Дмитрий Волчек: Больше семидесяти лет прошло с той поры, когда разыгралась эта мелодрама. Красавица и чудовище, так и не превратившееся в принца. Чешская актриса, европейская кинозвезда Лида Баарова и гитлеровский пропагандист Йозеф Геббельс. Их отношения были не раз описаны и даже воспроизведены на театральных сценах. Ныне в Чехии вышла книга “Бегство”, написанная четверть века назад семидесятилетней Бааровой вместе с писателем-эмигрантом Йозефом Шкворецким. Ее прочитала Нелли Павласкова.
Нелли Павласкова: В начале девяностых годов совершенно спившуюся, одинокую Баарову посетил чешский журналист Кожушник, поговорил с ней и издал ее книгу воспоминаний “Жизни сладкая горечь”, в которой она начисто отрицает, что была любовницей Геббельса и утверждает, что встречи с ним проходили под угрозой смерти. В первоначальной же книге “Бегство” актриса признается, как все было на самом деле, не старается оправдать себя своей молодостью и неопытностью в политике, не винит своих немецких и чешских коллег, сотрудничавших с нацистами, и после войны защитивших себя коммунистическими партбилетами, но рисует скорее приукрашенный образ Геббельса – покровителя искусств и молодых красавиц. В Германию по приглашению киностудии УФА двадцатилетняя Баарова уехала в 1934 году, когда уже снялась в 19 фильмах в Чехословакии. За десятилетие ее самой большой славы (с 1931 по 1941 годы) она снялась в 30 чешских и двенадцати немецких фильмах. В Германии она начала совместную жизнь со знаменитым в ту пору киноартистом Густавом Фрелихом, который, предчувствуя надвигающуюся опасность, заботливо отправил в Лондон свою дочь и бывшую жену - еврейскую актрису.
Диктор: “Мне, собственно, повезло в невезении, в том, что мой злой рок в Германии звался Йозеф Геббельс. Могло быть еще хуже, это мог быть и Адольф Гитлер. В 1934 году в павильоне киностудии УФА мы снимали “Баркаролу”. Я и Густав стояли на площадке, залитой светом юпитеров. “Идет фюрер” - раздался истошный крик, к которому я осталась равнодушной, ибо понятия не имела, кто такой фюрер. Какой-то герр Гитлер, все в Берлине его хвалили за то, что он в последний момент спас Германию от большевизма и кровопролития, за то, что он ликвидировал безработицу и завел порядок. Фюрер, на лбу косая челка, под носом - щеточка усов, вступил в павильон, за ним шли военные….. И вдруг на мне остановились его глаза, сине-серые, как ледяная сталь, испытующие, пронизывающие. Гитлер крепко пожал мне руку, в ладони что-то хрустнуло. Но эту боль заглушила боль от буравящего его взгляда. Я не успела разобрать, что он мне сказал, раздался кованый топот его свиты, и я увидела их удаляющиеся коричневые спины”.
Нелли Павласкова: У Бааровой были еще две встречи с фюрером, и еще одно приглашение на банкет главарей рейха, на котором она приглянулась известному берлинскому донжуану, министру пропаганды и культуры Йозефу Геббельсу. Это был 1936 год.
Диктор: “Геббельс был далеко не красавец, он был мал ростом, хромал – последствие операции в детстве. Но на банкетах и коктейлях вокруг него всегда кружился хоровод из самых красивых моих коллег-актрис. Я всегда о них иронически думала: чего только не сделаешь ради карьеры. Я не хочу утверждать, что у меня это была любовь с первого взгляда, но когда он говорил, то его голос как будто гладил мне спину, превращаясь в мягкую и теплую ладонь. “Конечно, вас ждут в Германии и более интересные роли”, - заметил он. За все два года моей жизни в Берлине меня никто не спрашивал, довольна ли я своей работой. Даже Густав. В последнее время он все чаще посмеивался надо мной. “Ты не актриса, – говорил он. – Лучше научись прилично готовить. Но это тебе не дано. Как и игра в кино. Исключено!”
Нелли Павласкова: Геббельс активизировался, звонки из министерства от его имени раздавались в доме Фрелиха и Бааровой ежедневно, приглашения в гости сыпались беспрестанно, даже когда Баарова с матерью и Фрелихом уехала лечиться в Карловы Вары. Под любым предлогом он вызывал ее на премьеры, банкеты и светские вечера, посылал цветы, пока она не сказала себе: “Их бин ферлибт” – “Я влюблена”.
Диктор: “Это был опытный охотник, он знал, что добыче нельзя давать ни минуты передышки. Теперь его голос в телефоне приобретал иную окраску. Он давал мне любовные приказания, например, – ехать на машине на самый конец автострады и там пересесть в его автомобиль. Конечно, я должна была воспротивиться. Но я уже превратилась в солдата его женской армии. Тот факт, что я вскоре получила в ней самый высокий чин, было самым ужасным, что вообще могло со мной случиться.
Об отношении к евреям Геббельс никогда со мной не говорил. Позже, когда я уже имела на него какое-то влияние, как это бывает у любовниц могущественных мужей, ко мне обратился с просьбой Георг Александер, его жена Усе была еврейка и поэтому ему запретили сниматься и играть в театре. Я попросила за него Геббельса, и он снял запрет”.
Нелли Павласкова: Баарова старается найти в Геббельсе черты, которые отличали бы его от остальных нацистов. Она пишет о его сомнениях в политике партии, о том, как здорово он передразнивал Гиммлера и Геринга, как хотел он отойти от дел и уехать с ней в Японию, о чем позже просил Гитлера.
Диктор: “Мне казалось, что он, может быть, подсознательно вообще мечтал удрать из Германии не только ради того, чтобы быть со мной. Но он остался и играл роль, которую сам себе выбрал, последовательно и до конца. Вскоре произошло его столкновение с Густавом, увидевшим меня с ним в машине. Густав иронически процедил сквозь зубы: “Итак теперь мое положение прояснилось, господин министр”. Вскочил в свою машину, хлопнул дверью и уехал . “Вы понимаете, что после этой сцены господин Фрелих перестал для меня существовать”, - сказал мне министр. Дома разъяренный Густав отказался извиниться перед Геббельсом, и на другой день, на съемках красочно описал друзьям эту сцену. История обросла фантастическими подробностями, в Берлине с восторгом рассказывали, что Густав дал министру пощечину, он стал героем дня, и куплетист в кабаре распевал: “Кто бы не хотел быть хоть раз Фрелихом”. Фрелих по-немецки означает “веселый”, так что формально к куплетисту трудно было придраться.
Нелли Павласкова: Роман с Фрелихом и их совместная с Бааровой жизнь закончились. Встречи с Геббельсом в его доме на озере занимали все свободное время актрисы; кроме того, она ездила на съемки в Прагу. Там она получила приглашение уехать в Голливуд и заключить выгодный контракт с одной из киностудий. Голливуд намеревался заплатить неустойку за расторжение ее контракта с немецкой студией УФА и даже послал в Германию знаменитого актера Роберта Тэйлора, который просветил Баарову относительно агрессивных планов нацистов и неуместности ее дальнейшего пребывания в Германии. Тэйлор настаивал на том, чтобы она покинула Германию и улетела в Америку вместе с ним на следующий же день. Проплакав всю ночь, Баарова решила все же остаться в Европе поближе к дому и родным. Потом она горько сожалела об этом. Геббельс был хорошо осведомлен об этом сватовстве Голливуда и разразился громовой речью на собрании всех актеров в Опере, в ней он клеймил отступников Марлен Дитрих и Фрица Ланга, обличавших нацистов в США, и грозил карами новым “предателям”. В его отношениях с Бааровой наступил перелом.
Диктор: “Его любовь была эгоистичной, он присваивал меня и распоряжался мной, становясь для меня тяжелым бременем. Фортепьянные концерты в его доме на озере сменились нашими ссорами и криками. Несколько раз я хлопала дверью и уходила в ночь, заявив, что между нами все кончено. Он дозванивался мне, и потом часами говорил и говорил, и как всегда его голос завораживал меня, гипнотизировал, гладил и мучил одновременно. Летом 1938 года я очнулась, узнав, что нацисты собираются отнять у моей страны пограничные земли – Судеты. Я устроила ему сцену при людях на приеме в его министерстве, и он прикрикнул: “Встаньте, пожалуйста, и немедленно отправляйтесь домой”.
Нелли Павласкова: По мере приближения военных событий менялась и обстановка в Берлине. И вот памятный звонок Геббельса.
Диктор: “Его голос был неузнаваем. Он звучал бесцветно, депрессивно. Заикаясь, он поведал: “Моя жена нажаловалась фюреру. Она – дьявол, предала нас”. Ночью он позвонил еще раз. Слух не изменил мне – Геббельс плакал, как студентик. Я разобрала только одну фразу: “Я дал фюреру честное слово”. Я не верила собственным ушам. Ведь он же твердо решил отказаться от карьеры, от партии, от жены и детей ради меня, молодой девушки славянской расы, которую должен был по их правилам, считать неполноценной. Мне стало плохо с сердцем, и вызванный доктор констатировал воспаление сердечного клапана. Я долго лежала дома, а когда встала, то увидела, что возле моего дома постоянно стоят два черных автомобиля гестапо. Тогда я впервые осознала значение этого слова, перед этим я слышала его только несколько раз в шепотом рассказанных анекдотах в Клубе кинематографистов в Праге. Черные автомобили всюду неотступно следовали за мной”.
Нелли Павласкова: Баарова предприняла ряд неудачных попыток встретиться с Геббельсом и получить от него помощь. Теперь она преследовала министра. Ее освистали на премьере ее нового фильма “Игрок” по Достоевскому, галерка кричала: “Министрова девка, убирайся из Германии”. Баарова рада была бы убраться, но выезд на родину ей запретили. Играть в кино тоже. Якобы “народ ее не желает видеть”. Геббельс ушел от жены, поселился у себя в министерстве, но, верный слову, данному Гитлеру, голоса не подавал. Однажды ей позвонили из имперской полиции и пригласили в канцелярию полицейского президента графа фон Хелльдорфа, будущего участника покушения на Гитлера.
Диктор: “Он рассказал мне, что вчера произошло в горной резиденции Гитлера, куда были приглашены, кроме него, Гиммлер и супруги Геббельс. Они хотели попросить у фюрера разрешение развестись. И тут Гитлер продемонстрировал один из своих знаменитых взрывов. – “Что скажет на это народ?” – орал он и бил кулаком по столу. Геббельс встал и заявил, что не может без меня жить, просит фюрера освободить его от всех партийных и государственных должностей, разрешить развод и отправить послом в Японию. Гиммлер обратил внимание министра на то, что связь с чешкой, гражданкой враждебной страны, сама по себе сомнительна. Фюрер рвал и метал. Но и Геббельс вскипел и заявил, что имеет право на частную жизнь.
“Кто делает историю, не имеет права на частную жизнь!”, – кричал Гитлер. Министр должен немедленно вернуться к жене. Немедленно, сейчас же сфотографироваться с женой и поместить это фото завтра во всех газетах. Развод исключается. – “Народ ничего такого не потерпит”, - повторил фюрер.
Я упала в обморок и, очнувшись, начала угрожать полицейскому президенту самоубийством, если мне не позволят встретиться с Геббельсом, я требовала разрешения покинуть Германию. Меня отвезли домой.
Вечером позвонил Геббельс. “Я говорю из дома моего друга Геринга”, - сказал он. Мне стало плохо и меня вырвало. – “Лидушка, останься такой, какой ты есть, и даже тогда, когда тебя будут обижать. Не превращайся в злого человека”. – Меня снова вырвало. И, наконец, я услышала последние слова: “Я люблю тебя”. Больше я его уже никогда не слышала.
Геббельс вернулся к Магде, и через год родилась Хейде, дитя примирения. Министр стал самым преданным вассалом фюрера. Все свои силы вложил в пропаганду войны, которой сам, как я знаю, боялся.
Его последний секретарь Вильфрид фон Овен свидетельствовал после войны, что перед смертью он сжег мою фотографию со словами: “Не желаете ли полюбоваться красивой женщиной?”.
Нелли Павласкова: Бааровой удалось при помощи проводника за большие деньги тайно перейти в лесу границу с Чехословакией и приехать в Прагу. Но война и оккупация догнали ее и на родине. Сразу после войны она была арестована за связь с Геббельсом, которая расценивалась, как коллаборационизм, некоторое время она провела в тюрьме, затем была выпущена, и ей удалось бежать на Запад – в Италию, где она начала сниматься у итальянских режиссеров, в том числе и у Феллини. Вина Бааровой не соответствовала ее наказанию – так считают ныне в Чехии. Во время допроса в чехословацкой полиции умерла ее мать, сестра актриса, не выдержав позора, покончила жизнь самоубийством, а отец тяжело заболел и стал инвалидом. В начале девяностых годов Баарова, после многих долгих лет, приехала из Австрии в Прагу, родина ее встретила холодно. Актриса умерла в 2000 году в полном одиночестве в Зальцбурге.
