto из Пятой симфонии Малера - а это, собственно говоря, есть главная музыка Венеции. Это Висконти, из его фильма "Смерть в Венеции". Вся сегодняшняя венецианская мифология - этого города, этого культурного приюта - конечно, пронизана Малером. А Вайль хотел жить в Венеции – и хотел там умереть. Это удивительный знак, полностью примиривший меня с такого типа панихидой.
С Пети начинается тотальная литература. Потому что до него была не только идеологическая, но и стилистическая скованность, стилистические вериги - неизбежный искусственный зачин, вся структура построения текста, сама идея того, что текст обязательно жестко предметен. У Вайля была невероятная свобода. Помню, когда я это впервые прочел, то охнул. Совершеннейшее потрясение - вот эта степень свободы, раскованности, когда словом становится все. Любое соображение, любое впечатление, воспоминание, обрывок - все есть слово. Вот эта тотальная литература и началась с Вайля, с Вайля и Гениса. Это, конечно, их заслуга.
Джефф Гедмин, президент Радио Свобода/ Радио Свободная Европа:
- Петр был образцовым джентльменом и профессионалом. Его хорошо знали и ценили в России и других странах, а коллеги по радиостанции его очень любили; он был порядочным и уважаемым человеком, великолепным писателем. Его журналистская работа была выдающейся, а книги стали вершиной творческой жизни. Его отличало интеллектуальное любопытство, он интересовался путешествиями, потому что путешествия открывают новые горизонты, открывают сознание, открывают душу, дают возможность сравнения опытов, стран, культур, языков; и это стало главным насыщением его жизни. Он был человеком ярким, остроумным, сильной личностью, которую отличала, я бы сказал, подспудная мощь. Утрата для всех нас стала большим ударом, и наши мысли и молитвы сейчас с его семьей, его близкими и коллегами. Петр покинул нас, но оставил многое – его выдающаяся личность на многие годы останется в памяти.
Виктор Шендерович, писатель:
- Это часто говорят, но это не всегда в такой степени правда, как в случае с Вайлем: "Он совершенно непредставим неживым". Совершенно. Он абсолютно живой. Всё - приготовление рыбы, рассказ о Веласкесе, прогулка по Праге - всё было счастьем. Всё
Совершенно невозможно представить. И жалко нас: теперь плохо нам, а ему - нет
Мы собирались вчера лететь сюда, и жена моя говорит, что вдруг услышала, когда одевалась, его голос: "О, Милка, как тебе идет траур, какая честь. Это для меня? Я польщен". Она услышала веселый голос Пети. Иронический, дружелюбный. Совершенно невозможно представить. И жалко нас: теперь плохо нам, а ему - нет.
Александр Тимофеевский, журналист:
- Меня поразила музыка, звучащая здесь, на церемонии. Последним звучало Adagietto из Пятой симфонии Малера - а это, собственно говоря, есть главная музыка Венеции. Это Висконти, из его фильма "Смерть в Венеции". Вся сегодняшняя венецианская мифология - этого города, этого культурного приюта - конечно, пронизана Малером. А Вайль хотел жить в Венеции – и хотел там умереть. Это удивительный знак, полностью примиривший меня с такого типа панихидой.
С Пети начинается тотальная литература. Потому что до него была не только идеологическая, но и стилистическая скованность, стилистические вериги - неизбежный искусственный зачин, вся структура построения текста, сама идея того, что текст обязательно жестко предметен. У Вайля была невероятная свобода. Помню, когда я это впервые прочел, то охнул. Совершеннейшее потрясение - вот эта степень свободы, раскованности, когда словом становится все. Любое соображение, любое впечатление, воспоминание, обрывок - все есть слово. Вот эта тотальная литература и началась с Вайля, с Вайля и Гениса. Это, конечно, их заслуга.