Тамара Ляленкова: В сегодняшнем «Классном часе» мы выясняем, что такое современное гуманитарное образование и кто такие гуманитарии двадцать первого века: менеджеры, политологи, экономисты, философы, филологи.
Дело в том, что в вечном споре между физиками и лириками побеждают физики – такова российская действительность и политическая воля в сфере образования. Значит ли это, что гуманитарные знания утратили свою ценность, или просто отпала необходимость в такого рода специалистах? На этот вопрос в сегодняшней программе будут отвечать студенты и преподаватели, в числе которых ректор Европейского университета в Санкт-Петербурге Олег Хархордин, проректор по научной работе Российского Государственного гуманитарного Университета Дмитрий Бак, преподаватель института филологии и истории РГГУ Жанна Галиева, учитель классической гимназии Ольга Серебряная.
Но сначала послушаем региональные новости.
Диктор: Директор рухнувшей школы в селе Беляевка Оренбургской области получила 2 года колонии-поселения. Лариса Цеповяз признана виновной в преступной халатности, которая привела к гибели людей. Обрушение трехэтажного здания школы произошло 1 октября 2008 года. В этот момент в здании находилось около 700 человек. Трагедия унесла жизни пяти учениц 11-го класса.
Столичный мэр предложил привлечь отставных военных к преподаванию в школе. По словам Юрия Лужкова, сейчас 90% учителей – это женщины, тогда как некоторые предметы должны преподавать мужчины. «Военные, вышедшие в 50- лет на пенсию, могут переучиться и еще 10-20 лет проработать в школе», - заявил Юрий Лужков.
Московский государственный университет имени Ломоносова будет готовить специалистов-переводчиков для работы в Организации Объединенных Наций. Соответствующее соглашение будет подписано в ближайшее время. Это будет первым шагом по созданию международной сети подготовки кадров для лингвистических служб ООН, в которую, кроме России, войдут высшие школы перевода Бельгии, Великобритании, Испании, Китая, Соединенных Штатов, Франции и других стран.
В Уральском государственном университете открывается курс техники хип-хоп-поэзии. Афроамериканская певица, актриса и поэт Джина Лоринг проведет мастер-класс по технике хип-хоп-поэзии для студентов Уральского государственного университета имени Горького.
Гаитянские студенты Российского университета дружбы народов просят руководство вуза о материальной помощи. После землетрясения в республике многие московские гаитяне остались без средств к существованию. Деньги на обучение им присылали родители. Из-за нехватки средств продолжение учебы студентов находится под вопросом, сообщает «Газета.Ру».
Тамара Ляленкова: Одну из новостей я попросила прокомментировать участника сегодняшнего «Классного часа» студента 2-го курса Института филологии и истории РГГУ Антона Скулачева. Он выбрал курс по хип-хопу, поскольку слушал похожую лекцию в Москве.
Антон Скулачев: Нам рассказывали о том, как связана хип-хоп-культура, поэзия и музыка с культурой 19-го века. Главная мысль для меня была очень неожиданная, что среди других субкультур американских 20-го века хип-хоп-культура является наиболее традиционной, наиболее ориентированной на традицию и архаику, и на консерватизм. Лектор связывал это с политическими движениями, с политическими какими-то предпочтениями. В любом случае это интересно. Нам говорили о хип-хоп-поэзии в смысле текстов песен. Генетически они во многом восходят к так называемым госпелам. В этом смысле это скорее, используя фольклорную метафору, духовные стихи, чуть переработанные, с другой чуть-чуть музыкой.
Тамара Ляленкова: Любовь к гуманитарным наукам Антону Скулачеву, по его словам, привили еще в гимназии, что понятно – в классическом образовании объем таких дисциплин, как история, иностранные языки, литература, значительно больше, чем в обычной школе. Однако и обязательные для средней российской школы предметы никто не отменял, например, обществознание, бывшее обществоведение. Изменился ли смысл предмета вместе с названием, я попросила рассказать преподавателя Санкт-Петербургской классической гимназии № 610 Ольгу Серебряную.
Ольга Серебряная: Мне кажется, здесь смысл такой, что с момента «перестройки», когда отменили обязательность марксизма, нужно было как-то начать думать самому. Но это происходит очень редко, в России этого не произошло. В России произошла смена ярлыков. И вот, скажем, сам марксизм стали называть почему-то формационным подходом, непонятно к чему подходом. Тут точно так же сменили ярлык. На самом деле, твердость названия вообще отражает неопределенность самого предмета. Ведь советское обществоведение нам излагало доктрину материализма. Но с точки зрения здравого смысла и классической философии это была чушь полная, но внутренняя логика в этом изложении присутствовала. Теперь не присутствует ни внутренней логики, ни классической философии, ни здравого смысла. Потому что предмет составлен из клочков экономики, клочков права, юриспруденции, клочков психологии, социологии и вот этого самого исторического и диалектического материализма. Такой остаток дурацкий от советской эпохи. В той же мере, каким таким же остатком являются, скажем, люди, которые потом этим студентам будут преподавать философию в вузе. В основном это будут 60-летние – 70-летние пенсионеры, которые всю жизнь свою читали диалектический материализм и до сих пор его и продолжают читать, только вместо слова «диалектический материализм» говорят «формационный подход». И в итоге изменения не такие значительные, как может показаться.
Тамара Ляленкова: То есть можно предположить, что номинально остались все те же гуманитарные дисциплины, которые были и прежде в советской школе?
Ольга Серебряная: Да, номинально остались. Изменились слова. Я не думаю, что наполнение как-то могло поменяться. Я смотрела учебники по обществознанию, и они представляют собой опять же набор неких сведений из энциклопедий советского образца. То есть их разные разделы, о которых я упомянула, писали не специалисты Вот это опять какой-то советский язык, но некоторые слова переставляются. От чего людям, знакомым с советской терминологией, трудно понять. А людям, не знакомые, не понимают вообще, к чему это относится. То есть по смыслу наполнение не изменилось, по словам – да. Моим ребятам нужно многим сдавать ЕГЭ по обществознанию, потому что таковы требования вузов. Но опыту наши ребята сдают ЕГЭ по обществознанию без всякого обществознания, потому что ЕГЭ по обществознанию способен сдать любой человек, который хоть раз в жизни читал газеты и знает корни греческих и латинских слов. Оно определяет какую-то общую культуру, которой наши гимназисты итак в полной мере владеют. Дальше ребята идут либо на экономику, либо в право, либо еще куда-то. И там, убеждена, что как только они переступают порог вуза, первое, что им говорят: «Забудьте все то, о чем вам говорили в школе».
Тамара Ляленкова: Однако именно в школе история и литература – не просто учебные дисциплины, а способ просвещения, воспитания мыслей и чувств, если в домашней обстановке их не успели воспитать. Рассказ о современном гуманитарном образовании продолжает Ольга Серебряная.
Ольга Серебряная: Прежде, мне кажется, было такое разделение – были гуманитарные науки и общественные науки. И под общественными подразумевались философия, история, экономика и право. Под гуманитарными подразумевалась филология и все, что вокруг нее. Но экономика в современном ее виде, насколько я с ней знакома, она, конечно, давно перестала быть гуманитарной наукой. Даже в западной системе образования есть две степени. Можно быть master of white (?) in Economics, а можно быть master of science in Economics, смотря какая у тебя специализация. В этом смысле собственно, мне кажется, отражает саму эволюцию экономики, а не эволюция нашего гуманитарного образования. А делили в советское время опять же на основании ведущей роли марксизма. То есть марксизм висел над историей, висел над экономикой, он ее определял, задавал ее законы. Но над грамматикой то он висеть не мог. То есть он в сталинское время висел над вопросами языкознания, но потом, слава Богу, перестал. Мне кажется, что гуманитарными назывались те науки, над которыми этот диалектический материализм не висел. А теперь, поскольку его отменили, вот они все стали гуманитарными.
Тамара Ляленкова: Как вам кажется, само качество вот этих гуманитарных знаний меняется?
Ольга Серебряная: Да, оно меняется. Во-первых, самая радикальная перемена произошла с преподаванием иностранных языков. Наконец, исчезли эти все Strogov’s family и прочая ерунда. Сейчас молодые люди, которые учат язык, они учат язык, а не какую-то ерунду на этом языке. Но как-то я не вижу особо сильного вот именно просвещения. То есть те, кто учат, те учат. А вот так, чтобы это ширилось, я не вижу, чтобы массово школьники, поступающие в вузы, владели хорошо иностранными языками. Но само содержание преподавания, конечно же, стало ближе к реалиям. Но в то же время произошла такая перемена, которая, мне кажется, больше повлияла на содержание гуманитарного образования. Студенты перестали интересоваться тем, что они изучают, их занимают другие проблемы, они идут на искусствоведение или на литературоведение, потому что там проще всего получить этот самый диплом, который им поможет работать менеджером по продажам чего угодно. Поэтому это образование для них не имеет какой-то жизненной значимости. Им совершенно все равно. Я думаю, что изменения скорее коснулись как раз преподавателей. Доступ к литературе, интернет, в этом смысле качество лекций возросло. Но вот только аудитории пусты.
Тамара Ляленкова: С другой стороны, историки стали востребованы. Раньше историк сидел где-то в архиве, шуршал бумажками, а теперь он призван обществом, он что-то свидетельствует, что-то опровергает.
Ольга Серебряная: Комиссия по фальсификации истории что ли?
Тамара Ляленкова: С разных трибун. Престиж некий образовался, нет?
Ольга Серебряная: Я в данном случае не могу ничего сказать. Все мои знакомые историки моего поколения, 35-летние, все работают в журналах «Хлеб-соль», «Лучшие рецепты от тети Кати», «Аэрофлот» и так далее. А преподавание истории в школе, я могу по собственному опыту, работая с вузовскими студентами, сказать, что они ее не знают в принципе. Таких мотивированных студентов, которые были на волне «перестройки», таких студентов больше нет. По моим наблюдениям, студенты очень мотивированы на работы, тем более что образование платное, они вынуждены работать, они не могут образовать независимого интереса. Ведь нет же ничего плохого в том, что ты с дипломом историка, скажем, работаешь офис-менеджером. В конце концов, никто не запрещает тебе в свободное от работы время заниматься историей. Нет, вот этого интереса такого независимого так и не образуется. Все ориентированы на то, как реализовать себя в современной экономической реальности, а гуманитарное образование является не более чем инструментом получения бумажки.
Тамара Ляленкова: Это было мнение преподавателя классической гимназии Ольги Серебряной. Вы слушаете «Классный час Свободы», у микрофона Тамара Ляленкова, разговор о гуманитарном образовании мы продолжим после главных новостей образования.
Диктор: Инициативу «Наша новая школа» на церемонии открытия Года учителя в Санкт-Петербурге утвердил президент России Дмитрий Медведев. Реализация этой идеи будет принадлежать учителям. Для этого, по мнению Дмитрия Медведева, необходимо будет повысить авторитет профессии преподавателя. На реализацию проекта в 2010 году из госбюджета будет выделено 15 миллиардов рублей. «Педагогическое образование нуждается в модернизации», - считает российский президент. Поэтому педагогические университеты будут постепенно преобразованы либо в крупные базовые центры подготовки учителей, либо в факультеты классических университетов.
«Новая система оплаты труда учителей, - заявил Дмитрий Медведев, - должна быть разработана и реализована в течение трех лет. Кроме того, к лету 2010 года должны быть разработаны методические рекомендации по учету внеучебных достижений в новых образовательных стандартах, а также устранены недостатки, возникающие при проведении единого госэкзамена».
Министерство образования и науки Российской Федерации готовит предложение по введению добровольных экзаменов для выпускников четвертых и девятых классов. По мнению министра, экзамены после четвертого и девятого классов должны перейти с государственного на общественный уровень аттестации школьников. Данное предложение разрабатывается в рамках работы над системой портфолио. По словам министра, портфолио, куда войдут учебные, внеучебные и спортивные достижения школьников, наряду с ЕГЭ, позволит более полно оценить их знания. Достижение абитуриентов также будут учитываться при их поступлении в вузы.
Тамара Ляленкова: Это были новости образования, подготовленные моими коллегами с сайта «5 баллов.Ру» специально для «Классного часа Свободы». У микрофона Тамара Ляленкова, и мы продолжаем обсуждать специфику российского гуманитарного образования с кандидатом филологических наук Еленой Земсковой.
Елена Земскова: Мне кажется, все-таки интерес какой-то волнами, вообще интерес к определенному образованию – это, конечно, очень сильно отражает общественное движение. И тут я могу привести в пример своего маленького, но очень научного города, город Обнинск, первая в мире атомная станция, сплошные физики, биологи, химики, люди, которые получали свое образование в 60-70-е годы, наши родители, когда действительно именно техническое образование было образованием самым лучшим и тем, которое дает способ мыслить о мире. И вот в конце 80-х, когда их дети кончали школы, эти люди поняли, что это не годится. И это было, конечно, влияние перестроечной эпохи. Потому что когда открылась наша школа гуманитарная в Обнинске, в 1989 году был конкурс, потому что эти научно-технические родители привели своих детей, которым они хотели другую долю, видимо, и другого что ли знания. Потому что интерес тогда к гуманитарным проблемам, к истории, к литературе, к обществу, к экономике, общественный интерес был настолько высокий, что это и выразилось в интересе к образованию.
Тамара Ляленкова: Такое расхожее – физики-лирики… Может быть, технарям не хватает какой-то гуманитарной составляющей своего образования?
Елена Земскова: Я отвечу. Вот те технари, о которых идет речь, это, конечно, были самые гуманитарные технари, которые могли бы быть. Потому что в Советском Союзе как раз образцом рефлективной науки была, конечно, физика и математика, а не какое не литературоведение, которое было догматической дисциплиной, отражающей определенные тенденции марксизма-ленинизма. И только в каком-то оазисе типа Тарту могло что-то быть. То есть вот как раз эти самые наши родители вполне осознанно это делали. Потому что для них это было хобби – интересоваться какими-то гуманитарными проблемами, и они хотели сделать, чтобы для их детей вот это познание общественной жизни было уже более серьезным. Это я просто по своим родителям знаю. И, конечно, в 90-е годы гуманитарное образование, по крайней мере, как оно было здесь и во многих других местах, это было как раз то образование, которое давало способы думать о мире, которым раньше обладали физики, а теперь они им не обладают уже, по-моему.
Тамара Ляленкова: Что подразумевалось под гуманитарным образованием в школе тогда в Обнинске, когда вы учились?
Елена Земскова: Прежде всего, это была действительно альтернативная реальность школе советской, в которой многие из нас учились. Но главное, что там было, все наши учителя – это были люди, которые профессионально интересовались той областью знаний, которую они преподавали. Они были больше, чем учителя. Они хотели дать то богатство мировой культуры, которое на самом деле составляло какой-то запас советского интеллигента, который его отличал, позволял ему жить внутри такой печальной действительности. На тот момент это, наверное, был единственный возможный вариант культурного представления о том, что ты живешь не только в этой стране, которая огорожена со всех сторон, но в широком мире. А теперь, когда это можно увидеть глазами своими, в реальности, выяснилось, что все по-другому. И интерес к гуманитарному образованию, конечно, в другом, наверное, сейчас состоит. Тот интерес к гуманитарным дисциплинам, который был вызван эпохой «перестройки» и началом 90-х годов, это было сильное общественное движение. Это было понятно, зачем это надо. Сейчас, конечно, такого общественного запроса на какое-то миропонимание гуманитарное, такого сильного, которое могло бы изменить действительно систему образования, в общем-то, нет. По тому, что говорили наши ребята, можно увидеть, что точечно это можно использовать, навыки коммуникативные такие-то в бизнесе, в жизни, в коммуникации, на мелком уровне. Но речь не идет о том, что это может изменить условия вашей жизни. Об этом совсем речи нет. А когда мы поступали, конечно, мы ориентировались на какое-то будущее, которое наступит благодаря тем изменениям, которые происходят. А теперь, видимо, они уже произошли, и поэтому задачи более отчетливые, но они, может быть, и менее романтические.
Тамара Ляленкова: Романтические устремления нередко подтверждались образом жизни российского ученого-гуманитария. Рассказывает ректор Европейского университета в Санкт Петербурге Олег Хархордин.
Олег Хархордин: Десять лет назад ситуация была связана с тем, что российская академическая культура была прежде всего не письменной культурой в рамках гуманитарных наук. Можно было быть крутым сотрудником академического учреждения, выступающим время от времени на каком-нибудь семинаре и показывающего незаконченные наброски коллегам. На этой славе суперинтеллектуалам можно было прожить всю свою жизнь и закончить, так ничего и не опубликовав. Так что потом жена, дети или коллеги с трудом разбирались в нагромождении полузаконченных или когда-либо начатых текстов. К тому же вела в принципе и структура устного натаскивания студентов. Важно было задать хороший вопрос и отличиться так, что профессор заметил, какой умный студент или аспирант сидит в аудитории, можно было выступить с красивой речью, но совершенно необязательно было писать текст, который мог бы постоять сам за себя. Посмотрите на тексты кандидатских диссертаций. Очень часто это просто шаблонное производство, которым человек расписывается в том, что он может воспроизвести модель, а не произвести текст, который не то что интересно читать, а на который стоит потратить время, чтобы дочитать его до конца. Это почти что универсальное состояние российской гуманитарной науки середины 90-х, менялась за последние 10-15 лет, и сейчас с введением кредитной системы оценки во многих учебных заведениях с ориентацией прежде всего на письменные продукты, а не на то, чтобы удивить профессора вопросом, а на то, чтобы после тебя остался текст, который будет говорить сам за себя, в связи с этим трансформация в общем более-менее очевидна. Этому способствовало установление новой журнальной среды. Очень хорошо, что уже вышел сотый номер нового «Литературного обозрения», который отнюдь не чисто литературный журнал. Подобные новые формы также привели к тому, что постепенно наши гуманитарные науки стали трансформироваться. Конечно, казалось, что был перекос в 90-е годы в сторону гуманитариев. Поэтому сейчас, думаю, что на уровне Министерства образования стоит совершенно очевидный сюжет под названием возродить нашу угасавшую инженерную ориентацию, не нанимать же нам действительно на новые производства инженеров из Индии и Китая. И надо возродить славу технических вузов, а может быть, и построить что-то, что напоминает Массачусетский технологический институт. На это направлена такая политика, как создание новых федеральных университетов, только что прошедший конкурс по созданию научно-исследовательских университетов. Когда появится двадцатка ведущих вузов страны, куда и будут вбуханы все деньги, а остальные будут финансироваться по остаточному принципу. Но ясно, что сама логика развития выведет к балансу, даже если сейчас, может быть, происходит перекос обратно в сторону технических наук, потому что без учета социальных аспектов развития технического прогресса люди элементарно теряют деньги. То, где сейчас востребованы гуманитарные науки в совершенно прикладном плане, это попытки рассмотреть социальные аспекты внедрения новых технологий.
Второе, это то, когда эти люди начинают думать о креативном подходе к решению задач менеджмента или даже изобретательства. Ясно, что здесь проявляется тенденция, что развивают гуманитарные науки как возможность получить альтернативный взгляд на стандартные проблемы. Например, популярность классических языков в Кембридже и Оксфорде связана не с тем, что она дает знания, которые позволяют о себе как о полностью развитом человеке на уровне стандартов 19-го и 20-го века, а потому что это не мешает, а возможно, и способствует этому человеку занять позицию в топ-менеджменте «Бритиш петролеум». Получая базовые навыки социальной коммуникации, хорошего письма, грамотного выражения собственной мысли, убеждения, а также нестандартное видение стандартных проблем, которое развивает знание гуманитарных наук, приводит к тому, что эти люди процветают в менеджменте. И чисто сконцентрироваться на производстве только технократов не удается, потому что технократы, как раз исходя из императива технократического, заставляют производить некоторое количество не технократов для улучшения технических результатов своей деятельности.
Тамара Ляленкова: Это было мнение Олега Хархордина, политолога, ректора Европейского университета в Санкт Петербурге, созданного в 1994 году как обучающая аспирантура.
К проблемам высшего гуманитарного образования, которые мы обсуждаем сегодня в «Классном часе», вернемся после небольшого перерыва, к разговору присоединятся студенты и проректор РГГУ Дмитрий Бак.
Мы продолжаем обсуждать гуманитарное образование, доля которого в российской высшей школе продолжает убывать. Возможно, дело в том, что более 40% россиян, как сообщает информационное агентство «Амител» книг не читает вообще. Чтение упало в самые низы рейтинга досуговых предпочтений детей и подростков. С другой стороны, выросло число людей, изучающих иностранные языки.
Как приспосабливается высшая гуманитарная школа к современной ситуации рассказывает проректор по научной работе Российского Государственного гуманитарного Университета Дмитрий Бак.
Дмитрий Бак: Гуманитарное образование вообще в корне поменяло свой статус, потому что если говорить о преемственности между образованием и тем, чем занимается человек после окончания вуза, то здесь нет никакого прямого соответствия. И выпускник филологического факультета, исторического факультета, философского факультета очень часто работает в тех сферах, которые с литературой, с философией тем более никак не связаны. Поэтому гуманитарное образование скорее закладывает основу вообще культуры, учит коммуникации всех, кроме тех, кто желает быть педагогами, учеными, занимающимися прямо филологией, философией или историей. Это означает, что гуманитарное образование утратило свое значение или, наоборот, повысило? Я думаю, повысило. Потому что без гуманитарных качеств вообще современного специалиста нет. Еще одна важная вещь – очень трудно проследить напрямую связь уровня образованности и культурного поведения человека. Вот, например, новость о том, что 40% россиян не читают, настолько же пуста и многотолкуема, как и лозунг 30-летней давности о том, что Советский Союз – самая читающая страна в мире. Для меня эта фраза ничего страшного не означает. Знаете, существуют десятки и сотни книг, которые лучше не читать, я бы сказал так. Нужно это исследование уточнять, проводить по стратам, по уровням, по возрастам, по жителям разных местностей давать замеры и так далее.
Тамара Ляленкова: Критерии оценки – читают, не читают и уровень образования – связано это или нет?
Дмитрий Бак: Связано, конечно. Но здесь очень много опять же таких распространенных аберраций. Например, часто это сопоставляют с количеством часов литературы в школе. Я многократно говорил, что берусь научить школьников читать. Если будет один час литературы в школе, мы будем пять лет читать только Толстого. То есть тут очень многое зависит от государственной политики и прежде всего от учителя.
Тамара Ляленкова: То, что касается литературы, это определенно гуманитарная дисциплина, предмет. Что появилось нового в гуманитарном образовании? Экономика – это гуманитарное образование. И в какой-то момент возник бум на гуманитарные дисциплины в 90-е годы. Оказалось, что не хватает гуманитариев, так показалось. Во всяком случае, во многих и технических институтах появились факультеты именно гуманитарной направленности.
Дмитрий Бак: По поводу гуманитарного образования существуют два мнения. Одно мнение заключается в том, что это такая сердцевина образования, что это связано с нравственными качествами человека, с школой жизни и так далее. А другое мнение, которое, к сожалению, часто озвучивается с высоких трибун, сводится к тому, что гуманитарные науки – это путь в никуда, это то, что предполагает огромное перепроизводство специалистов. И мы видим это и по контрольным цифрам приема на будущий год. Сокращены места именно в гуманитарных специальностях. Есть здесь в значительной степени и высокая доля правды, потому что в «перестройку», о которой вы упомянули, в те годы, конечно, в стране ощущался дефицит менеджеров, дилеров и других профессий, к которым не готовили.
Если говорить, может быть, очень обобщенно, может быть, чрезмерно обобщенно, то именно сейчас преодолевается та иллюзия, которая возникла на исходе эпохи Возрождения, что вершины, высоты гуманитарного знания доступны всем и должны познаваться всеми. Как это было в средние века? Ну, были в Европе, даже и позже, в 16-м веке – 17-м веке, были 5-6 философов – Лейбниц, Декарт, допустим, и Локк в трех разных странах – Германия, Англия и Франция, и писали они друг другу письма по латыни. Это и есть история философии. И больше философов в общем и не надо было. А потом в результате вот этой самой либеральной демократизации образования возникло впечатление, оно правильное во многом, что нужны целые когорты философов, филологов и историков, которые заточены под занятия чистой наукой. А сейчас выяснилось, что нет, и вообще, Декарта, Локка и Лейбница вполне хватало для того, чтобы история философии не прерывалась, как и хватало 3-4 великих историографов России, историков в 19-м веке. Идет естественный процесс уменьшения количества вакансий социальных, которые дают возможность заниматься чистой наукой. И это очень болезненно. И очень многие на рынке переквалифицированы. Очень много людей, которые очень многое умеют, но оказывается, что их умения и знания не востребованы. Очень много людей блестящих, защитивших кандидатские диссертации, и потом занимающихся совсем другими вещами. Это очень большая социальная проблема, и философская, и нравственная проблема, как все-таки образование строить. Оно доступно широкому кругу людей. Но нужен ли широкий круг людей профессии и обществу профессионалов, готовых к чистой науке?
Многие отрасли практически умирают. Один пример – текстология великой русской литературы – это отрасль, которая возникла в последние сто с небольшим лет, и в ней масса специалистов. Но сейчас все более и более понятно, что количество этих людей примерно такое же должно быть или будет неизбежно, как специалистов по клинописи. Ничего с этим нельзя поделать. Это такая очень болезненная и страшная проблема для любого человека, который входит в аудиторию как профессор. Он должен понимать все-таки зачем, не чему он учит, а зачем, с какой целью?
Владислав Овчинский: Спорить о необходимости, пользе или, наоборот, отсутствии такой необходимости гуманитарного образования, переизбытке гуманитарного образования очень трудно.
Тамара Ляленкова: В разговор вступил студент пятого курса экономического факультета РГГУ Владислав Овчинский.
Владислав Овчинский: Трудно установить те пределы, в которых должно варьироваться количество гуманитариев и всех остальных.
Тамара Ляленкова: У вас самая сложная ситуация, потому что экономика – это, с одной стороны, гуманитарная дисциплина, с другой стороны, не гуманитарная. И за рубежом так оно и есть. Там есть некая разница. Как вы относитесь к своей будущей профессии и к образованию, которое вы получаете?
Владислав Овчинский: Понимаете, в чем дело? Очень часто экономика представляется в умах людей как дисциплина, которая сводится к счетоводству, вычислению определенных формул, подсчету экономических результатов и все на этом. На самом деле, экономика это в первую очередь аналитическая дисциплина, которая пользуется плодами в первую очередь гуманитарного знания и сама собой представляет гуманитарную дисциплину. Очень важным является то, как вообще тот или иной вуз представляет себе экономику как учебную дисциплину. Очень часто в технических вузах экономика действительно сводится к построению графиков и вычислению формул. В РГГУ ситуация кардинально другая. В РГГУ экономика это в первую очередь гуманитарные знания. Это дисциплина, которая позволяет человеку без построения каких-либо графиков и вычисления трехэтажных дробей, хотя не без этого тоже, понимать существующее положение дел в мире и в национальной экономике. И кроме того, делать какие-то выводы, анализы, суждения и так далее. Поэтому без гуманитарного знания экономика просто существовать не может. Это другое. Это уже математика, счетоводство и что-то в этом роде, но не экономика как дисциплина.
Тамара Ляленкова: На ваш взгляд, можно ли прогнозировать востребованность гуманитарных направлений и специальностей будущей экономики?
Владислав Овчинский: На самом деле, нужно начать с того, что все прогнозы врут. В современной России, особенно в современной России, многие ученые и, к сожалению, не только ученые говорят о том, что через 30 лет у нас некому будет решать какие-то инженерные вопросы, а появится какая-то неимоверная когорта экономистов, юристов, главных бухгалтеров и управленцев, которые будут решать все вопросы. Но, к сожалению, так как они не компетентны решать инженерные вопросы, технические задачи, то страна придет к какому-то состоянию упадка. На самом деле, это не так. Можно взять опыт ведущих стран мировой экономики, скажем Великобританию, когда состоявшийся специалист – это человек, который обладает каким-то узким знанием, пусть даже техническим знанием, но в то же время имеющий второе образование, это либо NBA, либо какое-то экономическое образование, хорошим будет.
Тамара Ляленкова: Это было мнение студента РГГУ Владислава Овчинского.
Вы слушаете «Классный час Свободы: образование и общества», ведет программу Тамара Ляленкова. Задачи высшей гуманитарной школы мы обсуждаем с преподавателями и студентами РГГУ. У микрофона проректор по научной работе Дмитрий Бак.
Дмитрий Бак: Мы живем в постиндустриальном обществе, информационном обществе. Другое значение придается коммуникации в аудитории, другое значение придается пользованию интернет-ресурсами, другое значение придается общению студентов с книгой, другое значение придается соотношению, и это самое важное, профессиональных навыков и общекультурных, и общегуманитарных. Когда опрашивают работодателей, какие качества наиболее востребованы в вашей компании, будь то завод, гараж или нефтяная компания, то на первых шести местах оказываются все одинаковые качества. И только с седьмого примерно места начинаются те качества, которые отличают физика от филолога. А первые шесть – это умение работать в команде, целеустремленность, контактность и так далее. Все это надпрофессиональное поле. И вот это надпрофессиональное, постпрофессиональное единство – это сфера гуманитарных наук. Она именно этой общей площадкой специально занимается, в отличие от наук естественных и точных. Не даром же говорят, что 21-й век или будет гуманитарным, или его не будет вообще. И, конечно, сфера деятельности выпускников необычайно расширилась. Но это, конечно, немножко другие люди по сравнению с теми, кто поступал к нам в 1992 году. Если говорить о филологах, то в 1992 году в большей степени это были люди, которые любят литературу, так я заострю вопрос. А сейчас это в большей степени люди, которые задают себе вопрос, а чем я буду заниматься в жизни? Сейчас гуманитарий, пытающийся быть ученым, исследователем, ведет себя совершенно иначе. Он ищет гранты, ему ничего не гарантировано. У него нет готовой позиции, как это на Западе говорят, должности до пенсии, куда он может ходить два раза в неделю, а в остальное время сидеть в библиотеке. Он как актер, как балерина меняет ангажемент, как футболист, он ищет контрактов, и он гораздо гибче в своих интересах. И самое главное, он готов заниматься не только тем, что ему нравится, а тем, что востребовано.
Тамара Ляленкова: О своей мотивации поступления в гуманитарный университет рассказывает преподаватель кафедры истории русской литературы новейшего времени Жанна Галиева.
Жанна Галиева: Я достаточно случайно попала сначала на культурологию, это было просто какое-то воплощение гуманитарных интересов. Мне просто хотелось стать культурным человеком. Потом я перешла на филологию и поняла, что у филологов интересы более точные и конкретные за счет того, что кто-то хотел все-таки изучать языки, но потом им тоже пришлось как-то немножко передумать. И на моем курсе я наблюдала такой интересный процесс, когда студенты-филологи, очень увлеченные литературой, на четвертом или третьем курсе с ужасом понимали, что вообще-то они должны писать диплом, вообще-то они пришли в научную область деятельности, и вообще-то они должны уметь это делать. Это вызвало такой диссонанс во многих головах, потому что приходили все-таки в филологию часто просто для того, чтобы почитать хорошие книжки по гарантированно хорошим спискам литературы, в гарантированно хорошей компании людей, с которыми приятно общаться. И во многом я поняла, что филология воспринимается как такое специфическое сообщество, где все друг друга более-менее понимают. И мне кажется, этот путь довольно характерен для многих студентов, которые приходят в университет просто для того, чтобы получить какое-то представление о культуре в целом. А в результате их в достаточно строгой форме просят писать диплом на научную тему, с научным руководителем. А сейчас я думаю, многие студенты, которые приходят на филологию, они иногда совсем не понимают, зачем они шли. И это сложный процесс. Группы становятся более дифференцированными, когда очень четко видно, студенты из очень хороших московских школ нацелены на построение научных каких-то процессов, а иногда и не нацелены, но просто по ним видно, по крайней мере, их можно направить. И студенты из обычных школ, которые совсем не хотят делать науку, и это знают заранее, которые пришли взять какие-то части филологического образования, взять либо языки, взять либо умение писать тексты, взять умение читать тексты, интерпретировать.
Антон Скулачев: Для меня гуманитарное образование действительно желание погрузиться в среду изучения культуры, литературы, истории оно было со школьных времен, для меня было очевидно, каких-то других путей я не видел для себя. Хотя это, безусловно, неправильно.
Тамара Ляленкова: У микрофона студент 2-го курса Антон Скулачев.
Антон Скулачев: Пока, на втором курсе я не могу говорить о каком-то опыте, но я могу сказать, что опыт – это именно ощущение того, что если выражаться терминологией Ролана Горда, это получать удовольствие от любого текста абсолютно. Тем более если прочитал какой-то текст, он тебе не понравился, а потом написал про него доклад на конференции, ты его полюбишь совершенно безумно. Потому что разобрался, как он устроен. И это во многом еще больше в этом полезна фольклористика, в которой вроде бы очень много текстов, которые неприятные, неприличные, неказистые по сравнению с высокой литературой, некрасивые. Но когда в них разбираешься, когда начинаешь понимать, как устроен текст, то в результате анализа текст не убивается, а, наоборот, начинает жить новой жизнью и открывается для тебя и становится тебе гораздо более близким.
Тамара Ляленкова: Насколько я понимаю, вами движет интерес, любопытство, вполне естественное стремление к познанию, стремление для любого человека, но это не всегда профессия.
Антон Скулачев: Да, понимаю. И среди своих одногруппников я не очень это вижу. Я понимаю, что это недостаток, но пока я действительно не очень представляю себе какие-то стратегии карьерные, за исключением научной. Но опять же это тоже очень общо и не очень конкретно, и непонятно, как конкретно это реализовать.
Жанна Галиева: То, что говорит Антон, мне кажется, имеет непосредственное отношение к теме нашего разговора. Все эти методики анализа соотношения устного и письменного материала, формирования современной мифологии, с представлением каких-то локальных групп и так далее, мне кажется, это вещи, которые применимы абсолютно везде, вплоть до эффективного менеджмента для того, чтобы управлять командой единомышленников. И для того, чтобы правильно наладить отношения со студентами в определенной группе, надо очень четко представлять себе иерархию этой группы, лидирующие позиции какие-то этой группы, фольклор, объединяющий эту группу, создающий некую групповую идентичность, и так далее. То есть это ровно те самые общегуманитарные социальные коммуникативные навыки, которые позволяют во многом гуманитарию чувствовать себя в социуме и в обществе если не на каких-то превосходящих, доминирующих позициях, то, по крайней мере, на позиции человека, который понимает, как это все вокруг функционирует. Гуманитарий – человек, который, по крайней мере, обладает чувством, что он что-то хочет понять.
Владислав Овчинский: Хотелось бы еще раз отметить, что современные гумнаитарные знания – это в первую очередь создание человека, который может очень хорошо, профессионально ориентироваться в своей узкой области, но наряду с этим он может быть активным участником в жизни страны, общества, в котором он живет, даже временного коллектива, который так или иначе образуется в его жизни. И поэтому будь то филологи, будь то экономисты, юристы, которые выпускаются из гуманитарного вуза, современного гуманитарного вуза, становятся специалистами очень широкого профиля. И гуманитарное знание является базисом, основой современного общества, оно является как раз той оболочкой и тем фундаментом, на котором, собственно говоря, крепятся технические дисциплины, инженерные науки и так далее.
Антон Скулачев: Не имя надежды сравниться в ораторском мастерстве, я хотел заметить, на самом деле, это большая проблема современной даже науки и образования у нас в стране, а может, и не только у нас в стране очень модное слово «междисциплинарность», но зачастую оно воспринимается очень неправильно – либо понахвататься из разных областей чего-то, либо пощеголять термином из математики в филологической работе. И то, и то, на мой взгляд, абсолютно неприемлемо. А речь как раз идет о правильно понятой междисциплинарности как возможности оперировать разными методами, возможности говорить на разных языках. Это то же самое, что учить языки, только понято метафорически, учите языки разных методов работы с одним и тем же. С человечеством, если говорить масштабно.
Тамара Ляленкова: Это было мнение студента Антона Скулачева. К масштабному разговору о гуманитарном образовании мы вернемся после зарубежных новостей образования.
Диктор: Миллионы детей в развивающихся странах могут лишиться возможности получить образование из-за финансового кризиса, к такому заключению пришли эксперты ЮНЕСКО. Генеральный директор ЮНЕСКО Ирина Бокова сообщает: в мире 800 миллионов неграмотных людей, две трети из которых составляют женщины и девочки.
Высший административный суд Египта отменил запрет на ношение никаба в вузах страны, сочтя это нарушением конституционных прав студенток. Напомним, в начале января ректоры ведущих вузов Египта ввели запрет на ношение закрывающих лицо покрывал в женских общежитиях, а также в студенческих аудиториях во время экзаменационных сессий. Министерство образования Египта поддержало инициативу ректоров и издало указ о запрете покрывал. В ответ на указ Министерства образования 55 студенток подали иск в суд с требованием снять запрет, мотивировав это тем, что на экзаменах в аудиториях находятся мужчины, от которых следует прятать лицо.
Президент США предложил реформировать систему начального и среднего образования в США, введя единые образовательные стандарты и единый государственный тест для всех школ, аналог российского ЕГЭ. В отличие от российского ЕГЭ американский не будет служить пропуском в вузы.
Стокгольмская высшая школа экономики с весеннего семестра планирует открыть в Риге факультет деловой и расследовательской журналистики. Латвия признана самой коррумпированной страной Европы, поэтому наличие в ней хороших и образованных журналистов, по словам ответственного по информационным вопросам Стокгольмской высшей школы экономики Андерса Александерссона, чрезвычайно важно для борьбу с коррупцией.
Тамара Ляленкова: Это были зарубежные новости образования.
В последней части «Классного часа Свободы» мы обсудим российское гуманитарное образование и науку, их вписанность во время и мир. У микрофона Тамара Лялекнова, мои собеседники - ректор Европейского университета в Санкт-Петербурге Олег Хархордин, проректор РГГУ Дмитрий Бак. Слово Дмитрию Баку.
Дмитрий Бак: Мы сейчас живем в другом столетии, другом тысячелетии. Мы понимаем, что на повестке дня немножко другие проблемы. Если мы просто посмотрим заголовки газет, то мы увидим, что на повестке дня глобализация, на повестке дня изменение климата, на повестке дня терроризм и национальные проблемы в большей степени, нежели это было 30 лет назад. И все это, я думаю, можно подытожить в одной фразе: гуманитарное образование в последние годы стало не только тем местом, тем оселком, где готовятся специалисты для будущей работы в определенных отраслях, но гуманитарное образование стало таким очень важным, как сейчас говорят, импакт-фактором устойчивого развития, социальной безопасности. Чем выше уровень образования, тем больше непосредственный социальный эффект оно оказывает даже на те сферы, где специалисты, филологи и философы не работают. Если гуманитарная составляющая в образовании не заложена, то тогда, мой любимый пример, я всегда привожу, тогда система безопасности подводных лодок убивает людей.
Тамара Ляленкова: С вопросом о производной от российского гуманитарного образования – российской гуманитарной науке, я обратилась к ректору Европейского университета в Санкт-Петербурге Олегу Хархордину. Может быть ошибочное представление создается, но кажется, что российская гуманитарная мысль в основном направлена на себя самое, на свою собственную культуру.
Олег Хархордин: Ну, это возможно отчасти следствие не изучения языков гуманитариями во второй половине 20-го века или слабое изучение языков внутри Советского Союза. Это в принципе стало меняться. Причем заметим, что основные предметы нашего гуманитарного экспорта, начиная с 80-х годов, это были работы русских гуманитариев, которые были сделаны на материале, связанном с темами не российскими. То есть если брать, например, Бахтина и Лотмана, то что успешно продавалось все последние 30 лет, Бахтин, это книжка про Рабле и карнавал, и только потом уже «Идеологизм Достоевского. Философия поступка». Если брать Лотмана, то ясно, конечно, что он работал по Карамзину и Александринской культуре. Но методика вся исследования была связана с магистральным направлением в тот момент общеевропейским и общемировым, это некоторые методы исследования семиотические. То есть в принципе, конечно, легче изучать то, что легче прочесть. И дилемма, стоящая перед социологом в 1993 году, очень простая: или сказать, что у нас великая социология конца 19-го века, взять Ковалевского и его перечитать, и его пытаться возвеличить, или взять Петирима Сорокина, который приехал из России и стал зав. кафедрой социологии Гарварда, и сказать, что это был величайший вклад в мировую науку, или действительно потратить, к несчастью, 3-4 года на изучение английского, французского, немецкого, посмотреть, какие основные достижения науки происходили за последние 20-30 лет, посмотреть, что можно сделать здесь, исходя из российской базы, и написать книгу, которая будет востребована так же, как востребованы на мировом рынке Лотман и Бахтин.
Вообще, если говорить о перспективе, мне кажется, что у нас есть некоторый амбициозный потенциал, некоторый задел, который можно трансформировать в ближайшие 10-15 лет в очень заметное место российских гуманитарных наук в мировом производстве научного знания. И это связано с тем, что у нас до сих пор большое количество умных людей занимается, и не нужно много для этого ресурсов. То есть мы все еще живем в результате перепроизводства гуманитариев отчасти как последнее дело, которое произвела советская система образования. Что-то подобное было после крушения Австро-Венгерской империи. И возможно, такое же перепроизводство умных людей, работающих в гуманитарных науках есть результат крушения советской империи. И в принципе, они только сейчас выходят на полномасштабное интеллектуальное производство. Поэтому если вкратце подытожить тот амбициозный потенциал, который у нас есть, я бы сказал примерно так, что если в 19-м веке Россия производила оперы, балет, произвела великий русский роман, если в 20-м веке она производила военную мощь и те виды наук, которые подпитывали физику и химию, то после крушения технической базы для экспериментов в физике и химии, видимо, в 21-м веке мы имеем только громадный потенциал в том, что не требует такой экспериментальной базы. И возможно конкурентное преимущество России в производстве знания в 21-м веке – это прежде всего в производстве гуманитарного знания и в общественно-научных дициплинах.
Тамара Ляленкова: Черту в разговоре о гуманитарном образовании подвел ректор Европейского университета в Санкт-Петербурге Олег Хархордин.
Вы слушали «Классный час Свободы: образование и общество». В программе участвовали ректор Европейского университета в Санкт-Петербурге Олег Хархордин, проректор по научной работе РГГУ Дмитрий Бак, преподаватели Жанна Галиева, Ольга Серебряная, Елена Земскова, студента Владислав Овчинский и Антон Скулачев.
