И хотя изначально спорт представляется мне стремительным бегством от смерти, от ее неподвижности и несоревновательности, юношеским бегством в страну здоровья и розовых щек, я все больше убеждаюсь в умирании спорта и в жестком соотношении спорта и смерти.
Дело не только в том, что спортсмены гибнут на тренировках и на соревнованиях. Мы все чаще забываем о том, что Олимпийские игры – продолжение нашего детства, наших дворовых команд, наших слез поражения и лакомства побед. Спорт стал выворачиванием мускулов и выпячиванием государственных эмблем. Мы все болеем за нашу команду, но слово "болеть" - не случайное слово. Мы хотим победы, но зачем превращать игру в войну, в подвиг или разгром? Зачем бросаться на амбразуру? Мне до сих пор непонятно, зачем мы устроили футбольную вакханалию, победив голландцев. Ведь это – действительно болезнь патриотизма, а не его здоровое лицо. Я знаю, что нечто подобное происходит и в других странах. Я не люблю, когда спорт разделяет людей.
Я хорошо помню, как в советские времена часть либеральной интеллигенции стеснялась болеть за советские команды, видя в них выражение тоталитарных завоеваний. Я приезжал в Красную Пахру, на дачу к писателю Юрию Трифонову – большому любителю футбола, - и он мучился, глядя сквозь очки на экран телевизора, не зная, что делать: болеть за советских или против них. Петрушевская написала тогда же пьесу с говорящим названием "Я болею за Швецию". Мы не знали, каким еще способом доказать свою непричастность режиму.
В 1990-е годы все вроде бы перевернулось. Стало легко и свободно болеть за своих – политика не мешала. Но это продолжалось недолго. В последнее время спорт снова взяли под ружье, он призван в армию государственных достижений. На Олимпиаду отправляют, как на войну. Или пан, или пропал. Или вознесут до небес, или вычеркнут из списка живых, казнят. Нечто подобное, видимо, испытывали немецкие спортсмены на Олимпиаде в 1936 году. Спорт стал знаменосцем нашей несвободы и нашего обособления от мира. На спортсменах лежит двойная ответственность. Победить для себя и для государственного Олимпа, который хочет, чтобы его ассоциировали с нашей страной. Везите сюда золотые медали!
А как их везти? Как натаскать их из жаровни Олимпиады? Сегодняшний спорт довел человека до ручки. Дальше не прыгнешь, быстрее не помчишься. Мы стоим у границы человеческих возможностей, а спортсмену кричат: "Давай! Давай!"
Могут помочь какие-то хитроумные технические новшества, может помочь персональная свобода спортсмена или же запретные допинги – но это ненадолго. Впереди предел и смерть рекордов. Детские игры кончились.
Дело не только в том, что спортсмены гибнут на тренировках и на соревнованиях. Мы все чаще забываем о том, что Олимпийские игры – продолжение нашего детства, наших дворовых команд, наших слез поражения и лакомства побед. Спорт стал выворачиванием мускулов и выпячиванием государственных эмблем. Мы все болеем за нашу команду, но слово "болеть" - не случайное слово. Мы хотим победы, но зачем превращать игру в войну, в подвиг или разгром? Зачем бросаться на амбразуру? Мне до сих пор непонятно, зачем мы устроили футбольную вакханалию, победив голландцев. Ведь это – действительно болезнь патриотизма, а не его здоровое лицо. Я знаю, что нечто подобное происходит и в других странах. Я не люблю, когда спорт разделяет людей.
Я хорошо помню, как в советские времена часть либеральной интеллигенции стеснялась болеть за советские команды, видя в них выражение тоталитарных завоеваний. Я приезжал в Красную Пахру, на дачу к писателю Юрию Трифонову – большому любителю футбола, - и он мучился, глядя сквозь очки на экран телевизора, не зная, что делать: болеть за советских или против них. Петрушевская написала тогда же пьесу с говорящим названием "Я болею за Швецию". Мы не знали, каким еще способом доказать свою непричастность режиму.
В 1990-е годы все вроде бы перевернулось. Стало легко и свободно болеть за своих – политика не мешала. Но это продолжалось недолго. В последнее время спорт снова взяли под ружье, он призван в армию государственных достижений. На Олимпиаду отправляют, как на войну. Или пан, или пропал. Или вознесут до небес, или вычеркнут из списка живых, казнят. Нечто подобное, видимо, испытывали немецкие спортсмены на Олимпиаде в 1936 году. Спорт стал знаменосцем нашей несвободы и нашего обособления от мира. На спортсменах лежит двойная ответственность. Победить для себя и для государственного Олимпа, который хочет, чтобы его ассоциировали с нашей страной. Везите сюда золотые медали!
А как их везти? Как натаскать их из жаровни Олимпиады? Сегодняшний спорт довел человека до ручки. Дальше не прыгнешь, быстрее не помчишься. Мы стоим у границы человеческих возможностей, а спортсмену кричат: "Давай! Давай!"
Могут помочь какие-то хитроумные технические новшества, может помочь персональная свобода спортсмена или же запретные допинги – но это ненадолго. Впереди предел и смерть рекордов. Детские игры кончились.
