Дмитрий Волчек: В Петербурге проходят мероприятия, посвященные десятой годовщине смерти Анатолия Собчака. Они начались еще в пятницу, с поминальной службы на кладбище, и продолжились в субботу, с участием первых лиц государства. Рассказывает Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: В пятницу на Никольском кладбище Александро-Невской лавры, прошла поминальная служба, на которую пришли около 100 человек, среди них вдова политика, член Совета Федерации Людмила Нарусова, губернатор Петербурга Валентина Матвиенко, спикер Законодательного собрания Вадим Тюльпанов. Многие вспоминали, каким мгновенным и ярким был взлет Анатолия Собчака, каким замечательным ораторским искусством он обладал, какой тяжелой была зима 91 года, когда в городе, пережившем блокаду, кончалось продовольствие, и Собчаку приходилось срочно договариваться с руководителями западных стран о гуманитарной помощи. Вспоминали и о команде, созданной Анатолием Собчаком, из которой вышли многие нынешние руководители страны. Валентина Матвиенко назвала Анатолия Собчака настоящим интеллигентом и демократом, на каких держится страна и какие делают историю. С такой оценкой согласны сегодня далеко не все. Говорит политолог, член бюро партии "Яблоко" Борис Вишневский.
Борис Вишневский: Есть два Собчака. Один – это Собчак эпохи съезда народных депутатов СССР, противостоявший на съезде партийной номенклатуре, с которым она не могла спорить, против аргументов которого она была бессильна. Собчак, символизирующий собой демократические принципы и правовое государство, о которых мы мечтали. Второй Собчак – это Собчак эпохи сперва Ленинграда, потом Санкт-Петербурга. Это человек, который считал, что он хозяин нашего города, который уничтожал в нем демократию последовательно, это человек, который чуть ли не на банкете подсунул Ельцину указ о разгоне Ленсовета, первого демократически избранного городского совета и самого лучшего органа представительной власти, который у нас был за все годы. И если о первом Собчаке надо вспоминать с благодарностью, то о втором Собчаке вспоминать приходится с глубоким огорчением.
Татьяна Вольтская: А вот координатор движения "За Россию без расизма" Александр Винников считает, что Анатолий Собчак сыграл исключительную роль в становлении российской демократической государственности.
Александр Винников: Наиболее важным его делом я считаю работу в комиссии по расследованию событий, произошедших в Тбилиси в мае 89 года. С этой комиссии начался процесс реальной трансформации нашей власти, начало меняться соотношение власти и общества. Кроме того он, безусловно, сыграл существенную роль в создании в Санкт-Петербурге реального изменения властей. Делал он это, безусловно, не один, с депутатами Ленсовета, но его роль приуменьшать тоже не следует.
Татьяна Вольтская: Такие яркие фигуры, блестящие ораторы появляются на заре революционных изменений, когда есть спрос на красноречивые разоблачения предшествующего строя, - считает политолог, профессор петербургского Европейского университета Владимир Гельман.
Владимир Гельман: Фигура Керенского, конечно, вспоминается. Звездный час – это период с 89 по 91 год, а потом этот революционный период заканчивается, меняется спрос на качество политических лидеров. И конечно, Собчак довольно быстро оказался не совсем на своем месте на посту мэра города, когда нужно было решать задачи повседневного городского управления, он был не тем человеком, который был подготовлен к такой роли.
Татьяна Вольтская: Борис Вишневский, в принципе, с этим согласен, но смотрит на это жестче.
Борис Вишневский: Анатолий Александрович не любил демократию. Он считал, что демократия – это когда у власти он, который демократ, этого было достаточно. Он очень не любил депутатов Ленсовета, он всячески их оскорблял, он присваивал себе все хорошее, сваливал на депутатов все плохое и стремился править городом сам. Он распоряжался городским имуществом, как своим, раздавал имущество тем, кому считал нужным. И к сожалению, как он себя при этом вел, в глазах очень многих петербуржцев дискредитировало само понятие демократы. И конечно, он остался у меня в памяти человеком, который вырастил Путина. За это, что называется, ему отдельное спасибо. Если бы не Анатолий Александрович, Владимир Владимирович, думаю, где-нибудь на вторых или третьих ролях до сих пор сидел.
Татьяна Вольтская: А вот исполнительному директору Объединенного гражданского фронта Ольге Курносовой Анатолий Собчак видится, скорее, фигурой трагической.
Ольга Курносова: Мне особенно запомнилась наша последняя встреча. Думская избирательная кампания, он только что приехал из Франции, он был очень растерян, слегка испуган. Видимо, он ощущал нарастающий вектор, он в тот момент был доверенным лицом кандидата в президенты Путина. Но это явно его не радовало. Я думаю, что если бы он прожил больше, его разочарование в себе как в руководителе было бы еще больше. Ответственность за то, что происходит у нас сегодня, несут все, и Борис Николаевич Ельцин, и Анатолий Александрович Собчак, именно их выкормыши сегодня руководят страной. Я совершенно уверена, что это не их позиция, Анатолий Александрович был искренним человеком, я думаю, что именно поэтому он умер в такое "удобное" для всех время, он никому не нужен был живой из сегодняшней элиты, он слишком много знал.
Дмитрий Волчек: 17 февраля 2000 года Анатолий Собчак прибыл в Калининград как доверенное лицо кандидата в президенты России Владимира Путина, а через два дня скоропостижно скончался в гостинице в Светлогорске. В обстоятельствах смерти Собчака много неясного; сообщалось, например, что в гостиничном номере находились еще два человека. Говорили, что в поездке Собчака сопровождал Шабтай Калманович – известный бизнесмен, связанный со спецслужбами и криминальными кругами (в июне 2009 года Калманович был убит в Москве). После разоблачительных публикаций в местной прессе прокуратура Калининградской области 6 мая 2000 года возбудила уголовное дело по статье "Умышленное убийство с отягчающими обстоятельствами" – предполагалось, что Собчак был отравлен. 4 августа дело было закрыто. Официальная версия – бывший мэр Петербурга и друг Владимира Путина умер от болезни сердца.
Живущий в Париже писатель Аркадий Ваксберг хорошо знал Анатолия Собчака. В своей вышедшей на французском языке книге «Лаборатория ядов» он пишет о загадке смерти бывшего мэра Петербурга. По мнению Ваксберга, есть много обстоятельств, указывающих на то, что речь идет о политическом убийстве, связанном с предвыборной президентской кампанией 2000 года.
Аркадий Иосифович, вы познакомились, когда Собчак приехал во Францию или встречались прежде?
Аркадий Ваксберг: Мы познакомились в 1989 году на приеме в Спасо-Хаусе, который устраивал тогдашний посол Соединенных Штатов Мэтлок. А потом чисто случайная встреча была на отдыхе в Турции, и мы довольно тесно общались. Потом был очень большой перерыв и, наконец, Франция.
Дмитрий Волчек: Как он сам свою парижскую ситуацию определял? Вряд ли он считал себя политэмигрантом или беженцем.
Аркадий Ваксберг: Мы встречались в Париже очень часто. Он много раз бывал у меня. Когда он прибыл в Париж, Людмила Борисовна Нарусова устроила пресс-конференцию, и пришли журналисты, которые разыскивали Анатолия Александровича по всем больницам и нигде не нашли следов его пребывания. Я оставляю без комментариев этот эпизод, просто его констатирую. Я знал и до этого Людмилу Борисовну, она меня увидела, и в тот же вечер Анатолий Александрович позвонил мне, и с тех пор мы стали встречаться регулярно.
Он чувствовал себя плохо в Париже. Плохо не в смысле удобства или комфорта: он был не на своем месте, он чувствовал, что прозябает, зря тратит время. Хотя я не уверен, что это было именно так. Он здесь в Париже написал книжку, которая, по-моему, получила недостаточную оценку у нас в стране. Она называется "Из Ленинграда в Петербург. Путешествие во времени и пространстве". Книжка интересная. Он прослеживает там судьбу Ленинграда как города, не очень желанного для московских властей и в 20-е, и в 30-е, и в 40-е, и в 50-е: место, которое всегда воспринималось в Москве как оппозиция, как противостояние центральной власти. И вокруг этого мы очень много говорили с ним, он был обеспокоен этой ситуацией, ему казалось что Петербург (который возвратил свое имя именно благодаря Собчаку), находится в дискриминированном положении. Но мы теперь знаем, что все повернулось наоборот. Таким образом, то, что его тревожило, теперь получило разрешение при его самом непосредственном участии.
Дмитрий Волчек: Он говорил с вами о той ситуации, которая вокруг него сложилась? Кого он винил в том, что с ним произошло?
Аркадий Ваксберг: Он старался прямых обвинений не высказывать. Он говорил, что идет борьба за власть и что все затеяно не только теми, кто рвался к власти в Петербурге, но что это затеяли недруги Ельцина, потому что он считал себя человеком ельцинской команды. Об этом он мне говорил. Но главным образом, его интересовало пресловутое "ленинградское дело", он был весь погружен в это недавнее прошлое. Что касается настоящего момента, то он воспрянул духом, когда Путин стал премьер-министром. Я должен сказать, что несколько раз слышал от Анатолия Александровича очень добрые слова о Путине; из песни слова не выкинешь - так он говорил, так воспроизвожу и я. Он считал его человеком прогрессивным, верным. И был, наверное, абсолютно прав по-своему, потому что только благодаря Путину ему удалось спастись от преследователей, в этом нет никакого сомнения.
Он готовился, возвращаясь в Россию, к реанимации своей оборванной политической и общественной деятельности. Я очень хорошо помню, как он пришел прощаться ко мне, это было лето 99 года, такой прощальный очень короткий визит, он занял минут 15, мы посидели на диване и поговорили. И тогда было много слухов, что он вернется в Париж в качестве посла. И поскольку эти слухи были слишком упорными, то я, не скрою, задал ему провоцирующий вопрос, когда прощались. "Ну вас ведь ждать недолго, вы ведь скоро появитесь здесь?". Он лукаво улыбнулся и спросил: "А почему вы так думаете?". "Ну, вы же знаете, наверное, что все вас ожидают в качестве посла". И я помню реплику, которой он отреагировал на эти мои слова: "Ну нет, подымай выше". И была ли это шутка, или за этой шуткой что-то скрывалось, я не знаю.
Дмитрий Волчек: Он ведь участвовал в выборах в Госдуму и проиграл их, а потом решил баллотироваться на пост губернатора Петербурга.
Аркадий Ваксберг: Спасибо, Дмитрий, что вы об этом напомнили. Да, мы об этом говорили. Он говорил, что собирается баллотироваться в Думу и таким образом вернуться к общественной деятельности. Я помню, сказал ему: а правильно ли пробовать возвращение на пути к выборной должности, то есть зависеть от воли избирателей, которая после того, что с ним стало до этого, могла быть весьма различной? И мы знаем, что это был довольно рискованный шаг, что вероятнее всего он мог бы гораздо успешнее вернуться в политическую жизнь с помощью административного решения - назначения, а не выбора. Но он был очень уверен в своей победе на этом пути. Мне кажется, теперь мы можем твердо сказать, что это была его роковая ошибка. Об этом мы говорили, и он отмахнулся от всех призывов моих не идти по этому пути.
Дмитрий Волчек: А он советовался с вами, когда обдумывал решение о возвращении в Россию?
Аркадий Ваксберг: Нет, не могу этого утверждать ни в коем случае. Он только информировал меня о своих решениях. Мы часто встречались с ним в любимом его ресторане возле моста Альма, в маленьких дешевых китайских ресторанах, еще чаще он бывал у меня - и один, и вместе с Людмилой Борисовной. Когда мы были вдвоем, то мы чаще, повторяю, говорили о прошлом. Он говорил, насколько его интересует судьба Ленинграда, судьба "ленинградского дела", а на текущие политические темы или не хотел со мной говорить, или боялся высказываться. Об актуальных политических проблемах сегодняшнего дня говорили мы гораздо меньше, чем о советской истории.
Дмитрий Волчек: А после его возвращения в Россию вы общались?
Аркадий Ваксберг: Нет, к сожалению. Но ведь очень мало осталось времени. Если бы он был в Париже, я ни на минуту не сомневаюсь, что он бы позвонил.
Дмитрий Волчек: Аркадий Иосифович, в своей книге "Лаборатория ядов" вы высказываете предположение, что Анатолий Собчак был отравлен. Почему у вас это предположение возникло?
Аркадий Ваксберг: Я там довольно точно обосновал, мне кажется. Прямых улик нет, но у нас принято считать доказательствами в общественном мнении почему-то только прямые улики, что категорически противоречит теории судебных доказательств и вообще теории криминалистики. Совокупность косвенных улик так же доказательна, если смыкается одно звено с другим, как и прямые улики. В противном случае, преступников нельзя было бы судить, 90% преступников, как говорил Кони, ушли бы тогда от ответа, если бы косвенные доказательства не имели такой же доказательной силы. Я только остерегаюсь (не из страха какого-то, а просто ради точности и верности криминалистике) высказывать предположение, кто конкретно мог быть заказчиком и исполнителем. Но то, что это не случайная смерть, не смерть от сердечной недостаточности, я в этом ни на минуту не сомневаюсь. Я вообще не уверен, что у него была тяжкая сердечная болезнь, как это представлялось. Эта тяжкая сердечная болезнь была, в общем-то, выдумана для того, чтобы его спасти от преследований, которым он подвергался в Петербурге, это был повод для того, чтобы его эвакуировать, избавить от преследователей. Я не видел никаких признаков того, что он лечился от сердечной болезни в Париже. Мы очень часто виделись, перерывов никаких не было, и не вижу процесса лечения.
Дмитрий Волчек: Вы могли бы перечислить эти косвенные улики?
Аркадий Ваксберг: Мне очень трудно воспроизвести их - это целая цепочка доказательств. Достаточно сказать, что был категорический отказ от повторной экспертизы, и невероятная таинственность вокруг его смерти и причин его смерти тоже о многом говорит. Почему такая тайна должна окружать эту смерть? Раз есть хоть малейшие сомнения, должны быть проведены все мыслимые и немыслимые исследования для того, чтобы опровергнуть любые подозрения. Вот эта поспешность завершения исследования наводит меня на мысль о том, что там что-то не совсем нормально. И моментально это прекратилось, вообще разговоров на эту тему больше нет. Это не в упрек кому-то, это просто размышления о том, кому он мог помешать. Я думаю, он должен был помешать тем, кто не хотел его благотворного политического влияния на новое руководство страны, а это влияние несомненно имело бы место, потому что он пользовался очень большим авторитетом у Путина, и люди, которые, наверное, не хотели этого влияния, каким-то образом хотели это сделать. Повторяю, это моя версия, мои предположения. Причем, они основаны и на том, как эволюционировали разработки в той "лаборатории ядов", о которых я говорил. Еще с 1935 года "лаборатория ядов" разрабатывала такую систему отравления, которая не была бы ядом в буквальном смысле этого слова, то есть отравления через воздушную среду. И это совпадает с тем, о чем пресловутый Майрановский, руководитель той старой "лаборатории ядов", докладывал в свое время Берии.
Дмитрий Волчек: То есть возможный способ убийства: яд мог быть нанесен на электрическую лампу – технология такова?
Аркадий Ваксберг: Да, такая система отравления разрабатывалась в "лаборатории ядов". Это последнее новшество, изобретение при жизни Майрановского, главного чудовища этой "лаборатории ядов", на совести которого (если здесь можно говорить о совести), всевозможные политические убийства. И он разрабатывал эту систему: опубликовано его письмо Берии, где он говорил о том, что перспективность дальнейших разработок состоит в том, чтобы уйти от ядов, которые принимаются в виде пилюль, или порошков, или впрыскиваний, или инъекций, перейти к этой системе отравления, потому что она более эффективнее, оставляет значительно меньше следов, а, может быть, вообще никаких не оставляет.
Известно, как почувствовал себя плохо Анатолий Александрович, известно, что он лежал и читал, горела прикроватная настольная лампочка. Все это меня в совокупности навело на такого рода версии. Меня только поражает, что версии, если они существуют, не проверяются, что предпочтительнее поставить точку на официальной версии и больше к ней никогда не возвращаться. Эту цель я преследовал, когда об этом рассказывал.
Дмитрий Волчек: Было еще одно загадочное убийство в Петербурге чуть позже - отравление Романа Цепова.
Аркадий Ваксберг: Я думаю, здесь есть связь. Цепочка криминала в Петербурге, где вдруг оказывается, что фигурант одного дела каким-то образом имеет отношение к другому делу, опять-таки наводит на такую мысль. Любой криминалист вам скажет, это элементарно: если одни и те же фигуранты участвуют и тут, и там, и там, то надо проверить, нет ли какой-то связи и между ними, и между деяниями, которые совершены. Но этой проверки проведено не было, именно поэтому вопросы остаются. Если все чисто, если все нормально, то почему же все это не проверить и не опровергнуть эти подозрения?
Дмитрий Волчек: С тех пор, как вы опубликовали книгу, прошло уже три года. Вы продолжаете заниматься этой темой?
Аркадий Ваксберг: Мне кажется, я там все высказал, что мог, новых данных у меня нет. Может быть, я ошибаюсь, я был бы рад не ошибиться, - мне кажется, что практическая деятельность "лаборатории ядов" не остановлена, но приостановлена. Потому что новых подобных ситуаций мы не знаем; во всяком случае, они не выплыли наружу. Может быть, был сигнал о том, что надо остановиться.
Дмитрий Волчек: Фиаско с делом Литвиненко, возможно, приостановило деятельность "лаборатории ядов"?
Аркадий Ваксберг: Это уже новая стадия; радиоактивные отравления до сих пор, насколько я знаю, не присутствовали - это был новый прецедент. Не знаю, будет ли дальше это разрабатываться; наверное, техническая и научная мысль не останавливаются, и это все совершенствуется. Только когда и где проявится - это мы увидим в будущем.
