Мне лично повезло. С Егором Тимуровичем Гайдаром я впервые беседовал, когда правительство реформ расселось в здании ЦК КПСС на Старой площади и примерно полгода мы могли свободно общаться с членами кабинета благодаря советнику первого вице-премьера – Алексею Улюкаеву.
До сих пор считаю ключевыми решениями правительства Гайдара не освобождение цен, на которое любая власть была бы вынуждена пойти, а указ о свободе торговли, проведенную Владимиром Лопухиным демонополизацию нефтяной отрасли, осуществленную Петром Авеном отмену монополии внешней торговли. Наконец, введение российского рубля, которое не было бы возможно без роспуска СССР. Значение всего этого он нам, малограмотным, тогда легко объяснял.
Егор Гайдар прекрасно знал, что происходило в любимой им Югославии, и, возможно, поэтому смог предотвратить кровавый распад СССР. Он знал, что у некоторых лидеров республик был прямой доступ к тактическом ядерному оружию, и он добился мирного роспуска СССР.
Егор Гайдар не был амбициозен. Ради сохранения курса реформ осенью 1992 года он был, например готов уступить пост премьера и академику Юрию Рыжову (жаль, что тот отказался), и главе АвтоВАЗа Владимиру Каданникову, который не набрал на съезде достаточно голосов. Да и к Виктору Черномырдину осенью 1993 года он пошел, хоть и ненадолго, поработать вице-премьером.
… Вечером 3 октября 1993 года около 20 часов я вместе с корреспондентом "Немецкой волны" Володей Корсунским был свидетелем исторического разговора - Сергей Юшенков предлагал Егору Гайдару поднимать народ. Помню, Гайдар спросил: а что думают журналисты? Для него было это важно. Тогда его и убедили ехать на телевидение, и в 20.45 он по РТР призвал людей выйти к Моссовету.
От Егора Тимуровича, который сравнивал эти события с 25 октября 1917 года, я услышал потом, что это он приказал Сергею Шойгу доставить к Моссовету оружие из запасов МЧС. И если бы армия не стала бы защищать президента и тот курс, который был подтвержден на мартовском референдуме, то с отрядами Баркашова и Макашова вступили бы в бой народные дружины. Егор Гайдар твердо знал: ошибки Временного правительства в 1917 году не должны повториться.
В середине девяностых мы с Алексеем Венедиктовым расспрашивали Егора Гайдара, готовя материалы для его мемуаров "В дни поражений и побед". Потом я доделал рукопись, отдал ее в "Вагриус"… А позже увидел книгу, которая меня расстроила - тамошние редакторы, а может, и сам Егор Тимурович, в угоду моменту сумели ее избавить от многих резких и правдивых сюжетов. На мои вопросы Гайдар ответил с улыбкой: "Еще не время". (Надеюсь, что изначальный текст еще придет к читателю).
А мне на память останется эта удивительная улыбка Гайдара - широкая, дельфинья. Когда вы входили в его кабинет, он выбегал из-за стола, шел навстречу, распахивал объятья и как-то по-детски радовался, сразу обезоруживая собеседника… Что-то в нем было такое, что заставляло уходить с верой: день завтрашний будет лучше вчерашнего, хотя сам Егор Гайдар ничего подобного никогда не обещал.
До сих пор считаю ключевыми решениями правительства Гайдара не освобождение цен, на которое любая власть была бы вынуждена пойти, а указ о свободе торговли, проведенную Владимиром Лопухиным демонополизацию нефтяной отрасли, осуществленную Петром Авеном отмену монополии внешней торговли. Наконец, введение российского рубля, которое не было бы возможно без роспуска СССР. Значение всего этого он нам, малограмотным, тогда легко объяснял.
Егор Гайдар прекрасно знал, что происходило в любимой им Югославии, и, возможно, поэтому смог предотвратить кровавый распад СССР. Он знал, что у некоторых лидеров республик был прямой доступ к тактическом ядерному оружию, и он добился мирного роспуска СССР.
Егор Гайдар не был амбициозен. Ради сохранения курса реформ осенью 1992 года он был, например готов уступить пост премьера и академику Юрию Рыжову (жаль, что тот отказался), и главе АвтоВАЗа Владимиру Каданникову, который не набрал на съезде достаточно голосов. Да и к Виктору Черномырдину осенью 1993 года он пошел, хоть и ненадолго, поработать вице-премьером.
… Вечером 3 октября 1993 года около 20 часов я вместе с корреспондентом "Немецкой волны" Володей Корсунским был свидетелем исторического разговора - Сергей Юшенков предлагал Егору Гайдару поднимать народ. Помню, Гайдар спросил: а что думают журналисты? Для него было это важно. Тогда его и убедили ехать на телевидение, и в 20.45 он по РТР призвал людей выйти к Моссовету.
От Егора Тимуровича, который сравнивал эти события с 25 октября 1917 года, я услышал потом, что это он приказал Сергею Шойгу доставить к Моссовету оружие из запасов МЧС. И если бы армия не стала бы защищать президента и тот курс, который был подтвержден на мартовском референдуме, то с отрядами Баркашова и Макашова вступили бы в бой народные дружины. Егор Гайдар твердо знал: ошибки Временного правительства в 1917 году не должны повториться.
В середине девяностых мы с Алексеем Венедиктовым расспрашивали Егора Гайдара, готовя материалы для его мемуаров "В дни поражений и побед". Потом я доделал рукопись, отдал ее в "Вагриус"… А позже увидел книгу, которая меня расстроила - тамошние редакторы, а может, и сам Егор Тимурович, в угоду моменту сумели ее избавить от многих резких и правдивых сюжетов. На мои вопросы Гайдар ответил с улыбкой: "Еще не время". (Надеюсь, что изначальный текст еще придет к читателю).
А мне на память останется эта удивительная улыбка Гайдара - широкая, дельфинья. Когда вы входили в его кабинет, он выбегал из-за стола, шел навстречу, распахивал объятья и как-то по-детски радовался, сразу обезоруживая собеседника… Что-то в нем было такое, что заставляло уходить с верой: день завтрашний будет лучше вчерашнего, хотя сам Егор Гайдар ничего подобного никогда не обещал.