Тамара Ляленкова: В эфире программа «Классный час» «Свободы», образование и общество. Сегодня первый «Классный час» на Радио Свобода. И мы с экспертами, заслуженным учителем России Евгением Бунимовичем, заместителем председателя Комитета Государственной Думы по образованию Олегом Смолиным и школьниками из региональной организации «Юнпресс» обсуждаем одну из самых трудных на сегодняшний день тем – каким должен быть современный учитель. Повод не только формальный. 2010 год в России назван Годом учителя, и кое-где уже воздвигают памятник Учителю, безымянному, как неизвестный солдат. Но дело не в этом. Российская школьная система – система, как отмечают специалисты, весьма инерционная, наконец, вступила в период перемен. Можно спорить, плохих или хороших, что мы собственно и сделаем в будущих передачах, но все они теряют смысл без их проводника – учителя. Известно, что в 2009 году педагогические вузы недобрали абитуриентов даже на бюджетные места. То есть российское общество не признает важности, значимости этой профессии. Но с другой стороны, как показал недавно проведенный Всероссийским центром изучения общественного мнения опрос, россияне даже больше, чем священнослужителям, верят учителям – почти 70% опрошенных. Разговор об ожиданиях и реальной жизни российского учителя мы продолжим после региональных новостей.
Диктор: Концепцию создания и развития Дальневосточного федерального университета на 2010-2015 годы определил полномочный представитель президента Российской Федерации в Дальневосточном федеральном округе Виктор Ишаев. Предполагается реализация научно-образовательных программ в области био и нанотехнологий, государственной политики по укреплению позиций русского языка в странах АТР, а также подготовка специалистов в области востоковедения.
В этом году число школьников Пермского края, которые смогут воспользоваться услугой «электронный дневник», будет увеличено до 75 тысяч человек. Это стало возможным благодаря проекту «Телекоммуникационная образовательная сеть Пермского края», цель которого – максимальное использование учителем в своей работе возможностей информационных технологий. Аналогичная схема внедряется еще в пяти регионах.
В столичных школах в 2010 году планируется ввести в десятом классе обязательное экзаменационное сочинение по литературе.
На заседании правительства Москвы, где обсуждались мероприятия программы Года учителя, было предложено ввести отсрочку от армии педагогов и обеспечить учителей ноутбуками с доступом к интернет. Первый зам. мэра Людмила Швецова предложила также провести в 2010 году 100-процентную диспансеризацию педагогов.
Люблинский суд города Москвы вынес определение об устранении исполняющего обязанности директора школы номер 1804 Игоря Кучмы. В начале декабря 2009 года в Москве произошел рейдерский, как считают учителя и родители учеников, захват школы. Во время болезни директора руководителем Окружного управления образования Людмилой Митрюк был смещен исполняющий обязанности директора, а вместо него назначен новый, никому в школе не знакомый Игорь Кучма. Причиной такого вмешательства в школьную жизнь образовательного центра «Кожухово» стала независимость директора школы при проведении тендеров. Вторая четверть в школе закончилась голодовкой учителей. О нынешней ситуации рассказывает учительница Наталья Парницына-Курбатова.
Наталья Парницына-Курбатова: Несмотря на то что есть определение Люблинского суда об отмене приказов Людмилы Викторовны Митрюк и об отстранении Кучмы от должности, все равно Игорь Викторович продолжает свою деятельность, издает приказы уже как директор, хотя приказа о назначении его как директора никто не видел. Усилилась охрана в образовательном учреждении. Учителей с утра могут не пустить, если они не расписались в журнале, который положил там Игорь Викторович. Хотя никаких нормативно-правовых актов по поводу подобной регистрации не было. Изменились условия прохождения тендеров, и теперь 50% успеха в получении тендера зависит от цены контракта. И у нас прошло два тендера – тендер на питание в декабре и тендер на охрану. Тендер на питание благодаря своей низкой цене получил «Московский школьник», уже были получены партии йогурта с плесенью, уже было получено мясо, которое когда разморозилось, оказалось практически третий сорт, а идет по накладным как первый сорт. Продукты мы периодически возвращаем. И прошел тендер на охрану, прошел очень интересно. Победила организация – частное охранное предприятие «Святогор» и победило за счет того, что предложило контракт на одну копейку. И теперь два месяца три пост по три человека, почему-то по три, хотя по договору по два, но сидят по три охранника, нас будут обслуживать два месяца за одну копейку. Я думаю, что организации, которые реально работают официально, не черным налом, а с нормальной бухгалтерией, чистой, не смогут предложить контракт за одну копейку. Вот такие вот дела у нас.
Тамара Ляленкова: События в образовательном центре «Кожухово» я попросила прокомментировать Олега Смолина.
Олег Смолин: Я удивлен событиями в «Кожухово» по одной простой причине. Трудовой кодекс в его действующей редакции позволял без всяких представлений типа «Маски-шоу» уволить действующего руководителя школы. Но сверх всего прочего были произведены действия, которые вызывают воспоминания только о разборках в коммерческих структурах. Я могу сказать так: я был в «Кожухово», я знаю, что это творческий коллектив, я знаю, что там детей учат на основе правильной идеи, старой как мир. Это идея многостороннего развития личности ребенка. Там руководство исходит из того, что даже для развития математических способностей ребенка ему полезно заниматься музыкой, другими видами искусства. Это, кстати, подтверждал когда-то Эйнштейн. Ему принадлежит формула: «Достоевский дал мне больше, чем Гаусс». Поэтому какие там были – не были формальные нарушения со стороны руководителей школы – это должны разбираться правоохранительные органы. Я вижу, что в основе лежит конфликт между бюрократической системой и людьми, которые пытаются, что называется, нарушать эти самые бюрократические правила, высовываться. Это грустно. Но это лишь общий симптом того, что произошло с работой школы в особенности в последний период.
Тамара Ляленкова: У микрофона Олег Смолин. Краткая биографическая справка. Родился в 1952 года в селе Полудино Северо-Казахстанской области, с золотой медалью окончил Омскую специальную школу для слепых и слабовидящих детей, поступил на исторический факультет Омского государственного педагогического института имени Горького. Работал преподавателем в омской школе рабочей молодежи. В 1996 году был избран заместителем председателя Комитета Государственной Думы по образованию и науке, каковым по сей день и является.
Олег Смолин: Я думаю, что со средней школой происходит примерно то же, что с российской политикой, а именно: увеличивается разрыв между в целом хорошими обещаниями и в целом ухудшающейся практикой. Под хорошими обещаниями я имею в виду прежде всего объявленную президентом Медведевым программу «Наша новая школа». Скажу сразу, что, выслушав президентское послание, примерно под 70% текста, касающегося образования, я готов был бы подписаться. А вот что касается реальной образовательной политики, подписаться я готов в лучшем случае под семью процентами. Мой друг директор сельской школы в Омской области говорит мне, например, что бумагооборот, по сравнению с тем, что было 20 лет назад, вырос примерно в 100 раз. Когда я встречаюсь с большим количеством директоров и задаю им вопрос: «Наверное, преувеличивают?», они говорят: «Нет, преуменьшают». Есть, как минимум, три позиции, которые мы должны забирать с собой в любое ожесточающее будущее, если вспомнить Гоголя, а именно: во-первых, доступность образования, не элитарный, а эголитарный его характер, то есть стремление обеспечить равные возможности в образовании, второе, это фундаментальность образования, а не только функциональная грамотность (дескать, ты должен уметь воткнуть вилку в розетку, а закон Ома тебе знать уже не положено), в-третьих, это, конечно, личностный характер отношений между учителем и учеником, педагогом вообще и воспитанником. Такого в современной школе становится все меньше и меньше. И прежде всего не по вине учителей, а по вине жутко бюрократизирующейся системы. Я бы только напомнил формулу Макса Вебера, который давным-давно сказал, что попытка сверхрационализации приводит к иррационализации, бюрократическая система превращается в свою противоположность, из рациональной бюрократии в бюрократический абсурд. Если угодно, современная школа, как никогда прежде, пытается Кафку сделать былью.
Тамара Ляленкова: Действительно, российская школа продолжает трансформироваться. Директор самым прямым образом зависит от доверия регионального руководства, педагогический коллектив – от директора и количества учеников, которое по демографическим причинам неизбежно убывает. Правда, существует идеальная модель школы, она называется «Наша новая школа». И о ней рассказывал президент в Ежегодном послании. Чем она в реальности будет отличаться от старой, хорошо всем знакомой, предположил Олег Смолин.
Олег Смолин: В двух словах определить, что такое наша новая школа, мне довольно сложно. Президент Медведев определял это из пяти пунктов, со значительной частью которых я согласен. Там в принципе правильно говорилось о том, что школа должна обеспечивать многостороннее развитие личности ребенка. Но я плохо понимаю, как это совместимо а) с модной теорией, что образование – это часть сферы обслуживания, и б) с такой потрясающей вещью, как ЕГЭ, про которую Лев Айзерман как-то написал, что российскую .словесность послали на три буквы. Если школа – это часть сферы обслуживания, если образование – это услуга, то соответственно, учитель – это продавец знаний, родитель – в данном случае покупатель знаний для ученика, и отношения выстраиваются как отношения между покупателем и продавцом. Они в лучше случае торгуются, в худшем случае скандалят. Происходит, простите за сложное, может быть, выражение десакрализация педагога. Если мы в своих учителях в значительной степени видели отечества отцы, которых мы должны принять за образцы, то сейчас продавец знаний. Это совершенно другая система отношений.
Тамара Ляленкова: Возможно, в словах Олега Смолина о бывшей сакрализации школы и скрывается ответ на вопрос, почему россияне больше всего доверяют именно учителям? Во всяком случае, э та мысль присутствует также в школьных воспоминаниях писателя Вячеслава Пьецуха.
Вячеслав Пьецух: Первая моя школа – это за Преображенской заставой, в бывшем селе Черкизово, такая обыкновенная школа, кирпичная, из красного кирпича, постройки середины 30-х годов. Тогда всю Москву застроили такими типовыми школами, еще с двумя квартирами, в которых жила семья директора и семья завуча. Ты прекрасно помнишь свою первую учительницу Елизавету Степановну Зимину. Была очаровательная старушка в черном платье с белоснежным кружевным воротником и кружевными же манжетами, седенькая, с прелестным русским выговором, культурнейший человек. И вот последний мой учитель, который у нас уже вел с 9 по 11 класс, Лев Григорьевич Широких, он был очень молод, он, наверное, только окончил институт, ему было едва за 20, между нами пропасти то возрастной не было. Поэтому мы были товарищи, хотя, безусловно, самым уважительным образом к нему относились, но уже были товарищи. И как-то он нас так воспитывал с позиции старшего брата. И это, конечно, питательнее. Почти всех учителей я хорошо помню, и по имени отчеству даже помню. Уж не знаю, живы они теперь? Вряд ли. Вспоминаю их, конечно, добрым словом, хотя и не всех, что вполне естественно. Тогда вообще я разделял всеобщее отношение к русскому учительскому корпусу, которое можно назвать словом благоговение. Мы благоговеем перед своими учителями. И я очень долго задавался странным вопросом: «Неужели они тоже в туалет ходят?» Это невозможно было себе представить, настолько они святительно представали в нашем детском сознании.
Что дала мне школа как человеку и гражданину, мне, конечно, определить чрезвычайно трудно. Может, я развивался по каким-то собственным правилам. Я в школе учился очень плохо. Я с шестого класса ни сделал ни одного домашнего задания по точным и естественным наукам, терпеть их не мог. Что такое электричество – я до сих пор не понимаю. По гуманитарным – чуть лучше, но вообще я был круглый троечник и сдал выпускные экзамены только потому, что у меня были отличные отношения с учителями. Я был тогда абсолютно ни в зуб ногой.
Тамара Ляленкова: Своих учителей и школу вспоминал писатель Вячеслав Пьецух, в прошлом учитель истории. А разговор о том, каким должен быть современный российский учитель, мы продолжим после главных новостей образования.
Диктор: «В России началась модернизация высшего образования, направленная на повышение научного потенциала университетов в условиях сильного демографического спада и экономического кризиса», - заявил министр образования и науки Российской Федерации Андрей Фурсенко. Финансирование вузов увеличится на 30 миллиардов. «Эти средства, - отметил министр, - будут направлены на улучшение исследовательских программ и инфраструктуры ведущих российских университетов».
С платного на бюджетное обучение в первом семестре нынешнего учебного года было переведено 25 тысяч студентов российских вузов. Возможности такого перехода, по мнению министра образования и науки Андрея Фурсенко, заставят и тех, кто платит за свое обучение, и бюджетников, задуматься над тем, как лучше использовать шансы для учебы. Некоторые считают более приемлемым перейти на бюджетные места в менее престижные вузы и удержаться.
Президент России определил порядок заключения договоров на обучение граждан с выплатой специальной стипендии за счет федерального бюджета. Это значит, что будущим чиновникам государство будет платить особую стипендию. Основное условие контракта – обязательство гражданина после получения диплома пройти гражданскую службу в государственном органе. Срок отработки будет определяться контрактом в пределах от года до пяти лет.
В 2010 году российское правительство решило выделить регионам 11,45 миллиарда рублей на оплату классного руководства педагогам детсадов, школ и интернатов.
Тамара Ляленкова: Это были новости образования. А теперь мы вернемся к одной из самых трудных и беспокойных тем российской школы – каким должен быть современный учитель? У микрофона заслуженный учитель России Евгений Бунимович.
Евгений Бунимович: С одной стороны, очень приятно, конечно, что объявили Год учителя. С другой стороны, производит это несколько странное впечатление, потому что объявили Год учителя и почти одновременно сказали, что на будущий год бюджетникам зарплату повышать не будут. И означает это, что, с одной стороны, это Год учителя, а с другой стороны, зарплаты будут не просто те же в такой ситуации, а еще, наоборот, учитывая инфляцию, все это может и понизиться. Конечно, регионы некоторые, как Москва, могут это делать сами. Но таких регионов, которые как дотационные, могут это делать сами, по-моему, штук пять на все 80 с чем-то наших регионов. Так что это ситуацию никак не облегчает. С другой стороны, возникает у родителей другой вопрос: да, платят мало, допустим, хотя, мне кажется, в Москве уже и не так мало, уже вроде чуть получше, хотя все равно скромно, а вот все равно же учат плохо. И действительно, я могу сказать, что я абсолютно не убежден, что если мы повысим зарплату даже вдвое, то со следующего дня все станут учить хорошо. У нас был такой опыт, потому что некоторые учителя английского языка, как известно, был очень большой дефицит, и зарплату увеличили вдвое, но ставки все закрыли сразу, появились люди, которые хотят преподавать английский. Но качество этого преподавания не очевидно. Потому что если человек не умел хорошо преподавать язык, то он со следующего дня от того ,что ему платят больше, не станет его лучше преподавать. И вот здесь вот есть очень серьезная проблема. Она заключается в том, что все равно нужно прилично платить, какую-то базу, чтобы было уважение, чтобы было ощущение, что это действительно нужная в обществе профессия. И дальше уже действительно можно дифференцировать, чтобы был хоть какой-то конкурс, чтобы в педагогические вузы не шли только те прежде всего, кого не возьмут в другие.
Тамара Ляленкова: Рассказывает Евгений Бунимович. Краткая биографическая справка. Родился в 1954 году в Москве, окончил 2-ую школу, затем мехмат МГУ. С 1976 года работает в школе учителем математики, заслуженный учитель Российской Федерации, вице-президент Ассоциации учителей математики, автор школьных учебников. Депутат Мосгордумы прошлого созыва. Поэт, эссеист, публицист.
Евгений Бунимович: Насколько школа традиционная, насколько она должна быть, наоборот, новаторской, это очень непростой вопрос. Образование вообще инерционное, и многих это не устраивает. Говорят, что надо бы классическую нашу Марию Ивановну поменять на что-то другое, на компьютер, на какого-то современного более. Наверное, надо. А может, и не надо, потому что эта инерционность, хочу напомнить, в общем спасла нашу школу в 90-е годы. Потому что в те годы, когда было сделано все, чтобы система образования просто развалилась, потому что если не платят в течение года зарплату, то рабочий останавливает свой станок и просто уходит, как известно. А учитель так не может. И вот это инерционное представление порядочности – да, немножко старомодный, не всегда складный, достаточно, может, в чем-то ограниченный, но вот эта учительница, которая входила в этот класс, когда ей вообще ничего не платили, и тем не менее вела детей, и тем не менее еще писала в дневники… Я помню, кто-то из наших продвинутых друзей показал какое-то смешное замечание. А я ему сказал примерно как губернатор: «Не то что в ноги поклонись. Ты понимаешь, за те деньги, которые она не очень даже получает, она еще волнуется о твоем ребенке». Да, немножко коряво было высказано, что вот его не было вчера, и она хочет знать, где он был. Кто еще несет ответственность о твоем ребенке, кроме нее и тебя? Больше никто. Вообще, кто еще в этой жизни будет волноваться о твоем ребенке? А она все еще волнуется. И вот такая инерция пусть будет.
И при всем уважении к торговле, это не сфера услуг, не сфера торговли. Я плачу больше – поэтому мне математику дадут качественнее. Не получится здесь так. Здесь все гораздо сложнее. И сама эта идея очень порочная, очень опасная идея образования как сфера услуг, которая у нас сегодня укоренена, она, мне кажется, абсолютно противоречит сегодняшним цивилизованным формам образования. Что получается? Вот это то, что сейчас все время говорят – частично платное образование, когда в одной и той же школе в классе «А» оно частично платное, в классе «Б» оно бесплатное, по минимуму стандарт, а в классе «А» еще дополнительные занятия. Значит, лучшие учителя, естественно, идут в тот класс, где дополнительные деньги платят, естественно, дети там собираются материально тоже лучшие. И второй класс становится с первого класса изгоями, вторым сортом. И можете себе представить, какие социальные проблемы будут у нас уже, когда они станут подростками, зная, что они с самого начала были отстоем, как они сами выражаются. Если кто-то думает, что это может дать какой-то эффект, то ничего, кроме тех взрывов, которые мы видели не только у нас, но и во Франции, например, такой подход дать не может. Это очень опасно, надо об этом думать, потому что надо думать о благе своих собственных детей в такой ситуации. Школа – это единственный, между прочим, социальный лифт. Если мы будем ребят из этих классов, в которых родители не достаточно обеспеченные, чтобы доплачивать, заставлять сидеть на этом голодном пайке стандарта и минимума, то это означает, что, во-первых, элита не будет обновляться. Я имею в виду не денежную элиту, а интеллектуальную элиту.
Тамара Ляленкова: Ситуация, когда предполагается, что в школу придут не обязательно педагогически подготовленные люди, а менеджеры, как это было озвучено…
Евгений Бунимович: Удивительная особенность есть у нашего образования. Я сам не заканчивал педагогический вуз, заканчивал мехмат МГУ, который дает право преподавания, и я думаю, что это все-таки профессия, серьезная, вместе со своими профессиональными знаниями. И вот так со стороны приводить… Причем это вопрос не только менеджеров. Когда говорят, что в школу собираются религиозное образование вводить, военное образование хотели в школу вводить. Кроме того, в самой этой идее странной, что школа должна решать все задачи, которые в принципе должно решать общество. И вот если мы введем предмет, не важно какой, назовем его экология или военное дело, вот тогда мы решим все проблемы экологии или военного дела. Нет. Проблемы военного дела мы решим, когда армия у нас будет нормальная, проблемы экологии – когда у нас будет нормальный подход, и не один час экологии, а когда мы будем на биологии говорить, что не надо нам ждать милостей от природы, а взять их – ваша задача, а потом будем отдельно говорить про экологию – ничего, кроме шизофрении, в голове ребенка не образуется. Поэтому экологическими идеями, нравственными, этическими да какими хотите должны быть пронизаны вообще все предметы. Иначе это ничего не получается. И то же самое с менеджерами.
Тамара Ляленкова: Это было мнение Евгения Бунимовича.
Мы продолжаем разговор о том, каким должен быть российский учитель 21-го века. Версия учителя математики Евгения Бунимовича.
Евгений Бунимович: Дело в том, что сегодня учитель совсем не единственный источник информации и даже, может быть, иногда не основной источник информации. Учитель – это скорее тот человек, который должен научить ученика в этом море информации, которая валится отовсюду, это не старая школа, где был образованный учитель, и откуда получали всю информацию. Да он сегодня откуда хочет может ее получить. Он наберет «теорему Пифагора» в интернете, ему сразу 500 сайтов. Не проверял, наверняка, может, даже тысяча. И в большинстве случаев ее правильно будут доказывать, я надеюсь. И про все остальное тоже. То есть не в этом штука сегодня, чтобы информацию получить. А штука в том, чтобы понять, какая тебе нужна информация, чтобы в этом огромном море, наоборот, информации, которой мы захлебываемся абсолютно, найти свой путь, чтобы понять, что тебе нужно, и как с ней работать, как из этого моря информации выделять то, что тебе на самом деле нужно, и чтобы это было с точки зрения экспертной значимо, чтобы это не была туфта, чтобы это была настоящая информация, чтобы она тебе что-то давала. Какая тебе нужна информация, если ты занимаешься этим? И вот к этому наша школа не готова. Даже она в этом не виновата. Было другое время, она была адекватна другой задаче, когда действительно учитель был главным источником информации. А теперь другое. И это не общие фразы, а очень простые конкретные вещи, которые нужно решать в каждом предмете. Да, вот я сам помню, что учил 20 формул тригонометрии или 30, но, может быть, нужно вообще по-другому? Может быть, нужно не сколько учить сегодня эти формулы тригонометрии, сколько дать книжку, где этих формул будет 300, а не 20, а может быть, и в компьютере чтобы они были, дать уравнение и сказать, что ищи ту формулу, не помни ее наизусть, но ты найди ту формулу, которая решит твое уравнение. То есть просто по-другому может строиться образовательный процесс. Да, очень хотелось бы, чтобы они у нас хорошо считали по математике, хорошо читали, хорошо писали. Но надо хорошо понимать, что это как-то по-другому надо делать. Потому что действительно калькулятор существует. И нельзя делать вид, что его нет. Точно так же нужно понимать, что можно с помощью компьютера проверить грамматические ошибки. И как пишется «корова», конечно, надо знать. Но тем не менее, можно нажать кнопку, и тебе эту «корову» исправят. А вот как составить фразу, как ясно и внятно изложить и доказательно желательно изложить то, что ты хочешь сказать, и компактно, и хорошо, с точки зрения языка, это тебе никакая кнопка в компьютере не поможет. Это означает, что на это надо гораздо больше внимания обращать. А что мы делаем, когда мы сейчас все на ту модель, которую предлагает ЕГЭ? Как раз этого то там и нет. Как раз отменили сочинение, которое, пусть криво, пусть косо, но тогда давайте сделаем не криво и не косо, подумаем, как это сделать, но все-таки заставляло излагать свои мысли, что-то доказывать, что-то излагать, что-то объяснять. То есть вот здесь надо очень точно понимать, от чего мы отказываемся и почему? От чего-то, может, и не надо отказываться. Отказывались, я помню, потому что говорили: «Ну, это в 19-м веке писали письма и дневники, а теперь не пишут». И действительно, лет 20 назад не писал вроде бы письма. А сегодня посмотрите что творится! Мало того, что по электронной почте просто все пишут друг другу. А уж дневники такое количество людей ведет, ЖЖ и так далее. Значит, им нужно уметь излагать свои мысли. Потому что иначе коммуникация не проходит. Если почитать ЖЖ или блоги, там 20 раз человек пытается объяснить, что он хочет сказать, потому что он не умеет этого делать. А тот, кто спрашивает – не умеет спрашивать. Так вот надо научить этой коммуникации, которую в ближайшие десятилетия никакой компьютер не заменит. То есть цели образования другие, формы образования другие. И это не потому, что я это придумал. А так диктует жизнь. И вот делать так, чтобы люди научились не просто решать квадратное уравнение или тригонометрическое уравнение, а научились решать совершенно другие задачи, причем те, которые они еще сегодня не знают какие. Потому что через 10 лет большинству придется, как мы видим, если даже не менять профессию, даже если повезет, не менять профессию, то внутри этой профессии придется осваивать много такого, чего раньше не надо было осваивать. Ну скольким гуманитариям пришлось осваивать компьютер хотя бы на уровне пользователя, которые мне торжественно говорили, что всегда пишут ручкой. Уже все, ушло. Что будет завтра – неизвестно. Значит, надо осваивать, не просто учить пользоваться этим. Ни в коем случае, потому что завтра будет другая система. А учить осваивать новые модели, учить осваивать что-то новое. Вот это очень трудная задача. Но другой нет. Она есть главная. А потом очень интересная вообще форма работы на предмете, в котором часто дети знают больше, чем учителя. У нас сегодня дети в компьютерах разбираются лучше. Вот как с такими предметами быть? Тоже очень интересно.
Тамара Ляленкова: Отставание консервативных учителей от продвинутых учеников – один из самых болезненных моментов современной школы. Авторитет учителя перестал приниматься на веру, он требует ежедневного подтверждения. Какого рода контактов с учителями ищут школьники, мы выясняем с Кириллом Тютюнниковым, он увлекается шахматами, Анастасией Филиной, она работает моделью, и Даниилом Десятовым.
Кирилл Тютюнников: Мне кажется, что важнее все-таки преподносить ученику знания, как бы научить его учиться. Существует известный афоризм, что учитель, учи ученика, чтобы было у кого потом учиться.
Тамара Ляленкова: Рассказывает Кирилл Тютюнников, ученик 11-го класса, сейчас он учится в школе-экстернате.
Кирилл Тютюнников: Я когда учился в 7-м классе, мне, помню, самому нельзя было себя заставить учиться в субботу. После уроков математики я домашнее задание не мог делать, потому что у меня были мысли, что в воскресенье с меня не будут требовать задания, поэтому можно его не делать. Но сейчас я учусь в экстернате, и я почти все делаю сам.
Тамара Ляленкова: А как вы научились?
Кирилл Тютюнников: Просто начал заниматься спортом, шахматами, все-таки это дало мне, конечно, большой толчок для работы. Шахматы – это тоже работа, тем более в 21-м веке. Сейчас появились компьютеры, компьютерные программы. Без компьютера вообще нельзя играть в шахматы на уровне даже кандидатов в мастера. И можно сказать, что это мне помогало просто учиться. Я настраивался на плодотворную работу, после того над предметами. Конечно, учебник иногда бывает, можно самому его подбирать, какие больше тебе подходят. Но, конечно, еще очень важно, чтобы проконсультироваться с учителем. Учитель может подкорректировать меня. Я помню, когда я учился в 8-9 классе в школе номер 173, класс был экстернатный, похоже, единственный в этой школе, по химии был. И мы свободно собирались и обсуждали предмет по химии. И помню, когда мне сказали, что ты можешь больше не ходить на эти лекции, я сказал, что я хочу остаться. Потому что мне там было просто интересно общаться с классом. Там был тоже свой зачет, я тоже его сдал на отлично.
Анастасия Филина: Хочу сказать, что очень многое зависит от учителя.
Тамара Ляленкова: У микрофона Настя Филина, ученица 11-го класса московской школы.
Анастасия Филина: В начальной школе как бы у меня по английскому было хорошо, но я не любила приходить на этот предмет, потому что я очень не любила учителя. То есть у нас были достаточно тугие отношения.
Тамара Ляленкова: А что не нравилось в учителе? Антипатия какая-то была?
Анастасия Филина: Да, просто бывают какие-то моменты, когда такое есть недопонимание. То есть ты чувствуешь к учителю, как какой-то барьер перед вами стоит. Не знаю, чем это объясняется. Но просто это чувствуется чисто морально. С пятого по девятый класс в средней общеобразовательной школе у нас была просто замечательная учительница, и это выражалось не только в том, как она преподносила нам знания. Во-первых, было ее очень интересно слушать, у нас все время были какие-то и культурные программы, и творческие. Мы ездили на различные конкурсы, мы ставили спектакли на английском языке. То есть творческий момент тоже играет, я считаю, большую роль, потому что благодаря ей у меня сейчас и очень много грамот с разных культурных программ. Учитель, я считаю, должен не только в пределах школы давать какие-то знания, а все-таки пытаться выдвигать свой класс на различные мероприятия, соревнования.
Даниил Десятов: Сразу скажу, что мне не повезло с классными руководителями в начальной школе, потому что они менялись за время моего обучения три раза.
Тамара Ляленкова: Рассказывает Даниил Десятов, 8-й класс.
Даниил Десятов: По различным причинам они уходили, одна из них, кстати, была беременна, потом тоже ушла из школы. Но сейчас я пришел в другую школу год назад, у меня появился замечательный классный руководитель, святая женщина Инна Николаевна. Я ее очень уважаю именно за то, что она англичанка, то бишь она преподает английский в нашей школе, она, во-первых, отлично преподает свой предмет, она встраивает в свои уроки очень много личных творческих каких-то, очень интересных программ. Мы действительно очень часто занимаемся делами, не относящимися к английскому языку, но каким-то образом сопутствующих. К примеру, у нас был урок чая, мы учились готовить английский чай. У нас бывают классные часы, посвященные культуре, истории Англии. Я считаю, что в учителе главное – умение наладить контакт с учеником. Мне очень повезло именно в этом году. Сейчас у нас очень теплые отношения с новым классным руководителем. Я надеюсь, что она у нас не поменяется, и я с ней проучусь до 11-го класса.
Тамара Ляленкова: Даниил, скажите, что это такое – отношения между учеником и учителем? Что такое учитель, это друг, это наставник, это человек, который помогает узнавать что-то новое и неравнодушен к тебе? Можно как-то определить эти отношения? Вопросы к остальным тоже потом.
Даниил Десятов На своем примере я для себя решил, что учитель в первую очередь друг. Причем чем крепче друг, тем лучше, потому что с учителем, с классным особенно, ты будешь еженедельно проводить достаточно много времени - классные часы, общение и так далее. Мне, как я уже несколько раз упоминал, очень повезло с классным руководителем. Мы действительно с ней крепкие друзья, потому что, во-первых, мы живем неподалеку, общаемся достаточно много вне школы. Наверное, быть учителем… Учительство – это та самая профессия, она не должна распространяться только в школе. Вне школы – сразу понятно, что перед вами учитель, потому что этот человек дает тебе массу важных советов по жизни. Поэтому учитель в первую очередь должен быть другом, возможно, наставником, который умеет давать советы, не грубо и прямо, как сейчас.
Тамара Ляленкова: Как родители.
Даниил Десятов: Как родители, да. А мягко подталкивать к нужному пути.
Анастасия Филина: Я также считаю, что учитель должен быть не только учителем в школе, но и учителем по жизни. Например, в моей школе с пятого по девятый класс была просто замечательная классная руководительница. И у нас с ней отношения были не только в школе, но и я к ней даже приходила после школы, мы беседовали о разном. Просто очень важно, когда человек приятный, общительный, вам интересно. Причем говорили мы не только об уроках. Мы сблизились с ней в нашей любви к театру. Может быть, это глупо, но мы на самом деле после уроков оставались и обсуждали последние спектакли.
Тамара Ляленкова: Настя, а как можно правильно сказать – вы работаете моделью?
Анастасия Филина: Да, работаю.
Тамара Ляленкова: Скажите, это как-то обсуждалось в школе? Потому что понятно, что это помеха учебе. Вы как-то это обсуждали с родителями, с учителями? Какие были мнения? Единодушные?
Анастасия Филина: С классным руководителем мы тоже это часто обсуждали, потому что в принципе из всех учителей только она была в курсе этого дела. Я все время советовалась, как мне лучше сделать. Если у меня на следующий день какая-то работа, показ или съемка, я ей звонила и говорила, мне лучше в школу придти или же все-таки пойти на показ? Потому что это отнимает очень много времени, и иногда трудно выбрать – пойти на контрольную или на работу? Но вообще, в школе я мало с кем об этом говорила, мало рассказывала, потому что не очень хотелось, чтобы как-то обсуждали и часто спрашивали.
Тамара Ляленкова: Расскажите мне про плохих учителей. Наверняка, в вашей жизни встречались.
Анастасия Филина: Очень не люблю таких учителей, у которых есть такая манера преподавания – держать учеников в каком-то страхе. Например, у нас была такая учительница по алгебре и геометрии. Все дети ее в самом прямом смысле слова боялись. Но боялись не только, что она строгая, а боялись во всем. Просто все сидели дрожали, потому что она все время держала в напряжении, в страхе, она чем-то даже и подкалывала не только отличников, но и тех, кто не очень хорошо учится.
Тамара Ляленкова: К нашему разговору присоединилась студентка журфака Сима Васильева. Она заканчивала школу в Чебоксарах.
Сима Васильева: Наверное, учитель – это все-таки какой-то дар. Есть учителя от Бога, и они действительно могут и понимать ребенка, и давать ему знания. Таких учителей хочется просто слушать, хочется смотреть им в глаза, естественно, получать хорошие оценки. Учителя, которые не от Бога, они могут, наверное, просто давать знания, и все. Когда я перешла в свою вторую школу, я, наверное, про нее буду рассказывать, потому что я про нее больше помню, она была самая обычная общеобразовательная. И уже к 11-му классу там сменился директор, и она уже стала чем-то вроде школы здоровья. Это заключалось в том, что иногда у нас по субботам отменялись занятия, мы приходили в школу, у нас были какие-то праздники спортивные. Но для нас, старшеклассников, они заключались в том, что мы радовались, что нет уроков, прогуливали как могли эти занятия. А те, кто приходили, просто сидели в актовом зале и смотрели какие-то концерты. Или, если было тепло, то мы сидели уже на улице и смотрели концерты на свежем воздухе. Может быть, там и было что-то такое здоровое, спортивное, но, наверное, касалось только тех, кто увлекался физкультурой. Я еще в старших классах начала журналистикой увлекаться. В связи с этим многие учителя немножко меня недолюбливали, потому что я, естественно, и уроки иногда прогуливала, потому что нужно куда-то сходить, про что-то написать. И многие подкалывали. Если я плохо знала английский, то они мне говорили: «Какой из тебя журналист, если ты английского не знаешь?»
Тамара Ляленкова: А они то думали, что они вас стимулируют.
Сима Васильева: Да, они этим меня обижали на самом деле. Я просто переставала учить их предмет и чаще его прогуливала. Физкультурники – это, наверное, отдельная история. Конечно, нельзя обобщать, но физкультурники про мое увлечение журналистикой говорили так: «Ну, ты даже гранату бросать не умеешь, зачем тебе микрофон в руки давать?»
Кирилл Тютюнников: Если о плохих учителях говорить, то у меня была проблема в школе – непонимание учителей. Я не понимал, что они хотят, и они иногда не понимали, что я хочу от них. А вот насчет наказаний, иногда наказывали не за знания, а просто чисто по личным мотивам, просто хотели снизить оценку, честно говоря.
Тамара Ляленкова: Обычно как оценки учителя ставят, как правило? Или это знания, или наказание еще за что-то. Бывает так, то оценку снижают за поведение. Трудно представить, что вы были хулиганом.
Кирилл Тютюнников: Это не хулиганство. Как можно назвать хулиганством, если я все делал? Непонимание. Не знаю даже, в чем могли меня учителя обвинить. Хочется наказать человека, наверное, который все знает, но который может слишком много знает слишком много знает, слишком самостоятельный. Может быть, нельзя быть таким. Но все-таки не должно это доходить до войны. Я помню даже было, когда ученик говорил про учителя, что это мой самый злейший враг, допустим. Если нет контакта, пусть хотя бы будут нейтральными.
Тамара Ляленкова: Кирилл, а у вас были сложные ситуации, я так понимаю, в какой-то момент в школе?
Кирилл Тютюнников: Ну да, были сложные ситуации. Просто было непонимание, когда, допустим, в аттестационный лист была выставлена одна оценка, потом я узнаю, что, оказывается, другая оценка. Даже до такого абсурда доходило дело.
Тамара Ляленкова: И приходилось как-то отстаивать свои права, или вам помогали родители?
Кирилл Тютюнников: Честно, приходилось отстаивать и самому, и с родителями, потому что родители, если человек хочет учиться, они должны его поддерживать все время. Иначе он просто перестанет учиться, после этого не захочет учиться.
Тамара Ляленкова: Важен личный контакт с учителем, и вообще, нужен он или нет, этот контакт? Чувствуете ли вы отношение учителей к себе, личные отношения?
Кирилл Тютюнников: Как можно существовать в школе без личных отношений, хотя бы даже нейтральных отношений. Если все негативные отношения с учителями, учиться как можно?
Даниил Десятов: Не могу не согласиться с предыдущими ораторами, потому что без личного контакта с учителем, без личного подхода, вообще, научить человека чему-либо очень сложно. На своем примере я знаю, что меня чему-то научить новому учителю очень сложно. Ко мне нужен некий особый подход, меня как-то заинтересовать предметом. Поэтому какой-то контакт, какое-то знание психологии ученика учителю очень важно. Это мое мнение.
Кирилл Тютюнников: Я вот знаю, в израильских школах вообще учитель должен ставить такой предмет, какой захотят ученики. Там нет такого обязательного, что сегодня будет алгебра, русский и так далее. Он должен заинтересовать ученика. Там люди идут играть в футбол, а он спрашивает, с какой скоростью, под каким углом, начинает в область физики переводить учеников, заинтересовывать. Можно сказать, что это очень сложная работа на самом деле.
Тамара Ляленкова: Таков образ идеального учителя, каким его видят школьники Даниил Десятов, Кирилл Тютюнников и Настя Филина. Главное, по их мнению, между педагогом и учеником понимание и дружба. Идеал отношений даже не 20-го века, а 19-го – времени домашних воспитателей и учителей. Каковы же современные условия для реализации этого образа, мы поговорим после зарубежных новостей образования.
Диктор: Университеты США все больше вводят в учебные планы так называемые зеленые специальности, прежде всего это дисциплины, связанные с альтернативной энергетикой и источниками возобновляемой энергией. По сравнению с 2005 годом, когда преподавалось всего три подобных программы, сейчас их насчитывается не менее 100.
Студенты университета штата Колорадо выступили против запрета на ношение оружия на кампусе. Недовольные студенты отмечают, что запрет на оружие сделает более вероятными массовые убийства, подобные тем, что происходили в других учебных заведениях страны. Надо заметить, что большинство колледжей и университетов США имеют ограничения на ношение оружия. Что касается Колорадо, то там владение оружием очень распространено. Это связывают с традициями американского Запада и популярностью охоты.
В британском графстве Кент в школе для мальчиков Тондридж ввели уроки медитации. Это первый в Великобритании случай, когда подобные занятия включают в школьное расписание на постоянной основе. 40-минутные уроки будут проводиться один раз в неделю в классах, где учатся мальчики 14-15 лет. О необходимости научиться контролировать свое внутреннее состояние подросткам будут рассказывать на примере персонажей популярной культуры, например Панды По из мультфильма «Кунг-фу панда». Директор Оксфордского центра осознанности Марк Уильямс заверил, что целью введения новых занятий не является обращение учеников в буддизм. По его словам, преподаваемый курс имеет академическое обоснование.
Тамара Ляленкова: Это были зарубежные новости образования. Тему чужого опыта продолжит Евгений Бунимович.
Евгений Бунимович: Дело в том, что сейчас весь мир находится в состоянии постоянной перманентной такой школьной реформы. Но только у одних это получается лучше, у других хуже. И мы уже можем посмотреть, что же получается, и у кого лучше, у кого хуже. Почему? Тем более что у нас под боком есть сосед, который называется Финляндия. И вот весь мир уже десятилетия, даже больше все пытается понять, что это такая за феноменальная история с Финляндией, которая по всем международным срезам, поверьте, они очень разные, по разным предметам, разный возраст, разные вопросы, разные манеры исследования, все время Финляндия – просто лидер. Тем более что она рядом с нами. И не просто рядом с нами, а между прочим, еще 100 лет назад, когда она была частью Российской империи, там была точно такая же школа, как и везде в России. Значит, это близкая нам система образования, потому что при всех советских сломах в общем-то базовая система образования оставалась. Это вещь очень инерционная и, может быть, слава Богу, что инерционная. Поэтому не какая-то уж совсем другая система образования исторически, это очень близко. И когда начинаешь изучать, то понимаешь, что вложение в образование, скажем, в Финляндии не больше, если считать на одного учителя и на одного ученика, чем в Германии, чем в другой развитой стране. Но эффективнее эти вложения гораздо. Потому что центром всего является учитель. Потому что центром всего является не класс, не кабинет, не учебник, не компьютер, хотя все это, естественно, учитывается, а учитель, который сам выстроит все, если он будет действительно тем, кого бы мы хотели. Вот это и называется то, что мог бы сделать Год учителя. Но я, честно говоря, в это не верю ни одной минуты. Это будет, скорее всего, вечная история, когда будут выходить губернаторы, президенты, премьеры и говорить: «Надо поклониться в ноги учителю». Я всегда, в учительской когда сидел, всегда говорил, что если перед 1 сентября скажут, что надо в ноги поклониться, значит, зарплату повышать не будут, это точный признак. Потому что на самом деле не надо в ноги кланяться, надо спрашивать, надо спрашивать всерьез. Только сначала надо сделать нормальные условия, а потом уже спрашивать всерьез.
Тамара Ляленкова: Действительно, несмотря на сакрализацию школьного учительства, учитель – это не только призвание, профессия, но и преимущественно государственная служба. О том, что ожидает российских учителей в 2010 году, расскажет заместитель председателя Комитета Государственной Думы по образованию Олег Смолин.
Олег Смолин: В 2010 году второй год подряд российский федеральный бюджет отказывается выделять деньги на повышение заработной платы учителей. Впервые почти за 20 лет моей работы в парламенте. Чтобы понимать, что это такое, я вынужден напомнить, что заработная плата начинающего учителя в настоящее время в реальных деньгах примерно в 2,5 раза ниже, чем была 20 лет тому назад. А тогда мы критиковали власть, иронизировали: в Советском Союзе, чтобы мало получать, надо много учиться. Теперь оказывается, через 20 лет получать приходится еще намного меньше. Я хотел бы также напомнить, что, например, в Соединенных Штатах Америки заработная плата в образовании составляет 130% от средней заработной платы по стране. Это данные двухлетней данности. В России в тот же период средняя зарплата в образовании составляла 66% от средней заработной платы по стране. Другими словами, учитель входит по-прежнему в пятерку хуже всего оплачиваемых категорий граждан, чаще всего занимает третье место снизу. И при такой ситуации надеяться на инновационную экономику, на вообще богатую страну это просто абсурд или маниловщина. Но это еще не все. Полторак номер два, менее важный по значению, но тоже симптоматичный. Если до сих пор в рамках так называемого нацпроекта «Образование» в России говорили о поддержке лучших учителей, то в федеральном бюджете 2010 года деньги на поддержку лучших учителей сокращаются примерно в пять раз.
Позиция третья состоит в том, что в Государственной Думе находятся законопроекты, предполагающие фактическую отмену коммунальных льгот для сельского учителя. Напомню, эти коммунальные льготы были установлены еще в конце 20-х – начале 30-х годов. Я не думаю, что тогда в стране было больше денег. И до сих пор нам удавалось их сохранять ценой больших усилий. Теперь правительство оказывает давление на руководство комитета с тем, чтобы эти законопроекты были приняты. Один из них имеет положительное заключение правительства. Извините, если в 90-е годы нам пытались объяснить, что мы обменяли колбасу на свободу, то теперь нет ни свободы, ни колбасы. И это в Год учителя.
Тамара Ляленкова: Таковы условия существования большинства учителей, призванных воплотить национальную инициативу «Наша новая школа» в российскую действительность.
